Драконы и тигры

— После даолао полет на мече даже не приключение, — улыбнулся Вэй Ин, но Шихо не стала ему отвечать тем же. Все ещё слишком странно было видеть смеющимся человека, который всегда внушал ей трепет. Если человек ведет себя не так, как должен, ему не улыбаться нужно, а следить во все глаза, это Шихо знала твердо. Может, конечно, дело в проклятии, поэтому он так изменился, но все-таки расслабляться не стоило. А ещё она всегда с подозрением относилась к людям, из которых слова лились так же свободно, как из нее. То ли дело господин, он просто сказал: "Я подам тебе руку, спокойно стой, я буду тебя держать” — и все! Зачем ее успокаивать, она не ребенок. Ей просто нужно объяснить. Меч приподнялся над землей, господин протянул руку, и Шихо встала рядом с ним на тускло блестящий клинок. Меч был узким, но ни чуточки не качался, чего она очень опасалась, если честно. Ничего подобного не ощущалось, казалось даже, будто он на земле лежит. К тому же господин придерживал ее выше локтя, и Шихо окончательно успокоилась. Ну в самом деле, ничего сложного. — Мы не будем подниматься высоко, — сказал господин, когда меч взмыл выше, и она едва не присела. Просто от неожиданности! Чуть-чуть! Хотя и не смогла бы, пальцы на руке сомкнулись, как железные. Господин очень сильный, ему ее удержать одной руки хватит. Шихо осторожно повернула голову, чтобы посмотреть, как они летят. Бесполезное дело, темно, ничего не разобрать! Эх, досадно. А вдруг больше случая не будет вот так сверху на все глянуть? И вспомнить-то будет нечего. Холодно только, ветер. А вон огоньки! Селение. С виду довольно большое, это хорошо, значит, постоялый двор точно будет. Как оно тут у них все устроено, интересно? А по деньгам если, дорого ли? А какая еда? — Опускаемся, — предупредил господин, и меч плавно снизился, как с горки съехал и лег на землю. Каким-то быстрым движением он тут же оказался в ножнах, Шихо и разглядеть не успела. До чего ловко! Видимо, в летном деле у господина большой опыт. А значит, может, они ещё полетают в местах поинтереснее! И лучше бы днем. — Старайся говорить меньше, твой выговор немного отличается от местного,— сказал господин, когда они шли по расчищенной от снега дороге к селению. — Никому не называй свое полное имя. Мы из Ганьсу, я твой старший брат, едем по делам. — Если что, я прикинусь дурачком, — решила Шихо. — Дурачков не слушают. — Здесь ты можешь быть девочкой. Шихо подумала над этой возможностью и отказалась от нее. Быть девочкой она давно отвыкла, придется по первости без продыху следить за собой: как говорить, как сесть, как одежду запахивать. А прическа? Ну нет. Ей без того не скучно! — Может, потом, — ответила она вежливо, и господин кивнул. Вход в деревню перегораживали ворота, над которыми возвышалась сторожевая башня. Невысокая, грубо сколоченная, но охранник уже топал по ступеням вниз, спеша выполнить долг. — Кто такие? — пробурчал он неприветливо, но, разглядев господина, подобрался, согнулся в поклоне. — Приветствую, приветствую. Прошу обождать, я сейчас открою. Шихо покосилась на господина — что это значит? Он известный человек, его все знают? Или этот кривоногий мужичонка определил, что господин не из простых, и этого достаточно? Да, наверное, так. Увидел знатного человека и стелется. А если бы узнал, назвал бы по имени. Ворота растворились с усилием, примерзли они, что ли. Не так уж часто ими здесь пользуются. — Постоялый двор вон по той улице, господин, — указал охранник, снова и снова кланяясь. Что он заладил, вверх-вниз? Так и мелькает. Может, денег выпрашивает? Они пошли, куда указано, и Шихо старалась головой сильно не вертеть, хотя интересно было очень. До чего у них тут дома непривычного вида! Верно она решила прикидываться дурнем, она же ничего в таких домах не знает, как там все устроено-то внутри. Надо будет во все глаза смотреть и следить, как другие делают. Постоялый двор сиял двумя фонарями на воротах, чем сразу от других домов отличался. А внутри все оказалось не так уж сложно. Вот лестница на второй этаж, где комнаты, а там уж совсем просто. Подумаешь, двери по другому закрываются, да стол такой низкий, что на нем впору сидеть. И красивые жаровни! Господин распорядился насчет горячей воды и ужина, после чего заговорил с Шихо очень тихим голосом. — Я вернусь и скажу, что селение безопасно. А ты останешься! — это он заметил, как Шихо дернулась проситься с ним. — Делай вид, что говоришь со мной. Я вернусь быстро. Он раздвинул двери — какие-то другие, не те, через которые они вошли, и быстро, не давая ей возразить, закрыл их за собой. Шихо только вздохнула. Господин, конечно, прав, но до чего же ей не нравилось, что нужно остаться одной в этом непонятном доме! Она и осмотреться-то не успела… Ну что ж, надо так надо. Господин ей по дороге все объяснил: будут делать вид, что путешествуют они только вдвоем. Это чтобы господина и Вэй Ина здесь не узнали, потому что люди они известные, да только никто не ожидает, что они будут с семьями и одеты не как знать. Шихо спорить не стала, понятно, да только ей все это казалось ерундой. У держателей постоялых дворов глаз на людей наметан, и если в один вечер появляется столько людей в иноземных одеждах, это обязательно привлечет всеобщее внимание в деревеньке, где ворота отворяют раз в неделю. Но что она себе выдумывает? Господин уж всяко не глупее нее, конечно, это скорее ей не все известно. А если про что не знаешь, так и нечего думать! Пора заняться делом. Шихо разобрала свой мешок, приготовила постели, рассуждая вслух про нынешнюю погоду. Господин велел разговаривать. В дверь постучали. Оказалось, двое слуг на второй этаж затащили здоровенную бадью. Это у них в таких мыться принято? Богата здешняя земля водой, видать, такую попробуй наполни, если колодец один на всю деревню! Шихо велела поставить бадью в угол, а пока слуги потели, таская ведра, разглядывала их одежду. Да не так уж они отличаются, такие же ватные халаты! Пояс немного не так завязан, и амулеты, каких Шихо не видела, волосы подняты в пучок выше. Только сапоги совсем другие, подошва белая, это из чего же она у них? Когда слуги ушли, накрыв бадью крышкой, Шихо и свой пояс перевязала, волосы уложила похоже. Амулеты оставила, понятно, какие есть, амулеты дело непростое, и призадумалась, где бы ей взять сапоги. Тогда ее от местных будет не отличить. Придумать ничего не успела, вернулся господин. Уставший, и вроде как осунувшийся даже. Это он на мече всех остальных перевозил и так устал? Шихо впервые задумалась, а как меч летает? Что им движет? Или он сам по себе? Или господин умеет летать, а меч у него для перевозки других? Ничего здесь не понятно. Она налила господину чашку воды, подосадовала, что ужин все никак не несут. Внизу раздались голоса, шаги, и господин встал у двери, прислушиваясь. Шихо тоже навострила уши. Знакомый голос заказал воду и еду, лестница заскрипела под шагами: Вэй Ин шел легко и быстро, семенила Цэцэг, Мэрген тащился последним. Прошли, их комната слева по коридору. — Все в порядке, — сказал господин, с явной неохотой отступая от двери. — Моемся, ужинаем и отдыхаем. Очень видно было, что все это не то, чего он хочет, просто так ему кажется правильным. Зато Шихо была всем довольна. Уж как она намерзлась! А тут тепло. Еду бы вот несли скорее, и совсем будет хорошо. На постоялом дворе кроме них и не было, кажется, никого. За стеной слева хныкали дети, внизу хозяйка покрикивала на слуг. Шихо пошевелила губами, выговаривая слова, как она. Немного непривычно, но приноровиться можно. Господин после купания оделся в те же одежды, и Шихо аж сощурилась, их разглядывая. Как так вышло, что они чистые? У них нет с собой смены белья! В этом нижнем халате господин лежал больной, когда от него пахло смертью, в нем рубил ветки и собирал шалаш, по вонючей шерсти даолао елозил. А он, глядите, будто ненадеванный. — Тебе тоже стоит помыться, — невозмутимо сообщил господин. Шихо перевела взгляд на бадью. Она, может, волшебная? Моет и человека, и одежду? В этом мире всякое может быть. Она пощупала на всякий случай амулет, подержала в кулаке и принялась раздеваться. С виду бадья как бадья. Вода ещё теплая и пахнет приятно. Шихо посидела недвижно, ожидая, не произойдет ли чего, потом обернулась посмотреть на свою одежду. Та уже была чистой! Да как же она проворонила? Раздосадованная Шихо уставилась на свои руки — грязные. Ее бадья мыть отказывалась? Ну что ж, спасибо и за одежду. Пришлось брать тряпицу и отмываться самостоятельно. А вот еда здесь оказалась совсем уж не волшебной. Им принесли одну только жидкую похлебку с мелкой рыбешкой, какой-то крупой на донышке и белыми полосочками непонятного овоща. Одна радость, что горячая, ни вкуса, ни сытности. Но господин ел, не выдавая своего неудовольствия, и Шихо последовала его примеру. Может, у господина денег совсем не осталось, потому и купил, что попроще? Ну ничего, вот они обустроятся, и с едой тоже наладится. Слуги унесли и бадью, и посуду, тихо стало за стенкой, тихо сидел господин. Шихо сидела молча тоже, не годилось ей ложиться прежде господина, неизвестно чего дожидавшегося. Хоть глаза слипаются, а спать нельзя, может, ему ещё что потребуется. Она не услышала шагов, увидела только, как господин, сидевший статуей — не шелохнется, ресницами не взмахнет — открыл глаза и единым движением перетек к двери, будто его притянуло. И как он это делает? Вроде бы прыгнул, но от прыжка на полкомнаты тут бы пол дрожал, а у него выходит красиво, будто танец, и никакого шума. Шихо решила при случае тоже так попробовать. Может, тут важно правильно взмахивать руками? Двери раздвинулись с тихим шорохом, Вэй Ин тут же их за собой закрыл. Господин сделал ещё шаг к нему и замер, не сводя глаз. Шихо отчего-то сделалось неловко, она вопросительно глянула — не прикажут ли чего? Но на нее никто не смотрел и она перемялась с ноги на ногу. Вэй Ин словно услышал, быстрым взглядом указал на дверь, уйди. И хотя двух хозяев быть не может, и надо было дождаться указаний своего, как положено, Шихо не решилась обратиться к господину, уж больно беззащитным было его лицо, когда он смотрел на Вэй Ина. Видеть его таким было бесстыдней, пожалуй, чем голым, потому Шихо торопливо сгребла в охапку циновку и бросилась к двери. Слышала только, как Вэй Ин тихо смеется: — И откуда это у тебя, а, Лань Чжань? Ох, видел бы тебя твой дядя. Разве такие вещи дозволяются в Облачных глубинах? Погоди, да это же мое! Шихо, пробегая, не утерпела все же и скосила глаз. Уж больно интересно было, о чем речь. Оказалось, желтоватая бумажка с красными загогулинами. Фу ты, сокровище. Она пробралась в комнату, где сладко сопели дети, обменялась с Цэцэг понимающими взглядами, постелилась рядышком и уснула, едва коснувшись циновки головой. *** Проснулась Шихо рано. Что поделать, привыкла с господином вставать чуть свет, с петухами. А тут петухов не слыхать, тихо, глухо, но она все равно открыла глаза. Темно. Может, поспать ещё? Неужто и здесь господин станет с мечом танцевать? Тут и места нет. Но ведь он ни разу не пропустил своих занятий, где бы они с ним ни оказывались, какая бы ни была погода. Даже вчера в лесу все утро потратил. Нет, однажды пропустил, было такое, но это он раненый лежал. Так ведь и сегодня, если подумать, тоже утро необычное, он с Вэй Ином. Может, поспит подольше? Шихо навострила уши, прислушиваясь. Мэрген похрапывает. Цэцэг с детьми сопят. Больше ничего в мире будто и нет. А что, если… Шихо села с колотящимся сердцем. А если господин ушел? Улетел! Оставил ее здесь! Она мышью бросилась к двери, выскользнула в коридор, прислушалась к соседней комнате — есть там кто? Тишина… Ни звука не слышно, будто не тонкая внутренняя стена, а скала. Войти? Дозволено ли? Господин ее не звал. Но и не гнал ведь! Шихо подскочила, когда двери разъехались, и господин посмотрел на нее сверху. Он был одет, меч на поясе. — Войди, — тихо приказал он, и Шихо торопливо подчинилась. В комнате было тепло, горел светильник, Вэй Ин, сидя на постели, шнуровал наручи. Одежда его тоже была чиста, красные камушки сверкали на рукояти меча. Шихо почесала кончик носа. — Чем ты намереваешься себя занять, пока я упражняюсь? — спросил господин, спокойно глядя ей в глаза. Шихо замялась. Конечно, у нее были планы, но господин никогда не спрашивал ее вот так, прямо. Они всегда занимались каждый своими делами. Или, может… Да ведь он о ней волнуется! Опасается, чтоб по незнанию не натворила чего. Шихо чуть не фыркнула от возмущения, выпрямила спину. Господин думает, что она глупая? — Я же тебе говорил, эта проныра уже все придумала, — рассмеялся за спиной Вэй Ин. Ничего она не проныра! И не придумала! Просто надо понять, как тут что… Из чего сделаны подошвы сапог, например. — Я верю в твой опыт, — господин не стал смеяться, он говорил так же спокойно, — и благоразумие. Но тебе не все известно... — Я понимаю, — вздохнула Шихо. Почему эти мужчины думают, что она ребенок? Да попробовали бы они оказаться в ее шкуре! Поглядела бы она на них. — … о наших планах, — закончил господин, и Шихо в изумлении округлила глаза. О чем господин говорит? — Если бы нужно было распространить в народе новость о событии, как бы ты поступила? — Вэй Ин закончил с наручами и встал рядом с господином, забросил руку ему на плечо. Шихо опасливо на него покосилась. Хоть господина к Вэй Ину и тянуло, прямо видно, как тянуло, ей рядом с ним становилось как-то не по себе. Но от того, что господа спрашивают ее мнение, было лестно. — Песенка, — выпалила она. — Песенка для детей. Вэй Ин восхищенно цокнул и крутнулся на каблуках. — Вот так, — сказал он господину. — Всегда поручай работу тому, кто в ней смыслит. — Ты сможешь придумать такую песенку? — спросил господин Шихо. Она кивнула. — Только мне нужно знать, про что. Господин и Вэй Ин переглянулись. — О том, что Старейшина Илина вернулся. И с ним придет солнце. Шихо кивнула снова, хотя понятней не стало. Кто такой этот старейшина, куда он уходил? Каков он из себя? Вообще, это хорошо, что он вернулся? Песенка нужна страшная или веселая? Должно быть, на ее лице все эти вопросы отразились, потому что господин взял ее за плечо. — Старейшину Илина считали воплощением зла. Думали, что с его смертью мир станет лучше. Но когда он умер, мир начал умирать тоже. Теперь Старейшина вернулся. И мир оживет. Шихо таращила глаза, чтобы они не разъехались от любопытства. Кто такой этот старейшина? Как это он вернет солнце, а куда оно делось? Почему Вэй Ин так странно усмехается при словах господина? Шихо моргнула. Потом ещё. Не может же быть, чтобы… Старейшина это ведь вроде как старик? В смысле, предок… Отец-основатель… Господин говорил, он был великим человеком… А его тут чуть не убили, что ли? Господин смотрел ей в глаза, и Шихо перестала ими хлопать. Рот открывать и закрывать тоже перестала. Если хочешь, чтоб тебя считали умной, так и веди себя по-умному. — Я приготовлю чай к вашему возвращению, — сказала она. Господин медленно кивнул, и у Шихо радостно забилось сердце. Он доволен! Она просто умница! Вэй Ин хмыкнул и первым вышел через ту дверь, наличие которой удивило Шихо вчера, но теперь она знала, что ведет она во внутренний двор. Господин направился следом. Что ж, к делу. *** Дом оказался весь сделан из дерева, и это Шихо поразило сильнее всего. До чего богатый мир! Столько воды и деревьев! А ещё много бумаги. В тех местах, где Шихо доводилось бывать, она была дорогой и редкой, люди бедные ее и в руках не держали, тут же из нее что только не делали, даже фонари! Вовсе уж непонятное расточительство. Была и ещё одна странность, загадку которой Шихо никак не могла раскрыть. Зима здесь долгая и холодная, а где же меха, войлок и шкуры? Их и не видать почти. Вот странно. А ещё скотиной не пахнет, Шихо обнаружила только небольшой птичник. Как же они тут хозяйствуют? Во всем остальном она разобралась запросто. Это господа живут по-разному, а простые люди везде одинаково, и чем бедней, тем больше сходства. Вот жернова, а вот ткацкий станок, под лестницей хранятся дрова, а здесь домашний алтарь. Ничего сложного. А белые подошвы сапог оказались бумажными! По краям известью покрашены, вот и все. Придумали тоже. С едой только никак не удавалось понять, что за белые полоски в похлебке плавали? Постоялый двор потихоньку оживал: хозяева затапливали печи, скрипели ступенями лестниц, плаксиво ругалась какая-то женщина. Шихо прокралась на кухню и успела увидеть корзину с непонятным, остроконечным, вроде тонкой моркови, овощем в коричневатой кожуре. Да только протянула руку выхватить один и рассмотреть, над ухом раздалось. — Куда тянешь, не вареный ещё! Это старуха закончила возиться с печью и теперь шла за водой для котла. Под ее сердитым взглядом пришлось с кухни выйти. Во дворе Шихо заметила, что несколько детей и подростков собираются у ворот, и пошагала прямо к ним. Те насторожились, конечно, но опасным никто из них не выглядел — все какие-то бледные, вялые. Смотрят настороженно, но драться не лезут. Ну и хорошо. Шихо увязалась за ними, и быстро стало ясно, что они идут прочь из деревни и идут не в первый раз, дорожка натоптана. Было ещё темно, хрустел под ногами снег, дети тащили какие-то веревки и корзины, тяжело дышали. Становилось не по себе от этого молчаливого похода. — А вы тут песен не поете? — спросила она ближнюю девочку. Та испуганно на нее посмотрела и пробормотала: — У тебя лицо темное. Ну да, все здешние жители были бледнее, это Шихо заметила. — У нас в Ганьсу все такие, — отмахнулась она. — И говорим мы немножко по-другому. — У вас есть солнце? — девочка была маленькая, много младше Шихо, тощие косички свисали из-под слишком большой для нее стеганой шапки. — У вас тоже скоро будет, — заявила Шихо. — Давай корзину понесу. Мальчик постарше, услышав это, быстро придвинулся и оттер Шихо плечом. — Не лезь к ней. И вообще не лезь. Ты нам не нужен. — Ты из этих! — поддакнул другой мальчик. — Это из каких? — Шихо подбоченилась. — Из пришлых. Ещё непонятно, что вы за люди. — И земля тряслась! — пискнула девочка с корзиной. — У вас тут тоже было слышно? — Шихо заговорщицки снизила голос. — Я так испугался! А мой брат сказал, что это был… Она оборвала саму себя и оглянулась. Вокруг все так же темно и пусто, по обе стороны тропинки торчали сухие стебли, и конца ей было не видать. Дети тоже завертели головами, некоторые с интересом поглядывали на Шихо, дожидаясь продолжения, но она не собиралась так сразу все им выкладывать. Шли молча, потом одна девочка стала жаловаться, что руки мерзнут. Другая, постарше, сказала, что уже близко. Шихо потихоньку всех разглядывала. Палки, которые несли мальчики, были окованы на концах железом и заострены, вроде маленьких толстых копий. А веревки оказались свернутой сетью. Дети шли ловить рыбу! Ту самую мелкую, невкусную рыбу. Шихо разглядывала их костистые личики, вспоминала жидкую похлебку и маленький птичник. Как говорил господин, этот мир начал умирать? Тропинка кончилась обширным пустым пространством, с которого ветром сдуло снег и было оно корявым, с темными скользкими пятнами. Озеро или река? — Вы тут только рыбу едите, что ли? — спросила она. Дети молча занялись привычным им делом: мальчики пробивали острыми палками успевшие за ночь замерзнуть дырки во льду, девочки высвобождали обледенелые веревки и раскладывали на земле принесенные сети. Шихо не знала, чем заняться, просто глазела. Прежде ей не доводилось видеть зимнюю рыбалку. — Лотосы все уже съели, — нескоро и невпопад, Шихо уже и забыла про вопрос, ответила маленькая девочка. — У них корешки вкусные. Если дело дошло до корешков, подумала Шихо, на всякую рыбу согласишься. Может, это корешки в корзине и были? Дети сгрудились у торчащего чуть поодаль деревянного ворота, навалились на его перекладины и теперь толкались в них, пытаясь стронуть. Она бросилась помогать. — Это надо петь, — сказала она, упираясь руками в холодную жердь. — Вот так: а-а-а-й-и, синяя река, а-а-а-й-и, гостя принесет! — Не петь надо, а считать! — возразил какой-то из мальчиков, Шихо отмахнулась. — Ты попробуй сначала, потом будешь спорить! Я знаю, как надо, у нас так всегда делают! Знаешь, какие у нас вороты? Что твой дом! Она и правда слышала похожую песню на реке Халхин-Гол, только там воротом тянули паром и песня была про желтый цветок Самагалтая. — Я такую песню не знаю, — пожаловалась младшая из девочек. — И петь тяжело. — Ну значит, я буду петь. А вы со мной толкайте. Этим вялым бледным детям спорить не хотелось, а Шихо возражений не дожидалась, затянула: А-а-а-й-и, синяя река А-а-а-й-и, гостя принесет А-а-а-й-и, будет это гость А-а-а-й-и, из-за края света Дети раз за разом толкались в обледенелые жерди, и ворот наконец стронулся, заскрипел. А-а-а-й-и, будет это гость А-а-а-й-и, черным будто смерть А-а-а-й-и, будет это гость А-а-а-й-и, красным будто пламя Веревка оборот за оборотом наматывалась на ствол ворота и Шихо с интересом поглядывала на темную лунку, из которой вот-вот должна была появиться сеть. А-а-а-й-и, принесет нам гость А-а-а-й-и, дорогой подарок А-а-а-й-и, принесет нам гость А-а-а-й-и, во все небо солнце Веревка все тянулась и тянулась, пришлось запеть по новой. Никто не подпевал, но ворот толкали слаженно: шаг — отдых, шаг— отдых. Наконец поползла сеть, кое где в ней виднелись рыбки. Стало не до песен, снасть вытянули целиком и оставили, а принесенные сети принялись веревочными петлями продергивать в лунки. Дело оказалось долгое, уже и рассвело, а дети все тащили сеть дальше и дальше. Потом вымотали веревку, долго тыкали в лунки палками и заглядывали в воду, что-то проверяя. Только когда с этим закончили, начали выбирать из сетей добычу. Это ж надо, думала Шихо, разглядывая улов. Столько времени потратили, а чего ради? Что тут есть-то? Одна мелкотня. Она заметила, как один из мальчишек попытался сунуть рыбешку в сапог и тут же получил оплеуху от старшего. — Очень хочется солнце, — снова невпопад призналась все та же девочка, с которой Шихо говорила. Что за странный ребенок. — Будет. И лето будет! — заверила Шихо. — В прошлом году не было, — девочка выпутала из сети мелкую остроперую рыбку, бросила в корзину. Пальчики у нее были красные и не гнулись от холода. — А в этом будет, — упрямо повторила Шихо и поймала пристальный взгляд старшего мальчика. Он подошел к ней, когда они тащили корзины обратно по тропинке. — Я никогда не слышал такую песню, — сказал он. — Зато я слышал, — Шихо сменила руку, совсем заледенела. — У нас там свои песни, у вас здесь свои. — А что сказал твой дядя? — мальчик посмотрел ей в глаза. — Ну, почему земля тряслась? — Не дядя, а брат! — одернула Шихо строго. Ишь, хитрец нашелся, думает ее на вранье поймать. Видала она таких хитрецов. — Он сказал, кто это проскакал, только я про это говорить не буду. — А я и так знаю, — мальчик надулся. — Да все знают! — Ну и не спрашивай тогда. Они тащили корзины молча. Рыбы в них — едва дно прикрыть, самым тяжелым была мокрая сеть. Не утерпел другой мальчик, что шел впереди. — А на ком он так скакал? У нас дома даже миски со стола падали! — На демоне, ясное дело, — ответила Шихо. — Вот такенном, до неба. У старшего мальчика румянец пятнами покрыл щеки. — Все ты врешь, — прошипел он возмущенно. — И дядя твой врет! Он умер, его мертвецы разорвали на такие клочочки, что ни одного не нашли! И тут Шихо разозлилась. — Ты дядю с братом путаешь, а мне указываешь! Тоже умник нашелся! Может, сам скажешь, что это было, а? Ну, чего молчишь? Не знаешь потому что! Вот и молчи дальше! — А ты видел, что ли? — Нет, не видел, — призналась Шихо и добавила миролюбиво. — Мне просто лето хочется. Лета у нее в прошлом году было даже многовато, но сейчас руки так замерзли, что и жара, и пыльные бури казались прекрасными. — Всем хочется, — мальчик оттолкнул Шихо и сам взялся за ручку корзины. — Только синяя река замерзла и никого не принесет. Девочка, следившая, видать, за их разговором, почувствовала, что ссора утихла и попросила: — А спой ещё?