***
К вечеру первого дня Венти, нарушивший данный Мораксу обет держать себя в руках, почти оставил попытки разговорить своего спутника. Он болтал вслух сам с собой, мычал под нос простецкие песенки северных крестьян, время от времени сбегал с пути, чтобы поднять себя слабеньким вихрем и сорвать с верхней ветки пузатое красное яблоко. Сяо молча шагал по дороге, неся на плече красивую дорожную сумку — на вопрос, кто подарил ему такое парчовое, расшитое лазурными волнами чудо, он буркнул: — Хозяйка. — Чья? Твоя? — неудачно сострил Венти. — Шучу я, не надо на меня так смотреть. Ты о хозяйке гостиницы «Ваншу»? — Да. — Удивительно, как в одном изделии чудесно могут сочетаться истинно мондштадтские узоры и традиционная восточная вышивка, — Венти восхищался от чистого сердца — он ценил изящные предметы гардероба не меньше изысканного алкоголя. — Не находишь это даже символичным? Госпожа Верр замужем за выходцем из Ли Юэ и управляет крупнейшим постоялым двором, стоящим почти на половине пути из вашей гавани в Мондштадт. Какая поэзия! Сяо ничем подобным это не находил, а если и находил, то предпочитал оставлять свои мысли при себе. Венти хитро прищурился на него, искоса оценивая уверенную поступь и отрешенное, как всегда чуть хмурое лицо. — Ладно, ладно, — доев яблоко, он метнул огрызок на обочину, где ему предстояло сгнить под песчаным деревом или стать лакомством для диких кабанов. — Я вижу, ты устал. Как насчет заняться поисками ночлега? — Я не устал. Венти начинал понимать, что едва ли не единственным, что вызывало у Сяо желание откликнуться на его слова, было чувство противоречия. Он был уперт, как горный баран, и если перед Мораксом и, наверно, какими-то другими более старшими божествами его сдерживало мало-мальское уважение, то бродячему барду, потерявшему Сердце Бога по глупости — подумать только, даже не выторговавшему его в обмен на нечто ценное, как Моракс — он непременно считал нужным показать, насколько он независим и силен. — Ты что, всю ночь идти собираешься? — ужаснулся Венти. — Почему нет, — почти утвердительно, но, спохватившись, чтобы не вызывать дальнейшего желания его разговорить: — Могу и всю ночь. — Это, конечно, похвально, но не в данный момент. Сяо даже не зыркнул на него — не понял намека. Венти закатил глаза — какая скука, когда добрая половина подколок пропадает впустую. Либо Сяо и вправду настолько не искушён и пропускает все шуточки мимо ушей от незнания, либо достаточно надменен, чтобы делать вид, что ему все равно. Венти подозревал, что первое все же более вероятно. — Не когда мы целый день тащились на своих двоих, — пояснил он. — Я хочу провести ночь в постели, а не в пути. — Но это ты настоял на пешей дороге, — вдруг сказал Сяо. Ого, у них что, намечался первый полноценный разговор? Венти жеманно замялся: — Да, есть такое, и на то есть причины. Неужели ты не знаешь, что после дня в пути спина и остальные, не менее важные части тела, заслуживают отдых? — Я редко отдыхаю и мало сплю. — Оно и видно, — Венти кивнул. — Ты ведь понимаешь, что отдых и безделье — не одно и то же? Или ты и во сне нечисть гонять умудряешься? Сяо вдруг посмотрел на него. — Что? — от неожиданности Венти завяз в его желтых, по-кошачьи поблескивающих в сумерках глазах с широкими зрачками, и немедленно споткнулся о камень, чуть не пропахав носом дорогу. Реакция, выработанная многовековой охотой на демонов, сработала безотказно — он того словно сам не ожидал. Подхватившая его под локоть рука, удержавшая Венти на весу, так же быстро исчезла, и Сяо ускорил шаг. — Эй! Я и без твоей помощи бы справился, но все равно спасибо, — Венти перевел дух, нагоняя его. — Я с Анемо на «ты», забыл? Он не даст мне встретиться с Гео, пока я сам не захочу. Или пока Гео того не захочет, он невесело вспомнил встречу с Мораксом, и почему он вообще сейчас здесь оказался, но отбросил эту мысль. — Вот в следующий раз тебя пускай Анемо и подхватывает, — неожиданно огрызнулся Сяо на фразу, которую, как Венти показалось, он даже воспринимать на свой счет не должен был. — Стой, ты… — Ты только что сказал, что я не отдыхаю, а бездельничаю, — опять утвердительно, даже с обвинительной ноткой. Стоило только подумать, что у них заладился разговор, как все снова покатилось к морскому дьяволу. — Я этого не говорил, — возмутился Венти. Он терпеть не мог, когда искренние порывы трактовались превратно, зачастую не замечая, какой редкой гостьей вообще бывала искренность в его речи, переполненной жалящими издевками. — Ты чем меня слушал, если слушал вообще? — Я все правильно услышал. — Напротив, я подумал, что тебе не удается как следует отдохнуть, потому что ты живешь своим тяжким и постоянным трудом, а всякое свободное мгновение служит напоминанием, что ты мог бы успеть больше и лучше, если бы не предавался праздному безделью. Понимаешь? Я не хотел тебя задеть, Алатус. — Я тебе не Алатус, — ощерился Сяо, и Венти отскочил, подняв ладони вверх. Моракс обмолвился о его первом имени еще с десяток лет назад, когда рассказывал о прошлом Сяо, но не уточнил обстоятельств получения нынешнего. — Ладно-ладно, как скажешь. Это твое нелюбимое имя, да? Прости, я часто забываю про ваши эти… ай, ладно. Не подумал. Грешен, каюсь. Точно, я ведь и сам говорил звать меня не Барбатосом. Тоже напоминает про тяжкий период жизни?***
Той ночью, когда они, наконец, добрели до приличного постоялого двора, Венти одним махом прикончил кувшин какого-то мерзкого вина, от которого вязало рот, свалился на жесткую деревянную постель без сил и сразу утонул в глубоком сне, какой бывает только от целого дня, проведенного в изнурительной дороге. Он не услышал первый, отчаянный, раздирающий душу вопль, пока не очнулся от укусов надоедливых, звенящих над ухом насекомых. В полубессознательном состоянии он стащил с себя изрядно запылившиеся одеяния, и только тогда его ушей достиг повторный крик, от которого на затылке волосы встали дыбом. В полном недоумении распахнув глаза, он подскочил к окну и высунулся из него по пояс, своим острейшим, но полусонным слухом пытаясь распознать источник звука — улица пела цикадами. Ни злорадного хихиканья убийц, настигших случайного прохожего-постояльца, ни шороха волочимого по земле тела несчастной девушки, поздно возвращавшейся с ночного свидания. Лишь короткий приглушенный клич хищной птицы, но то далеко, в лесу. — Надеюсь, никого не убивают, — захлопнув ставни, полупьяно пробормотал он, ныряя под одеяла. — Желаю всем жить долго и счастливо, а кому не счастливо, тому и не желаю… На пороге сна он снова слышал крик, но в этот раз сил подняться у него уже не было.***
К обеду следующего дня они угодили под ливень. Летний сезон дождей был уже позади, осенняя морось ждала нескоро, и внезапная летняя гроза расколола небо, обрушив на путников потоки воды прямо посреди выжженной долины Гуйли. Изрядно изгваздавшись в грязи, в которую мигом превратилась дорога, через некоторое время они дотащились до густых крон деревьев гинкго, закрывая лица руками, чтобы не слепнуть от немилосердно бьющего в лицо дождя. — Кошмар, — Венти взмахнул широкими рукавами своего изящного ханьфу, жалко повисшими под тяжестью пропитавшей их воды. — И ни одного укрытия, даже захудалой хижины хиличурлской не нашлось… Он с подозрением посмотрел наверх, прикидывая, выдержит ли естественный навес из листьев напор грозы. — Хиличурлы в Ли Юэ никогда не селятся вдоль главных дорог, их оттесняют миллелиты, — послышался немного самодовольный голос Сяо. Отбросив с лица мокрые волосы, он пятерней зачесал их назад и прислонился к дереву спиной. — Как думаешь, надолго это? — жалобно спросил Венти. — Понятия не имею, — Сяо чуть наклонился, выглядывая из-под кроны, чтобы оценить масштаб настигшего их бедствия. — С минуты на минуту должно закончиться, если это обыкновенная летняя гроза. Черные тучи тянулись до самого горизонта, местами давая просветы голубизны. Венти попытался оттереть рукавами мокрые ноги, выжал штанины шорт и тут же об этом пожалел — вода заструилась вниз, в хлюпающие туфли, и от налетевшего порывистого ветра его обдало холодом. На скуление обернулся Сяо. — Ты ведь Анемо Архонт. Высуши себя. — Бывший — это раз, — Венти оттопырил указательный палец, затем второй. — И я не умею нагревать воздух — это два. Это смертное тело и так все время норовит простыть от малейшего сквозняка, а я еще не растерял остатки своей гордости и не собираюсь сам себя простужать, чтобы потом тащиться за тобой и давиться кашлем. Ты бы еще тучи попросил разогнать. Сяо помолчал. Покрывшиеся гусиной кожей голые ноги барда, по колено в грязи — не то что его закованные в тугие высокие сапоги икры, плотные брюки. Ко всему прочему, он был закален. — Только что хотел это сделать, но теперь вижу, насколько все плохо, — он издевательски скривил рот и не удержался: — Городскому щегольству не место в дальней дороге. Должно быть, за годы изнеженной жизни ты и забыл, каково ночевать в стужу под деревом. — Когда я ночевал под деревом в стужу, стужа мне была нипочем, — вздохнул Венти, с тоской вспоминая свое облачение времен бытия Архонтом и большие белые крылья. — Будь они сейчас… ах, впрочем… неважно. Сяо вскинул бровь и хмыкнул. Раздосадованный Венти ответил ему сердитым выражением. — Подскажи-ка, чем ты таким несмываемым подводишь глаза? Это свекла? Заоблачный перчик? — он сделал шаг. — Глаза не щиплет? — Это пыль агата, — ровно ответил Сяо. Его будто совсем не трогали фразочки Венти. — Насыщенная Гео-элементом Властелина Камня. Он даровал мне такие глаза, чтобы я при желании мог видеть сквозь горные породы Ли Юэ, не имея власти над самим Гео. — Только сквозь горные породы? — отпрыгнув, Венти прикрылся своими широкими рукавами в напускной стыдливости. — А то Моракс тот еще… — Недалеко есть ручей, — проигнорировав очередную плоскую шутку, Сяо шагнул из-под дерева, поднимая ладонь для проверки. — Дождь стихает. Чтобы не терять времени, можно уже сейчас пойти и смыть с себя грязь. — А обсыхать когда? — Пока идешь, — во взгляде Сяо мелькнула насмешка — его словно веселило, что бывшему богу все приходилось объяснять как избалованному городскому мальчишке. — Или снять с себя, а потом высушить на камне потоком воздуха. Или ты и камень простудить опасаешься? — Ты стал подозрительно многословен, — вдруг смутившись, Венти понял, что за несколько минут он услышал от Сяо чуть ли не больше слов, чем за все минувшие сутки. — Это ненадолго. Я просто люблю дождь.***
— Раз уж мы теперь попутчики, — Венти отпил из чашечки. — Не расскажешь о себе? — Нет, — отрезал Сяо, палочками закидывая в рот еду с такой скоростью, словно ее кто-то торопился отнять. — Во время еды не разговаривают. — То есть, когда поешь, то расскажешь? — Нет. Венти поджал губы и посмотрел в окно. — А почему? — снова попытался он. — Что «почему»? Я ем молча, потому что всегда один. — Да я не про это, — Венти возвел глаза к потолку. Сяо воззрился на него исподлобья с крайне неприветливым выражением. Узнав невысказанную угрозу, Венти фыркнул — его этим не напугать, но желание поболтать отбилось запросто. Взгляд случайно зацепился за рисинку, прилипшую к нижней губе. В тот же миг Сяо облизнулся: медленно, со вкусом собрал длинным языком испачкавшее рот масло, и она исчезла. Будь Венти впечатлительной девицей, от такого необычного зрительного контакта он весь вспыхнул бы, но было очевидно — Сяо сделал это неосознанно и ничего не подразумевал. Оборвавшееся внутри собственного живота Венти стыдливо списал на слишком долгое воздержание и сделал мысленную пометку разобраться с этим, пока он не начал видеть клыкастого нелюдимого Адепта, которого ему довелось сопровождать, как объект какого бы то ни было влечения. После дневного ливня они привели себя в порядок у ручья, после чего отправились в путь, и Венти был рассеяннее и молчаливее обычного — разговор об ограниченности сил, беспомощность перед лицом стихии и, самое главное, насмешливый свидетель этой беспомощности неожиданно выбили его из привычной легкомысленной колеи, ведь единственное, что его действительно когда-либо задевало — это сомнение в его могуществе. И хотя до того, как стать Барбатосом, могущественным Архонтом ветра и свободы, он был блуждающим лесным духом, веселым ветерком, который срывал с бечевок развешенное крестьянками белье и сдувал у путников шляпы, к такому состоянию он возвращаться не хотел, и в какой-то момент его даже страшился. Одно дело — сознавать свою огромную силу и сознательно пользоваться лишь ее крупицами. Другое — пытаться наскрести крупицы, понимая, что ускользают и те. Он все еще мог брать силу с Селестии и даже обладал даром исцеления, но многие могучие приемы ему стали недоступны. Нехарактерно стиснув зубы, он даже на Сяо почти не смотрел, сам чуть не прячась за высоким булыжником, по другую сторону которого худощавый Адепт, обнаженный по пояс, смывал грязь с сапог. Будь у него крылья… да, будь у него крылья, не пришлось бы им тащиться пешком. Теперь он не бог, и даже таким Адептам как Сяо будто бы и не ровня — его только и хватает, что под возмущенные ахи прохожих поднимать себя на второй этаж через окно. В голове вереницей проносились преувеличенно самоуничижительные мысли, которые было трудно отбросить: они липли, как грязь на сапоги, и не давали вспомнить, что на самом деле все не так уж плохо, и он опять преувеличивает, и вообще… Подперев щеку рукой почти без желания отрывать взгляд от качающихся за окном ветвей акации, Венти ощутил, какое горячее у него лицо, и допил вино.***
Он редко ложился спать трезвым, и на этот раз изменять себе тоже не собирался: уже привычное к алкоголю смертное тело затребовало четыре кувшина вина, прежде чем, наконец, ощутило хмель и отправилось в комнату наверху, запинаясь через ступеньку. Ночью он опять слышал крик, когда вставал открыть окно в надежде хоть немного спастись от омерзительной влажной духоты. Кричали очень похожим на вчерашний голосом; кричали не с надеждой на помощь, а будто от одинокой муки, которую невозможно было больше стерпеть. Кричали совсем рядом, за стеной. Сосредоточившись, Венти движением пальцев выделил из воздуха ту его часть, от которой голова по-хмельному кружилась, притом выгоняя хмель и прочищая сознание — этому фокусу он научился еще в первые дни своих странствий в смертном теле у какого-то северного пивовара со стихией Анемо, который заверил, что не придумали еще в Тейвате лучше способа изгнать из тела излишнее опьянение и пить дальше. Продышавшись, он прислушался — кричавший безмолвствовал, и Венти снова уснул в тишине. Утро встретило его обжегшим веки лучом — сморгнув, Венти сонно сел в кровати и причмокнул, ощущая во рту последствия вчерашнего вечера. В голове, однако, было ясно, и тело не бунтовало против количества выпитого. Поморщившись, он вспомнил причину: ночной подъем. — И славно. Не придется тратить время сейчас, — Венти спрыгнул с жесткой деревянной койки, сквозь не самый толстый соломенный матрас за ночь отдавившей ему все излишне костлявые места, и начал разминаться. — Ты опять проспал, — бросил ему ждавший внизу Сяо, когда Венти, умытый, посвежевший и одетый, наконец, спустился. — Уж прости, что я сплю как убитый, и не слышу пение первых петухов. Если ты так суров в вопросах соблюдения режима, то лично разрешаю тебе стучаться в мою комнату, чтобы я тебя не задерживал. Можешь даже попробовать войти, если я не откликнусь, а то вдруг меня во сне и впрямь зарежут, а ты так и будешь ждать внизу в полном убеждении, что я проспал, и злиться, — завершив тираду, Венти похлопал его по плечу, проходя мимо. От вчерашней угрюмости он избавился с наступлением нового дня, и всегда старался так делать: утро вечера мудренее. Через некоторое время Сяо поравнялся с ним, и на выходе из деревни Венти протянул ему остатки вяленого мяса и зелени, которое жевал на ходу вместо достойного завтрака. Сяо мотнул головой, голодно покосившись на них, и вдруг стало заметно, как измождено его лицо — под глазами залегли черные тени, щеки ввалились, губы поджаты будто в беспрестанном ожидании подвоха. — Выглядишь ужасно, — прямо заявил Венти. — Ты вообще наедаешься? За весь вчерашний день всего две плошки риса, а от скудного завтрака и вовсе воротишь нос. Бери, пока есть. Сам знаешь, в дальней дороге любой источник сил — на вес золота. — Я не голоден. — Враки. Я же вижу твой взгляд. И вид. Сяо как-то странно посмотрел на него, тряхнул головой и отвернулся, как будто разглядывая приближающийся дорожный указатель. — Сяо. Ты мне живым нужен, — настоял Венти. — Не то чтобы ты самый дружелюбный и приятный попутчик, по которому я буду тосковать, но, все же, у нас с тобой общее дело. Если ты издохнешь от голода, Моракс меня точно прикончит. — Я правда не голоден, просто… — попытавшись защититься, Адепт осекся, словно признание вслух слабости причиняло ему физическую боль. — Не выспался. — А-а, понимаю, — Венти не удержался от еще одного укуса и отхватил добрую половину салатного листа. — Ночью кто-то вопил. Немудрено, что ты со своим охотничьим слухом… — Ты слышал? — глаза Сяо расширились. Венти озадаченно воззрился на него. — Ну конечно я слышал. Такое сложно пропустить мимо ушей. Не исключаю, что это видения с перепоя, не в первой было бы, — он спохватился и кашлянул. — Но раз ты слышал, значит… Сяо выхватил у него завтрак. На темном жилистом мясе блеснули впившиеся белые клыки. — Наверно, хищная птица какая-то, — с набитым ртом пробормотал он. — Ага, — хмыкнул Венти. — Коршун. С человечьим голосом.***
Дальняя дорога никогда особо не утомляла Венти — даже лишившись возможности преодолевать тысячи ли одним взмахом крыла, он все равно любил романтику путешествий, с присущим ему жизнелюбием приукрашивая их так, чтобы никогда не уставать и не отчаиваться. Он с неподдельным интересом, любовью и благодарностью впитывал все происходящее вокруг и даже в выжженной солнцем долине обнаруживал, чем восхититься: то ритмично качающимися на ветру метелками конского хвоста в камышовых зарослях речек, то хором лягушек, то пением кузнечиков. Верной его и зачастую единственной спутницей, с которой он не расставался уже много сотен лет, была музыка, и чем дальше они углублялись в земли Ли Юэ, тем сильнее у Венти чесались кончики пальцев, соскучившиеся по струнам лиры и гладкому дереву флейты, но во время коротких стоянок, где они смывали с лиц дорожную пыль и пот, пополняли запасы питьевой воды и таскали у местных жителей из сада созревшие закатники — ладно, этим промышлял только Венти — ни времени, ни желания под угрюмым взглядом Сяо делиться с миром музыкой в ответ у него не оставалось. Отчасти тому способствовала и его задетая гордость от слов, брошенных Адептом в обители Моракса. Ненавистник музыки как может вообще любить что-либо в этом мире и рассчитывать на ответную любовь, когда в его сердце не находится места даже соловьиной песне? И Венти много думал. Пускай непривычная, опаленная жарой природа Ли Юэ и была ему интересна, главной целью изучения становился ничего не подозревающий спутник. Со свойственной себе поэтичностью Венти сравнивал его волосы с косматым вороньим гнездом, когда Сяо подбешивал нелюдимостью; с качающимся на ветру ночным вереском Вольфендома, по которому так приятно вести рукой — когда лицо Сяо вдруг прояснялось в минуту забытья и становилось почти одухотворенно-прекрасным. Глаза походили на плавленый янтарь, красивый восточный профиль с по-детски забавным, вздернутым носом — на округлые тени холмов в Долине Звездопадов. Венти смотрел, и ему, веками воспевавшему смелость и силу, отчаянную красоту смертных тел и бессмертных душ, снова хотелось петь, потому что главным источником его вдохновения всегда являлись люди. — Сяо-лаоши! Сяо вздрогнул, и Венти увидел промелькнувшее в его лице недоумение. Повертев головой, он заметил приближающуюся к ним высокую фигуру, кажущуюся еще выше от ложащейся на пыльную дорогу косой тени. Уже несколько минут они слышали вокруг гулкий стук топоров и там, и тут, по обе стороны дороги, окруженной рощей песчаных деревьев. Вильнув между стволами, пружинистым шагом к ним приблизился молодой мужчина. Лоб у него был перевязан тряпицей, чтобы пот во время работы не ел глаза. Он улыбался. Сяо смотрел настороженно. Когда окликнувший его оказался напротив, почти нависнув над ним и сокрыв в своей тени, он сделал пару шагов назад. Венти уже успел заметить, насколько невысоки были сельские жители Ли Юэ по сравнению с мондштадцами, но и их с Сяо нельзя было отнести к коротышкам, в то время как этот человек рядом с ними казался почти лавачурлом от мира людей. — Сяо-лаоши, — повторил мужчина, улыбаясь широко и открыто, словно встретив старого знакомого. — Не узнаете меня, да? — Память на человеческие лица не является моей сильной стороной. — Меня зовут Лун, — мужчина похлопал себя по груди, продолжая так же ослепительно улыбаться. В закатном солнце тени легли на его крупные мускулы и топор, залихватски закинутый на голое, сверкающее от тяжкой работы плечо, который красноречивее всяких слов говорил, почему он, обнаженный до пояса и вылепленный каждодневным трудом, походит на фонтейнскую скульптуру. — Десять весен прошло с поры, как вы спасли наше селение от разорения болотным демоном. Мужчина задрал штанину шорт, показывая пересекающий бедро огромный рубец. — Вытащили меня из пасти, я еще совсем мальчишкой был, — за восхищенными словами последовал глубокий поклон. — Благодарю вас, Сяо-лаоши. — Не надо звать меня лаоши, — Сяо отвел взгляд, словно в лесу по левую сторону от него происходило что-то невероятно интересное. Он прищурился. — Я всего лишь выполнял свою работу. — Как скажете, господин. Какими судьбами вас занесло сюда? Венти фыркнул. До сих пор он был будто не заслуживающей внимания тенью Адепта, явно оторопевшего от неожиданной встречи и выражения признательности. Осознавший свою оплошность Лун торопливо отвесил поклон и ему, с изумлением вытаращившись на чужеземца в богатых одеждах, но не заинтересовавшись им — все внимание тут же вернулось к Сяо. — Меня ведут не судьбы, а долг, — уклончиво ответил тот. — Я рад видеть тебя в добром здравии и достигшим… зрелости. В ваших краях не каждый мальчишка, который любит ловить светлячков на болоте, доживает до твоих лет. — Благословение небесам, Властелину Камня и вам, что отныне это неправда. С поры, как вы изгнали чудовище, деревня процветает в своей, скромной манере. Да, мы небогаты, и главный торговый тракт от нас довольно далек, но простое крестьянское счастье — не трястись за деток и работать на земле без опасений — вы нам подарили. Они двинулись вперед, где сквозь листву золотых оттенков виднелся дым человеческого поселения. Венти, впитывавший красоту рощи песчаных деревьев, снова затаил дыхание от переливов желтого света над головой и вокруг, которым, казалось, не было конца и края с тех пор, как они вошли под сень листвы. Донельзя обрадованный судьбоносной встречей со своим спасителем Лун, не перестававший трещать и благодарить, в какой-то момент опустил руку на плечо Сяо и сдавил, словно пытаясь безмолвно выразить степень своей признательности, но Адепт осторожно вывернулся из хватки, сохранив непроницаемое выражение и взирая строго перед собой. Его уши полыхали. Ему было неловко. Венти едва не рассмеялся в голос, прикрыв рот широким рукавом. Сяо было неловко! Солнце село, и со всех сторон дороги за ними начали стягиваться другие лесорубы, окончившие трудовой день. Кто-то из них тоже признал в Сяо своего давнишнего спасителя, остальные почтительно шли поодаль. Венти двигался плечом к плечу с ним, бросая украдкой взгляды. Смущение Сяо тесно вязалось с его привычным стилем общения — общаться он не умел. Венти еще с самой первой встречи ощутил тяжелую, давящую ауру кармического долга, исходящую от Адепта. Именно из-за нее смертные, которым он попадался на глаза, стремились поскорее убраться, промолчать, а если и смотрели, то сразу отводили взгляд, чтобы не привлекать внимания, потому что от Сяо для них все время веяло неясной опасностью. Они не видели его тягучий элементальный след, который за несколько дней пути Венти уже успел выучить, но могли осязать пульсации мрачной силы, которой он был окружен, проклят и обречен на одиночество. Заставляя избегать общения со смертными, что не давало устанавливать связей, которые могли бы преуменьшить его боль многократно, эта сила терзала его тело и душу ежечасно. Венти был знаком с такими случаями отравления, и даже… Он остановился, как вкопанный, озаренный внезапным осознанием. Покосившись на него, Сяо не сбавил шаг. Он шел рядом с Луном, заложив руки за спину, и на его плечах покоилась ответственность за тысячи умерщвленных и изгнанных из-под солнца существ. Он мучился и днем, и ночью, и аура отравляла не только сознание других, но и его собственное. Если бы не бредущие вокруг сельские лесорубы, возвращающиеся домой, он бы дал самому себе по лбу за недогадливость: в голове всплыла неосторожно брошенная фраза про гоняемых по ночам демонов. Провожая фигуру Сяо взглядом, Венти уже не мог увидеть черные круги под его глазами, но теперь, кажется, понимал, откуда они взялись. Чем больше он вспоминал о подобных случаях проклятия, тем занимательнее становилось наблюдение за тем, как между Луном и Сяо будто установилась своеобразная связь. Венти предположил, что это также укладывалось в законы кармического долга: ведь Сяо спас ему жизнь. Если бы Лун спас его в ответ, они были бы квиты, и связующая их нить разорвалась бы. Лун не шарахался, как прочие, а смотрел на него с искрами в глазах, и Венти живо представлялся зареванный, испуганный до смерти мальчишка, который десять лет назад снизу вверх глядел на своего избавителя и благодарил его. Стоило им войти в селение, как обнаружилось, что Лун не был одинок. Завидев его издали, молодые люди, видимо, когда-то тоже бывшие детьми, старики и торговцы, сморщенные сухие бабушки и погонщицы волов оглядывались, перешептывались, в открытую улыбались. Непривычный к такому Сяо держался стойко. Кто-то все же отворачивался и уступал дорогу, пряча глаза, и попадавшиеся по дороге маленькие дети забегали в ворота, больше не показываясь. Венти понимал — Вселенная распорядилась так, что они появились на свет или пришли в селение позднее, чем Сяо изгнал болотное чудовище и тем самым невольно навлек на себя избавление от части тяжкого кармического груза. — Мы ищем место для ночлега, — когда они остановились у колодца, чтобы наполнить фляги водой, Венти обратился к Луну, надеясь, что увлеченный восторгами Сяо, растерянно озирающийся по сторонам, не станет встревать и спорить. Да, ему было неловко, но неужели восхищение селян перетерпеть было труднее, чем всеобщую холодность? Видимо, да. Сяо сжал в кулаке ткань его рукава и потянул. Венти выразительно взглянул ему в лицо. — Ты заслужил это, — одними губами сказал он. Сяо дернул плечами и расслабил пальцы, будто говоря «поступай, как знаешь». Он был слишком шокирован не столько реакцией людей, сколько своей собственной, пытаясь прислушаться к ожившему сердцу. Ему определенно нравилось. Венти улыбнулся. — На соседней улице есть старый-престарый постоялый двор, в котором по обыкновению расквартировывают миллелитов — в остальное время он пустует. Хозяин будет рад гостям, да еще и столь почетным. Я провожу вас. Лун все не отрывался от Адепта, и Венти ощутил, как против воли в груди что-то мерзенько всколыхнулось. Лесоруб и так уже привлек к себе слишком много внимания. После долгой дороги Сяо следовало бы отдохнуть от рассказов о жизни села и гусынях бабули Хан, которых Сяо, как оказалось, тоже доблестно спас в ту судьбоносную ночь десять лет назад. — Не стоит, — Венти очаровательно улыбнулся и сделал шутливый реверанс. — Мы сами найдем дорогу, благодарю. — Как будет угодно, господин, — улыбка Луна померкла, но он подобающе поклонился. — Скажи, — вдруг подал голос Адепт, всю дорогу из рощи пребывавший в странном трансе. — Разве не считается у вас золотая роща заповедной? — Та, где мы повстречались сейчас? Да, господин, конечно. Неподалеку ведь стоит старый каменный храм Властелину Камня. — И почему она пошла под топоры? Венти вздохнул. Внезапно Сяо вздумалось поговорить о каких-то деревьях. Лун прекратил улыбаться совсем. — Приехали знатные богатые господа — судя по говору, кажется, с самого севера, и отвалили старейшине столько самоцветов, сколько я в жизни даже не видывал. Сказали, мол, рубите и все тут. Им было нужно топливо то ли для каких-то своих механизмов, то ли для обрядов… я не вникал, я человек простой. И обычные деревья якобы им не годятся — только такие, ценные и старые, под которыми еще моя пра-прабабка собирала мацутакэ. — Фатуйские выродки, — с ненавистью процедил Сяо. — Точно так. И общим собранием было решено рубить — только вот не в деньгах дело, — лицо Луна потемнело. — В случае, если вздумаем бунтовать, они пообещали деревню сжечь, а наш прах утопить в болоте — а вы, должно быть, сами знаете, какой страх на простых земледельцев наводит мысль, что после смерти они окажутся не в родной земле. Распрощавшись с говорливым лесорубом, они выдвинулись на поиски постоялого двора. Лицо Сяо ничего не выражало, напоминая высеченную из камня скорбную маску. Венти тоже молчал, задумчиво пиная перед собой камешек. — Как думаешь, зачем им деревья? — наконец, решился спросить он. — Когда я десять лет назад проходил здесь, — помолчав, заговорил Сяо, видимо, и сам желая облечь свои тяжкие мысли в слова: — местные рассказали легенду. Раньше в этих местах было большое озеро, и на берегу его жили люди. Но они страдали от частых наводнений, потому что озеро каждый год разливалось, а после ухода воды из окрестных деревень на побережье пропадали девочки и женщины. Когда озеро забрало последнюю женщину, вдобавок началась страшная засуха, и мужчины и старики взмолились Властелину Камня. Он услышал их зов, бросил в центр озера гору, и гора начала расти и шириться, пока не вытеснила всю воду на иссушенные солнцем поля и не превратилась в плато, на котором мы сейчас стоим, две реки и болото между ними. — Какая у Моракса, оказывается, была насыщенная жизнь. — Он просто заботился о своем народе, — ответил Сяо, и в его словах не было укоризны, но Венти так привык к упрекам за бегство от обязанностей Архонта, что непроизвольно вскинул хмурый взгляд. — Так он спас людей от сидевшего на дне озера огромного демона, который питался людьми и каждый год просыпался, чтобы взять новую кровавую дань. Демон оказался похоронен под толщей горной породы, и Властелин наложил на нее печать такой силы, что почва напиталась его Гео-элементом и через день дала жизнь священным золотым деревьям, которых Властелин завещал не касаться топором. Но это все лишь легенда. Сомневаюсь, что он сам вообще помнит этот случай. Земля Ли Юэ велика и богата, и он часто избавлял ее жителей от подобных напастей. — О, Моракс ничего не забывает, уверяю тебя, — Венти невесело усмехнулся. Впереди замаячила вывеска постоялого двора. — Так зачем же здесь были Фатуи? — Эти деревья — наполовину порождение магии Гео-архонта. Они насыщены божественной элементальной энергией огромной силы. — Что если они хотят сделать что-то с гробницей Гуй Чжун? — Нет, — Сяо поморщился. — Открыть? О ее расположении известно только нам. И со слов Властелина он надежно защитил ее. Он помолчал. — Не совсем понимаю, зачем и как он это сделал, но Фатуи не настолько глупы, хотя и жестоки. Пытаться использовать толики магии Архонта, чтобы открыть магические барьеры, которые он установил против самого себя? — Но они-то об этой детали не знают, — резонно заметил Венти, невольно вспомнив наглого мальчишку в золотом халате.***
Отдохнув пару часов с дороги и в одиночестве сытно поужинав на первом этаже — хозяин двора узнал Сяо и устроил его спутнику радушный прием — Венти немного прогулялся по проселочной улице, притягивая к себе множество взглядов торопящихся домой земледельцев, собирающих свой скарб торговцев и носящихся друг за другом детей, судя по крикам, играющих в Войну Архонтов. Чужеземец с кожей, подобной снегу, и волосами, будто иссиня-черное вороново крыло, причудливо тронутое небесной лазурью, казался им сказочным созданием, и Венти наслаждался чужими взглядами, раскланиваясь направо и налево, словно каждый встречный был ему знаком. Сделав по кварталу круг, он вернулся к постоялому двору и харчевне, в которой ужинал, но с другой стороны, и с удивлением обнаружил пристройку в виде обгороженного вишнями полузаброшенного сада с прудом, на берегу которого сквозь листву поблескивала золоченая крыша. Не устав от навязчивого внимания — от него Венти вообще редко уставал — но заинтересовавшись, он охотно направился по посыпанной песком дорожке. Всё вокруг, на первый взгляд казавшееся изящным и выверенным, при ближайшем рассмотрении отдавало печалью некоторой покинутости — за садом не следили, пруд с золотыми карпами подернулся зеленой вуалью, на деревянном сооружении, оказавшемся маленьким домашним храмом, облезала краска, а позолота на крыше была выложена местами выгоревшей на солнце рыбьей чешуей. Перед алтарем с именами предков обнаружилась статуя Гео Архонта в позе лотоса — Венти узнал его по спине одеяния с капюшоном и хвостом. Сделав еще несколько шагов по хрустящей дорожке, он замер. Перед статуей сидел Сяо. Из курильницы у его ног мягко вился дымок благовоний, а лежащая рядом свежайшая глазурная лилия, на лепестках которой блестела вечерняя роса, еще недавно стремилась к небу где-то неподалеку. Сяо сидел недвижимо, сложив руки на коленях и закрыв глаза с неизменно сведенными к переносице бровями. Его грудь и плечи спокойно, мерно вздымались и опускались, словно он спал — но теперь Венти понимал, что как раз-таки во сне Сяо и не находит покоя. Возможно, за счет уединенной медитации или молитвы он и восполнял недостаток сил, которых не набирался ночью. После полного необычных впечатлений и противоречивых эмоций вечера ему это было особенно необходимо. Не решившись его тревожить расспросами или напоминанием о себе, Венти еще немного посмотрел на почти гладкое и почти свободное от боли лицо, и, простеньким движением пальцев придав своим шагам бесшумности, удалился.***
Ночь началась так же, как и две до нее. Сквозь стенку его разбудил страшный, мучительный крик, от которого стыла кровь в жилах. Удивляясь, как еще не проснулась вся деревня, Венти высунулся в окно и сквозь бумагу закрытого окна увидел в комнате Сяо слабое свечение зажженной масляной лампады. Он спал при свете. Спал ли он вообще? Собравшись с духом и приготовившись к острию Нефритового Коршуна у горла, Венти огляделся — не видит ли его кто — и послал ветерок, чтобы распахнуть оконную ставню. Та не поддалась. Нахмурившись, он попробовал снова, и потерпел такую же неудачу. Воздух прошуршал по бумаге, даже не потревожив деревянную раму. Сяо вновь закричал. Выругавшись, Венти вылез на узкий карниз. С трудом удерживая равновесие, он оттолкнулся от воздуха рукой, удерживая его сгусток под ладонью для поддержки, чтобы случайно не опрокинуться вниз, а потом набрал полные легкие и со всей силы подул. Ставни с треском распахнулись, и Венти запрыгнул внутрь, на лету поймав оторвавшийся от окна небольшой бумажный листок со смутно незнакомыми знаками. — Защита, — понял он. Печать защиты от проникновения извне и наружу. Вот почему никто в здании не слышал крик. — Но почему я его услышал? Решив подумать над этим чуть позже, он зашел за ширму и приблизился к постели с разметанными на ней покрывалами. Жесткий подголовник, который в Ли Юэ издевательски звался подушкой, сбитый матрас, и в центре этого хаоса — свернувшийся калачиком, обнаженный по пояс Сяо, покрытый ледяной испариной. Потухшая от ветра лампада могла бы дать больше света, но сквозь резную ширму с висящими на ней предметами и побрякушками его традиционного костюма просачивались холодные лунные лучи, и их было достаточно, чтобы разглядеть мучимого кошмарами Адепта, погрязшего в них так глубоко, что он не услышал, как распахнулись окна. Снова всплыли в памяти неосторожно брошенные в первый вечер слова, что он во сне гоняет нечисть. Судя по виду, скорее нечисть гоняла его. Ощутив укол стыда и внимательно осмотревшись в поисках Нефритового Коршуна, Венти вспомнил, что Сяо достаточно лишь подумать о своем драгоценном копье, чтобы призвать его. Спокойствия это не прибавило. Венти опустился на колени. В этом постоялом дворе кроватей уже не было — и он понимал, что чем больше они удаляются от гавани и крупных поселений, тем беднее становятся люди. Сяо прерывисто и хрипло втягивал в себя воздух, и Венти решил начать с малого: растерев в ладони цветки спрингвейлской белой лаванды, он поднес ее к носу спящего и слегка подул. Это помогло. Окутанный сладким успокаивающим запахом, Адепт напоследок хватанул воздух ртом, и его дыхание выровнялось. Однако это совершенно не означало, что ночная напасть ушла бесследно. Выждав некоторое время, Венти прошелся по комнате взад-вперед; убедился, что его забытье достаточно крепко, и выудил из воздуха материализовавшуюся лиру. Мелодию «Упокоение Разума» для Двалина он репетировал столько раз, что даже загрубевшие подушечки пальцев стирались о струны в кровь. С первых нот сердце защемило воспоминаниями о недавних событиях в Мондштадте и тоской по отравленному другу. Играя, Венти закрыл глаза, неслышно ступая вокруг лежащего Сяо на почтительном отдалении, насколько это позволяла величина небольшой комнаты. В последний раз коснувшись струн, Венти растворил лиру в воздухе россыпью золотых искр и наклонился, боясь дышать. Лицо Сяо, еще недавно иссеченное глубокими складками с лежавшими в них злыми тенями, выровнялось, напомнив Венти о домашнем храме, где он наткнулся на Адепта вечером. Призвав тянущийся по полу ночной сквознячок, Венти поднял покрывало, плавно накрывшее Сяо до мускулистого татуированного плеча, затворил за собой ставни и вернулся в свою комнату.