Другого выхода нет.

      Шаст с трудом открыл глаза под звук будильника. Тяжело было вставать, что-то надевать и в целом куда-то собираться. Но ему было неимоверно легко после своего сна. Приснилось то, о чём он не смел и мечтать, не то, чтобы воплотить в реальность - его поцеловал Попов. Спонтанно, даже немного резко, скомкано и слегка мокро, но факт оставался фактом.       Он его поцеловал.       Никаких сомнений насчёт того, что это произошло именно во сне, не было. Вчера вечером он вернул Арса на несколько лет назад, вызвал негативную реакцию на свои слова (скорее на воспоминания, но немножко загнаться получилось всё равно) и не смог больше ничего вымолвить до конца вечера. И после кинотеатра, когда мысли только начали свой разгон, Антон поспешил сразу же домой, поскольку неловкость уже из печки лезла. Складывалось ощущение, что сам автомобиль ехал не на бензине, а на сраном смятении. Всё произошло очень быстро, он даже не успел попрощаться. А залетев в свою комнату, Антон сразу же закурил в окно, провожая глазами чёрный Мерс, покидавший двор.       Дёрганный и немного расстроенный, находясь в лёгком астрале после сна, он зашёл в школу и сразу же наткнулся на Попова. Тот в свою очередь даже не посмотрел на поздоровавшегося с ним ученика. Стало больно и обидно, ведь фантазия рисовала мечты, в наушниках играл избитый трек о любви, а человек, который стал причиной этого состояния, снова ушёл в себя.       Голова загудела от неизвестности и многочисленных вопросов, ответы на которые Антон никак не мог получить. Всё тело ломило от жуткого разочарования, хотелось закричать, привлечь к себе внимание, попытаться воплотить сон в реальность. И именно осознание самой действительности сводило с ума.       Утром ему не хватило ума догадаться, что вчерашний вечер прошёл отвратительно. Не хватило смелости признаться самому себе, что он струсил, стоило только увидеть знакомый двор. Не хватило дерзости для поступка, о котором он скорее всего сожалел бы, но запретный плод сладок. Помня сладковатый запах парфюма и попкорна, въевшихся в воротник пальто, ловя губами дыхание человека напротив, становилось чертовски досадно от осознания, что мозг позволил себе такую вольность. Свести самого себя с ума казалось чем-то невероятным для Антона, но в секунду, когда какое-то прозрение настигло его, ударив кочергой по голове, всё стало более чем элементарно.       Он был слишком влюблён и слишком наивен для того, чтобы смотреть на мир без розовых очков. Всё казалось волшебным, красочным и ярким, аж глаза слепило. Но игнорирование вернуло Шастуна обратно в серость и обыденность. Он снова почувствовал безнадёжность и опустошённость внутри себя, снова закололо в носу, а в глазах расплылся школьный коридор.       Арсений стал для него как наркотик, которого хочется всё больше и больше. Не было зависимости от человека, Антон это понимал, но была острая жажда во взглядах и улыбках, в общении и шутках, в ощущении тепла и лёгкости. Всё это было, а человека рядом - нет.       В голове резко ухнуло, и через тернии пробралась мысль о сегодняшнем уроке литературы. Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие пронеслись как снежный ком, сбивая все остальные загоны. Мозг начинал возвращаться в нормальное состояние, стало легче. Нужно лишь выдержать один урок, а затем всё решится само собой.       Так или иначе, другого выхода нет. Шасту казалось, что именно сегодня тот день, когда им необходимо поговорить, когда он должен, нет, просто обязан выговориться и попросить о помощи. Арсений сможет понять, сможет поддержать и направить мысли и чувства Антона в нужное русло. Он сможет стать для него опорой. Только в это сейчас и хочется верить.       И пока Шастун загонялся и трясся, физика закончилась, литература началась, а Попов уже успел перепугаться и подойти: – Антон, тебе плохо? Может быть, домой пойдёшь? – взгляд у школьника был пустым, стеклянным, вид напоминал наркомана в завязке с жуткой ломкой. Поводов волноваться было уйма. – Нет, всё хорошо, – отчеканил Шастун, подняв взгляд и сфокусировав его на преподавателе, аккуратно положившем свою руку на плечо ученика. Его пальцы так согревали столь небольшой участок кожи, легко сжимали тонкую кость старшеклассника, глаза бегали по всему лицу, изредка останавливаясь на тонких губах Антона. – Я просто плохо спал сегодня. Извините.       Школьник попытался улыбнуться, но вышло отвратительно. Хотя вроде прокатило - Попов кивнул и сделал шаг назад, давая всем понять, что Шапито уехал, урок продолжается. Но до самого конца занятия преподаватель так и не оторвал взгляд от парня.

***

      Попов проснулся разбитым и подавленным, уже сразу уставшим. Всё-таки не стоило вчера пытаться топить мысли и зарождающиеся чувства в алкоголе. В подобных ситуациях спасало отторжение организмом напитков крепче вина. Арс не считал себя эстетом, но в винных напитках разбирался, считая, что если баловать себя, то именно таким образом.       Он осмотрел свою берлогу, ставшей каким-то логовом холостяка – было не грязно, но кое-где пыль начинала собираться, а вещи облепили стул, стоящий без причины посреди комнаты. Арсению стало невыносимо от этого вида, тяжесть повисла в груди и горле, захотелось смыть себя в унитазе.       Он чувствовал себя каким-то идиотом, который даже встать на работу не может из-за парня, находившегося там, в школе, блуждая из класса в класс, обсуждая на переменах последние сплетни. Всё это напоминало своё прошлое, свои учебные годы, когда случилось то, чего не ждал никто – Арсения, так отчаянно мечтающего стать актёром, сука, погорелого театра, посадили на поводок обещаний вечной любви и повели за собой, за своей мечтой. Попов забылся, оступился и осознал всё это слишком поздно – типичные ошибки первой любви, когда ты слепнешь, становишься как новорожденный котёнок, следующий за своей мамой от безысходности. Он обжёгся и пообещал себе две вещи: не поддаваться влиянию людей, встречающихся по жизни, как бы далеко в душу они не залезли, и никогда не вести кого-то неопытного за собой.       Никогда не говори «никогда». Попов усмехнулся от этой мысли. Невозможно жить по своим установкам, потому что слишком часто встречаются люди, ломающие тебя, твои принципы, а иногда ещё и твою жизнь. Стало снова невыносимо больно и душно, хоть все окна настежь открывай. Хотелось простудиться, получить воспаление лёгких, лечь в больницу к чертям и забыться там, в этой палате, где тебя окружают только врачи в халатах и миленькие медсестры с ясными глазами и вымотанными нервами после меда.       Всё это казалось гораздо лучше, нежели проведение скучных уроков, необходимых только Арсу. Он это видел, чувствовал каждый раз, читая биографию очередного классика. Каждый преподаватель понимает, когда интерес есть, а когда это просто необходимость, требование родителей, желание быть лучшим в глазах родных и своих собственных.       Он собрался, оделся, даже как-то приготовил и съел завтрак, запив его двумя кружками кофе, пытаясь подправить внешний вид и внутреннее состояние, изломанное и покалеченное своими же тараканами в голове.       Еле добравшись до школы, Попов дошёл до ближайшего ларька и купил-таки сигареты и зажигалку, надеясь, что парфюм поможет избавиться от запаха, а табачное изделие – от душевных терзаний.       Всё раздражало и вызывало агрессию, хотелось убраться куда подальше. Сильнее этого было желание увидеть Шастуна. Он был как яркий солнечный лучик, выглядывающий из-за громовой тучи, означающий скорое завершение бури.       В школе пахло чем-то неприятным, отдалённо напоминая помои. Этот запах настолько въелся в нос, что не чувствовался уже после пяти минут. Свет от ламп был слишком ярким, школьный звонок чересчур громким, а окружающие люди – чересчур раздражающими. Он абстрагировался от всего, отключился от внешнего мира, где всё так пестрело и играло сонет на нервах, полностью уйдя в себя и свои размышления, от чего не заметил, как пролетел первый урок.       Очнуться получилось только при виде Антона, ставшего зеркалом (буквально в полный рост), отражающим Арсения. Попову стало плохо при взгляде на школьника. Все дни до этого он был похож на яркий фонарик, светившийся всеми существующими эмоциями, а сегодня потух. Причём буквально - синяки под глазами превратились в огромные мешки, глаза были наполнены пустотой, кожа бледная, взгляд застывший. Арс как будто смотрел на мертвеца, который поднимал плечи, пытаясь всех вокруг обмануть и казаться живым.       Посреди урока Попов не выдержал и подошёл, пару раз окликнув парня, но не получив никакой ответной реакции, положил руку на плечо и легонько надавил, пытаясь привлечь внимание.       Шастун был не здесь и даже не в своём мире. Он существовал физически, но морально был давно далеко-далеко. Именно на этом моменте, в секунду ясного осознания всей ситуации, Попову стало совсем плохо.       Они напоминали двух призраков, вселившихся в чьи-то физические оболочки. Ментально не существуя в этом мире, продолжали двигаться по инерции, заложенной ещё хозяевами тел. Оба блуждали по миру в поисках чего-то важного, значимого только для них двоих, словно не замечая друг друга перед собой.       “Нужно срочно что-то делать,” – пронеслось в голове у преподавателя, стоило только прозвенеть звонку. Весь класс подскочил, засуетился, лишь Шастун сидел на месте неподвижно, поглядывая исподлобья на окружающих, нервно дёргая ногой под партой. Он напоминал дикого зверя на охоте - мышцы напряжены, голова и тело в полной боевой готовности, глаза выбрали мишень и остановились на ней - фигура преподавателя, сидевшего за столом, перебирающего бумажки и изредка поглядывающего на затаившегося Антона.       Все помчались из кабинета, сверкая пятками, желая лишь успеть в столовую, пока следующий урок не начался. Они остались вдвоём. – Мне нужна ваша помощь, – тихо проговорил школьник, резко вставая из-за парты. Он двигался медленно, сокращал дистанцию, подкрадывался. – Я тебя слушаю, Антон, – любимый голос ласкал уши, лез под кожу, усиливая меланхоличное настроение Шастуна. Захотелось его обнять, сжать до хруста костей, услышать томный вздох в ухо, как это было во сне, почувствовать сердцебиение и, наконец, выдохнуть самому. – Мне непонятен ряд вещей, я запутался в себе, в своих мыслях и чувствах, не понимаю чего хочу, чего ожидаю, не могу нормально функционировать после своего сна. – И что же тебе приснилось сегодня? – у Попова уже рубашка скрипела от напряжённых мышц под ней. Он копировал поведение Антона и тоже встал, обойдя стол и присаживаясь на него с другой стороны. Глаза не отводил от школьника, заламывающего свои руки. Чувствовал себя мелкой добычей, на которую ожесточённо шла охота всё это время. – Я даже не знаю, как это и сказать, чтобы не звучало пошло, – Шастун улыбнулся воспоминаниям, приятно покалывающим низ живота, и, не отрывая взгляд от оторопевшего преподавателя, подошёл вплотную к нему. – Что ж, – Попов встал, прожигая глазами зелень напротив. – Говори как есть.       И тут у школьника промелькнула мысль о том, что всё это был не сон. Не мог же Арсений Сергеевич, преподаватель с небольшим, но стажем, настолько открыто стоять перед ним сейчас, полностью отдав ситуацию под контроль Антона. – Мне приснился наш поцелуй.       Слова эхом раздались в головах, ломая стены, возведённые ими двумя. Стало очень тихо, слышались только стрелки часов и дыхание молодых людей. – Антон, – начал Арсений. – Как бы мне не хотелось сказать обратное, оспорить или обмануть твою точку зрения, это был не сон. Я не смогу объяснить вчерашний инцидент, но понадеюсь на тебя и твою осторожность, деликатность в этом вопросе.       Шастун раскрыл и без того широкие глаза. Прошла всего секунда, а они уже стояли в обнимку, ощущая тепло друг друга на себе. Всё встало на свои места. Жизнь впорхнула в тело Антона и заставила его дышать чаще. Ему хотелось смеяться, взять лицо Арсения в свои руки и любоваться синевой его глаз, покрывая мелкими поцелуями от лба до подбородка.       В этот ясный и светлый миг в дверь кабинета постучались, и два влюблённых до одури человека разлетелись по разным частям кабинета. Шастуну стало ясно, что пора убираться отсюда, Попову же казалось, что он в жизни не был так счастлив и спокоен.