***
— Ее нашли в полдень. Медэксперт говорит, что убили деваху утром. Не уследили, шеф рвать и метать будет. Никита даже не глядит на напарника, удрученно качая головой, глядя на то, как единственного свидетеля, способного помочь подловить бандитов на махинациях и криминале, накрывают белой простыней, скрывающей ее покрытое синяками и ранами от ножа тело. — Как она вообще оказалась на улице без охраны? — Кто-то дал нашему парню по голове, когда тот отошел отлить из машины, а другой в реанимации, черт знает, выкарабкается ли вообще. — Царь. — Тяжело дышит через нос Никита Романович, с трудом сдерживая гнев и ярость. — Его работа. — С чего ты взял? Может это «Русичи»? — Теперь это одно и тоже. Если им удалось заключить договор, то «Опричники» считай поглотили клуб. Вяземским придется пролить много крови, если захотят уйти от Царя. Напарник Никиты молча кивает, сосредоточенно выгребая мобильник из кармана куртки. Начальник полиции будто гончая чуял все дурное и уже звонил на место. Мужчина с отчаянием в голосе стонет, протягивая телефон товарищу. — Прошу, поговори сам. Я боюсь этого монстра, как огня. Полицейские долгим взглядом провожают труп женщины, который уже грузили в машину, и наконец Никита берет трубку. В отделение полиции доставили наркомана, который видел убийство стриптизерши из окна подвала соседнего дома. То был русский эмигрант, мужчина неразговорчивый и вздорный, от одного только имени которого по телу Никиты Романовича пробежала крупная дрожь, вызванная не самыми приятными воспоминаниями прошлого. Его звали Алексей Басманов.***
Федор всегда был ранней пташкой, вставал раньше Вяземского, тотчас шел варить кофе или курить на балкон, если они ночевали у Афанасия дома. Он был против негативных привычек партнера, ограждал его от наркотиков, которые сам же порой не гнушался употреблять, считая, что лишь в нем самом хватает выдержки не пойти по наклонной, в то время как Федя нуждается в чужих наставлениях даже больше, чем пропоица, которого не приняли в клуб анонимных алкоголиков. Все «Русичи» находились под неустанным наблюдением русского клана, всех дисциплинировали и муштровали, только вот Басманову указаний еще с отцом хватало, а прошлые отношения так и вовсе забыть удалось с трудом. Только удалось ли? Федор выходит на крыльцо дома, вымотанный после бурной ночи, вспоминает того таинственного незнакомца из «Опричников», который буквально пожирал его взглядом, и в сердце вновь что-то вспыхивает, будто флэшбэк из непонятного прошлого, которое вроде бы как и было, а вроде бы как и нет. Он видит дорогие камни, резные шкатулки, парчовые одежи — подарки ему, только ему; ощущает властную руку у себя на талии, жадные губы на обнаженном теле, только вот отчего-то вместе с волнением и предвкушением приходит страх, почти панический, и Федор резко трясет головой, прогоняя навязчивые образы. — Чушь какая-то. — Шепчет он сам себе, прикуривая, и медленно, но верно, его мысли уходят далеко в прошлое, уже более реальное, пройденное, и юноша начинает вспоминать… « — Не трогай меня! Руки убери, я сказал! — Я прошу тебя, Федь, давай все обсудим… — Нам нечего обсуждать! Ты копаешь под моего отца, типа он дурь толкает в подворотне, но, мать его, не имеешь никакого права привлекать за его ошибки меня! — Я не привлекаю! — Никита сокрушенно качает головой, устало рухнув в кресло. Под его глазами синяки от нескольких бессонных ночей, взъерошенные волосы падают на лицо, и он кажется таким несчастным, таким расскаявшимся, что сложно не простить. Но нужно. — Ты поставил жучок в мой телефон, ты шпионил за мной с оравой копов, используя как наживку, зная, что я иду на встречу с отцом! И это ты называешь не привлекаю? Никита пытается ухватить любовника за руки, усадить по привычке себе на колени, страстно поцеловать, дабы упрямец не мог даже слова обронить, просто прижать к себе и не отпускать, но из всего, что думается возможным, удается лишь схватить норовистого парня за край футболки и в очередной раз попросить прощения. Неудачно. — Для тебя всегда работа и долг будут на первом месте, и ради меня ты не отбросишь свои проклятые принципы. А я не хочу быть на вторых ролях. Прощай, Никит, удачи тебе на посту, из тебя выходит ну просто отличный коп. Он хлопает дверью и практически убегает из чужой квартиры, сев в ближайшее такси, даже понятия не имея, куда держать путь. Он не слышит чужих ругательств, не видит мужских слез, не знает, как черно на чужой душе. Вырвать из сердца, стереть из памяти! Изначально поломанная жизнь не может быть лучше, а значит сожалеть не о чем — так хочется думать. Но глаза на мокром месте, и жгучее желание остановить такси, вернуться обратно и простить все преследует еще долго, очень долго, пока судьба не приводит в то место, откуда кажется возврата к прошлому нет». — Федь? На плечо ложится теплая рука, и рядом на крыльцо садится Афанасий. Сонный, растрепанный, донельзя довольный. На его шее красуется свежий засос — ночная работа любовника, а глаза удивительно ясные, будто не он вчера вечером нюхал вместе с опричником, после чего демонстративно повел Федора в анклав — поступок ранее не виданный, дерзкий. Байкерский клуб, как ни крути, накладывает свои обязательства. — Ты как? — В целом или частями? Афанасий усмехается, нагнувшись к чужим губам и мягко поцеловав. Этот поцелуй отличается от того, что Вяземский дарил партнеру ночью, будто метил, будто в последний раз, и Федя удивленно распахивает глаза. — Как насчет того, чтобы поехать куда-нибудь сегодня? Ты давно хотел выбраться за город. — Так ты же извечно занят! — Еще более удивляется Басманов, едва не уронив окурок на собственные тапки. — Ради тебя найду время. Федор не догадывается о причине подобной смены настроения, даже не подозревает, от кого увозит его любовник. Он просто рад возможности освежиться, уйти от собственных странных видений и навязчивого прошлого, а потому лишь согласно кивает, сам потянувшись за поцелуем, на этот раз долгим и страстным. Они еще долго не выходят из дома, после чего, собравшись, садятся на байк Афанасия и рвут в пригород, даже не подозревая, каким испытаниям подвергнется их чувство в ближайшем будущем.