кохай мене, уфімец

А ведь правду говорят, что в одном конце пукнешь — в другой донесут, что обосрался. Такой метод работает в сёлах, деревнях, да даже в районах любого города. То же случилось в Орджоникидзевском районе славного города Уфа, когда в квартиру одного несчастного двадцатичетырехлетнего парниши, которого все привыкли называть Санзиком, въехал на время, между прочим за очень хорошие деньги, украинский хлопець. Зачем? Откуда? Когда? Вопросов было много, а ответов, как форма бублика — ноль. Мысль об украинском беженце разнеслась по всему району свирепо и молниеносно, словно приехал новоиспеченный уфинский мэр Сергей Греков. Многие даже считали, что это дальний родственник осиротевшего ещё в 16 лет Санзика. Но были и люди, которые думали, что этот украинец любовник их «любимого» гопаря, который за сигарету был готов прийти разнимать любую женскую пизделовку за сорок третьей школой, как в песне Валентина Стрыкало «Альбина, Ебашь». На самом деле у Санзика все так было нормальное имя, которое он все время пытается скрыть, ведь оно было дано ему его алкашами-наркоманами родителями, бросившими своего чадо на воспитание несчастной бабули Оксаны, когда мальчуган только родился. Сан рос в любви и заботе своей бабушки-пенсионерки до того момента, пока та не скончалась. Нет, не из-за болезни. Все было быстро и безболезненно. Она была в возрасте даже тогда, когда ее внучок только родился, поэтому к шестнадцати годам совсем ослабела и одряхла, скончавшись от старости в одну из августовских ночей, прямо накануне семнадцатилетия Сана… С тех пор он жил один. Хоть и в детском доме он не прожил долгое время — его забрала приемная семья, которая давала Сану деньги, квартиру и все, что он только попросит. Но как же родительскую любовь, которую никогда не чувствовал парень? Впрочем, уже не почувствует. Он уже гроза Орджоникидзевского района города Уфа, которого боятся почти все компашки (!!!) соседних районов. Говорят, волки не охотятся в одиночку, но Сан всегда был исключением. Он охотился только в одиночку, не подпуская к себе никого. Кроме… Дело было 2 августа, прямо в День Воздушно-десантных войск, или же, по-простому, голубые береты. Солнце палило, хоть глаза выдави ложкой, ибо только она есть в квартире у Сана из столовых приборов. Причём одна. На небе не было ни тучки. Ветер, видимо, сломался и отказался работать, поэтому каждый житель города умирал от невыносимой жары. Сан лежал на более менее прохладном полу, протирая пыль своей голой спиной, и курил последнюю сигарету из пачки, стараясь растянуть удовольствие на подольше, но, видимо, растянуть сигарету ещё на полдня у него не выйдет. — Слава Владимиру Владимировичу за то, что хоть эти уебки сверху не сношаются и не пиздятся. Хотя им заебись это совмещать, — вздохнул брюнет, переворачиваясь на правый бок и с болью отлипая голой кожей от линолеума в ромбик. С улицы послышалось знакомое и протяжное «Санзик», а далее подоспело «Пойдём пить водку!». Неужели кто-то в такую отвратительную жару собирается ебашить водяру без зазрения совести? Может этот кто-то будет и Санзик, если у него получится встать? Нет. Не получится. — Сорян, братуха! Я сдох! — выкрикнул из окна Сан, даже не пытаясь встать. Парень хоть и может быть активным, если захочет, но лень… Лень — это его слабое место. Когда он ленится, он превращается в непонятную бесформенную тушу, которую даже под дулом розочки не заставить поднять — Ты че, ебу дал?! Бесплатная холодная водка от Иваныча! Деда моего, забыл?! К тебе вообще сегодня шкет заселяется! — крикнул все тот, же голос в ответ. Благо квартира Санзика была на втором этаже и коммуникация не была такой сложной, нежели, если бы он жил, например, на 4 этаже. — Какой ещё шкет? Ты белку поймал, что ли? — после слов друга, брюнет даже чуть привстал подходя к открытому настежь окну. Может, там ему даже будет полегче, то есть, не так жарко. — Ты ебанулся, Санзик? К тебе приезжает шкет из Украины. С какого хуя я вообще все это помню, а ты еблан помойный ниче не вкуриваешь? Я тебе че, секретарша, епт?! — Ну ножки у тебя ниче так, поэтому я бы и не против был такой секретарши, как ты, мой сладкий пирожочек, — Сан уже вылез из окна, и как обычно, свесил ноги вниз, сидя на подоконнике. — Слушай, малышулик, у тебя есть цигарка? Я уже второй день не могу себе нихуяшечки купить, а ты тут как тут. Намылился — Ты мне иди дверь открой, тогда все дам. Как я понял, бухать водочку мы не летим. Тем более к тебе шкет приезжает. Ты хоть ебло его видал?! — Пиздуй сюда, ушлепок ебаный! Мне жарко ебаный рот! — кинул в своего дружбана шлёпок, тем самым подтверждая своё ругательство на него. — И тапочку не забудь, иначе выебу! — Господи, да нахуй мне твоя елда сдалась… Смешной ты такой епта… — приговаривал себе под нос Минги, тот самый лучший друг Сана, которого он на самом деле любит. Минги действительно отличный парень. Он готов грудью ловить пули, чтобы отстоять честь своего родного Орджоникидзевского района, где он родился, живет, будет жить и умрет. Он слишком верный месту, где родился. Месту, которое сделало его таким, какой он есть. Парня с детства прозвали дылдой. Поначалу он очень этого стеснялся, но потом возгордился своим ростом. Возможно, он даже стал применять его в свою пользу, то есть, чутка подкачался и стал визуально огромнее настолько, что каждая шпана боялась пернуть, если Минги был хотя бы в километре от них. Хоть раньше и говорилось, что Сан одинокий волк, но это отчасти не так. У него есть Минги. Да, этот мелкий мог бы даже стать для Сана паханом, но… Когда басота узнала, что Санзик сирота, то сразу сжалились над ним. И не зря. Санзик как никто другой может управлять районом. Только он может отстоять честь женщины, на которую покусилась какая-то пьяная падаль. Только он может быть любимчиком всех бабулей района, не смотря на его, мягко говоря, нездоровый образ жизни. Если честно, Минги — правая рука Сана. Если бы не этот двадцатилетний пиздюк, старшой был бы давно в колонии за мелкие преступления по типу вандализма и вождения в очень нетрезвом виде. Минги не только отличный друг, но и сын акаба… То есть капитана полиции… Сан может миллионы часов рассказывать, как он любит Минги и его семью, ведь они приняли его как родного сына. Они любят Сана также как и Минги. К сожалению, только они смогли хоть немного показать пахану родительскую любовь, которую даже не дали приемные родители. Именно дядя Петя и тетя Лариса помогали Сану справиться с потерей бабушки. Даже тогда он был близок с семьей Минги и с ним самим тем более. Родители хоть и были против по началу такого не очень здоровому образу жизни своего сына, которому, на минуточку, всего тринадцать лет. Но потом… Потом они кардинально поменяли своё мнение насчёт этих «отбросов» и поняли, что именно их «отбросы», именно их Орджоникидзевского района города Уфа, помогают всем жителям, которых и считают своей огромной семьей. В этом есть какая-то некая романтика, правда? Неужели появление украинского беженца все это разрушит? Нет, невозможно. Может он станет вторым королем Орджоникидзевского района?

***

Стакан за стаканом. Бутылка за бутылкой. А там уже и тапки вместе с остальной одеждой, которой итак почти не было на молодых корешах, в порывах рамсов полетели друг в друга. Солнце уже начало садиться, ведь в августе намного раньше темнеет. Золотые лучи попадали в комнату, где сидели молодые люди. Их искалеченные, все в шрамах и синяках, тела невероятно блестели из-за пота. У парней очень приятная внешность, от чего тот факт, что они потные, не делает их отвратительными. Наоборот, это показывает их выдержку перед неимоверной жарой, которая к вечеру не особо то спала. Дополнением ко всему, и самым страшным кошмаром для соседей, хочется отметить, что их крики и оры не может перекрыть даже новый альбом Кровостока «Наука». — Слыш, епта, ты хули моросишь?! Давай уже порешаем че у тебя за траблы с этой малой. А то хули ты как целка мечешься? Она ж тебе нравится! — резко начал искать компромисс Санзик, потому что действительно переживает за отношения своего кореша. — Да я знаю, что я хуедрын… Просто, смекаешь, Санзик, она такая красивая и умная, я, бля, даже слов не могу подобрать, чтобы описать тебе, как сильно втюрился в неё! Но она… К ней подкатывает этот орех, епта, с Ленинского района, Бинт… Кажется, это безмазняк. Как она, такая прелестная, выберет какого-то меня, епта бля, когда к ней подкатывает Чанбин… — Минги действительно поник. Его глаза перестали сверкать, не смотря на то, что пива осталось ещё много, но любовь… Любовь для него важнее всякого пива. Ведь он действительно влюблён в эту девчонку. — Слушай, тапуля, ты хули себя хуями понижаешь? Насколько мне известно, твоя чикуля любит высоких парниш с острыми носиками и прекрасными бедрами. Ох, еклмн! Да у тебя полное попадание по всем, бля, пунктам, — Сан притянул своего кореша к себе, держа его острый подбородок обеими руками, и целуя в нос. Да, Санзик тот тип пьяных людей, которые после пяти бутылок пиваса уж больно любвеобильные. — Мой ты хороший, ты намного лучше этого Бинта. Ты мазевый пацан! Я тебя очень сильно люблю, тапуль! А ты знаешь, я слова на ветер не швыряю, я не какой-то там галимый шоха! Смекаешь, тапуля? — Был бы ты девкой, Санзик, я бы тебя добивался. Я за тебе готов горой стоять, епт. Ты мне правда как брат! Но был бы ты девкой… — Все, я понял, ты меня хочешь выебать. Ох, ну я же знаю, какой я невъебенно пиздатый. Мне, конечно, очень приятно, но, слушай, ты не в моем вкусе. В моем вкусе блондинки, которые имеют готовить борщ и сами лепят пельмени, а ещё люблю длинные пальцы… Ох… Че-то меня схуеблёдило… — Слухайте… — внезапно раздался незнакомый голос с украинским говором у самого дверного проёма в комнату, где сидели пацаны — Я тут стою уже пару минут… Я честно, не собирался подслушивать за вами, хлопцы… Но вы такие милашки! — незнакомец заулыбался во всех 30, ведь некоторых зубов у него не имелось по некоторым причинам… — Э! Ты кто, бля, такой! А ну-ка, уебывай из моей хаты, чепушило! — Сан резко подорвался с места, но сразу же качнулся во все триста шестьдесят градусов. Ох уж этот алкоголь в крови у дватцатичетырехлетнего… — Сан, верно? Я твой новий сусидонько! Меня зовут Хёнджин! Кстати, я тут случайно подслухал твои критерии о девушках… Видати, я хоть и паренёк, но… Я такие убойные пельмехи леплю, обосрёсся, — довольно улыбался украинец, держа в каждой руке по три огромных сумки с кучей еды и всякой всячины. — А хули ты раньше не сказал, что ты мой соседушка новый?! Пива будешь?! — Санзик подбежал обнимать своего нового кореша и стал целовать его в обе щеки, думая, что на Хуторе, это обыденность… Впрочем, Хёнджин даже и не был против. Он ещё до встречи со своим будущим сусидонько положил на него глаз. Его слишком заманили эти глубокие тёмные глаза, в которые действительно хотелось смотреть днями напролёт. А эти его шрамы, которые даже есть на лице. Неужели, вкус этого украинца настолько утонченный и изысканный, что он из-за пары фотографий смог разглядеть в Санзике мужественного и в то же время прекрасного человека? — Нет, звиняти, я не пью пиво покупное, только, что сам нафигачу. Но я могу за компанию посидеть и побалакать с вами! И, боже мий, звиняти за то, что так сильно опоздал. Мой друндулет поломался, а связи как обычно не было! Меня дуже шкода! — парнишка готов был сквозь землю провалиться от сожаления, ведь он все время был тактичным и принципиальным человеком, который никогда не опаздывал! Никогда! Он не мог допустит такого кошмара, как ОПОЗДАНИЕ! — Ох ты ж ёкэлэмэнэ! Не извиняйся ты так, малой! Я вообще половину твоих слов не вдупляю. Но я не собираюсь гнать на тебя, солнышко! Как я на такого прелестного мальчугана могу злиться? Я вижу ты пацан четкий, раз уж даже пельмеши умеешь готовить! Пельмеши — это очень мазево, малой Солнышко! Правда ведь, Тапуль? — обращаясь к Минги, спросил уже настолько добрый Санзик, что без какого-либо допроса принял к себе в огромные потные объятия этого восемнадцатилетнего украинского парнишку. — Это точно! Хёнджин! — аж резко привстал Тапуля, что немного напугало блондинистого парнишку из Хутора. — Санзик — пахан! На него не то чтобы можно положиться, на него НАДО положиться! Ты в безопасности! Можешь даже не волноваться! Ты теперь часть Орджоникидзевского района! — Минги положил свою тяжелую руку на совсем не хрупкое плечо Хёнджина, и шлепнул его по заднице, что являлось своеобразным одобрением! Именно такой компанией они просидели до поздней ночи, пока Минги благополучно не десантировался со второго этажа. Все таки сегодня Голубые береты, как никак. Он мог, конечно, задержаться до самого рассвета, как обычно это и делает, но… Этот малец, кажись, просёк, что этих двоих следует оставить наедине. Только Санзик, Солнышко и свежее сало. — Охуеть, это сало такое ебабельное! Неужели, ты сам засолил его? Епта, не поверю! Ты ж такой шкет ещё, как ты можешь сам его засолить?! — размышлял с набитым ртом, полным хлеба с салом, старшой, который, к слову, уже шибко протрезвел, но не перестал хуже относиться к своему новому сусидонько. — Мой батька скончался, когда мне было всего девять рокив. Именно тогда я стал главой своего семейства. Я же единственный мужик! Мне нужно охранять маменьку и бабулю! Они моя единственная и любимая симя! (имеется ввиду семья). Я держу свиней, курей, коровок, в последнее время ещё и гусей с конями! — Какой же ты все-таки крутой, Солнышко. Я внатуре в шоке, какой ты мазевый… Ты для меня этот, как его, епта… Пример! Горжусь тобой, Солнышко. Надеюсь, я тоже стану твоей семьей. — Непременно станешь, Сан, неодминно. Моя бабуля очень хочет с тобой познакомиться. Ей же нужно знать с кем будет живучи её внучок. А у тебя… Есть кровная симя? Почему ты жити один? Тебе сколько рокив? — Мне?.. Мне двадцать четыре. Да… Я тот ещё старик. Это ты молод, тебе всего восемнадцать, а я уже всю жизнь повидал… Я сирота. История, если честно, галимая, но мои родаки кинули меня бабуле, когда я тока родился, смекаешь? Они были нарколыгами и алканами! Я очень боюсь по их тропе… Но… Моя бабушка… Оксана Александровна, прекрасная женщина, самая лучшая, взяла меня и опекала до своей смерти… Я был ее смыслом жизни, а я делал все, чтобы ей было хорошо. В семнадцать лет у меня появилась приемная семья, но они лишь освободили меня от детского дома, — Сан говорил почти полушепотом, потому что ему было уж больно вспоминать своё детство и отрочество, которое прошло не особо хорошо. — Ты можешь плакать. Сильные люди тоже плачут. Ты сильный. Не скрывай свою боль за улыбкой. Не прячься, когда ты со мной. Я тебя смогу защитить. Так ведь поступают друзья? — к удивлению, Хёнджин может говорить без украинских слов. Может, он сделал это, чтобы Сан действительно понял значение каждого его слова? Но Хёнджин не понимал того, насколько сильно эти слова залезут в голову старшого. Насколько сильно они повлияли на их дальнейшие отношения. Сан даже ещё не догадывается, как сильно привяжется к этому мальчугану. Как сильно будет им дорожить и защищать его, хоть это никогда не пригодится. Очень скоро он узнает, что этот хлопець очень ловко орудует любым куском говна, превращая его в смертельное оружие, которое может уничтожить этот мир. Он даже не знает, насколько он приехал. Наивный.