***
Эти территории никогда не принадлежали людям. До ближайшего поселения сотня километров, не меньше. Здесь всегда была земля зверей, далекая от индустриализации, с кристально чистым воздухом и девственными лесами, содержащими в себе все блага дикой природы. Оборотни эту землю оберегают как святыню, скрывают себя под масками обычных деревенщин, занимающихся фермерством и снабжающих ближайшие людские поселения сельхозпродукцией. Даже мэр думает, что они лишь очередной коренной народ, по уши застрявший в традициях и прошлом. Ибо современное общество людей шагнуло далеко вперед, губя остатки спасительной природы и выстраивая мегаполисы. Как так получилось, что кроме банды медведей на их территории появились люди? Чонгук не понимает и на полной скорости, вдавив педаль в пол, мчится на Додже отгрызать мэрскую голову. Пикап со свистом шин останавливается на подъездной дорожке трехэтажного особняка, вокруг которого ни души, словно все разом вымерли или почувствовали гнев альфы и решили спрятаться в бункер от страха. — Со Доён! — орет вожак, дергая закрытую изнутри калитку, — Открывай сейчас же! — он давит на звонок и слышит пищание где-то изнутри дома. Слух идеальный, а вот звук исходящий от домофона отвратительный, но он не останавливается. Чувствует запах толстосума, этот мерзкий одеколон, скрывающий его настоящий природный, потому что мистер Со воняет жиром и пылью. Веди себя нормально и не потеряешь аромат, данный при рождении, — такой принцип жизни в их обществе. Какие люди, такие и запахи, по ним можно понять, какой падалью является человек. Чонгук давно об этом знает, но ему было все равно, потому что их договор был нерушим, подкреплен деньгами и временем, но, видимо, это конец их мирному союзу. С прошлым мэром было проще, чудо человек, который умер совсем недавно, лет пять назад, а на его место продвинули вот этого вот… — Открывай, кому говорю. Знаю, что дома. Ты воняешь, я чувствую! — Ну зачем же так грубо, мистер Чон? — слышится откуда-то справа со двора, — Я был занят. — Скрывал следы преступления? Калитка открывается с характерным щелчком и скрипом ржавого металла, являя улыбающуюся жирную рожу в классическом бежевом костюме и клюшкой для гольфа в руке. Чонгуку очень хочется вот прямо сейчас этой клюшкой вмазать по лицу, но он себя сдерживает. — Какое преступление, ты о чем? — Доён закрывает калитку на замок, прося пройтись до беседки, чтобы сесть и переговорить. — Какого хрена на нашей территории люди? — про грузовик с волками молчит. Когда он ехал по проселочной дороге, то оставил машину у края леса и все-таки пробежался удостовериться собственными глазами, о чем говорил ему брат. Сказать, что картина его убила, ничего не сказать. Но это были не оборотни, а лесные волки, что бесспорно печально, но потери они не понесли, и это немного успокаивает. К тому времени мертвых сваливали в кучу у откуда-то появившейся постройки, пару тел активно свежевали, закидывая шкуры на перекладины. На песке под истерзанными образовались лужи крови, нос забивался смрадом смерти, от чего выворачивало наизнанку. И кто здесь излучает гуманность? Оборотень, который трясётся за свою стаю и пальцем не трогает людей, или человек, который по своему определению представитель гуманности, но так нагло и остервенело истребляющий ни в чем неповинных зверей целыми десятками? — Мы зря налоги платим, мистер Мэр? Ты с нашего дохода проценты получаешь и так бесцеремонно впустил на мою землю кого-то? — низким тоном, вселяющим холод и страх. Он не будет орать, ему этого не надо, только хуже сделает. Но выяснить причину он все же хочет, чтобы понять как жить-то дальше и на что надеяться. — Чонгук, послушай, это всего лишь бизнес! — на лице мэра и тени улыбки не остается, губы мелко потряхивает, Чонгук давит, оно и понятно. — Пришло распоряжение из города, там все давно решили. Робигус заплатил много денег, чтобы получить разрешение на добычу торфа. Я не мог ничего сделать, кроме как подписать бумаги. Я не виноват, Чонгук! — Вы бы хоть сказали мне! — цедит каждое слово, едва держа себя в руках, — Хоть понимаете, как это отразится на нашей деревне, если они начнут осушать болото? — мэр пожимает плечами. Чонгук не сомневался: глупый неотесанный мудозвон, бегающий за купюрами и прожигающий свою жизнь в компании шлюх, самогона и гольфа. Как он вообще о чем-то мог подумать? Посадили по блату и манипулируют им как хотят, подсыпая денег. Многолетний договор летит к чертям от одного только необдуманного поступка этого вальяжно попивающего свой вычурный коктейль пустоголового альфы.— Мы смогли бы заплатить больше, но вы даже не сказали! Под шумок все без нас решили! — Не смогли бы, Чон. Они очень много заплатили. А вот сейчас вожаку не понятно. Кто в здравом уме за болото с торфом может отсыпать гору денег? Кто? А главное зачем? Это же нисколько не прибыльно, такое сырье будет стоить космических денег, спроса на него не будет от слова «совсем». Тогда в чем вообще смысл был оккупировать территорию? Что-то тут нечисто. — Мне нужен номер главного в Робигус.***
Всю дорогу обратно Чонгук объяснял своей правой руке, чтобы тот поискал информацию об этой странной и никому не известной компании, вторгшейся на их земли. Хосок не скрывал волнения в своем голосе, Чимин успел уже все ему разболтать. Этот нерадивый никогда не умел держать язык за зубами, тем более перед Хоби. — Да, нас нагло потеснили и у меня плохое предчувствие. Номер главного не дали, отмахнувшись секретностью, но я более чем уверен, что Доёна просто заткнули пачкой налички. — Ты долго еще? — Нет, оставлю Додж на Юге и прогуляюсь до Кынвонджи. — Будь осторожен, Чимин еле удрал оттуда. — Не переживай, Хо, я не Чимин. В трубке слышится возмущенное «Эй!», когда Гук сбрасывает звонок и откидывает телефон на пассажирское сидение. Ему вся эта ситуация вообще не нравится: снова погоня за место под солнцем, черт ее побрал. С одной стороны неугомонная банда медведей, с другой непонятно откуда взявшиеся люди. Если с первыми можно просто договориться и найти компромисс, который чаще всего устраивает обе стороны, то другие вооружены и кровожадны до денег. Не бывает все легко и гладко, это единственные на полуострове леса, где можно более менее спокойно разжиться нелюдям. Волки и медведи воюют по тупым причинам, Чонгуку каждый раз от этого рыдать хочется. Но происходит это не так часто, лишь когда в банде меняется власть, и новый предводитель чуть ли не долгом своим считает пободаться с вожаком стаи волков. Хватает их ненадолго, а потом те тупо затихают, забившись обратно в свои берлоги. И смешно, и грустно, ровно на столько же бессмысленно. Если бы не стая, оборотни давным давно бы вымерли. И чувствует Чон, что именно к этому все в скором времени и приведет. Лишь бы это скоро наступило как можно позднее, ибо умирать в его смену никто не должен. Сбросив скорость перед южной дорогой, откуда до пещер пешком идти около часа, а на колесах добраться вообще невозможно, хотя благодаря людям там теперь какая-никакая дорога есть, он оглядывается по сторонам. Глушит двигатель, остановив пикап в самой гуще зарослей высоких кустарников, и еще минуту прислушивается к посторонним звукам, но слышит лишь родной лес. Вылезает как обычно, через люк, оставляя одежду на переднем сидении. Аккуратно спрыгивает на мягкий ковер мха босыми ногами и еще несколько минут мелькает среди стволов хвойных деревьев, принюхиваясь и прислушиваясь. Откуда-то издалека, в километрах десяти, если его не обманывают уши, доносятся звуки моторов и работы. Он отталкивается от кочки двумя ногами, перекидываясь в полете и приземляясь на четыре массивные лапы. Обсидиановая шерсть сверкает в лучах полуденного солнца, пробивающихся сквозь кроны высоких сосен, когда он начинает медленно бежать. Никуда не спешит, сканируя всю площадь вокруг на предмет опасных личностей. Где-то мелькает рыжий хвост лисы, бегущей по своим делам в другом направлении, дятлы стучат клювами в дерево. Едва заметный ветерок обдувает морду, принося болотный запах вперемешку с кровью. Чон кривится. Почти на месте. До подземных пещер остается пара километров. Он замедляется, еще раз оглядываясь — никого нет, а это очень хорошо. Едва слышимый шум подземного течения и легкий запах свежести говорят о том, что он совсем близко. Вот только насладиться этим он теперь не может, очень уж пахнет смертью и людским промыслом. Он ныряет в узкую расщелину земли, твердо приземляясь на каменный выступ, спрыгивает все ниже и ниже, пока не оказывается в одном из туннелей, куда абсолютно не попадает свет. Тьма ему не мешает, волчье зрение все компенсирует. Пахнет сыростью, породами и чем-то еще. Дошагав до конца, он слышит всплеск. Уши сразу же настраиваются на поиск источника, Чонгук замирает. Неужели кто-то забрел сюда средь бела дня? Запах знакомый и нежелательный. Не выходя из туннеля он перекидывается в человеческое тело и с недовольным выражением лица шагает в зал с голубым свечением от источника. — Какого хрена ты тут забыл? — скрестив руки на груди, бросает вожак волков, ловя на себе надменную улыбку, — Ты далеко ушел от своей банды, Мин Юнги. — И я не рад вас видеть, Чон Чонгук, — ухмыляется белый медведь, — Почуял еще на входе. Почему не скрываетесь, тут же люди? — Тебе какой интерес? Переживаешь? И ты не ответил на мой вопрос. — Просто так, — пожимая плечами, говорит парень и подцепляет ладонью гладь прозрачной воды. — А, ну это все меняет, — саркастично тянет Чон, забираясь на выступ у чаши с водой, — Снова поля вам наши нужны? — Юнги закатывает глаза, мотая головой. Ему вообще ничего не нужно, лишь спокойствие и умиротворение, не более. — Люди здесь, вам разве не нужна наша помощь? — С чего это вдруг медведи решили снизойти? Помнится мне, Намджун первый орал, что плевать вам на Кынводжи и волков впридачу. Почему мнение поменялось? — Юнги вздыхает тяжело, переводя взгляд на свои мокрые пальцы. Он здесь совсем не поэтому, на самом-то деле. — Простите, Чонгук… Чимин просил не говорить, сам хотел все рассказать, но так уж вышло… Отчасти я виноват, что он сбежал сегодня ночью, с ним все хорошо? За ним люди гнались, я переживал. Он добрался? — Юнги чуть ли не плачет, страх и вина так и летают вокруг, сгущая атмосферу своей тяжестью неизвестности, а выражение лица вожака не меняется, морозит хладнокровием и уравновешенностью, даже запах не меняется. — Его люди гнали чуть ли не до деревни, — серьезно говорит вожак, а Мина начинает трясти, — С ним все хорошо, — он выдыхает, Чонгук где-то в глубине души то же самое делает. — Просто понимаете… — Ты с ним трахаешься? — перебивает вожак, когда улавливает едва заметный след малины от парнишки, все так же нейтрально смотря в голубые глаза напротив. Юнги пугается, его сердце начинает биться с удвоенной силой. Чонгуку хочется пробить себе лоб ладонью, а еще сломать этот чертов камень на котором он сидит о голову этого блондина, но он держится. Вожак он или кто? Юнги лишь кивает, уводя взгляд к воде, мямлит там что-то себе под нос, — Повтори. — Любим мы друг друга, говорю. Чон морщится, выругиваясь безмолвно, только этого ему не хватало. Хорошо, конечно, что его догадки всегда оправдываются, но… На кой черт ему достался такой тупоголовый братец? В университет он не хочет из-за Юнги, что ли? Так получается? Что за дебилизм, блять! Почему нельзя было сказать раньше, чтобы не сбегать и не попадаться людям на глаза? Чонгук монстр, что ли, какой-то? Ну да, не заведено у них кровь мешать, но общество-то современное! Как люди там говорят? Толерантность? Так вот, Чон толерантен! Если в деревне живут, то старых взглядов автоматически? Нифига нет, все это решаемо разговорами, а не немыми истериками. — Что произошло, с самого начала начни, — наконец-то просит вожак, выныривая из потока недовольства. — Я по его просьбе пришел ночью, чтобы выслушать и успокоить, — он говорит медленно, следя за реакцией, но Чон просто замер статуей, — В общем, мы уснули, а под утро услышали звуки. Вышли наружу, перекинулись, пошли на звук, — чонгукова маска дает трещину. Юнги дебил, раз решил в облике медведя альбиноса гонять по лесам в присутствии людей. Мин видит, как исказилось лицо вожака, поэтому на выдохе решает договорить все остальное, чтобы Чонгук не успел ничего колкого вставить, — Нас заметили, Чимин настоял, чтобы я вернулся в пещеру и ждал до темноты, а сам побежал отвлекать двуногих. — Пиздец! — шипит волк, бросая гневный взгляд на парнишку, — Какого хрена ты на север не побежал, а если бы тебя вместе с пещерой нашли? Чимин, конечно, быстрый, он умеет заметать следы, но ты! Ты о чем думал, заваливаясь обратно? Лагерь людей в паре верст! — Простите, Чон Чонгук. Я разнервничался, не смог контролировать себя, а тут вода. — Она тебе мало чем поможет, если ты не можешь свой организм усмирить. Неужели Намджун вас так до сих пор ничему не научил? — с усмешкой парирует Чон, поднимаясь на ноги. — Научил, — уже увереннее, в глаза вожаку даже смотрит, — Я надеялся, что источник поможет перебить запах. — Мяту то твою он перебьет, но не эмоции. Сильный страх даже альфы людей чувствуют, — Чонгук опускает руку в воду, пару раз умывая лицо и бормочет себе под нос что-то только ему понятное, — Короче, сейчас берешь себя в руки, и мы бежим до моей машины. Здесь километров десять, не больше. Я подкину тебя до границы, — Юнги только рот успевает открыть, как на него выливается черпак с ледяной водой, — Это чтобы запах перебить, — Чонгук то же самое делает с собой, даже не поморщившись, смахивает лишние капли с черных волос и зачесывает пятерней назад, освобождая лоб. — Внимательно меня слушаешь и делаешь все, что я говорю. Хоть один шаг в сторону, я тебя оставлю в чаще с белками, потому что мы пойдем по дебрям, которые ты вряд ли в глаза видел. Понял меня? — Понял, — твердо говорит медведь, следуя за волком в тунель, — Вы не сильно злитесь? — На тебя — нет, мне плевать. А вот на людей — да! — А на Чим… — Чонгук резко разворачивается, сверкая красными радужками в темноте и чуть ли не рычит. — Он тебе потом сам все расскажет, если сможет из дома выйти, насчет чего я очень сомневаюсь. И больше чтоб ни слова от тебя не слышал. Чонгук покрывается шерстью за пару секунд и уходит по туннелю к выходу, тормозя рядом с выступами. Ждет, когда Юнги перебесится и сменит облик, просит подождать его пару минут внизу, пока он все не проверит и не подаст знак, удостоверившись в отсутствии кого-либо. Юнги ждет, нервно царапая длинными когтями разросшийся по стенам мох. Чонгук подает сигнал и он за несколько прыжков оказывается на земле, подмечая, что солнце уже совсем низко. Они уходят быстро, медведь едва поспевает, а Чонгук старается подстроиться под темп альбиноса, им, на самом-то деле, некуда спешить. Вокруг ни души, кроме вечных жителей леса, снующих туда сюда и занимающихся своими делами. До Доджа остается совсем немного, Чонгук просит ускориться, а Юнги предупреждает, что тихо не сможет, поднимется шум, но это и не страшно, поселение людей далеко позади. Поэтому да, они бегут уже не тихо, а так, чтобы как можно быстрее запрыгнуть в машину и уехать от опасности. — Там за сидением есть вещи Чимина, надень, — бросает вожак, запрыгивая в джинсы и натягивая футболку, — Чего встал? — спрашивает, потому что медведь завис с рюкзаком в руках. Оно и понятно, Чимин худющий омега, носит все в облипку. Будет забавно посмотреть на Юнги в его вещах, не то чтобы Чон издевается… хотя да, именно это он и делает, наблюдая с водительского сидения за попытками альфы залезть в маленького размера футболку лавандового цвета и черной надписью «bear» на груди. Благо шорты оказались самыми обычными широкими темно-серого цвета. — Миленько, — улыбается волк, заводя мотор. А Юнги снимает футболку, экспрессивно засовывая обратно в рюкзак. И так нормально, они голышом разгуливают не парясь, так что ничего страшного, если его кто-то с голым торсом увидит. Хотя кому в лесу их… — Кто это? — они только выезжают на лесную дорогу, как спереди, к ним на встречу едет открытый джип с двумя людьми внутри. Чонгук разворачивает пикап, двигаясь точно на них. — Не дергайся, как ни в чем не бывало веди себя, — предупреждает волк, опуская стекло и продолжая путь навстречу. Джип мигает фарами и сбавляет скорость, Чонгук тоже тормозит, напяливая на лицо дежурную улыбку, — Добрый вечер, что-то случилось? — неизвестный тоже улыбается. — Здравствуйте, — мужчина прочищает горло, — Не подскажете, где здесь ближайший водоем? Мы немного заблудились в дорогах. Юнги сглатывает, когда понимает, что от водителя абсолютно ничем не пахнет, только кровью. Чонгук тоже это чувствует, невозможно определить, кто перед ним, альфа или омега. Чертова человеческая медицина, хотя аура альфы не чувствуется, либо люди и это научились скрывать. Зато парень на переднем сидении, смотрящий в сторону закатного солнца абсолютно точно омега, но из-за перебивающего запаха волчьей крови и выхлопных газов он не может понять, какой аромат скрывается на коже брюнета. — Вам нужно развернуться, доехать обратно до развилки и повернуть на левую дорогу. Там впереди будет поле, а за ним сквозь узкую лесополосу вы доберетесь до озера, — ну… не на ближайший водоем он их отправляет, но зато подальше от волчьих земель. Мало ли что они могут случайно увидеть, в данном случае перестраховка не помешает. — О, понятно, спасибо! — улыбается мужчина, поправляя очки на переносице, — А вы местные? — Что-то вроде того, — отвечает Чон, сверкая белоснежной улыбкой, а самому мерзко внутри, — Будьте осторожны! — кидает напоследок, закрывая окно, но слышит, что его зовут снова. — Подождите, подождите, — водитель машет руками, — Еще один вопрос, можно? — Чонгук кивает и ловит взгляд омеги с переднего сидения, в котором лишь усталость вперемешку с какой-то вселенской грустью. Парень отворачивается обратно к солнцу, — А что дальше по этой дороге? — Это тупиковая ветвь, там сосновая чаща с буреломом, — и ведь почти не врет, лишь бы они не нашли дорогу до поселения, в данном случае все средства хороши. Стая зря, что ли, годами лабиринты из дорог делала? Чтобы вот так в один прекрасный день к ним заявились люди и узрели все, что так тщательно скрывалось? К черту, заблудятся по дороге до озера — не чонгукова проблема. Они своими действиями себе могилу уже вырыли, вопрос времени, когда их туда безэмоционально положат. — А-а, ладно! Спасибо еще раз! Чон кивает, не трогаясь с места и дожидаясь, когда джип развернется и обгонит их. Делает вид, что Юнги его сейчас интересует куда больше, пока не слышит стихший шум мотора далеко впереди. — Это они? — Это они, — подтверждает волк, нажимая на педаль и разворачивая пикап. До границы они доезжают к темноте, всю дорогу провели молча, думая каждый о своем. Юнги еще тысячу раз извиняется за потраченное время и благодарит за помощь, а Чон лишь отмахивается, желая аккуратно добраться до дома и в южный лес больше не соваться. Просит пересказать Намджуну о произошедшем и по мере возможности прийти в деревню, потому что люди — это их общая проблема, как ни крути. Хоть они и расположились на территории волков, но источник у них один на всех, а без него территории станут вообще свободными. Шорты Юнги, соответственно, убирает обратно в рюкзак, перекидывается и убегает прочь в глубь лиственного леса, мелькая белой шерстью среди берез.***
Чимин себе все пальцы сгрыз из-за того, что Чонгука носит целый день непонятно где. А еще из-за Юнги он тоже очень сильно переживает, Хосоку даже рассказал, что один медведь остался в Кынводжи и прячется от людей, на что Хоби лишь кивнул и сказал, что передаст Намджуну. Но это ни разу не успокаивает, потому и носится из угла в угол, пытаясь найти себе место. Хосок его в доме закрыл, чтобы тот не рванул никуда с истерики, как это было прошлым вечером. А ведь Чимин никогда не боялся сбегать, это даже никто никогда не замечал, кроме Хоби, ну потому что близкий друг и наставник. А сейчас его лишь страх останавливает: привычно безопасный лес стал вдруг самым ужасным местом. Даже в кошмарах ему такое не снилось, а тут он наяву все увидел и почувствовал. Его носит ураганом по гостиной, он уже выпил три литра ромашкового чая, закинулся пустырником, порывался даже расчехлить бутылку вискаря у брата в кабинете, но не нашел. Тот вечно прячет такое, а Чимину надо нервы успокоить, от незнания он на стенку уже лезет. Он все-таки пытает удачу еще раз, слишком резко открывая дверь в кабинет, от чего та бьется о стену, сотрясая рядом стоящий стеллаж с книгами и рамками. Он по третьему или пятому кругу проходится по бесконечным шкафчикам, принюхивается, но кроме запаха брата ничего не чувствует. — Где твой вискарь, Гук! — раздраженно орет во все горло, а потом слышит сзади кашель и замирает. — Зачем он тебе? Чимин резко поворачивается на звук, за три шага пересекая кабинет, впечатывается в брата, крепко сжимает его всеми конечностями и быстро-быстро дышит, пытаясь убедить себя, что вся его паника была напрасной, и вот он, Чонгук, стоит живым и невредимым. — Господи, где тебя носило? — Ты меня сейчас задушишь! — он разворачивается в сторону кухни, подхватывая Чимина поудобнее и прикрывая за собой дверь, — Ты ел? — Не ел я, тебя ждал, придурок. Я так переживал, Гук-и, — чуть ли не плачет в ухо, шмыгая носом и срываясь на гласных. — Так я придурок или Гук-и? — смеется старший, усаживая своего несносного мелкого на барный стул, Чимин показательно дуется, а потом начинает рыдать, — Чего ты? Эй… Я же пришел, прекрати сырость разводить! — Прости, — скулит, утирая слезы краем рукава. — За что ты извиняешься? М? Вискарь не нашел, значит не за что извиняться, — ухмыляется старший, вытаскивая пару салфеток из коробки, — Хотя нет, тебе есть за что извиняться, — Чимин резко останавливает потоп, затравленно смотря на ухмылку брата, — Ты мне когда про Юнги собирался рассказать? Почему я все узнаю от него, а не от своего родного волчонка? — стоило только Чону вспомнить про этого медведя, так мелкий с двойной силой начинает обливаться слезами. — Прости-и-и… — навзрыд, ему уже дышать там вроде как нечем должно быть. Полный нос соплей. Ох уж эти омеги! — Я просто боялся, что ты меня у…уб… убьешь! — Я похож на монстра или как? — ржёт Гук, вытаскивая еще пару салфеток, жмурится от шумного высмаркивания и идет открывать холодильник, — Ты даже ничего не приготовил? Чем ты весь день занимался, а? — Прости-и-и… — в который раз? Они с этим медведем друг друга стоят, честное слово, как бы истинными не оказа… Стоп, перемотка, — Я переживал и все из рук вали… — Чимин, — серьезный тон, не предвещающий ничего хорошого, Чимин затихает, вообще не шевелится. Чонгук подходит ближе, сомневаясь в своей глупости. Разве такое может быть в этом мире? Он очень надеется, что брат его слова сейчас опровергнет и будет на одну головную боль меньше, — Чимин, вы истинные? — он так и смотрит, даже не моргает, малина начала кислить еще больше, омежье сердце бешено бьется. Чонгук видит, как артерия на шее пульсирует с шокирующей скоростью. Он боится, а старший по реакции понимает, что глупость отнюдь не глупая, — Я тебя не убью, я не монстр, сколько раз еще повторять? Просто ответь, и я скажу, что думаю по этому поводу, — говорит на выдохе, потирая глаза, и снова возвращает взгляд на брата. Чимин кивает, опуская голову в пол, — Это, конечно, нонсенс, я думал, что только в легендах такое может происходить, но раз ты даже не спросил как он, значит чувствуешь, что все в порядке, — снова кивает, — Окей, ты не спрашивал, но я все же скажу, что вытащил его из пещер и отправил домой. Черт, Чим, вы друг друга стоите, правда, — Чон вздыхает, — Так ты из-за него каждый раз в лесу пропадал и отказывался от универа? — Чимин кивает несколько раз, дотягиваясь до стакана с водой и делая два жадных глотка, — Господи, за что мне это все! — теперь уже Чонгук ноет, — Короче, в лес ты больше не ходишь, Юнги я то же самое сказал, — на него вылупляют глаза, — Что ты так смотришь, там волков убивают. А в университет ты пойдешь, даже под прицелом! — Но… — Не но-кай! Я все сказал! — они синхронно вздыхают, — Завтра придет Намджун, скорее всего с Юнги, он его вечно с собой таскает, но ты и так это знаешь, — Чон улыбается сам себе. И как он только раньше не заметил, что от Чимина еще и мятой периодически тянуло? Хотя из его комнаты этими благовониями на весь дом несет, вообще ничего удивительного, Чонгук немного в шоке от своего неидеального, как получается, нюха. Чимин чертовски хитрый омега, нашел способы заметать следы, Хосок его хорошо обучает, — Собрание в полдень, но ты не будешь присутствовать. Сейчас поедим и ты пойдешь готовиться к вступительным в экономический университет, — младший весь сжимается, ни слова больше не говорит. Чон переводит взгляд на часы, — До одиннадцати зарываешься в учебники, я буду проверять. Договорились? — Да, договорились, — с поникшей головой, едва слышно, но слух у старшего отменный. Даже та ругань, которая произносится безмолвно, до него долетает. — Поговори мне еще, и хрен я тебя к твоему истинному вообще пущу! — вытаскивая из холодильника две тарелки с пипимпабом, строго бросает Чон. — Соулмейты мы, вообще-то! — бубнит себе под нос, забирая одну из тарелок и принимаясь размешивать палочками рис с начинкой. — Соул… кто? — Чонгук именно сейчас чувствует себя идиотом, хотя современный слэнг вроде как знает, интернетом пользоваться умеет, а на него такой укоризненный взгляд поднимают, — Стоп, я сам. Это же с английского, так? — Чимин не реагирует, но в рот первую порцию еды посылает, мол «давай-давай, продолжай, дедок» — Соул — это душа, типо родственная душа, что ли? — Да, типо родственная душа. Ты аниме никогда не смотрел, что ли? — Я похож на человека, у которого есть время и телевизор? — с набитым ртом спрашивает старший, заставляя брата подавиться едой от смешка. У них действительно нет телевизора, он им особо и не нужен, Чимин вечно в ноутбуке или планшете, Чонгук точно такой же. Но еще он много работает, заботится о стае и плюет на себя, оберегая каждого. Напряжение за разговорами и вкусной едой почти моментально спадает, но это до поры до времени. Завтра чрезвычайно тяжелый день, за который стая должна понять, каким образом им вообще существовать в этом мире. Не то чтобы жить, просто существовать. Выживать.