Мороз по коже

***

*Повествование от лица Антона* После моего каминг-аута прошел месяц. Если вы сейчас представили милого, застенчивого двухметрового мальчика, перетаптывающегося с ноги на ногу и пытающегося промямлить что-то вроде «Ты мне нравишься, » — то вы глубоко ошибаетесь. Мой каминг-аут был быстрым, сразу за кулисами, после шоу. Я подошел к своему коллеге и уверенно взялся за его скулы, заглянул в ледяные, не от бесчувственности, а от прекрасной голубизны, глаза и поцеловал его. Мимолетный, почти невесомый поцелуй… Но он дал понять Арсению, что его персона для меня значила. Это все было очень романтично, пока из-за шторки не высунулось три бошки, одна из которых довольно говорила «Мои геюги!». Паша. Именно, сука, Паша и заставил мое сердечко обратить внимание на высокого, стройного, красивого, накаченного, горячего… Опять меня унесло. На Арсения, короче. Я ведь замечал, как мы с Арсом постоянно удивительным образом появлялись на сцене вдвоем в самые двузначные моменты, как мы играли роли супружеских пар, как Арсений кивал Паше и через секунду я слышал «Меняемся, Шастун!»… Арс ведь тоже прикладывал руку к тому, чтобы я улыбался. Тогда, в гостях у Азамата Мусагалиева, он специально просрал свой шанс ответить, видя, что я догадался. А я еще, дурак, и радовался, что самый умный и что только я додумался до ответа. Эти мелочи и заставили меня подумать, что у нас что-то возможно, что у него тоже встает по утрам от моего образа, ой. Ну да, второй каминг-аут, если можно так считать. Я никогда не стремился к отношениям, тем более к отношениям с мужчиной. Никогда не думал, что мне может нравится свой пол, хотя относился к своей ориентацией с подозрением, но это же были шутки. Да? Ведь шутки? Целуя прекрасного мужчину, я уже четко осознавал, что теперь я гомосексуал, а может и бисексуал, а может и пансексуал, а может и арссексуал… Серьезно, мне не нравились мужчины. Шутка неоновой дорожкой пробежала в сознании: «Ты не гей, геям нравятся мужчины, а тебе нравится только Арсений.», как такое возможно? Ответа нет. — Но главное, что? Главное, что я счастлив, да, мам? — спросил я у милой женщины, которая пила чай рядом со мной. — Конечно, Тоша… — С огорченным выдохом ответила она. Наткнувшись на мой вопросительно-жалостливый взгляд, она продолжила, — внуков хочется, милый. Внуков! — Маааааам, — просопел я, — мы ведь можем взять ребенка из дет дома, есть суррогатное материнство или, в конце-то концов, будут тебе внуки от Наташи. — упомянув свою сестру, я не стал говорить маме, что младшенькая только недавно разошлась со своей уже третьей девушкой. — Конечно, конечно, но хочется побыть доброй свекровью, а не тещей из анекдотов, — ухмыльнулась мама. «У тебя будет возможность, судя по сестре…» — тихо посмеялся я в своей голове, но вслух так и не сказал. — Тем более, — прервал я тишину. — Мы с Арсением почти не общались с того момента, как я ему так неумело признался, может я ему вообще противен, и он не захочет меня видеть. — Дааа… Может это и к лучшему, — прошептала мама себе под нос, но так, чтобы я услышал и понял, что отвечать мне на это не нужно и вообще стоит сделать вид, будто я ничего не слышал. — Ты рискнул многим, как в глаза ему смотреть теперь будешь? Совместные съемки, часы рядом, неожиданные роли. Как вы теперь будете? — поинтересовалась мама. — Ой, да не знаю я! Съемок пока не предвидится, а думать об этом — лишний раз себя накручивать. — Отрезал я дальнейшие расспросы. О моей маме вам стоит знать одно — она пассивная гомофобка. То есть, на расстрел к стене лицом она никого ставить не хочет, но часто делает разочарованное лицо, видя фотографии Милохина в платье. А я бы хотел себе такое платье… Нет, костюм, да, костюм, как у Милохина. Вот только как же там под платьем… Одно яйцо продувается, а второе парится в штанах? А где висит как бы сам агрегат? Под платьем или в штанах? Наверное, там общие трусы! Так, не туда пошел. Моя мама, да. Ей это все не нравится, но с унижений таких особенностей она перешла на стадию принятия. Видимо, известность сына втянула ее в современные реалии, и она стала более толерантной. Слава Богу, что сейчас ей это не так важно, как мое счастье. Выступив в роли моего психолога несколько десятков раз, мама надоумила меня сделать первый шаг, и я очень ей благодарен за это. Но теперь, после этого совета, мне действительно стоило задуматься об общении с мужчиной. Я его поцеловал и оставил ошалевшим за кулисами под голодными и выжидающими взглядами коллег. Странно, что другие больше не спрашивали об этом. От Позова я ожидал лишь молчаливой улыбки, которая говорила все за него. От Матвиенко многочисленных шуток про пидоров. Ну а от Паши ежедневную порцию счастливого «Мои геюги!». Ни-че-го. Конечно, может мы просто мало виделись для того, чтобы это вошло в наш словесный рацион, а может все подумали, что это просто дурацкие выходки самого мелкого в команде и сейчас успокаивали Попова за бутылкой вискаря, приговаривая что-то вроде: «Да забудь ты этот бред, гормоны у малого!»… Увидев мои стеклянные глаза, мама молча кивнула, улыбнулась, не показывая зубов, и ушла в свою комнату, оставив меня наедине со своими мыслями. Спустя некоторое время, я с улыбкой зашел к маме, забрал ее кружку, чтобы вновь заварить горячий напиток и вместе усесться за просмотром… Что мама смотрела?! Мама смотрела импровизацию, она решила проверить все серии, чтобы убедиться, что Арсений со мной хорошо обращается или что? Ближе к вечеру я засобирался домой, в свою берлогу. В свою одинокую берлогу. Мама дала мне кучу гостинцев, наставлений и поцелуй на прощание. Вдохнув свежий воздух, я поплелся в сторону метро. Спать, очень хотелось спать.