Исцеление

      Наутро Сяо выглядел заметно отдохнувшим. Искоса изучив его внешний вид, Венти остался весьма доволен собой. Казалось, даже неизменная хмурость чуть отступила, и в потухших усталых глазах появился блеск. Вместо того, чтобы строго вышагивать по дороге, под конец дня шаркая от усталости, но крепясь и делая вид, что все в порядке, посвежевший Адепт шел рядом с ним так же бодро, почти нога в ногу, и даже посматривал по сторонам.       Наконец-то они начали говорить. Что-то неуловимо переменилось. Венти осознавал причину и дивился, какой сильный эффект оказал на Сяо здоровый мирный сон, где его не мучили кошмары. Сам Сяо своими мыслями на этот счет не делился, но в глазах то и дело проскальзывало изумление выбравшегося из подвала пленника, впервые за много месяцев видевшего, как ветер пускает по пшеничному полю волны, а облака принимают причудливые переменчивые формы.       Не мог же он вот так — и всю свою жизнь, думал Венти. Это попросту невозможно. Рано или поздно тело ответило бы измученному и мучающему его разуму соответствующе, подкосив тяжелой болезнью. Но, с другой стороны, он был не смертным, а Адептом.       После нескольких дней пути, когда ему большую часть времени приходилось говорить только с самим собой, чтобы не свихнуться, теперь Венти с удовольствием слушал. О Ли Юэ, о легендах, о способах изгнания демонов. Немного, но все же ценно. — Откуда тебе столько известно об обычаях людей, если ты никогда не жил среди них? Ну, или почти никогда, — спрашивал Венти. — Мне слишком много лет, чтобы случайно не нахвататься всякой чуши, увиденной мельком, — с намеренной небрежностью говорил Сяо. — Из года в год они празднуют одно и то же, совершают те же обряды, и традиции не меняются сотни лет, остаются такими же странными и бессмысленными. В Ли Юэ не осталось даже щели, где я еще не был бы, и каких богослужений не видывал. — Ты с такой непередаваемой любовью отзываешься об их повседневных глупостях, — Венти смеялся. — Неправда, — он делал вид, что не понимает сарказма. — Я никогда особо не обращал внимания на их маленькие жалкие жизни. Просто их слишком много, и суетятся они, как муравьи. Сложно не заметить, когда пытаешься не раздавить. — Все это враки, Сяо. — Что именно? — Я ведь вижу, как ты любишь Ли Юэ.       Сяо на это не отвечал ничего.       Венти пришел к нему и на следующую ночь, и в ту, что была после нее. С каждым днем глаза Сяо блестели все ярче, а сам он переставал напоминать мрачную тень.       Вот, каким он должен быть, думал Венти.       Большое село, в котором они решили заночевать, выглядело опрятно и приветливо. Уже издалека они увидели, что аккуратные улицы залиты приятным красноватым свечением от развешенных на воротах и под крышами бумажных фонарей с кисточками. Многочисленные жители друг за другом выходили за ворота, и людской поток нес их к большому развесистому цуйхуа в центре торговой площади, которое по весне, должно быть, выглядело просто непередаваемо сказочно, будучи все в белом цвету.       Внимания на них не обращали, и расступающимся на пути Сяо жителям, конечно, не доставало радушия той деревеньки за золотистой рощей, но Венти был даже рад — никто, кроме него, больше не претендовал с такой наглостью на внимание его спутника.       А спутник был внимателен, но не к Венти, который и сам озирался по сторонам. С явным интересом Адепт разглядывал людей, корзины с зерном, белый и коричневый рис, бобы, просо и рыбу; висящих в лавках жареных уток и фазанов; спелый редис, клубни лотоса, капусту, картофель и зелень, над которыми бдели зазывающие прохожих торговцы. На прилавках было все, что душе угодно, и, обернувшись на вкусный горячий запах, можно было найти местные сладости, свежие фрукты, жареные орехи, которые отвешивали прямо в ладонь. — Что за праздник? — поинтересовался Венти у случайного прохожего, катившего перед собой на деревянной тачке клеть с кудахчущими курами, и тот махнул рукой куда-то назад.       Рассекая собравшихся на площади зевак, на площадь ступила процессия — подпрыгнув, чтобы получше разглядеть происходящее поверх голов толпы, Венти увидел молодую пару в красных шелковых одеждах, чинно и неспешно идущую рука об руку во главе колонны пожилых и молодых родственников. Двое мальчишек, бегающих вдоль процессии взад-вперед, разбрасывали в толпу пригоршни риса, будто соревнуясь, кто кинет дальше и выше. — Свадьба, — негромко сказал Сяо.       Они вместе наблюдали, как молодожены приблизились к огромному дереву, у корней которого обнаружилась статуя Гео Архонта в полный рост. Пожилая женщина со стороны жениха — видно, его матушка — подняла девушке вуаль, открыв лицо, и молодые люди преклонили колени. Перед ними стояли приготовленные чаши, и Венти, широко распахнув глаза и улыбаясь, следил, как они налили друг другу вина из разных кувшинов и вкусили его, чтобы затем смешать остатки в чаше жениха и допить, повторив все то же самое с белым вареным рисом.       Затем они воскурили благовония и закрыли глаза, сложив руки в молитве. — Вино — это кровь. Они соединили его в чаше жениха, как смешают сегодня ночью свою собственную кровь в его доме и станут едины, — у Венти побежали мурашки — Сяо оказался совсем рядом, и его голос прозвучал почти на ухо. Он, не отрываясь, тоже следил за молодоженами. — Рис — это земля, а земля — это кормилица. Они были рождены и вскормлены разными матерями, но вернутся в одну землю, соединенные узами брака перед лицом Гео Архонта, который стал свидетелем их союза.       Когда молодые люди совершили три земных поклона и поднялись, на их губах играли плохо сдерживаемые улыбки. Они посмотрели друг на друга. Толпа взорвалась ликующими воплями — кажется, здесь успели собраться все жители до единого. Свадьбы игрались далеко не каждый день, а развлечений селянам всегда не хватало, так что всякое празднество становилось всеобщим.       Началась следующая часть обряда — из толпы стали подносить свадебные дары, складывая их перед молодоженами. — Они любят друг друга, — понял Венти, глядя на мужа и жену. Те посматривали друг на друга с плохо скрываемой нежностью, отвешивая поклон за поклоном в благодарность дарителям. — Это, наверно, такая редкость среди близких к земле людей, за которых все решают родители. — Да.       В центр площади вышел праздничный распорядитель: — Есть ли еще желающие поднести молодоженам дар? — Есть! — без предупреждения оставив Сяо позади, Венти проскользнул, как уж, меж сомкнутых рядов плеч, и выскочил под взгляды десятков людей. О, как он по этому скучал. По рядам потекли негромкие изумленные шепотки: «иностранец», «чужак».       Нисколько не задетый этим Венти извлек из сумки простую бамбуковую флейту.       Мелодия была незамысловата, но цепляла слух. Он случайно выучил ее с тысячу лет тому назад во времена странствий по холмам Ли Юэ и очень полюбил. Исполняя неуловимо переменчивый мотив снова и снова, Венти покачивался на стройных ногах и в какой-то момент начал кружиться в такт своей красивой грустной музыке, вытекающей из-под пальцев и губ; с края флейты свисала красная кисточка с традиционным узелком, которую Моракс в благодарность подарил ему после первого исполнения этой песни.       Венти давно забыл и сюжет, и стоящих за музыкой героев. Знал от Моракса же лишь простенькое название — «Любовь под полной луной». Не было сомнения, что девушка, от которой он впервые ее украдкой и услышал, была влюблена, и он изо всех сил старался облечь в трели флейты ее щемящую сердце, приятную боль. В свете фонарей, луны и сотен глаз он закончил, резко остановившись перед молодоженами, отчего из-под ног взметнулось облачко пыли, и сделал поклон.       На лице невесты блестели слезы счастья. Люди вокруг заходились в благодарных овациях, многие украдкой вытирали глаза.       Но заслоненного селянами спутника он видеть не мог.       Сяо, когда-то спасенный звуками этой флейты, опустил мокрые ресницы и отвернулся.

***

      На ужин у них было вино, острая курица на пару, рис и нормальный разговор — наконец-то, думал Венти, и все же мало кто может устоять перед моим очарованием и музыкой.       Вслух он этого, конечно, не произносил. Это было необязательно, он крайне редко сомневался в собственной обаятельности.       Когда они уселись за низенький столик харчевни, веки у Сяо были слегка покрасневшие и немного опухли. — Хочешь, я попрошу хозяйку набрать в колодезной воды, чтобы умыться? Тебе от дорожной пыли глаза разъело? — Венти уже выучил, что Адепт всячески избегает прямого взаимодействия с людьми и часто выбирает стерпеть что-либо, нежели обратиться с просьбой, даже если он имеет на нее полное право и достаточно моры в кошеле. — Не нужно, — Сяо отвел взгляд и немного ссутулился. — Все в порядке. — Как скажешь, — Венти накинулся на еду.       Утолив голод и удовлетворенно вздохнув, он похлопал себя по набитому животу и окинул взглядом комнату. За другими столиками тоже были люди — видно, хоть семьи молодоженов и были весьма зажиточными, как определил по их одеждам Сяо, все же пир на весь мир они устроить были не в состоянии, и не приглашенные на праздничный ужин селяне отправились выпивать за здоровье молодых в другие места. Перед тем как покинуть площадь, невеста бросила в толпу большой плетеный шар, такой же красный, как ее традиционное платье, и Венти незамедлительно признал в этом обычае отголоски Луди Гарпастум.       Свиток на стене, за который он зацепился взглядом, иллюстрировал какую-то батальную сцену, и среди выписанных тушью фигур четко узнавалась фигура Гео Архонта. — Странно, что мы еще ни разу не натыкались в деревнях на статуи других Архонтов и Адептов… нет, вру. Помню, в предместье Ланьшэ была статуя Гуй Чжун, а у того развалившегося дома под горой стоял каменный цилинь. И все, остальное — лишь каменные львы и черепахи. Мне всегда казалось, что пантеон Ли Юэ более обширен, в отличие от нашего. — Вашего? — В Мондштадте все поклоняются только одному богу, — самодовольно пояснил Венти и ткнул себя в грудь. — Ты больше не бог. — Ну, я все еще Барбатос, и я живее всех живых, а поклоняются они именно Барбатосу. Да и я слишком много столетий носил в себе Сердце Бога, так что еще долго буду способен на всякие невинные штучки, которые подвластны только богам. Кометы с неба ронять — увольте, никогда не хотелось. Вот летать как птица я больше не могу, — разоткровенничался он. — Но никто не гарантирует, что я не заполучу Гнозис обратно, если у Царицы…       Он прикусил язык и запил нежелательную для чужих ушей информацию большим глотком вина. Повисло неловкое молчание. — Какие штучки, например? — решил поддержать беседу Сяо. — Например, тебя терпеть, — Венти показал ему язык, и тот закатил глаза, тут же явно пожалев о вопросе. — Что? Это правда. От тебя народ весь разбегается… — И это не моя вина. — Ну конечно дело в твоей испоганенной убийствами карме, я и не подразумевал другого. Только вот на меня она не действует. По крайней мере, пока. Хотя выражение у тебя бывает такое страшенное, что я и сам бы тебя за два квартала обошел, если бы на улице увидел.       В отличие от первых дней их путешествия, за едой Сяо больше не торопился. Он клал в рот извалянные в соусе кусочки птицы с завидной ловкостью — Венти за столько посещений Ли Юэ так и не выучился есть палочками. Подперев голову рукой, он мечтательно уставился на спутника. — Что? — почувствовав это, но не подняв от еды глаз, спросил тот. — Приятного аппетита.       Палочки на секунду замерли над рисом. — Смертные в таком случае говорят «спасибо», — подсказал Венти.       Все его подтрунивания были абсолютно беззлобны и произносились в легком тоне, что не заставляло собеседника чувствовать себя униженным — Венти неизменно сопровождал их открытой позой, добрым взглядом и улыбкой, выражая нежелание причинить зло. — Спасибо. — Хочешь вина? — Я не пью. — Я не собираюсь тебя спаивать. Просто попробуй. Я бы оценил его как весьма достойное.       Поколебавшись, Сяо пожал плечами, принял у него чашку и одним махом осушил ее. — Куда!.. — Венти отобрал у него посуду, сдерживая смех. — Это вино так не пьют. И вообще, ты же не я, это я его глотаю, как воду. Сначала нужно по чуть-чуть, прочувствуй вкус.       Он плеснул еще. Сяо с подозрением принюхался и отпил немного, как было сказано, а потом еще. — Какая гадость. — Сущая неправда. — Не хочу больше, — поморщившись, Сяо вернул чашечку на сторону стола Венти, и тот, облизнув пересохшие губы, допил за ним. — Мерзкое пойло. Никогда не понимал, зачем смертные заливают это в себя, да еще и добровольно. — Как говорится, не попробуешь — не поймешь, — Венти подмигнул и на всякий случай наполнил ему еще одну пиалу, которую им предусмотрительно принесли вместе с вином.       Сяо фыркнул и к вину больше не притронулся.       Они потолковали о разных отвлеченных вещах еще чуть-чуть, сошлись на том, что Венти, возможно, стоило бы пить чуть-чуть меньше, а Сяо — есть побольше, иначе как он собирается дойти до Аоцзан в добром здравии, если раз в день стабильно съедает только плошку риса, и то не всегда находя в себе силы ее добить? Местные жители, заполнявшие комнату, понемногу начинали разбредаться по домам — им предстоял очередной трудовой день. Сяо ковырялся в оставшемся рисе палочками.       Венти отлучился справить нужду, и, когда вернулся, спутника за столом уже не обнаружил.       На его половине нашлись несколько монет и пустые плошки.       Плюхнувшись на пол, Венти начал рыться в складках одеяния в поисках своего мешочка с морой и вдруг заметил, что в его совершенно точно пустой до ухода миске и чашечке появилось немного риса и вина.

***

      Они шли и шли, и земля Ли Юэ все не кончалась, разве что стала пустыннее — если в этих местах когда-то и были оживленные людские поселения, то от них почти ничего не осталось. Постоялых дворов больше не было, как и деревень в принципе — и к концу первого дня, наступившего после их выхода из деревни, лениво просыпавшейся с восходом солнца после разгульных свадебных празднований, Венти всерьез начал беспокоиться, что им придется ночевать в чистом поле. Сяо это, казалось, совершенно не волновало.       Когда трава под ногами стала слишком влажной от вечерней росы, а на небе появились первые звезды, он остановился в небольшом пролеске, с северной стороны отгороженном каменистым холмом, и бросил вещи на землю: — Остановимся здесь.       Его расшитая Верр Голдет сумка оказалась бездонной: Адепты владели особым секретом сотворения подпространств в совершенно не предназначенных для этого предметах. Вытаскивая на свет полотнище, шесты и колышки для установки палатки, Сяо рассказывал о мадам Пин, чужих обителях, в которых ему довелось побывать, и о своей собственной, которую ему даровал Моракс. — Правда, она пустует, — будто оправдываясь, добавил он. — Ей нужно заниматься, а у меня не было желания. Не уверен, что оно вообще когда-нибудь появится. — Свой собственный дом, который всегда с тобой — это же чудесно, — Венти устало усмехнулся. — Я бы многое отдал, чтобы посмотреть, как ты обустроишь свое жилище. Думаю, там было бы довольно уютно.       Сяо подарил ему какой-то странный протяжный взгляд и ничего не сказал. Венти, увлеченный вбиванием колышков в крепкую, оплетенную травяными корнями почву, этого не заметил, от усердия прикусив показывающийся изо рта кончик языка.       Вскоре с делом было покончено, костер разведен. Когда ночь наступила окончательно, и пришла пора укладываться, Сяо не шелохнулся, с руками, скрещенными на прижатых к груди коленях, оставшись у огня. — Ты не собираешься спать? — Венти чувствовал, что ему даже нет смысла это спрашивать. О причине он догадывался.       Сяо покачал головой. — Ты спи. Я буду тут, — негромко бросил он. — Это, конечно, все очень романтично, но нести ночной караул и лишать себя отдыха, когда у нас обоих самый острый слух на всем востоке Тейвата — это сомнительная затея, — попробовал Венти. — И не так уж тут опасно, чтобы… — Дело не в опасности леса или ночи.       Венти скрипнул зубами. Упертый баран, не желает даже намека на свои слабости давать. Он выдохнул. — Хорошо, как скажешь. Я не знаю, что у тебя в голове, и ты не обязан мне все рассказывать, но если ты хочешь постоять на часах, давай поделим ночь напополам. Я буду первым, потом разбужу тебя, и ты уже… — Нет. Я могу несколько дней обходиться без сна. Все в порядке.       Да я осведомлен об этом лучше, чем ты думаешь, чуть не вякнул Венти, но вовремя остановился. — Ладно, — он уже предвкушал возвращение этого измученного лица и сокращение их разговоров вполовину. Возможно, недосып не повлияет на него так сильно, как кошмары, но упертость Сяо этой ночью грозит разрушить все, что он так долго и бережно выстраивал всю дорогу — возможность облегчить его муку и попутно подарить себе счастье здоровой беседы.       Он переместился за его спину и лег на походное покрывало, до носа укутавшись своим. Перед глазами медленно расплывалась в красно-золотых отблесках огня широкая спина недвижимого Адепта.       Когда Венти распахнул глаза, Сяо спал рядом.       Стоило это осознать, как весь сон как рукой сняло — подложив под голову руку, он лежал на сырой земле лицом к нему, спиной к давно потухшему огню — и в его лице было такое умиротворение, какого Венти не удавалось добиться даже песней своей лиры. Боясь издать лишнее движение, он привычно обеззвучил себя — как часто это простенькое заклятие спасало его во время воровства цыплят в меду на кухне винокурни — и сел. Покрывало соскользнуло.       Сяо спал рядом с ним. И ночью не было слышно ни звука.       О, это было крайне примечательное улучшение. Значит, помогала не только лира. Или не столько лира, сколько он сам. Это открытие отозвалось внутри некоторым приятным волнением, и Венти прикусил губу.       Борясь с искушением растолкать его и увидеть, как доблестный ночной страж заливается краской от смущения, пытаясь понять, как это могло с ним произойти, он протянул руку и отдернул ее. В кои-то веки решив не издеваться, Венти осторожно лег, беззастенчиво разглядывая красивейший спокойный лик прямо напротив, и его глаза против воли закрылись.       Он очнулся от скачущих по лицу теней — солнце успело показаться из-за горизонта. Перед палаткой маячил Сяо, затаптывающий костер.       Когда на следующую ночь он внезапно вместо караула решил лечь спать, Венти едва сдержал победный смех. Иногда воздержание от проказ шло ему на пользу. Снявшись утром со стоянки, они прошагали полтора десятка лиг и много часов, и момента установки палатки Венти ждал чуть ли не с самого пробуждения утром. Его разбирало любопытство, как Сяо решит поступить теперь: правильно ли Венти утром сделал, что не стал его будить и позволил сохранить иллюзию того, что ночной караул прошел успешно, или... — Я сегодня ночью заснул, — промолвил Сяо, подбрасывая еще веток в костер. Его лицо ничего не выражало, словно он поведал, что только что съел на ужин жирную перепелку.       Оторвавшийся от запеченной на углях птичьей ножки Венти, призвав на помощь всю свою выдержку, вытаращился на него: — Да? То-то я смотрю, у тебя настроение весь день было хорошее. Ну, хорошее настолько, насколько это возможно для тебя, — не удержался он. — Я… — Сяо открыл рот и закрыл его, а потом нахмурился. — Ладно, забудь. — Что ты хотел сказать? — сердце у Венти забилось быстрее. — Ничего. Не важно, — буркнул спутник. — Тут не так опасно, как мне казалось. — Я же говорил, — Венти не нашелся, как еще на это ответить. Просто признай, что мое присутствие тебя исцеляет. Давай, это же только дураку может быть непонятно.       Венти совершенно не задумался, что ему самому на это потребовалась почти неделя. — Ляжешь со мной? — примирительным тоном добавил он. Сяо поднял на него глаза — Венти не смог прочитать эту эмоцию, но она не была враждебной. — Не так выразился, прости. Ты сказал мне это, чтобы сообщить, что собираешься и этой ночью поспать как нормальный человек, а не изображать каменную горгулью на страже? Я, конечно, то еще сокровище, но лишаться ради этого сна… — Да, собираюсь, — бесцветно ответил Сяо.       Венти торжествовал.       Они двигались так три дня и три ночи, и даже достигнув какого-то селения предпочли выйти за его пределы и разместиться на ночлег уже позади: оба безмолвно согласились на необходимость, даже не обсудив, зачем это, собственно, делалось. Сяо просто прошел мимо крошечного постоялого двора, удостоив его вниманием даже меньшим, чем Венти в начале дороги, и зашагал к маячащим вдалеке резным воротам, пока впечатленный его целеустремленностью бард был рядом и шел нога в ногу с ним.       Они купались в реке, и когда Венти, не желавший вылезать из прогретой летним солнцем воды, начал брызгаться, Сяо вдруг забрался на высокий камень у берега и красиво нырнул, будто ловец моллюсков, охотящийся на жемчужины в Каменном лесе Гуюнь. Венти, завороженный линиями его тела, зазевался — взметнувший со дна ил и песок Сяо незамеченным подплыл сзади и окатил его такой волной, что Венти заорал: — Нечестно! Анемо я использовать тоже могу! — и случайно обдал мощными брызгами все их разложенные у кромки воды вещи.       На лодчонке, позаимствованной на переправе, они пересекли большое лотосовое озеро, оказавшееся на пути. Грести нужды не было — подталкиваемая неспешным потоком воздуха пресноводная посудина медленно плыла меж больших зеленых растений с длинными стеблями, на которых качались над водой тяжелые от семян коробочки. Сяо сорвал одну из них, а потом еще и еще, показал, как чистить, но у Венти это получалось с трудом. Вкус он, однако, оценил по достоинству — Сяо только успевал протягивать ему ладонь с новыми семенами. Лотосы походили на орехи и совершенно не напоминали то вкусное лотосовое вино.       Они лежали посреди поля с какими-то поздними цветами и смотрели на небо — не от праздности или лени, не потому что были разморены жарой, купаниями и лакомствами. О миссии никто из них не забывал.       Венти подвернул ногу. Когда-то он любил делать так, чтобы его пожалели, но в этот раз все было серьезно. Старый разбитый тракт, вымощенный древними булыжниками, сыграл с ним плохую шутку, когда он решил поиграться, будто дитя, и поскакать по ним, забывая поддерживать себя с помощью Анемо. Расплата не заставила себя долго ждать — башмачок соскользнул и оказался в узком проеме между двумя камнями.       Под палящим солнцем, закрывая от солнца глаза рукавом, Венти хныкал, шутливо жалуясь на несправедливости жизни и сетуя на хрупкое смертное тело со слишком тонкими изящными лодыжками, которые созданы для шелковых чулок, а не дальней трудной дороги. Холод было взять неоткуда, даже Крио слаймы и попрыгуньи в такую жару, казалось, не показывали глазурованные льдом бока. Оставалось, урвав себе короткий отдых, слушать поющий в лазурных лепестках цветов ветер, и ждать, пока стихнет боль. — Разве ты не умеешь исцелять своей музыкой? — послышался голос Сяо.       Венти похолодел, словно от смертельной угрозы. Бояться ему было нечего — лишь реакции Адепта. Но почему он вообще ее боялся? — Умею, — осторожно ответил он. — А ты с какой целью интересуешься, позволь узнать?       Сяо сел, и его тень подарила спасительную прохладу и отдых глазам, утомленным солнечным сиянием. — Ты подвернул ногу. Как мы дальше пойдем? — А может я жду, что ты меня понесешь? — игриво улыбнулся Венти, и Сяо вдруг напрягся. — Ладно-ладно, расслабься. Нога уже почти прошла. Я не говорил, потому что хотел поваляться подольше. — Это ложь, — коротко, четко. И верно. Венти приподнял голову, чтобы посмотреть на лодыжку. Она выглядела печально и, кажется, опухла даже сильнее, чем полчаса назад. — Все-то ты видишь, — проворчал Венти. — Так к чему был вопрос?       Сяо посмотрел на него, как на тупого, и кивнул на его ногу. — Нет-нет-нет. Не хочу. Хочу лежать, пока не пройдет, — Венти снова упал на спину, поджав губы. — Дай мне еще немного времени, пока солнце не зайдет за тот холм, и я буду готов. — Если Фатуи доберутся до гробницы Гуй Чжун раньше нас, то Властелин Камня вряд ли будет доволен. — Так ты все-таки не исключаешь этот вариант! — с чуть большим энтузиазмом, чем следовало, Венти приподнялся на локтях и тут же невольно поморщился. Сяо выразительно посмотрел на него. — Я несколько раз возвращался к этой мысли и очень рад, что ты не выкидываешь ее из круга возможных. Если те деревья были им нужны именно для гробницы, значит... — Не заговаривай мне зубы.       Венти шумно выдохнул. Он не хотел рисковать и выдавать с потрохами все свои до сих пор, как ему казалось, секретные для Сяо возможности. К тому же, все же Адепт очень чутко спал, и даже во время кошмаров звуки лиры могли врезаться к нему в память, оставив в них неизгладимый след. Что с ними будет, если он узнает, что Венти его пожалел? Что будет, в первую очередь, с самим Венти, не желавшим возвращаться к исходной точке, где к нему относились, как к назойливой мухе? — Я могу, но… — он лукаво посмотрел на адепта и снова тяжко вздохнул. — Ты же не любишь музыку?       Сяо пожал плечами: — Ради того, чтобы не тащить тебя на спине, могу и потерпеть. — Ого, полегче! Я ведь так могу решить, что ты меня больше не ненавидишь.       Фыркнув, Сяо встал и помог ему доковылять до раскаленного солнцем широкого камня, похожего на стол. Опустившись на него, Венти блаженно выдохнул, немного жалея, что чувство обхватывающей его талию сильной руки было таким недолговечным. — Ну, что предпочитаешь? Лира, флейта? Акапелла? — То, что поможет быстрее всего. — Дело не в инструменте, а в мелодии, — поучительно заявил бард. — Вспомнить бы еще…       Покопавшись в сумке, он вытащил флейту дихуа — ту самую, на которой играл в деревне. — Пейзаж и компания располагают к родному им голосу, — пояснил он, видя, что взгляд Сяо прикован к бамбуковому отрезу в его руках.       Он не шелохнулся, даже когда Венти начал играть.       Песня не шла ни в какое сравнение с «Любовью под полной луной». Это была очень старая, в отличие от «Упокоения Разума» исцеляющая и тело, и душу мелодия, полузабытая со времен Войны Архонтов за счастливой ненадобностью. Ее древность сквозила в каждой музыкальной фразе, пресыщенной переливами и сложными переменами нот. Ошибившись в нескольких местах, Венти переиграл ее заново, уже почти безупречно, и, отняв инструмент от губ, соскочил на землю, чуть не рухнув вниз — нога больше не болела, но исполнение такой музыки отнимало огромное количество элементальной энергии, в теле бывшего Архонта почти тождественной энергии тела смертного, которую то получало не от Селестии, а из еды, воды, сна, солнца и прочей чепухи.       Сяо не пришлось его ловить — Венти выпрямился сам и устало улыбнулся — но он и не пытался. Он стоял, как истукан, заложив за спину руки, и смотрел на барда во все глаза.       Не имея сил шутить, Венти по-хозяйски махнул ему рукой. — За мной. Ты же не хочешь, чтобы нас опередили Фатуи?       Только самому Сяо было известно, каких невероятных усилий воли ему стоило сохранить непроницаемое выражение, когда посреди поля цветов бард только для него играл на флейте музыку, которой когда-то спас израненного Якшу, находившегося на грани безумия.

***

      К ночи на их пути встала маленькая ферма. Вовремя: сзади почти нагнала гроза, и ее раскаты были слышны еще издалека. Тяжелые дождевые тучи ползли за ними по-черепашьи медленно, угрожающе заполняя все небо чернотой. Недолго думая, они решили, что палатка сегодня — это не лучший вариант, и Венти заметил неподалеку приоткрытые ворота какой-то хозяйственной постройки. Юркнув внутрь, он понял, что это сеновал, совмещенный с маленькой конюшней на три стойла, видимо, недавно вычищенных — от запаха не выворачивало. — Мне кажется, лучше варианта мы не найдем, — он кинул сумку и с разбега запрыгнул в гору душистого сена, чтобы незамедлительно чихнуть от поднявшейся пыли. — Стоит спросить у хозяина, согласен ли он нас приютить. — А если он нас выгонит? Куда мы пойдем? Мокнуть в палатке, где даже боковых стенок нет?       Сяо опустил сумку рядом с Венти. — Утром кинем ему на ступеньки дома моры в благодарность и будем таковы, — он понизил тон, заслышав чьи-то шаги. По крыше понемногу начинал накрапывать начинающийся дождь.       Приблизившийся человек, кем бы он ни был, заглядывать не стал. Снаружи послышался скрип засова, и они оказались заперты. Шаги начали удаляться, пока не исчезли совсем. — Ну вот, все складывается как нельзя лучше. Иногда Небо все же дает нам поймать удачу за хвост. Всегда бы так.       Довольный донельзя, Венти заложил руки за голову и развалился, словно был у себя дома, а не на чужом сеновале посреди чужой страны. Душистый аромат сухой травы, покалывающей не закрытые одеждой участки кожи, обволакивал и убаюкивал. Бард достал припасенное с утра яблоко, решив немного подкрепиться на ночь, раз возможности поохотиться и зажарить что-нибудь гроза им не оставила. Немного подумав, он сначала протянул его Сяо, и тот сделал один большой укус, аппетитно захрустев. Он тоже любил яблоки. — Пахнет, как в поле после покоса, — Сяо начал привычно отстегивать рогатые наплечья, снял пояс с бляшками, которые мешали спать. — Вкусно, да? Такое чувство, словно спишь в стогу. Это нам еще повезло, что сейчас лето, и сено самое что ни на есть свежее.       Адепт кивнул.       Дождь вскоре превратился в ливень, заполнив уши влажным шуршанием капель. Сквозь щели между досками сверкнула неяркая вспышка, и через пару мгновений послышался раскатистый гром. — Красота, — огрызок яблока полетел в сторону стойла.       Из темноты показалась косматая лошадиная голова — зверь живо заинтересовался внезапным лакомством и не без опаски покосился на пришельцев. — В такое ненастье из дому никто носа не кажет. Нам очень повезло наткнуться на этот двор, — пробормотал Венти. Они легли друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки, и при желании он мог поправить Сяо волосы. Тот, полусонно моргая, как большой кот с мерцающими в полумраке сарая желтыми глазами, вдруг прикоснулся к заколдованному цветку, который Венти оставил на поясе одежд в напоминание о родине. — Нравится? — Как называется? — Сесилия. Моя любимица. Растет на высоких скалах, где самые пронизывающие северные ветра, оттого очень редка, — Венти и сам почти засыпал, но с удовольствием был готов поговорить еще немного, памятуя, что Сяо любит дождь. — У нас есть похожий. Цинсинь. Тоже растет там, куда смертным добраться почти невозможно. — Ну нет, — Венти негромко мелодично рассмеялся. — Я неправильно выразился. Наши скалы не похожи поголовно на каменные копья Моракса, как ваши. Они, скорее, как большие корабли, которые плывут в небо над морской пропастью, и на них вполне себе благополучно обитает всяческая живность, растут деревья, трава и цветы, а влюбленные мондштадтцы устраивают на краю свидания, потому что оттуда ближе всего к небу. Самая красивая и большая скала зовется Утёсом Звездолова — наверно потому, что оттуда кажется, что можно дотянуться до звезд.       Сяо внимательно слушал. — Сесилия… Цинсинь… — Венти попробовал названия на вкус. — Даже немного созвучно. Жаль, не рифмуется. — Они и похожи. — Да? — вскинув брови, Венти заулыбался. — Кажется, я что-то такое припоминаю, это такие невысокие стебельки с короной из белых цветков? Я много раз видел их, когда летал от вершины к вершине в Заоблачном Пределе, но не знал имени. — Да. Названия всех цветов на свете знает, разве что, только Властелин Камня.       Из уст Сяо это прозвучало успокаивающе, и Венти снова тихо засмеялся. Уголки губ Сяо тоже дернулись, словно он сдерживал улыбку. Эта деталь приковала к его лицу еще более пристальное внимание, чем раньше.       Венти любил озорничать и редко упускал подворачивающийся случай. Сяо был так близко — подайся вперед и слей вместе губы, а потом смотри, как он краснеет и не может ничего сказать от изумления. Попробуй, слизни яблочный вкус, а потом разбирайся с последствиями — вряд ли они будут смертельными, уж слишком Адепт оказался внешне рассудительным и, кажется, даже смягчил сердце к нему. Но он мог и разозлиться, пригрозить ему Коршуном, сбежать, даже ударить от неожиданности. Учитывая, что он в услаждении тела, которое не влечет ничего серьезного, явно понимал не больше, чем Венти — в растительном мире Ли Юэ, ожидать можно было чего угодно, и это только распаляло желание прикоснуться.       Венти был свободен во всем, что бы ни делал. Сяо — нет.       Он был слишком красив, и Венти к нему тянуло. Он старался думать, что все предельно понятно, и причина состоит только в этом, но тот, поймав на себе его взгляд во время дневного перехода, однажды заявил: — Не делай так. — Как? — Не улыбайся. — Почему бы мне не улыбаться, если я хочу? — Не понимаю. — Что именно? — Венти улыбнулся еще шире, видя его замешательство. Сяо было неуютно, что им любовались — он к такому не привык, хотя и заслуживал. — Почему тебе хочется улыбаться. Я не вижу ничего смешного. — Я не смеюсь над тобой, — удивился Венти. — Сяо, улыбаться можно не только от шуток. — Так зачем же тогда? — зачем ты и сам смотришь меня, зачем в твоих глазах столько покоя, зачем не даешь продыху от своего ослепительного лица. — Сам не знаю. Просто чувствую, что мне с тобой спокойно. Люди обычно чувствуют себя счастливыми, когда им спокойно с кем-то, — честно ответил Венти. — Я не человек, — упрямо, с хрипотцой напомнил Сяо. — Но это не значит, что ты не можешь этого понять.       Заинтересовавшаяся чужаками лошадка, доевшая яблоко, вдруг приблизилась, своими шелковыми губами подбирая сено совсем рядом, и Венти, заметивший, что Сяо увидел ее за его плечом, обернулся. — За лакомством пришла, — понял бард. Рассеянно погладив коня по излишне любопытной морде, он легонько оттолкнул ее. — Нету. Мы последнее съели. Иди-ка спать. И нам пора.       Глаза у него закрывались. Не в силах избавиться от приятных и в то же время невеселых мыслей о повенчанном со своей кармой спутнике, уже засыпая, он услышал глубокий тихий голос: — Ты здесь совсем не за вином из ветра. — Сердечно поздравляю с внезапным открытием, — пробормотал Венти, улыбнулся тому, что Сяо совсем рядом, и провалился в сон.

***

      Проснувшись, но еще не открыв глаза, Венти пытался понять, где он. Сознание плыло и качалось, будто он был в лодке, терпко пахло лошадьми и еще сильнее — сухим сеном. Напротив оказался Сяо, еще спящий, и в голове живо возник образ их первой ночи под пологом палатки, Венти только тогда просыпался раньше него. Под щекой Адепта была его ладонь, и у левого глаза смазалось красное пятно. — Лжец, — восхищенно выдохнул Венти. Какая пыль агата, какой Гео-элемент? — Провел меня, а я и поверил.       Сяо медленно открыл глаза и несколько раз моргнул, пока взгляд не сфокусировался и не стал отчетливым. Они посмотрели друг на друга. — Доброе утро. — Ага, — хрипло отозвался Сяо. Голос поутру у него становился еще глубже, и Венти неловко поерзал, чувствуя определенного рода неудобство от позы, хмыкнул и сел. — Нам пора подниматься. Не ровен час, нас застанет хозяин. — Мы заперты. — Точно, — Венти протер глаза. — Тогда подождем. Эх, умыться охота. — У лошадей, наверно, есть корыто с водой.       Венти медленно расплылся в улыбке и шутливо пихнул Сяо в плечо.       Будто птицы усевшись на балку над самыми воротами, они дождались, пока коренастый крестьянин, вошедший на сеновал, окажется возле лошадей, и неслышно соскользнули вниз, чтобы улизнуть незамеченными. Уходя, Венти оставил на пороге хозяйского дома две золотые монеты, Сяо добавил еще две. — Мне не жалко, — буркнул он. — За хорошее всегда приходится платить, понимаю, — сострил Венти. — И лучше сделать это добровольно.       Впервые за много дней он сильнее ждал заката солнца, чем восхода.

***

      Он ворочался с целый час, пытаясь то ли устроиться поудобнее, то ли наоборот. За несколько ночей на жесткой земле, после мягчайшего сена того сеновала все было не то. Венти закрывал глаза снова и снова, но сон не шел. Он знал причину.       Долгая дорога накладывала свои отпечатки. Несмотря на должный отдых и попытки питаться по-человечески, а не солнечным светом, которого было в избытке, они оба начинали уставать. Приход в городок, стоящий на границе Заоблачного предела и считающийся самым крупным поселением в окрестностях, означал, что это их последний шанс заночевать на постоялом дворе, по крайней мере, до обратного пути — если он еще случится, мрачно шутил Венти про себя, рисуя в голове всевозможные сценарии исхода. Сяо объяснил, что в Заоблачном пределе люди селиться опасались испокон веков. Это были заповедные владения, обитель Адептов, куда со злым умыслом разорения или присвоения себе разнообразных богатств рисковали соваться лишь самые отчаянные разбойники и похитители сокровищ. Простые жители Ли Юэ посещали Адептов в качестве паломников. Зариться с плугом и мотыгой на принадлежащие божествам плодородные земли возле гор считалось великим кощунством. — Какие-то глупости, — сказал Венти, и Сяо скривился — только ему, видимо, было дозволено называть обычаи подзащитного народа бессмысленными. — Столько места пропадает зазря.       Поднимающиеся в вечернем тумане пики высоких скал, оставшиеся там со времен великих сражений Гео Архонта со злыми божествами, поражали воображение. Венти видел их не раз, но чаще — с воздуха, и громадины гор, нависающие над городком, в котором им предстояло заночевать, его завораживали. Пришибленный горькими думами о своих утерянных крыльях, он, наконец, заставил себя отвести взгляд.       Хозяйка постоялого двора, провожая их до комнат, трещала без умолку, рассказывая о возможностях религиозного паломничества в группах, которые открывали гостям города многочисленные знатоки Заоблачного предела. Венти не спешил ее разубеждать в том, что они с Сяо идут на поклон к Хранителю Гор. До сих пор никто в Ли Юэ еще не подал виду, что узнал в Сяо Якшу, а в Венти — мондштадтца. Для них он был просто безымянный знатный чужеземец, как и Сяо — причудливо одетый, прекрасный собой молодой экзорцист. Венти это удручало — неужели никто даже не подозревает о его божественной природе и многолетней службе на благо народа Властелина Камня? Ему посвящены некоторые легенды, его узнают люди, которым он когда-то помог, но он остается в их глазах лишь человеком, одаренным Глазом Бога, и совершенно не торопится это опровергать.       Вероятно, эта возможность оставаться инкогнито помогала ему почувствовать себя ближе к людям, чего он всегда, наоборот, старался явственно не допускать. Его одиночество и вечные странствия становились его маской, под которой Истребитель зла не был Адептом.       Остановившись на втором этаже, хозяйка указала на две соседние комнаты, и вдруг охнула: — Совсем забыла спросить, может вам нужна одна? Не сочтите за неуважение, но вы выглядите господами обеспеченными, и я поторопилась решить, что после дня в пути вы предпочтете отдохнуть друг от друга, раз не стеснены в средствах.       Венти посмотрел на Сяо — слово было за ним. Он не собирался ни подтверждать, ни опровергать мысль замершей в ожидании ответа женщины, глаза которой жадно обшаривали каждую деталь их внешности в попытках оценить степень их достатка, в соответствии с которым можно было бы задрать цену и на простой в гостинице, и на ужин, и послать кухарку в закрывающуюся уже лавку мясника за дорогой свининой, подходящей их изысканным вкусам.       Сяо не ответил на его вопросительной взгляд и после паузы невозмутимо сказал: — Мы оплатим комнаты отдельно.       Затворив за собой дверь, Венти выдохнул. Ничего, возможно, он утомился обществом Венти — даже не возможно, а точно, он не питал иллюзий насчет того, насколько назойливым и громким иногда мог быть. Они достаточно ночей провели все равно что под открытым небом, когда их ничего не разделяло. Велика вероятность, что положительное влияние его божественной ауры и спокойствие, которое Сяо обретал рядом с ним, продержится теперь подольше.       Но гарантировать себе он этого не мог и заснуть не мог тоже. — Чтоб тебя Селестия побрала, — негромко выругался он, ни на кого конкретно свою злость не обращая, и подошел к окну.       Луна все еще росла, становясь все толще и ярче, и Венти вспомнилась песенка о вольфендомских волках, которые оплакивали труп луны тем громче, чем ярче она светила.       Когда после ужина они вернулись в свои комнаты, Венти так и не спросил, нужно ли Сяо его присутствие, не боится ли он встречи с ночным кошмаром вновь, от которого за несколько ночей уже успел поотвыкнуть.       За стенкой царила тишина. Он начинал беспокоиться.       Соседнее окно было распахнуто настежь. Не было еще ночи, когда Венти не сталкивался с плотно затворенными ставнями, на которые изнутри крепилась защитная печать.       Сяо сидел, прислонившись спиной к стене, и будто бы молился. Мимолетно запаниковав, Венти приземлился посреди комнаты. Адепт открыл глаза, и они посмотрели друг другу в лицо. — Я… — Венти сглотнул. — Было тихо, и я… Мало ли что могло случиться. Я заволновался. Извини за вторжение, не буду мешать.       Он попятился, не разрывая зрительный контакт.       Взгляд Сяо. О, взгляд Сяо. — Ты не мешаешь.       Венти замер. — Я подумал, ты молишься. — Уже нет. — Почему не ложишься? Ты сам сказал, что завтра предстоит особенно тяжелый переход. — Не хочется.       Венти чувствовал — что-то не так. Все не так. Он должен быть за стенкой и видеть третий сон, чтобы после четвертого проснуться от крика боли и поспешить на помощь, пока Сяо в забытьи. Выполнить те же действия, что помогали усыпить и подарить ему отдых в начале пути: лаванда, лира, «Упокоение Разума». Не следует думать, что несколько дней, когда он почти чувствовал кожей тепло спящего рядом Адепта, что-то изменили. Хотя Сяо обречен на страдания, не забота Венти до скончания веков лишать самого себя сна и петь ему колыбельные. Но пока он рядом, то не может снести чужую муку. — Хочешь, сыграю?       Ни кивка, ни лаконичного «хочу». Только такой же длинный взгляд поблескивающих золотых глаз, обращенных только к нему, очень внимательных и нечитаемых. — Не хочешь?       Если бы он не хотел, то сразу сказал бы. Невольно улыбаясь, Венти извлек из воздуха лиру и занес руку, чтобы провести по струнам, но спохватился — легкая манипуляция с запечатыванием звука лишь в пределах этой комнаты точно не будет лишней, особенно учитывая, что Сяо этого не сделал. Он не собирался ложиться вовсе?..       Венти понимал, что знает причину, но отмахивался от нее, как от невозможной. Не может быть все так просто. Не с Сяо. Он Моракса переживет, лишь бы сделать наперекор, не оправдать ожидания. Венти ожидал — ничего не мог с этим поделать. Всю неделю подобно медленно натягиваемой на колку струне, которой еще не касались; еще сутки рядом — и можно было бы сравнивать с фазаном на вертеле, которого медленно поворачивают над углями.       Он сел напротив и заиграл что-то о тех самых плачущих по луне волках, не глядя на Адепта и зная, что тот смотрит только на него. Не на заглядывающую в комнату луну, прислушивающейся к посвященной ей музыке; не на стену, не видя самой стены. Он смотрел, и от его взгляда по задней части шеи поднимался покалывающий жар, мурашками удовольствия рассыпаясь на затылке. Венти редко давал личные концерты: не любил излишнюю камерность и молчаливость слушателя, ему по душе был нестройный хор подпевающих голосов. Сяо молчал и слушал, и это каким-то неведомым образом было приятнее, чем играть для родной мондштадтской толпы. Это было иначе.       Когда он коснулся его инструмента, пальцем проследив витиеватый орнамент на корпусе, лира жалобно ахнула от неверного щипка Венти, промахнувшегося впервые за пару сотен лет. Он неверяще поднял глаза, наткнувшись на то же непроницаемое выражение.       Рука исчезла. Сяо с силой сдавил пальцы вместе и спрятал кулак под другой ладонью; потер, словно пытаясь подавить боль от ожога. — Чужие инструменты нельзя трогать без разрешения, — прошептал Венти.       Сяо медленно выпустил воздух через нос. — Просто сам хотел понять, как она звучит, — честно ответил он.       Задетая струна еще дрожала, когда они встретились на полпути; ощутив губы Венти на своих, Сяо шумно, хищно выдохнул. Лира исчезла, просыпавшись на колени Венти золотистыми прохладными искрами. Проведя языком по острому клыку, он торжествующе улыбнулся в поцелуй и тут же изумленно охнул, когда Сяо попытался его углубить, двигаясь навстречу к нему и сталкиваясь с ним грудью, отчего Венти опрокинулся на спину и больно ударился лопатками о дощатый пол. По обе стороны головы приземлились локти, и Сяо, не давая вновь посмотреть себе в лицо, стремительно склонился к нему. Гонясь за винным вкусом губ, которые вскоре ускользнули и раскрылись в вырвавшемся вздохе, упустивший поцелуй Адепт легко, но ощутимо прихватил зубами кожу под ухом. Тело Венти прострелило темной, плохо поддающейся контролю похотью, и он выгнулся, как тетива.       Рука Сяо легла на его пах.       Бард непристойно захныкал, и его вдруг накрыло волной безумного страха: что если, поддавшись своему неосторожному импульсу, он свяжет себя с охотником на демонов, который никогда не познает душевного покоя? Он, больше всего на свете ценящий независимость и свободу, окажется пленником проклятой кармы Адепта, которая засасывает всякое счастье и добро и оставляет лишь обглоданные тени под его глазами. Что тогда?       Видя, как вывернувшийся из-под него Венти, тяжело дыша, садится и отползает, Сяо смотрел на него широко распахнутыми глазами с невиданным и потрясенным выражением — губы его были алы и чуть приоткрыты, а на верхней губе виднелся след от несильного укуса — неужели это Венти его там оставил? Он подозревал, что его собственное лицо составляет достойную конкуренцию Сяо — ничего кроме онемения, страха и страшного обжигающего возбуждения, грозящего поглотить все остальное, он не чувствовал. Вся кровь, отлившая от головы, вернулась, и он страшно покраснел, ногами отталкивая себя от пола, чтобы спиной уткнуться в стену. Но Сяо не собирался ни догонять его, ни нападать. Он смотрел и ждал чего-то, и медленно в его глазах раскрылась прежняя зияющая пустота.       Сгорая от стыда, Венти стремительно вылетел в окно и до рассвета не сомкнул глаз.       Из-за стены не донеслось ни звука.

***

      Путь продолжался. Венти с первого взгляда понял, что Сяо той ночью тоже не спал. Как сонные мухи, не разговаривая и не глядя друг на друга, они вышли со двора и оказались на кипящей жизнью рассветной улице. День для рабочих и крестьян всегда начинался на заре, ведь до заката столько всего можно было успеть — это было справедливо и для путешественников, у которых весь световой день занимала дорога.       Выдохнув, Венти развернулся на каблуках к Сяо: — Предлагаю завернуть в кабак, который мы видели на входе в город. Там продавали яблоки в карамели. Заодно возьмем в путь еды.       Тот отсутствующе посмотрел на него, кивнул и, направляясь к зданию под запоминающейся зеленой черепицей, прошел мимо, в последний момент увернувшись, чтобы не задеть плечом.       В животе у Венти что-то оборвалось, словно он его все же задел, и толчок этот заставил потерять равновесие. Лучше бы он его задел. Но Сяо молчал, и Венти было не до смеха. Он не выдержал и все испортил — благо, что вовремя остановился. Осознание, что не он один накануне потянулся к сидящему напротив, его мало успокаивало, даже, скорее, наоборот. Он прекрасно понимал силу своего очарования и все равно без удержу заигрывал, шутил, подкалывал, и просто был самим собой — не желающим отказываться от свободы вытворять что угодно и не нести за то ни малейшей ответственности. Он всегда бросал себе вызовы и любил соревноваться с собственными достижениями, но Сяо был не хорошенькой путницей из Сумеру, ночевавшей в Монде и снова уходившей поутру за горизонт, не симпатичным бородатым виноделом из окрестностей Спрингвейла. Он нес на плечах тяжкое бремя, которое Венти из жалости взялся облегчить на время, пока они путешествовали вдвоем, и в итоге угодил с головой в трясину, не сумев в нужный момент одернуть себя и не зная, что теперь с этим делать.       У заведения, к которому они приблизились, разворачивалась престранная сцена — несчастный трактирщик, уже в переднике, стоял на коленях, окруженный высокими грузными чужаками в полном военном обмундировании, на фоне покатых крыш и бамбука выглядящих как цепляющая взгляд неприятная деталь привычного пейзажа. Трактирщик заламывал руки и стенал; вокруг толклась небольшая толпа зевак, рискнувших посмотреть поближе — остальные, опасливо оборачиваясь, не приближались и торопились скорее на службу или работу в полях за городом.       За традиционным прилавком, таким же, как в «Народном выборе», Венти увидел испуганных подростков — девочку и мальчика, похожих, как две капли воды, которые прижимали к груди расписные лакированные ларцы. — Мы все равно реквизируем все припасы, по-хорошему или нет, — ледяным тоном сообщил долговязый человек в плаще, головы на полторы выше их с Сяо.       Трактирщик издал горестный вскрик.       Сяо стремительно встал между ним и агентом Фатуи, заслонив горожанина собой. Венти замер поодаль, чувствуя, что сердце забилось быстрее. Ему нечего было страшиться — наверняка Сяо не раз прогонял нахалов из Снежной, когда те слишком зарывались. Его пугало другое — в панике перебирая в голове воспоминания минувших полутора недель он пытался понять, в какой момент они упустили из виду хвост. Фатуи следовали за ними или шли впереди? Был ли это тот же отряд, о котором рассказывал Лан из деревни Золотой Рощи, или какой-то новый? Сколько вообще Фатуи рыщет в окрестностях, и зачем им Гуй Чжун, если они пришли за ней?       Теряясь в догадках, Венти понимал лишь одно — намерения у них недобрые.       Рядом с агентом стояла маг Электро цицинов — Венти с легкостью распознал ее еще издалека, как и всех остальных: громилы за спинами командиров выслушивали от нее распоряжения и, вытянувшиеся в струнку, заметно расслабились, когда женщина обернулась: — Почему он все еще… Ах, вот почему, — ее полумаска закрывала только верхнюю часть лица. Нижняя скривилась в кислой улыбке. — Защитник нашелся. — Вы не имеете права здесь находиться, — не выдержал Венти, и восемь пар глаз обратились к нему, лишь Сяо не шелохнулся. — И тем более не имеете права отбирать имущество у подданных Ли Юэ. Если вы сейчас же развернетесь и уйдете, то, возможно, не окажетесь в выгребной яме, из которой вылезли. Хотя обещать не могу.       Угроза показалась незначительной даже ему самому, и маг цицинов вытащила из-за пазухи сиреневого кафтана короткий свиток с красной печатью внизу — не нужно было много ума, чтобы понять, что это какое-то разрешение, данное местной властью. Венти задохнулся от возмущения. — Отбирать? Как грубо, — сладенько протянула она, сворачивая документ. — Реквизировать. — Не знаю, каким путем вы его получили… хотя нет, знаю, дали взятку какому-нибудь сальному чинуше, да? Но этих людей вы не тронете, и город покинете сейчас же, — Венти начинал закипать по-настоящему, что случалось с ним редко. Вид наполненных слезами детских глаз и коленопреклоненного мужчины вызывал у него неописуемый гнев. Да будут прокляты продажные твари, даже пьянство — не столь тяжкий грех! В Монде он такого бесстыдства никогда не допустил бы. — Прошу, смилуйтесь, — подал голос трактирщик, и на его лице стал заметен проступающий отек. — Я могу отдать вам две трети, но не всё! Тут моя жизнь, если вы заберете все мои запасы, мы с детьми пойдем по миру! — Какая жалость, что нас это не касается, — с ядовитой лаской отозвалась маг. — Неужели вы не чтите распоряжений собственных правителей? Властелин Камня, земля ему пухом, был бы крайне недоволен нарушением священного для вас контракта, по которому нам дано право…       Терпение Венти, и так не отличавшееся крепкостью, лопнуло, и порывом ветра он выдрал из пальцев мага свиток, поймал его на лету и разорвал. На землю осыпались ошметки рисовой бумаги. — У него Анемо Глаз Бога! — вскрикнул кто-то из толпы. Кто-то захлопал и засвистел. С появлением внезапных заступников людей стало прибывать, они обступили лавку полукольцом, образовав человеческую стену за спиной Венти.       Ага. А самого бога Анемо не хотите?       Агент рванул к нему, и в руках у него появились огненные клинки; оскалившаяся маг цицинов извлекла из воздуха свой фонарь; и все было пришло в движение, но мигом замерло, когда в воздухе мелькнула зеленая молния — быстрее звука Сяо материализовал Нефритового Коршуна и преградил им путь. В лучах показавшегося из-за деревьев солнца наконечник блестел так, что глаза начинали слезиться и, несмотря на все изящество, выглядел крайне угрожающе, в отличие от громадных, но бестолковых громил Фатуи, которые вылупились на Сяо, как бараны. — Еще шаг — и вы покойники, — процедил он, исподлобья глядя на них.       Венти вдруг стало нестерпимо горячо, словно он наглотался углей. Уголки губ сами поползли в стороны, но он сдержался, чтобы не заулыбаться, как дурак. Он и сам был в состоянии не дать себя в обиду, но это… это было приятно, приятно нестерпимо.       Угрозы странных людей в вычурной одежде Фатуи ожидаемо не впечатлили: маг цицинов, сложив пальцы веером, призвала своих мерзких мух, сотканных из чистого Электро; Венти во мгновение ока извлек из воздуха давно ждавшую своего часа Элегию Погибели и, не целясь, совершил пол-оборота, чтобы несильным настойчивым вихрем отбросить людей подальше и не дать им угодить в месиво разгорающегося боя.       Когда он обернулся, Сяо уже разобрался с двумя Гидро-бомбардирами: на него наскакивал не успевающий за мельканием копья агент. Ему, проживи он хоть еще десять жизней, ни за что не удалось бы поспеть за скоростью Адепта, движением оружия по лемнискате отшвырнувшего обмякшие тела прочь. Высокий прыжок — падение, и на землю тяжело осел молотобоец.       Маг цицинов, покачивая бедрами, двигалась навстречу Венти. — А ты любишь поиграть. — Вообще-то да, — согласился Венти. — Но явно не с тобой, красотка.       Он подбросил ее в воздух и случайно пропустил два жалящих прикосновения цицинов — третий плюнул в него Электро, распространив по телу парализовавший мышцы разряд. Это длилось пару мгновений, но и их хватило, чтобы пришедшая в себя маг оказалась вплотную, когтями приближаясь к его лицу — когда Венти натянул тетиву, то понял, что уже не успевает, и в потоке ветра, взметнувшем пыль, оказался в воздухе.       В ту же секунду всего в двух-трех пальцах от места, где он только что стоял, уже блестело алой кровью острие зеленого копья. Сердце Венти пропустило удар, и от вида страшной ярости в чертах Адепта оно оказалось где-то в горле.       Сяо вырвал Коршун из тела, и то рассыпалось в фиолетовую пыль, пресыщенное Электро до предела и жадно разорванное им. Агента нигде не было видно — очевидно, его постигла та же участь. Побитые полуживые Фатуи отползали, и у одного из них вместо валяющейся неподалеку руки из плеча толчками выплескивалась наружу горячая кровь. — Красиво, — оценил Венти. — Только ты меня чуть не проткнул. — Не проткнул бы, — Сяо оглядел его, и под его пристальным взглядом всегда послушный воздух вдруг сгустился, отчего его стало сложно вдохнуть. Он быстро оценил степень повреждений — к счастью, отсутствовавших, Венти был мастером в избегании прямого контакта с противниками — и ненадолго задержавшись на лице, отвернулся.

***

      В благодарность заливающийся слезами хозяин кабака попытался отдать им столько еды, сколько унести было не под силу, хотя Венти вовсе не собирался протестовать. Тщательно отобрав из предложенного все, что не грозило испортиться после дня в дороге, и набив сумку лакомствами в виде карамельных яблок и лотосового печенья, Венти долго махал ему, то и дело оборачиваясь к провожающей их семье из трех человек, сын которой с большим интересом вертел в руках его лук, пока старшие разговаривали во время сборов.       Он не прислушивался, всецело поглощенный изысканным оружием, которое бард дал ему пощупать, хотя было к чему. — Вы случайно не знаете, откуда здесь, в Заоблачном пределе, могли взяться Фатуи? Чем приманила их ваша земля? — перед уходом поинтересовался Венти.       Подарив им долгий, внимательный взгляд, трактирщик опустил голову: — Ходят слухи, молодые господа, всякие нехорошие слухи. Это не первый отряд, что проходит через наш город, но до сих пор нас, — он привлек дочь к себе, потрепав ее по волосам: — они обходили стороной, обносили другие лавки, а не наше скромное заведение. На соседней улице разорили Цзиня, через квартал — еще двоих, но нас, слава Гео Архонту, не трогали, пока мы не остались почти что одни, у кого еще было что брать. — Зачем им столько провизии? — продолжил расспросы Венти. Скрестив руки на груди, Сяо слушал от дверей, уже готовый выдвигаться. — Горы хитры, господин, — прищурился хозяин. — Пускай. Но куда они идут, о чем слухи? — допытывался Венти, решив не вникать в то, что подразумевал хозяин. Какими бы хитрыми ни были горы, с Сяо, знавшим местность, как свои пять пальцев, ему ничего не грозило — за время пути он научился ему доверять. — Слышали ли вы о гробнице Гуй Чжун?       Ну вот, одними губами произнес Венти, обернувшись на спутника. Тот посмотрел на него, не выказывая ни малейшего удивления. — Слышали, — осторожно подтвердил Венти. — Они уходят в Заоблачный предел и не возвращаются, и не вернутся, — мстительно продолжил трактирщик. — Никто не знает, где именно Властелин Камня похоронил Архонта Пыли, и едва ли когда-то найдет, а если и найдет, то не выживет. Я видел, как первые отряды Фатуи тащили мешки, светящиеся янтарем Гео-элемента, не могу знать, возможно, разорили какое-то посвященное Властелину Камня святилище, чтобы попробовать с помощью артефактов отыскать и открыть вход. Много смельчаков в былые времена отправлялись на поиски, ожидая обнаружить там несметные богатства, но находили лишь смерть, и немудрено, ведь Гео Архонт защитил гробницу не только от жадности смертных, но даже от себя самого. — Ничего себе, — Венти изобразил искреннее недоумение. — Как так получилось?       Моракс рассказал ему обо всем, почти обо всем, что требовалось знать для открытия, но не назвал причину. Только из-за нее они проделали такой путь, и его предстояло повторить в обратную сторону, если в гробнице все сложится удачно. — Согласно легенде, каждого, кто был причастен к смерти Архонта Пыли, Гео Архонт похоронил глубоко под землей и выжег метеоритными дождями их владения, так, что еще много лет там не было ни клочка плодородной земли и даже не летала птица.       Венти кивнул — это он еще помнил. Помнил и согбенную фигуру стоявшего на коленях Моракса, в окружении шести из Семерых и многочисленных друзей-Адептов держащего на руках тело Гуй Чжун посреди поляны открывшихся звездам глазурных лилий, подсвеченных небесно-голубым и покачивающихся на ветру. — А прах своей возлюбленной… — Возлюбленной? Вы считаете, что они были супругами? — перебил Венти, с усмешкой вспомнив что-то известное только ему. — Ну конечно, — оскорбился мужчина. — Сами посудите, как же он тогда… дайте дорасскажу, и вы сами все для себя поймете. Прах своей возлюбленной он перенес под одну из гор Заоблачного предела — только ему известно, какую, и заточил его в богато украшенный каменный сосуд внутри каменной гробницы, где каждую стену целиком собрал из самых редких самоцветов. Он скорбел у ее порога десять тысяч дней и десять тысяч ночей без сна и пищи, и вихри изорвали его одежды, а волосы отросли так, что волочились по земле и светились от страшного горя так ярко, как мерцает лишь самый лучший кор ляпис. Но в отсутствие Гео Архонта в его народе случился разброд: брат стал убивать брата, и, вернувшись, он застал лишь последствия резни, что устроил человек, решивший захватить в его отсутствие власть. Он навел порядок, вернул под свое начало бежавших от самодурства людей, но каждые десять тысяч дней возвращался туда, где похоронил свою супругу. Да и кем она могла быть для него, когда он не мог ее покинуть? Однажды, воспользовавшись его отсутствием в течение долгих лет, когда Гео Архонт, поглощенный горем, снова остался с Гуй Чжун, по которой тосковал так, что не мог с ней расстаться, люди снова поубивали друг друга — и целые семьи не зарыли в земле, а выбросили в ближайшую реку так, что вода стала красной от крови, и когда Властелин Камня увидел это по возвращении, он рассвирепел так, что изрешетил виновников на месте каменным ливнем. И тогда он понял, что еще слишком рано, чтобы оставлять людей предоставленными самим себе — они были еще не готовы. И чтобы защитить их, так заботливо взращенных вместе с Гуй Чжун, он отрекся от нее, и в последний раз вернувшись, распрощался навсегда, наложив на гробницу такие чары, что и ему самому их разбить невозможно.       Трактирщик опустился на стул, словно придавленный тяжестью поведанной истории. Все это время он стоял из уважения к спасителям, но больше вытерпеть не смог. Дочь поднесла ему воды. — Так и что же это значит, все-таки? — Никто не знает точно, и проверять нет желания — больше всего люди Заоблачного предела верят, что конец света наступит, когда Гео Архонт вернется скорбеть на могилу Гуй Чжун. Стоит ему приблизиться к порогу, как вслед с магическими заграждениями гробницы разрушатся горы и холмы, и реки выйдут из берегов, а города канут в пропастях, разверзшихся от землетрясений. Он принес себя в жертву своему народу и не позволит себе же стать причиной его конца. Но это лишь местные поверья. Расскажи об этом в Цинцэ или Гавани — и тебя обсмеют, как суеверную деревенщину.       Сяо оставил им моры, ровно нужную сумму, чтобы покрыть покупки, и еще немного сверх того, даже несмотря на то, что голосистый трактирщик отпирался так, что слышала вся улица. Венти был с ним отчасти согласен, но он давно заметил, что Сяо не считает деньги: еще во время разговора с Мораксом в Гавани Ли Юэ Венти узнал, что несмотря на контракт, по сути, он находился на службе у Цисин и получал за нее жалованье, которое тратить ему было не на что, кроме ночлега, еды и платы на речных переправах.       Венти подмывало завалить его вопросами, которые мучали его самого. Но они шли молча, и Венти даже не напевал ничего под нос, время от времени заискивающе заглядывая Адепту в лицо, чтобы вовремя заметить перемену в его настроении. Оно не менялось, оставаясь сумрачным и безжизненным, как пасмурное небо зимой.       Теперь дорога становилась нечеткой, то и дело расходясь на едва хоженые тропы, местами поросшие горной травой и заваленные расколотыми камнями — Венти не хотелось задумываться, что за сила, обитающая здесь кроме Адептов, могла походя крошить булыжники на части, но Сяо молчал, и некому было поведать, что на самом деле является тому причиной.       В конце концов, Венти не выдержал. Созерцание каменного леса, кажущегося уже бесконечным, увлекало лишь поначалу, когда он, задрав голову, с открытым ртом взирал с земли на вершины высоких стройных скал, соединенных между собой хлипкими веревочными мостами. — Ты злишься на меня? — Нет, — помолчав, ответил Адепт. — На что мне злиться?       Венти озадаченно цокнул и помолчал. Он не хотел объясняться, если объясняться было не за что. — Ладно. Спасибо тебе за тот момент, в городе, — он попытался перевести тему.       Тишина. Сяо сделал еще несколько шагов, развернулся — Венти чуть не налетел на него — и холодно блеснул глазами: — Какой из?       Мысленно выругавшись, Венти ощутил, как по задней части шеи пополз жар. Он говорил о миге, в который Сяо заслонил его Коршуном, а не о ночи, которая вдруг живо вспомнилась, принеся с собой и стыд, и стыдливое возбуждение, предательски свернувшееся внизу живота. Решив посоревноваться с Сяо в сохранении самообладания, он невозмутимо ответил, возобновляя шаг: — Когда ты меня защитил. Копьем. — Я защитил не тебя, а людей, которые за тобой стояли. — Конечно, — нет, все же он не мог сохранять такое ледяное спокойствие. — Прости, что подумал, будто мгновенное убийство Фатуи, которая хотела меня парализовать Электро и зажарить — это защита стоящих за мной людей.       Попавшись на двусмысленность фразы, Сяо чуть переменился в лице, но его спутник этого не увидел. — Я не злюсь, что ты меня поцеловал.       Венти застыл, как статуя. Сяо нагнал его. — Я думал, что ты злишься из-за другого, — выдавил тот, пробуя путь отхода. Возможно, Сяо просто нравилось все время заставать его врасплох. — Люди всегда уходят. Я к этому привык.       О, это было еще хуже, чем если бы он действительно был зол. Венти окатило волной такой липкой ненависти к собственным поступкам, что он ощутил жгучее желание отхлестать себя по щекам. — Кто кого поцеловал еще, — пробормотал он. — Почему бы это не мог быть ты.       Сяо промолчал. — Хорошо, я рад, что благодаря твоей неподражаемой прямоте мы внезапно все это выяснили, но давай больше не будем, — добавил Венти. — Я слишком свободен, а ты слишком нет, чтобы ставить под угрозу мою свободу.       Он прикусил язык, ощутив, что только что выдал с потрохами все свои запретные мысленные образы, где ему приходится оставить свой вольный образ жизни и то и дело возвращаться в Ли Юэ, чтобы свидеться с Сяо, зная, что без него тот мучается и ночами не спит — и вовсе не потому, что страшно по Венти скучает. Он думал об этом, думал и не мог представить, что готов стать для Сяо тем, чем для запойного пьяницы становится бутылка — лучшего сравнения у него не нашлось, уж слишком он пытался вызвать ею отторжение.       И больше всего его пугало, что получалось плохо.       С угрюмой простотой Сяо все делалось проще и легче, и это Венти очень нравилось. С ним было спокойно. С ним можно было не отказываться от самого себя. Но привязать себя для Венти было равноценно отказу. Они оба были одиноки, каждый по-своему, и если для Сяо долгожданная близость живой души могла стать зависимостью, Венти приходил в ужас от мыслей об излишней близости и необходимости быть верным чему-то кроме возвращения в Мондштадт и одуванчикового вина.       Стать для Якши кем-то — обречь себя на бесконечный цикл без возможности вырваться и, возможно, на собственное угасание, когда его сил справляться с тьмой перестанет хватать не только на них обоих, но и на себя. Венти не обязан был его спасать.       Но хотел, в неизменной самоуверенности отчаянно веруя, что сможет стать окончательным исцелением, и чувствовал, что может быть прав, увидев, каким на самом деле Сяо становился рядом с ним и как явственно тянулся к его свету, не утопая в саможалении и кармической темноте.       Им точно не грозит состариться вместе в домике на холме, завести выводок уток и по вечерам расписывать веера, пока один не испустит дух в постели, а второй не умрет от тоски. Они не смертные, и их дом — свободная дорога, долины и небо. Им нет нужды торопиться и предопределять свой оставшийся жизненный путь на тысячелетия вперед, если они могли время от времени сливаться душой и телом, а потом разбегаться вновь. Но вынесет ли это Сяо?       Не зная ни его мыслей на этот счет, ни пытаясь поинтересоваться, он выдумывал себе, успокаивался, но так и не подозревал, что в эти мгновения его чувство, ничуть не преображаясь, обретало, в отличие от прежних расплывчатых грез, опасную, чуть ли не осязаемую законченность.       Метаясь, Венти не заметил, как солнце опустилось за горизонт. Они выбрали для стоянки небольшую поляну, с трех сторон окруженную скалой — почти выемку в горной породе с несколькими деревьями, где неподалеку журчала вода, у которой утоляли жажду белые журавли. От громкого хлопка развернувшегося полотнища палатки они испуганно вспорхнули, и Венти опечаленно проводил их взглядом — когда он развернулся, все было уже готово.       Сяо возился, вытаскивая из сумки покрывало, и Венти с никуда не девшейся грустью посмотрел на него. Возможно, завтра они уже будут стоять на пороге гробницы Гуй Чжун. — Нам стоит поговорить о Фатуи — если мы наткнемся на них у Аоцзан… — Я не думаю, что они настолько опасны, — Сяо отмахнулся.       Вспомнив сегодняшнее подобие боя, закончившееся быстрее, чем обыкновенно Венти допивал вино, тот хмыкнул. — Только если они все же не попытаются ее вскрыть, опередив нас. Но блуждать они будут еще долго — эти горы способны миражами запутывать чужаков, у которых в сердце не осталось места свету. Властелин Камня и Адепты как следует позаботились о своих землях. — И что бывает с теми, кто не распутался в миражах? — полюбопытствовал Венти.       Сяо поозирался, будто ища что-то на земле, и пожал плечами. — Дохнут от голода, а кости обгладывают птицы. — Очаровательно.       Они поужинали купленной у трактирщика едой. Сяо был в хорошем расположении духа — ни ночь, ни последовавшее объяснение не смогли перекрыть его радость от удачной схватки, и Венти чувствовал это, теперь научившись разбираться в выражениях этого бесстрастного лица и видеть перемены, раньше незаметные. — Хочешь поиграть?       Сяо издал неопределенный звук, который можно было расценить и как «да», и как «нет». Ощутив просыпающееся озорство, Венти не преминул этим воспользоваться. — Отлично. Я задам тебе вопрос, а ты должен на него ответить. Только честно. Договорились? А как только ответишь, то можешь задать вопрос мне.       Сяо кивнул. — Почему тебе не молятся?       В глазах Адепта мелькнуло удивление. — Я и так мог бы ответить тебе на него, безо всякой игры, — ровно ответил он.       Я знаю, хотел сказать Венти. Я знаю, и это лишь первый вопрос из череды, чтобы притупить твое внимание. Ты еще не слышал моих коронных провокационных вопросов. — Мне не молятся, потому что люди не знают обо мне. Они не запоминают мое лицо, не знают имя, — он говорил это спокойно. — И это хорошо. Это правильно. — Почему ты думаешь, что это правильно? — Потому что так проще. Они не могут привязаться ко мне, как я — к ним. Они не в состоянии выдержать даже части того, что происходит со мной. Оно распространяется как язвенная болезнь и поражает все живое вокруг, и я не хочу быть причиной угасания того, что должен защищать.       Твердо, без запинки, будто наизусть; будто сто раз повторял это в голове и заучил как мантру. — Не все то правильно, что просто, — выдал Венти, сам удивившись своей внезапной нудности. Он что, превращался в Дилюка? — В Ли Юэ есть старые статуи, которые воздвигали Якшам в былые времена. Но мои давно разрушились от времени, а у оставшихся больше нет лиц, как и у тех, кому они были посвящены. — Те Якши сошли с ума?       Сяо пошевелил веточкой угли, помедлил с ответом. На его лице серебрился лунный свет. — Можно и так сказать. Они обратились против самих себя, поглощенные безумием, с которым были призваны бороться.       Чувствуя опускающуюся на сердце тяжесть, Венти понял, что безобидная изначально игра заходит далековато. Он готовился услышать односложные ответы и потом точным неожиданным ударом застать врасплох, но слушать и представлять все, что Сяо рассказывал, становилось много сложнее. — А почему ты не разделил их участь?       Адепт посмотрел на него так пристально, словно сам ища ответ, что стало ясно — эта территория запретна. Случившееся с ним его не касается, и едва ли он когда-нибудь поделится с ним своей историей. — Мой черед. Ты задал уже слишком много вопросов. — А? Да, конечно, спрашивай, — Венти внутренне сжался. Он надеялся, что Сяо решит этой возможностью не пользоваться. — Почему ты здесь?       Венти вздохнул. Пути назад не было — он пообещал отвечать честно. — Я заключил с Мораксом контракт.       Венти еще никогда не видел на лице Сяо такого выражения. Он встретил удар достойно, только чуть заметно сжался, будто неведомый груз лег на плечи вдобавок к тому, что и так приходилось нести. — В обмен на что? — На свою жизнь, — это звучало громко и даже гордо, если не знать подробностей. Сяо смотрел на него с плохо скрываемым болезненным шоком. — Да, я был обязан ему жизнью, еще с очень давних времен, и он ни разу еще не воспользовался шансом призвать меня. До сего момента. Говорил же, Моракс ничего не забывает, а я-то уже успел понадеяться, что он забыл. Мы договорились, что если я сопровожу тебя и верну в Гавань Ли Юэ живым, то мы будем квиты. Так что считай, что Моракс так верит в мою страсть к жизни, что обменял на нее твою безопасность. Все-таки, если с тобой что-то случится, я смогу хотя бы попытаться тебя исцелить.       Он невесело кивнул на свою сумку, откуда торчала кисточка флейты. — Что именно входило в контракт? — выдавил Сяо, и Венти ошарашенно воззрился на него — не может же он подумать об этом. — Это… ты тоже сделал, потому что… контракт? — Нет! — Венти распахнул глаза, подавшись вперед, и, не задумываясь, приложил руки к сердцу. Как вообще можно было это связать? Но он не подозревал, что весь день Сяо не мог даже подумать ни о чем другом.       Венти стало больно лишь от допущенной мысли. Да, он обвел вокруг пальца немало людей и еще большим количеством бессовестно воспользовался, ни за что не чувствуя стыда. Но даже под убаюкавшей совесть вседозволенностью она у него была. — Нет, пожалуйста… Сяо, это не так. Я правда… да, я правда хотел тебя поцеловать. И если бы я знал, что я почувствую это, то вряд ли заключил этот злосчастный контракт, — горько, но искренне выпалил он и повторил: — Я слишком свободен, ты слишком нет. Я не хочу давать тебе ложную надежду.       Сяо долго молчал, глядя на потухающие угли. Ночь была жаркая, храня еще отпечаток дневной духоты, и разводить костер заново не требовалось. — Не нужно решать за меня, что дает мне надежду. И не стоит полагать, что моя несвобода может стать и твоей. Это лишь мое бремя, — он поднял глаза. — Благодарю за ответ, я ценю честность.       Вот оно. Венти выдохнул и решился. — А я ценю то, что контракт дал мне возможность узнать тебя, — сдался он и впился взглядом в его лицо.       Отразившись эхом между гор, до них донесся крик ночной хищной птицы.       Сяо потянулся к нему первым, и долго сдерживаемое желание — темное сладкое вино — вдруг хлынуло на волю.       Этот поцелуй идеально походил на их первый, и другим быть не мог — сгорая от воспламененного в нем голода, такого, что Венти не помнил, чтобы вызывал в нем смертный человек, он прильнул к нему. Отставив руку назад, Сяо с трудом удержал равновесие, когда Венти оказался на его коленях, вслед за вязко-горячей лаской языка, проникающего в рот, осыпая короткими прикосновениями губ его скулы, лоб и опустившиеся густые ресницы.       Это должно было случиться и происходило прямо сейчас, и Венти сам дивился своей выдержке: он был богом свободы и редко ограничивал себя в утолении страсти. Ему не было нужды сковывать себя пристойностью и стыдом, а люди охотно тянулись к нему, зачарованные сладким соловьиным голосом и теплотой. Он целовался, как дышал, и не мог надышаться. — Подожди, — прошептал Венти, ловя крепкие руки, поползшие к поясу шорт. — Куда… куда ты так торопишься…       Над ними цвела южная ночь и созвездия складывались над головой в блестящий, пересекающий небо волчий хвост, и до зари все было их. — Ты уйдешь.       Венти опешил. — Я не уйду. Я тут.       Он огладил его щеку и поймал загнанный, недоверчивый взгляд Сяо из-под растрепанных волос. — Я останусь. Если за все время пути ты еще не понял — твоя убийственная аура на меня не действует, я ведь богом был, — торопливо пояснил он, осознавая, что не в его силах пообещать что-то вечное, и Сяо, судя по его словам, знает это сам — но тут он самым сердцем понимал, что речь о моменте, в котором они слились сейчас. — Останешься, да, — неверяще хмыкнул Сяо, сжав заалевшие подпухшие губы. — Уходят все. Но я готов.       Он был готов не обременять его своей несвободой, был готов отпускать еще до самой встречи. И все, что Венти себе выдумывал весь день, оказалось лишь иллюзией, в которую он сам пытался поверить. Его глаза полоснуло резью, а к горлу подступил комок, и он зажмурился, крепко обвив чужие плечи руками и прижавшись щекой. Сяо медленно, но верно позволил себе прижать его тело к своему, обернув руки вокруг талии и умолкнув в худом плече. Придя в себя и сморгнув слезы душевной боли, которые Венти сдерживал чуть ли не дольше, чем желание познать тело Сяо, он вдруг ощутил медленные поглаживания по ребрам — легкие, почти невесомые и горячие без боевых кожаных перчаток Адепта. Тот отстранился ровно чтобы найти его губы своими и осторожно уложить его на расстеленное под палаточным пологом покрывало.       Сяо быстро учился и больше не распахивал рот так, будто хотел поглотить его целиком, а прилежно следовал движениям губ и языка Венти, отвечал тем же, но чуть более нетерпеливо, невольно выдавая сковывающее его напряжение и нежелание торопиться, если Венти того не хочет. Тот контролировал его легким ненавязчивым давлением пальцев на нижнюю челюсть, выудив у Адепта недовольный тихий рык, когда он почувствовал это впервые. Он ненавидел, когда ему указывали на несовершенства. Когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, и стоящий над ним на коленях Сяо распрямил спину, оглядывая барда сверху вниз, поплывший от поцелуев Венти знал, что представляет собой то еще зрелище — растрепанные косички разметались в стороны, грудь тяжело вздымается, губы приоткрыты. Сяо недвижимо смотрел на него несколько мгновений, и если бы Венти когда-либо наблюдал такое выражение на его лице раньше, то понял бы, что он почти благоговеет.       Мозолистые от копья ладони осторожно коснулись коленей лежащего перед ним — почти под ним — Венти, и тот, не чувствуя давления на ногах, сам медленно, призывно открылся, обнажая молочные мягкие бедра под задравшейся тканью шорт. — Сначала ты, — усмехнувшись, сказал он и резко свел колени вместе так, что если бы Сяо нагнулся, они уперлись бы ему в грудь.       Вышитая золотом белая безрукавка с высоким воротником сползала с его торса медленно — Сяо принял правила и тоже решил не спешить. Покончив, он отшвырнул одежду куда-то вбок; а потом застыл перед ним, со спины озаренный светом полной луны, которого было так много, что даже в палатке они видели лица друг друга отчетливее, чем в предрассветные сумерки. После секундного раздумья Сяо стащил с его ноги изрядно натерпевшуюся от тягот пыльных дорог кожаную туфельку, затем вторую, один за другим стянул невысокие белые носки с миниатюрными белыми кисточками и аккуратно положил их рядом, а потом, будто поддавшись какому-то удивительному даже для себя порыву, поднес его ногу к губам и запечатлел в верхней части икры, в месте близком к нежной тонкой коже под коленом, целомудренный поцелуй, цепко следя за реакцией.       Венти прошило очередной волной щекотного жара, и рука взлетела ко рту, чтобы скрыть вздох. Он тихо, ошеломленно засмеялся. — Так ты уже занимался этим раньше? — Конечно, — Сяо, выглядя почти оскорбленным, выпустил его лодыжку из пальцев. Его плечи напряглись. — Конечно?— Венти прикусил губу, чтобы сдержать смех — он не хотел его обидеть. — Я слышал, вы храните целибат.       Ничего подобного он, конечно, слышать не мог, и ляпнул по глупости: слишком уж не вязался сложившийся образ непоколебимого Якши, не поддающегося слабостям плоти, с утехами для ее услаждения. — Мне это незнакомо, — низким, на грани рокота голосом ответил адепт, и Венти не решился спросить, что он подразумевал: озвученное им слово или само воздержание. Это было и неважно.       Помедлив, Сяо добавил: — Тело просит.       Венти заулыбался. — А поцелуи? — Что поцелуи? — прикинувшись дурачком, переспросил Сяо, впервые за несколько минут отводя глаза, и даже с заливающим все лунным серебром Венти поклялся бы, что его щеки зарделись. — Ничего. Иди ко мне, — Венти протянул к его плечам руки, прося вернуться и снова согреть, что Сяо незамедлительно и сделал, припав губами к его яремной вене вместо губ, пока на тех цвела ликующая улыбка.       Он обязательно сложит песню о ветре, укравшем первый поцелуй у духа, изгоняющего зло, и ее будут петь во всех уголках Тейвата. А когда догадливая Розария увидит, с каким сияющим лицом он ее исполняет в «Доле ангелов» и спросит, кому он ее посвятил, Кэйя не выпустит его из таверны в хоть сколько-нибудь трезвом уме в попытках выяснить имя и все равно ничего не добьется.       Упругие, сильные мышцы груди; каменные, натягивающие бронзовую кожу ключицы, лаская которые, Венти чувствовал силу и мощь в этом теле сильнее, чем от чего-либо. Ощущение нависшего над ним божественного существа, желающего его заполучить, плавило снедавшее его весь путь озорное волнение в растекающийся под ребрами жар, не охладевающий даже со снятыми с него одеждами, и руки Сяо скользили по его обнаженной коже, и за ними будто скользил огонь, обжигающий до костей, вслед за руками замирающий в секунды промедления, прежде чем вновь вспыхнуть где-то еще.       Сяо, спустя две тысячи лет познавший поцелуи, дарил их ложбинке между ключиц, плечам, мочкам ушей и пальцам, неизменно возвращаясь к губам; обводил языком соски и даже спустился до запримеченной им нежной кожи бедер, стащив шорты так мучительно медленно, что Венти едва удержался от того, чтобы пнуть его, узнав в движениях сладкую месть — сам велел не торопиться, так теперь и отвечай за это сполна. Его затвердевшая плоть, заметная под бельем, Сяо, казалось, совершенно не привлекла, когда он снова вернулся, чтобы соединить их губы, и тем самым прервал мелодичный вздох, которых Венти не стеснялся. Уличив миг, он подался бедрами вперед и втерся в чужой пах, едва не обжегшись даже через остающиеся на Сяо штаны; его глаза изумленно расширились, но он немедля вновь взял себя в руки.       Венти чуть не взвыл — о горе ему, что посмел бросить вызов его гордости. — Все никак не можешь насытиться, — прерывисто пробормотал он. — И ты такой нежный, кто бы мог подумать… — Замолчи, — с неубедительным негодованием бросил Сяо.       В голове что-то выстрелило — так он на охоте спускал с тетивы стрелу раньше, чем успевал подумать: — Так заставь.       Если желтая радужка еще угадывалась в полумраке палатки и непрекращающемся потоке нежных ласк, то теперь ее до предела застлал увеличившийся вдвое зрачок. — Сам попросил, — не встретив сопротивления, Сяо протолкнул в его рот два пальца; ногти слегка царапнули язык, и Венти протяжно, совершенно непристойно застонал, шокированно уставившись в тронутые ухмылкой глаза.       Не собираясь оставаться в долгу, Венти умело втянул щеки и стиснул его пальцы плоской поверхностью горячего мокрого языка: Сяо впервые за вечер, не удержавшись, зашипел и уронил голову на чужое плечо. Его тело сотрясла судорога. — Ого. Сам попросил, — передразнил Венти, когда пальцы исчезли из его рта так же неожиданно, как и появились. — Не откусывай больше, чем готов проглотить.       В янтаре глаз плескался голод, отражающий его собственный. — Подай мне мою сумку, — властно распорядился бард, ощутив новую вспышку жара, когда Сяо безропотно повиновался и недоуменно склонил голову набок, как большой кот, следя за его торопливым копанием в вещах. — Что ты ищешь? — Ты что, с гор спустился? — удивился Венти, победно заулыбавшись, когда в его руках оказался заветный стеклянный флакон со слизью. — Как же ты тогда…       Его осенило. — А впрочем, ничего не говори… не хочу даже знать… Кошмарно. Ты совершеннейший варвар, скажу я тебе. — Может ты перестанешь осыпать меня оскорблениями хотя бы сейчас? Я даже ответить ничего не успел, — Сяо всосал мочку его уха, и Венти зажмурился, едва видя, что он делает с пузырьком в ослабших подрагивающих пальцах.       Слегка согрев смазку в ладони, вместо ответа он быстро оттянул пояс чужих брюк и обхватил раскаленную плоть. Сяо охнул и вздрогнул, весь сжавшись, словно от удара. — Я не настолько… не просвещен, чтобы не… — он с хрипом втянул воздух, ощутив умело двинувшийся вверх-вниз кулак. — Чтобы не знать, что это. — Часто приходилось пользоваться? — жарко выдохнул ему в шею Венти.       Вместо ответа Сяо нашарил флакон и, повторив манипуляции Венти, не глядя, прикоснулся к нему в ответ; тот зажмурился, пятками впившись в поясницу адепта. — Умерь пыл, — прошипел он. — Я вообще-то хотел… — Что? — Сяо отстранился, глядя на него внимательно. Венти скользнул руками к его ягодицам и красноречиво притянул к себе, взглядом то и дело соскакивая на влажные полные губы. — Ну же. — Ты хочешь, чтобы я?.. — Сяо снова покраснел. — Я всего несколько раз принимал… и я…       Он умолк, и теперь его смущение было настолько искренним и явным, что Венти растерялся. — Если ты хочешь, — он сделал акцент на правильном слове, поднимая себя на локтях, чтобы заглянуть в лицо. — Эй…       Сяо молчал. — Я могу. Я все сделаю правильно. Я не хочу сделать тебе больно, — ласково заверил его Венти.       Вместо ответа Сяо подтянул за ремешок свою сумку и положил ее туда, где только что была чужая голова, и от этого жеста у Венти защемило сердце. — Когда я с тобой, мне не больно, — с обезоруживающей честностью вдруг выдал Адепт.       Каждый раз Венти казалось, что он больше не сможет его изумить, и каждый раз Сяо превосходил сам себя. — Дурень! — Венти буквально взвыл. — Кто тебя просил, я ведь сейчас опять расплачусь, клянусь! Просто раздень меня уже, пока у меня сердце не остановилось от твоих…       Сяо настиг его снова, не дав договорить, и он жадно обвил его торс руками, успев соскучиться по горячей груди, прижимающейся к его собственной, и широким плечам, которые будто закрывали его от мира.       Сумка оказалась как никогда кстати — когда в него проникли два первых пальца, Венти, забывшись, вцепился в нее и охнул. Выразительно наблюдая за переменами в его лице и второй рукой придерживая за талию, Сяо поцеловал его в лоб, висок, а затем в кончик носа, и Венти чуть не сдержал клятву, когда на глаза опять навернулись слезы. — Если… — Продолжай, — упрямо заявил он, и Сяо посмотрел вниз, на увлажненную багровую головку, из которой сочились на бархатный низ живота прозрачные капли.       С каждым пальцем добавляя с дюжину поцелуев — Венти уже сбился со счета — Сяо растерял все намеки на свою прежнюю торопливость, казалось, оттягивая момент. Когда внутрь проскользнула горячая твердая плоть, Венти вцепился в его плечи, позабыв о сумке и онемело распахнув рот. Все еще придерживая его поясницу чуть на весу, сколько же силы было в этих руках, Сяо невыносимо медленно вошел и, давая обоим привыкнуть, зарылся носом в его плечо, где полураспустившаяся косичка лезла в закрытые глаза. Он старался мерно дышать через нос, и Венти поражался его выдержке. Чувство переполненности даже после должной длительной подготовки распирало его до вспышек давно знакомой жгучей боли, появившихся, когда Сяо случайно пошевелился. — Можно? — Можно, — растаяв, разрешил Венти — не то чтобы он обладал выдающейся памятью на события, но он не мог вспомнить, когда последний раз с кем-то была такая внимательная нежность.       От насыщенности прелюдии он был уже на пике, и, сердито не желая давать самому себе спуска, балансировал, пытаясь дать Сяо возможность насладиться. Выход нашелся — у основания сдавив свой член, он стонал, подмахивая навстречу настолько, насколько это было возможно будучи почти придавленным — он не задыхался, но чувствовал себя обласканным и защищенным, и нежился в этом, но в итоге не выдержал первым, вскрикнув и обильно кончив себе в руку.       Совершив над собой нечеловеческое усилие, Сяо вышел из него и, пару раз двинув кулаком, тоже замарал его, а потом замер, взирая на Венти.       Тот привлек его в объятия — все еще ощутимо напряженного. — Ты можешь… — Могу? — Да, — Венти прикусил его за раковину уха, Сяо в ответ крепко сдавил его бедро. — Не сдерживайся. Сейчас в этом точно нет нужды.       Его перевернули; Сяо целовал плечи и косточки позвоночника, пока Венти, выгибая спину то и дело оглядывался назад и рассеянно, мягко улыбался. Он взял его сзади и был ощутимо грубее, однако каждую отметину от губ, зубов и пальцев зализывая и зацеловывая, и в этот раз оба, снова доведенные до предела ласками, продержались дольше. Почти без сил стоя на коленях, Венти спрятал лицо в сгибе локтя, чувствуя, как приятно холодит промежность склизкая влага и греет выталкиваемое телом семя. — Ты такой красивый, — они лежали лицом к лицу с парчовой сумкой под головой, и Сяо перебирал в пальцах его пряди. Пальцы остановились. — Ты это знаешь, правда ведь? Невозможно не понять, когда столько лет видишь в отражении… себя. Даже несправедливо, что такое лицо…       Венти замолчал, не желая вслух называть сейчас то, что у Сяо ассоциировалось лишь с долгом и мукой. — Мне часто сложно понять, что считается красивым. — То, что приятно глазу. И слуху. Красивый человек. Красивая песня. Например, когда ты чувствуешь неясное волнение — но не ту тревогу, как при виде надвигающейся бури. Приятное волнение. В Мондштадте его зовут бабочками в животе. — Ты… — Сяо вздохнул, словно слова давались с трудом. Низкий перелив голоса отдавался в его груди, Венти чувствовал его ладонью. — Ты красиво играешь на флейте. И лире. И поешь тоже… красиво. — Видишь, не так уж сложно, — Венти негромко рассмеялся своим звонким, но изрядно охрипшим от поцелуев голосом. — Комплименты — это весело. Смотри: у тебя восхитительное тело. Ты невыносимо прекрасен в бою и очень мило смущаешься. А еще…       Они соединились снова, и Венти, хоть и чувствовал себя истощенным донельзя, мог бы продолжить и после, но изнеможденный Сяо опустил голову ему на плечо, обвил талию рукой и наконец-то расслабился. Стоило обмануться тем, что он уснул, как глаза распахивались; он то и дело тянулся к губам наблюдающего за ним Венти, и ему все не хватало, и он был как пытающийся напиться человек, жадно глотающий соленую морскую воду, разжигавшую кровь все большей и большей жаждой, которая доводила его до исступления от мысли, что завтра он снова может остаться одинок, и если не завтра, то вскоре обязательно останется.       А Венти безропотно любовался и отвечал, безуспешно усмиряя мыслями рвущееся из груди. — Я слышу, как бьется твое сердце, — прошептал Сяо, и они оба заснули.

***

      Рассвет был мглистый и румяный.       Сяо прямо в покрывале отнес его к ледяному потоку, спускающемуся с гор, обмыл и завернул, согрев в объятии. Еще не проснувшийся полностью Венти под конец пробудился окончательно, изнеженно жмурясь от утреннего света и улыбаясь под поцелуи в уголок губ. Наблюдая, как спутник омывает в воде свое тело, он ощутил вернувшееся, никуда словно и не уходившее желание неуспокоенной крови и смешавшуюся в причудливом сочетании с ним тихую спокойную радость.       Медленными протяжными движениями Сяо трахал его на берегу реки, обернув в свои руки, и вокруг не было ни души, а потом снова помог войти в ручей на дрожащих после оргазма ногах. — Мы когда-нибудь вернемся уже к палатке? — Венти засмеялся, дрожа от холода и плеская на себя ледяную воду, к которой невозможно было привыкнуть. — Сейчас придем, а там все растащили дикие кабаны, и белая цапля свила себе гнездо в твоей сумке. — В этой местности кабанов уже не водится. — Все-то ты знаешь. Постой, это что, намек, что мы можем подольше не возвращаться?       Сяо хмыкнул и отвернулся. Обратно они шли за руку, и Венти уцепившийся за его ладонь первым, каждый шаг упрямо отвоевывал у подгибающихся коленей.       Будь его воля — он еще на пару дней остался бы здесь, отсыпался, купался и загорал, любил тело Сяо, играл на флейте и ел ягоды, напрочь позабыв о вине, но нужно было двигаться вперед. Уже полностью одетый, он сидел на стволе покосившегося цуйхуа, спелыми плодами почти касающегося земли, и ждал, время от времени покачивая пятками от разливающегося в сердце счастливого покоя.       Сяо вернулся к нему со всеми вещами и отдал сумку. Венти склонился над ней, чтобы проверить, все ли в порядке, и поднял глаза.       Он не знал, что их ждало впереди, но мир в душе нашептывал, что все будет хорошо и никак нельзя лучше. Вселенская тихая заводь, спокойно плывущая по ней лодка, и он в ней, с головой на коленях Сяо — расставание, встреча, расставание — и снова есть чего ждать.       Оторвавшись от янтарных глаз, в которых была нежность, Венти увидел, что Сяо протягивает ему бамбуковую флейту. — Сыграешь?       Венти посмотрел на него как на величайшее чудо и улыбнулся.