Драконы и тигры

Цзян Чэн сидел, подвернув под себя ногу, на уступе скалы и смотрел на текущее далеко внизу войско. Вот они, хваленые дороги Ланьлиня, стелятся под ноги захватчикам. И те, конечно, идут без задержек прямиком туда, куда они ведут. А кто бы поступил иначе? До чего удачно, что Юньмэн широкими дорогами похвалиться не может. Снег, сыпавший с утра, теперь поредел, и Цзян Чэн отодвинулся дальше за скалу, незачем себя выдавать опытному противнику. А что чужеземцы сильны в военном деле, было видно сразу. Цзян Чэну — видно, он не первый день наблюдал за противником. Да, пока что враг направлялся не в его земли, но разве хорь угомонится, не передушив всех кур? И не важно, какая будет первой. Нет, перед ним — враг. И враг сильный, привыкший к походам, хорошо обученный, сплоченный. Это не толпа крестьян, набранных по деревням. Стоит только посмотреть, как они встают на ночевки! Каждая сотня разбивает одиннадцать шатров: в центре сотник, солдаты по десятеро в остальных. Цзян Чэн откровенно любовался. Какая четкая организация дозоров! Как быстро они выстраивают обозные телеги в оборонительный рубеж, выделяют отхожие места, разводят костры. Для этих людей война дело привычное. И к зиме они, кстати, привычны тоже. И сами солдаты, судя по их войлочным палаткам и теплой одежде, и их кони — коротконогие, лохматые, с крупными головами. Вэй Усянь предупредил? Или у них там тоже зима? Но как хорошо идут! Невозможно не восхищаться. Каждая сотня со своим знаменем, никто не растягивает и не рвет строй, плотные отряды идут через равные промежутки, черные точки разведчиков оплетают сетью дорогу впереди и лес по обе стороны. Такой армией не обладал ни один клан, даже его собственный. Дело было даже не в количестве солдат, не так их много в чужеземном войске, конных тысяча и две пеших. Но эта опытная, слаженная армия повалит ополчение как ветер траву, ведь собственно солдат в клане Цзян и тысячи нет, содержать их теперь слишком дорого. Тем более, нет столько конных. Цзян Чэн в волнении прикусил костяшку пальца. Скорее бы хоть какая-то стычка, тогда можно будет понять уровень заклинательства чужаков. Если они и тут сильны… За спиной звякнул о камень металл, Цзян Чэн обернулся. Ху Линь, конечно. На мече летает лихо, но приземляться не получается, сколько его ни учи. — Глава Цзян, — Ху Линь выглянул с обрыва. — Ничего себе, они уже здесь! Ну и быстро же идут! Цзян Чэн раздраженно нахмурился. Явился поболтать? — Все как вы и ожидали, — затараторил Ху Линь, заметив его недовольство. — Явился! — Один? Где он сейчас? — Нет, не один, со вторым господином Лань и с женщиной, у которой дети! Цзян Чэн усмехнулся. Ты не меняешься, Вэй Усянь. — Как вы и говорили, глава! Пришел за своим этим… братцем. Ловок, конечно, только во дворе их заметили! — Ху Линь понял, что сдал своих товарищей и за такое небрежение вся охрана будет наказана, смешался, потер шею. — Очень ловок просто. Будто не человек. — Рассказывай подробно, — процедил Цзян Чэн. Наказание обязательно будет, Ху Линь прав. — Он поймал Да Юя, а Ло Хуань пытался кого-нибудь из них подстрелить, да только второй господин Лань его с крыши сбил, а потом я дал знак, чтоб не нападали больше, потому что пусть покажут, чего им надо. Ну они первым делом в тюрьму, понятно, там все обшарили, а потом сразу — прям как знали! — к молодому господину Не. Думаю.. — Ху Линь помялся, не зная, как сказать, чтоб ещё раз не подвести товарища перед главой. — Думаю, Да Юю пришлось рассказать… Цзян Чэн кивнул, соглашаясь. Они с Вэй Усянем в свое время не один допрос провели, ему ли не знать, как тот умеет спрашивать. — Ну вот, они пошли к молодому господину Не, тот напугался, конечно… — Ху Линь снова замолчал. — А дальше я не слышал, господин. У них какое-то другое заклятие тишины, я не смог снять. — Что потом? — Они там долго пробыли! Больше стражи. Потом вышли только господин Вэй с господином Лань, выбрали себе коней получше и ускакали. — Сюда? Ху Линь кивнул. — То есть сестру, брата и детей он оставил в Пристани лотоса? — Да, господин! Цзян Чэн покачал головой. Ты не меняешься, Вэй Усянь. — Сигналь, чтобы их доставили сюда. — Уже, господин! Уже едут. Только господин Не с ними тоже. Всю дорогу причитает, за что ему это, как его тошнит и ноги у него затекли... — С какой стати он поехал? Зачем вы его взяли? — Мы не хотели, господин! Но с него господин Вэй взял клятву, что он глаз не спустит с его семьи... — Ху Линь поздно понял, что последнее слово не нужно было произносить, от пощечины клацнул зубами, замолчал, потирая щеку. — Простите, господин. Это просто он так выразился, я так не думаю. Цзян Чэн отвернулся от него и стал смотреть на проходящее внизу войско. — Когда выехали? — спросил он хмуро. — Сразу, господин! Но повозка движется медленно. Думаю, если снег больше не пойдет, к вечеру доберутся до Синьяна. Идеально. Цзян Чэн обернулся. — Там есть храм на горе, верно? Маленький храм с каменной лестницей? Лицо Ху Линя стало растерянным. Он понятия не имел о Синьяне и его храмах. — Отдельно стоящая средней высоты треугольная гора с храмом на вершине, — пояснил Цзян Чэн. — Внизу деревня Мао, знаменитая своим чаем. Пусть их привезут в этот храм. Ху Линь радостно кивнул. Сообразил, что такое убежище легко оборонять. Он снова брякнул мечом о камни и исчез в низком, пасмурном небе. Цзян Чэн посмотрел на армию, текущую к Ланьлину. Синие, черные и голубые флаги полоскались на ветру. — Синяя река, — прошептал Цзян Чэн, — гостя принесет. *** Дом был давно заброшен, но цел. Они решили не оставлять коней на улице, завели в одну из комнат, раскидали по углам талисманы. — Нужно воды натопить лошадям, — Вэй Ин устало потер глаза. — Здешние снег не едят. — Им нельзя пока воду, — Лань Чжань нашел на кухне пыльный, помятый котел, вышел за дверь натолкать в него снега. Вэй Ин пока растопил печь, засмотрелся на огонь. Зевнул. Лань Чжань поставил котел у печи, чтобы топилась, сбросил с плеч плащ и осмотрелся. Кровать проломлена, придется спать на полу. Что ж, он не грязнее того, что был в каменном горном храме. Расстелил плащ, закатав край валиком, лег первым. Вэй Ин со вздохом оторвался от созерцания огня, скинул свой плащ и вытянулся рядом. — Знаешь, все думаю, — сказал он, глядя в потолок, на котором шевелились тени. — О причине для пересечения Рубежа. Лань Чжань посмотрел на него, приглашая продолжить. — Ну смотри, — Вэй Ин поднял руку, будто повелевая движением теней, задумчиво покачал, уронил. — Ты назвал это унизительным. Стать простым смертным — это унизительно. Думаю, это и в самом деле очень трудно, отказаться от всей своей жизни, своего труда, своих стремлений… Своих возможностей! Бессмертия. Части своей души. И стать простолюдином. Мне было проще, я не помнил, что потерял, а каково это — когда помнишь? — Трудно, — согласился Лань Чжань. И никакими словами невозможно описать восторг, который ощущаешь, когда возвращаешь себе прежнюю силу. Это не с чем сравнить. Может быть, так прозревают слепые. Или возвращаются к жизни те, кто умер. — А раз это так… Зачем заклинатели прорывались через Северный рубеж? Их подстерегали там, убивали, против них строили заставы, но они все равно стремились сбежать отсюда, теряя при этом все. Значит, их участь здесь была страшнее? Лань Чжань медленно моргнул. Как он мог об этом не подумать? Даже сейчас, когда заклинателей гонит острая нужда, не так много их пересекло Северный рубеж, никто не стремился там остаться, а что же произошло тогда? — Война, — ответил он сам себе. — Очень большая война. Как он мог не догадаться раньше? Заклинатели прорывались за рубеж, а потом вдруг перестали пытаться. И на долгие, долгие годы о Северном рубеже просто забыли. Но ведь в книгах нет ничего о большой войне! Как нет ничего о Птице, Черепахе, и… Лань Чжань приподнялся на локте, и Вэй Ин ухмыльнулся, не сводя с него глаз. — В книгах ничего нет про Великую войну, — сказал он. — Но ведь мы знаем, где она закончилась? — Погребальные холмы… — Горы трупов. Их было так много, что их не смогли похоронить. Их занесло землей, на них выросли деревья, — шептал Вэй Ин, и казалось, что это от его глаз мечутся огненные сполохи по стенам. — Навеки проклятые, бессчетные, неупокоенные… Они замолчали, глядя друг на друга, осознавая до конца то, о чем только теперь догадались. — Вот из чего было создано темное железо… — прошептал Вэй Ин совсем тихо, но все равно пламя вдруг забилось, словно под ветром, тени по стенам бросились в пляс. — Вот кто хочет мести… И разве они не правы? Перед глазами Лань Чжаня проходили тысячи заклинателей, погибших в войне сначала против Сюэ Чунхая, потом клана Вэнь, потом против Старейшины Илина. Он видел безумную драку за обладание его наследием. Старейшин своего клана и себя самого... Мертвые хотят мстить победителям, и они мстят. Битву тигра с драконом не прекратить... — Они говорят с тобой? — Лань Чжань навис над Вэй Ином, заслоняя его от мельтешения огня и черноты. Это не был вопрос, он уже видел ответ в широко открытых глазах. — Только когда я не могу заставить их замолчать… — Сейчас? Вэй Ин прикрыл глаза и медленно перекатил голову в одну сторону, потом в другую. Слезы прочертили блестящие дорожки к вискам. Лань Чжань осторожно стер их пальцем. — Ты не гуцинь, — сказал он тихо. — Не инструмент. Твоя воля имеет значение. Моя тоже. Я не отдам тебя. Он лег сверху, укрывая его собой, закрыл ладонями голову, уткнулся лбом в лоб и дышал вместе с ним, все медленнее, ровнее, надеясь, что Вэй Ин уснет. Ему нужен отдых, им обоим. Но сухие губы коснулись его — слабо, почти безвольно, и нельзя было не понять их просьбу: Вэй Ин просил не покоя, он просил отогнать смерть. Лань Чжань поднялся, чтобы развязать пояс халата сначала на себе, потом на нем, раскинуть полы, освободить тело от рубах и штанов, и только тогда лег снова, прижался кожей к коже, снова взял его голову в ладони. — Мой, — сказал в ставший влажным от долгого поцелуя рот. — Мой. Вэй Ин раскинул шире ноги, принимая его ближе, и это простое движение закружило голову, сдавило сердце. Лань Чжань не хотел спешить, он даже закрыл глаза, чтобы налиться покоем. Он вода. Не суетливая, летняя, в солнечных бликах, а тяжелая, темная, которая накатывает волнами. Вода. Покой. Он прижался лбом ко лбу Вэй Ина, провел пальцами по его приоткрытым губам — от слюны скользко, от дыхания жарко. Погладил краешки зубов, надавил, побуждая открыть рот шире, и задохнулся, когда горячий язык скользнул к его пальцам, пощекотал нежную кожу между ними, и зубы тут же сошлись, прикусывая. Лань Чжань зажмурился. Он вода. Волна плеснула и снова тихо. Осторожно дыша, он вытащил из горячего рта пальцы, повел руку вниз, а Вэй Ин подхватил себя под колено, открываясь, позволяя увлажнить сухую пока кожу, разглаживать ее, чувствовать, как она смягчается и подается пальцам. Лань Чжань медленно вдохнул, выдохнул на пять счетов. Напитанная заклинанием слюна на пальцах текла по коже и так приятно было ее гладить, слушать, как тяжело дышит Вэй Ин, то вздрагивает, то обмякает. Себя он касаться не позволял, и проникать внутрь тоже, ему и так нелегко давалась медлительность. Только когда Вэй Ин начал тихо рычать, а потом впился зубами Лань Чжаню в плечо, он одним слитным движением вошел и замер, уперев локти у его висков. Пот капал с носа, бедра сдавило замком — длинные сильные ноги Вэй Ина сплелись, не позволяя отстраниться. Он вода. Тяжелая, темная вода. Она накатывается волнами. Вэй Ин сорвал с его головы платок, заколку, запустил руки в волосы, прижимая его голову к себе, и стиснул ноги крепче, готовый, кажется, все сделать сам, если Лань Чжань немедленно не начнет двигаться. И он двинулся. Он вода. Он накатывает волнами, для него нет преград. И хотя огонь бьется под ним, жесткий, сильный, жадный, вода победит. Лань Чжань поднял голову, чтобы видеть момент, когда это случится, он пил взглядом блестящую от пота кожу на шее, когда Вэй Ин, мучительно жмурясь, запрокидывал голову, тонкие пальцы, которые он прикусывал, чтобы не кричать, и то, как упала наконец его рука, пресеклось на миг дыхание, округлился рот. Лань Чжань прижался к нему губами, стиснул в ладонях мокрое лицо и быстрой серией толчков позволил себе выплеснуться. Вода победила. Их влажные, отяжелевшие тела лишились огня. Лань Чжань перекатился на сторону, набросил на них обоих плащ и закрыл глаза. Он слушал, как дыхание Вэй Ина становится ровнее, тише. Он заснул. И Лань Чжань последовал за ним. Чтобы почти сразу — стражи не прошло! — распахнуть глаза снова от того, что Вэй Ин с воплем сел и теперь моргал и растирал лицо. — Шихо! — крикнул он. — Где ты? Говори скорее, пока горит талисман. Шихо? Лань Чжань схватил Вэй Ина за плечо, пытаясь прочесть по его лицу, что тот слышит. — Да говори ты наконец, это я, Вэй Усянь! Тогон? Как выглядит Тогон? — Вэй Ин нахмурился. — Шрам на левой руке, круглый! Около большого пальца! Ты в плену? Какой город? Да здесь Ванцзи, здесь! Синьян? Что? Стало ясно, что он перестал слышать Шихо. Лань Чжань не сводил глаз, ждал, когда ему объяснят. — Растерялась сначала, — Вэй Ин поднялся, снова потер лицо, принялся одеваться. — Кто бы не растерялся, она ведь первый раз услышала голоса в голове! Потом начала тараторить, я половину слов не разобрал. Говорит, что Тогон идет к Синьяну, она с ним. — Тогон? — Лань Чжань тоже поднялся. Он жив? Как степной хан мог попасть сюда, в середину этого мира? Не этот ли переход раскалил бусину? С какой целью он идет на Синьян? — Что с Шихо? — Толком не понял, — пожал плечами Вэй Ин. Он завязал пояс, с усилием поднял котел с натопившейся водой и понес лошадям. — Она не показалась мне испуганной. Сказала, что идет с Тогоном. Не ее ведут или что-то такое, а именно так, она идет с Тогоном. Эта девчонка не пропадет, поверь мне. Лань Чжань смотрел, как Вэй Ин поит лошадей и насыпает в торбы зерно. Если Тогон ведет армию… Только этой беды им не хватало. Заклинательский мир сейчас не способен собрать войско и вступить в открытый бой, зато никуда из него не пропали беды, Тогону не ведомые. Как он вообще идет по здешним землям, не боясь нечисти? — Может ли быть, что люди того мира не видят порождений тьмы? — спросил Лань Чжань и тут же понял, что это глупость, все пришедшие с ними видели дзями. — Ты о том, что на Тогона не нападают? — Вэй Ин был безмятежен. — Может, на его стороне есть заклинатели? Или его шаманы и тут справляются? Это и в самом деле странно. И снова занялся лошадьми. Лань Чжань хмурился, следя за ним взглядом. Что-то в поведении Вэй Ина было неправильным, он никогда так тщательно не занимался хозяйственными делами, а тут и попоны лошадям перевернул, и овес разглядывает... Понимание пришло разом — Тогон! Если это и в самом деле он, Вэй Ин даже сам себя убедить не сможет, что это не он привел сюда врага! Армию, которая идет на Синьян, принадлежащий Ланьлин Цзин, а рядом граница клана Цзян! И врага этого он считает своим ханом... До сих пор в этом мире царило хрупкое равновесие союза трех кланов и Юньмэн Цзян, а теперь оно будет взорвано. Причем Тогону наверняка не известна расстановка сил среди кланов, он просто вызнал, какой из них богат и легкодоступен. Конечно, равнинный Ланьлин Цзин с его широкими дорогами! Если Тогона не остановить сейчас, начнется война и тогда никто уже не станет слушать доводы рассудка… Не поздно ли? Как можно остановить армию, когда желанная цель так близка? Этот город как кусок мяса перед мордой тигра… Кто сможет его забрать? Если только… Лань Чжань шагнул к Вэй Ину со спины, обхватил обеими руками, чтоб не двинулся, прижался к виску. — Обещай мне. Обещай. Вэй Ин не вырывался. Молчал, опустил руки, в каждой из которых была торба с овсом. — Обещай, что не сдашься, — тихо повторил Лань Чжань и почувствовал, как усмехается Вэй Ин. — Я больше не даю обещаний, — сказал он, переложил торбы в одну руку, второй похлопал по руке Лань Чжаня. — У нас есть примерно полстражи, нужно поесть и отправляться, до Синьяна далеко. *** — Спасибо, дальше я один, — Лань Сичэнь улыбнулся адепту и стоял, дожидаясь, когда тот ускачет, уводя в поводу его коня. Стук копыт отдалился, стало очень тихо, только шелестел мертвыми стеблями бамбук, и Лань Сичэнь сжал меж пальцев сухой лист, потер, ощутил мелкие продольные жилки и одну крупную посредине. Тронул мелкие зубчики края и острый кончик. Одинокий и мертвый друг зимней стужи. Темные фигурки всадника и двух лошадей ещё можно было рассмотреть, Лань Сичэнь ждал. Ни к чему кому-то знать, что он собирается делать, это достаточно постыдно. А-Яо прав, недоверие оскорбительно, он ничем его не заслужил, и не должен с ним мириться. Поэтому лучше будет, если он ничего не узнает. Исправлять должен тот, кто виноват, а чья вина, если не его, Лань Сичэня, в том, что А-Яо снова приходится что-то доказывать? Что он до сих пор считает себя менее достойным, чем другие? Кто не смог дать ему понять, как высоко его ценит? Кто расстроил его сообщением о начатом подборе невесты? Да, это долг перед кланом, в нынешние непростые времена рождение наследников нельзя откладывать, но А-Яо так раним и не уверен в себе! Он ведь не решился встать во главе клана, хотя он идеально подходит. Никто не годится лучше, чем он! Так кто должен его поддержать, если не более опытные старшие братья? Не Минцзюэ тоже непременно поучаствовал бы в судьбе А-Яо, если бы не болезнь. Значит, вся ответственность на нем, на Лань Сичэне. Дождавшись, когда лошадей стало не различить, он бросил под ноги меч и осторожно, медленно поднялся. Даже с пилюлями он не чувствовал себя достаточно уверенно, и не желая усложнить жизнь себе и другим своим падением в здешних лесах, полетел над дорогой, что вилась по склону, постепенно забирая все выше. Так немного дольше, зато безопасно. Чтобы увидеть вражескую армию, ему пришлось подняться почти до вершины. Он долго стоял, хмурясь на открывшуюся ему картину. Армия под знаменами всех оттенков синего шла ровными, хорошо сомкнутыми отрядами и это было крайне далеко от того, что Лань Сичэнь ожидал увидеть. Он всегда представлял жителей мира за Северным рубежом дикарями в одежде из шкур и с плохим оружием. Сейчас уже не вспомнить, по какой причине у него сложилось такое представление, но он и подумать не мог, что чужаки представляют собой хорошо организованное войско. А именно оно неспешно, но неумолимо текло к Ланьлину. По углам каждого отряда покачивались копья с отличительными знаками. Люди в больших, подбитых мехом шапках, высоких сапогах и синих стеганых халатах были прекрасно подготовлены к зиме. Повозки и телеги с широкими, высокими колесами катили следом. Это было не племя дикарей, это была армия. И правильно сказал Не Минцзюэ, они шли за добычей. Все, что можно было бы им продать, они вознамерились взять силой, и нечего было намерению противопоставить. Лань Сичэнь увидел несколько летящих заклинателей, они мчались навстречу армии. Это А-Яо! Как хорошо, что он не один! Но к ужасу Лань Сичэня небольшой отряд вскоре остановился, один человек сошел с меча, остальные развернулись и улетели прочь. Нет! Как они могут так поступать? Неужели они его предали? А-Яо говорил, что многие его не любят… Острожно, но как мог быстро, Лань Сичэнь принялся спускаться. Нельзя допустить, чтобы А-Яо был полностью беззащитен, он должен проследить за его безопасностью. С одного из утесов он увидел, что армия остановилась. Сердце сжалось от вида крошечной фигурки с очень прямой спиной, стоящей перед огромным врагом. Ничего, А-Яо умница. Он наверняка все продумал. Он справится! Но если что-то пойдет не так, дружеская поддержка ему не помешает. К тому времени, как Лань Сичэнь смог в очередной раз увидеть армию, она снова двигалась, и в первое мгновение он испугался, не находя взглядом А-Яо. Но потом увидел, что сидит на лошади и едет на ней против хода войска, к обозу. Возможно, ему предложили место в повозке? Лань Сичэнь перелетел небольшое ущелье и оказался позади войска, так он получил возможность следовать за ним, не привлекая внимания. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы А-Яо узнал о его присутствии, это очень его ранит, он воспримет это как проявление недоверия. Нет-нет, нужно присутствовать незримо, он вмешается только если возникнет опасность. Когда армия остановилась на ночевку, Лань Сичэнь смог прокрасться к той повозке, куда отвели А-Яо. К его ужасу, это оказалась огромная клетка из толстого бруса, с соломой на полу и кожаными занавесями. В ней, тесно прижавшись друг к другу, сидело около десятка человек. С бешено бьющимся сердцем Лань Сичэнь нырнул под повозку. Он немедленно освободит А-Яо! Видимо, переговоры провалились. Нужно спасать его и бежать. Они придумают какой-то другой способ защититься от врага. Но ведь у А-Яо был план… Отчего он его не использовал? Лань Сичэнь нахмурился. И почему эта армия движется по Поднебесной, не страдая от нападений духов, гулей и лютых мертвецов? Их здесь очень много, а чужаки не могут владеть заклинаниями защиты. Он закрыл глаза и прислушался — есть! Заклинания есть совсем рядом! Он осторожно выбрался из-под повозки, чтобы убедиться, что на кожаный полог наклеены защитные талисманы. Откуда они здесь? Они очевидно местные, значит, чужакам кто-то помогает? На их стороне есть заклинатели??? Это какие-то мелкие кланы или Юньмэн Цзян? Вэй Усянь? Отсюда не рассмотреть, как именно выполнены талисманы. Ох, если есть поддержка заклинателей, это все меняет. Лань Сичэнь услышал шаги дозорного и снова скрылся под повозкой. Он дышал еле слышно и теперь до него донеслись тихие голоса тех, кто сидел в клетке. А-Яо! — Как он смог довести тебя до такого состояния? — спрашивал он кого-то, и другой голос, смутно знакомый, насмешливый, отвечал. — Он очень способный человек… Просто поверь. — Твое ядро цело, но очень ослаблено... Как? Они же не владеют заклинательскими техниками! — Обожаю эту вашу заклинательскую спесь… Будто больше способов нет... — Так, сейчас я освобожу нас. Но не смогу тебя нести. — Дойду сам… Кстати, забыл сказать. Здесь есть девчонка из этих... — Что? Ты говорил, селение уничтожено полностью! — Видимо, сбежала… — Где она? Ее нужно поймать! Если она расскажет… — Понятия не имею, где она. И давай сначала выберемся… Я знаю ее в лицо… Не спрячется. Доски клетки тихо заскрипели, Лань Сичэнь перебежал под другую телегу, распластался на снегу и смотрел, как через дыру в полу выбирается наружу А-Яо, затем второй человек. Он еле шел, громко дышал, спотыкался, в конце концов это привлекло внимание часового, он приблизился с мечом наизготовку. Последовала короткая, без единого вскрика, возня, и тело солдата затащили под повозку. Лань Сичэнь долго смотрел в его остекленевшие глаза. Двое беглецов тем временем ползли к лесу. На занавеси защитного талисмана больше не было. Кто же этот второй? Почему ему кажется знакомым его голос? Отчего А-Яо так беспокоится о нем? Они, кажется, близко знакомы… Выждав, Лань Сичэнь выбрался из-под телеги и, незаметный на белом снегу, перебежал к лесу — не туда, где скрылся А-Яо с незнакомцем. Остановился, прижавшись спиной к стволу, посмотрел на спящий лагерь. Заклинание сорвано, значит, А-Яо не отказался от своего плана, он просто не знал, что войско кем-то защищено. Талисман, кстати, больше всего походил на стиль клана Ланьлин Цзинь. Но к чему такая грубая подделка, кто поверит, что клан Цзинь станет защищать врага? И о какой девчонке они говорили? Кем она может быть, что ее следует бояться? Тварь бросилась так быстро, что он не успел почувствовать ее присутствие, но отшатнулся раньше мысли, выхватил меч и взмыл в небо, посмотрел на лес с высоты. Чернота под ним густо шевелилась и блестела алыми точками глаз. Лань Сичэня затошнило. Сколько же их здесь! Он всю жизнь боролся с порождениями тьмы! Его долг велел ему вступить в бой. Но нельзя, нельзя, ведь это единственный способ спасти мир от войны. И разве не справедливо, что темные твари, враги своего светлого и живого, в этот раз послужат добру и спасению жизней? — Потом я перебью вас всех… — прошептал он, отводя глаза. — Мы всех вас перебьем. *** Когда их маленький отряд свернул к храму, Не Хуайсан вздохнул с облегчением. Наконец-то эта пытка прекратится! Путешествие в одной повозке с четырьмя дикарями оказалось просто невыносимым! Дети постоянно издавали как-то звуки или визжали, от них неприятно пахло, а маленькая женщина, которую он поначалу принял за девочку, оказалась страшной грубиянкой. Что именно она говорила, Не Хуайсан не понимал, но по лицу было видно, что воспитания и манер эта дикарка совершенно лишена. Она даже позволяла себе кормить детей прямо в повозке! Какое неуважение к чувствам окружающих. Ведь это интимный процесс, как оправление всех прочих потребностей, и ей следовало найти для него другое место. Юноша поначалу показался Не Хуайсану более воспитанным. Он, по крайней мере, вел себя тихо. Однако только до тех пор, пока в повозку не подсела дева Ло, тогда он сделался груб и говорил с ней в неуважительном тоне. Неудивительно, что его держали в темнице! Этот человек может быть опасен. Ло Цинъян же, как заметил Не Хуайсан, испытывала неловкость, ее мучила двойственность ситуации: этот пленник требовал сурового отношения, ведь он привел к границам ее клана опасного врага, он и Вэй Усянь пытались развязать войну, в которую неминуемо будет втянут клан Цзян, но этому представлению противилось ее, девы Цинъян, хорошее отношение к Вэй Усяню. Несчастная скоро поняла, что разговор с пленником не складывается и покинула повозку. Не Хуайсан же только завистливо вздохнул. Как бы он хотел тоже скакать на коне или летать на мече! Но что поделать, он совершенно к такому не приспособлен. У храма его ждало новое испытание. Оказалось, что ко входу ведет длинная крутая лестница и нет никакой возможности продолжить путь в тепле повозки, придется выбираться в ледяную темноту и идти до вершины пешком по ужасным, неровным ступеням, которые не всегда чисты от снега. А что, если он оступится? Это совсем несложно при таком плохом освещении и наледи. Он может упасть назад и его тело покатится по холодным камням…. Не Хуайсан поежился. Упасть вперед ничуть не лучше, ведь если выставить руки, можно сломать кость или даже несколько. А если коленная чашечка попадет прямо на угол ступени? Страшно себе представить. А самое плохое, что при падении с головы непременно свалится капюшон и даже небольшого удара будет достаточно… Достаточно… Не Хуайсан со стоном повалился на руки одного из солдат. Он чувствал, как его поймали и осторожно уложили. А потом пленник присел рядом и принялся быстро и бесцеремонно его ощупывать. Не Хуайсан даже подумал, что этот так называемый брат Вэй Усяня пытается его обокрасть, и растерялся от такого коварства, ведь очевидно же, что он потерял сознание и не может защититься! Однако этого человека больше интересовали его шея, уши и запястья, чем рукава и пояс. Женщина что-то крикнула, и Не Хуайсан с ужасом почувствовал, что ему поднимают ноги, а потом кто-то начал жестко и ритмично втыкать пальцы то в одно место, то в другое, особенно безжалостно обходясь с ладонью вблизи большого пальца. От неожиданного тычка в живот пришлось ойкнуть и открыть глаза. Несносная дикарка сказала что-то грубое, подкинула выше ребенка у себя на бедре и пошла по лестнице к вершине. Не Хуайсану помогли подняться и теперь вели, поддерживая с двух сторон, что и в самом деле успокаивало, все-таки совсем разбиться ему не дадут. На половине дороги ему пришлось потребовать себе отдых. Они что, думают, он всю жизнь только и занимается,что карабкается на горы, да ещё по таким отвратительным лестницам? Что с того, что он вырос в Цинхэ Не. Это вовсе не деревня! И к чему вообще такая спешка, храм стоит себе, вокруг тишина, можно подниматься с той скоростью, какая удобна. Что за необходимость достигнуть цели в мокрых от пота одеждах! Данное утверждение Не Хуайсану пришлось пересмотреть, когда они поднялись немного выше и стало видно, что ночь вдалеке расцвечена огнями. Он остановился, глядя на море костров. — Это что… — его голос дрогнул. — Это армия чужеземцев? — Именно так, — кивнул Ху Линь. — Около трех тысяч воинов. — Вы что, ведете нас к ним??? Я отказываюсь тут находиться! Я… Ху Линь придержал его за локоть. — Осторожней, господин, очень скользко. И самое безопасное место для вас сейчас , — он поднял руку, указывая на вершину, — вон там. Не Хуайсан моргнул, проглотил слюну. Что ж, кажется, и в самом деле стоит поспешить.