Смелость города берет

Кататься с Вудом по полу было куда прикольнее, чем лежать как дебил и не знать, куда деть руки, пока Оливер лапал его с сосредоточенной рожей. Они вообще-то не дрались даже, так, боролись, пытаясь уложить друг друга на лопатки и зафиксировать, чтобы засчитать победу. Вуд был худой, жесткий и юркий. Из любой хватки Маркуса он выворачивался и иногда даже умудрялся перекатиться так, что уже Флинт оказался на спине. Но сил долго удержать Маркуса в таком положении у Вуда не хватало, сказывалась разница в массе. В итоге их борьба превратилась в битву на выносливость. – И если.. уж на то пошло... – прохрипел Вуд, пытаясь высвободить руку из-под колена Маркуса, – Купер за весь турнир... поймал на три квоффла... меньше! Оливер особенно сильно взбрыкнул, зарычал, и смог не только освободить руку, но перекатиться на бок, значительно увеличив себе поле для маневра. – Зато у Миллера... – Маркус попытался сгрести Вуда в охапку, чтобы удержать преимущество, – на четыре фола больше! – Миллер в атаку ходит! – Оливер мотнул башкой и двинул лбом Маркусу в зубы. – Отсюда и фолы! – Блядь! – взвыл Флинт, пытаясь удержать брыкающийся комок из жестких конечностей Вуда. – Атакующие вратари – хуйня! – Атакующие вратари рулят! – рыкнул Вуд в ответ, каким-то образом умудрившись рывком не только выкрутиться из захвата, но и перекатить Маркуса на лопатки. Что-то то ли треснуло, то ли хрустнуло. Оба замерли, глядя друг на друга большими глазами. – Что это было? – зачем-то шепотом спросил Вуд. – А я ебу? – одними губами ответил Маркус. Оливер сполз с Флинта и медленно поднялся во весь рост. Прикрыв глаза, он поочередно поднял руки, покрутил шеей, сжал пальцы. Маркус тоже встал и подвигался, прислушиваясь к себе сквозь стук сердца в ушах. Болела разбитая губа, ушибленный локоть и левая коленка. Тянуло в боку. Еще спину слегка саднило, и он с подозрением стащил серую от пыли рубашку. Вуд присвистнул. Зацепившись за что-то, рубашка Маркуса лопнула в районе лопаток. Флинт пошарил взглядом вокруг, и наконец заметил на гладком потертом от времени каменном полу выщербину размером с галеон. Маркус зачем-то тронул место мыском ботинка. Вуд тем временем сместился ему за спину, и от его внимательного взгляда фантомно запекло под лопаткой, хотя амулет остался в скинутой на желеистый пуф мантии. – Просто царапина, – с облегчением выдохнул Вуд. – Я уже испугался, что травма. В субботу отборочные, нет времени лежать в больничном крыле. Маркус согласно кивнул, уныло рассматривая испорченную рубашку. – Хочешь, попробую починить, – предложил Вуд. – Попробуй, – пожал плечами Флинт, не видя в этом ничего плохого. Хуже вряд ли будет. Это дома можно было отдать рубашку домовухе и надеяться, что завтра все будет, как новое. Школьные домовики не чинили вещи, только стирали. Да и гладили, как следует, через раз. Вуд одернул полу своей мантии и вынул палочку из ножен на бедре. Немногим позже в мантии на голое тело Маркус сидел на ужине в Большом зале и потирал ушибленный бок. Синяк был размером с вудов кулак и больше чесался, чем болел. Еще Вуд своим твердым лбом умудрился разбить Маркусу губу. Лечебные чары Оливеру давались не в пример лучше бытовых, так что у Маркуса на роже следов не осталось. А вот у самого Вуда на скуле темнел синяк, и сколько бы раз Флинт не махал над ним палочкой, синяк только становился зеленее, но не сходил. – Перси вылечит, – отмахнулся Оливер, когда Маркус бессильно развел руками. Так что, заняв место в Большом зале, Флинт внимательно следил за гриффиндорским столом, но Вуда видно не было. Маркус отыскал самого занудного из Уизли и долго сверлил его взглядом, пока тот не поднял голову и не уставился в ответ. Видимо, тоже носил артефакт от сглазов и чувствовал, когда на него пялятся. Флинт поднял брови, как бы спрашивая, куда делся Вуд, но рыжий нихуя не понял и скорчил неясную рожу. Маркус вздохнул и отвернулся. Монтегю и Пьюси синхронно вскинули на Маркуса взгляды, отреагировав на звук. – О, Маркус подрался с Вудом, – покивал, глупо ухмыляясь, Блетчли. – Уоррингтон незаметно схватил его за локоть, чтобы заткнулся, но Майлз был в той же степени бестактным, в какой и бесстрашным. – Смотрите, какая рожа довольная. Рожа Маркуса выражала все что угодно, кроме довольства. – И магией давить перестал, – Пьюси кивнул и обернулся через плечо на гриффиндорцев. – Если это работает, дерись с ним каждый день, пожалуйста. – А чего подрались-то? – включился в разговор Монтегю. – А им нужна причина? – со смешком откликнулся Пьюси. Все посмотрели на Маркуса. Маркус хлебнул тыквенного сока и выгнул бровь. – Раз уж вы такие словоохотливые, – ухмыльнулся Флинт, – расскажите, как в больничное крыло попали. Уоррингтон вспыхнул. Покраснел щеками и даже шеей, опустил башку пониже, прячась за челкой. Остальные невозмутимо переглянулись. –Было зябкое промозглое утро. Квиддичное поле все развезло от дождя, – воодушевленно заговорил Блетчли, взмахнув вилкой. Монтегю бросил на него острый взгляд и почему-то скривился. – Я бежал. Поскользнулся, упал, – как ни в чем не бывало продолжил Блетчли. – Очнулся уже в больничном крыле. Рядом все ребята. И Драко... – Майлз мечтательно вздохнул. – Когда он упал, – подхватил Пьюси, ткнув Блетчли в бок, чтобы не замечтался, – я об него споткнулся и кубарем полетел следом. Трое посмотрели на Уоррингтона, но Кассий упер взгляд в тарелку и молчал. Хоть кому-то хватило совести. – А Уоррингтон споткнулся об Эда, – взял слово Монтегю, поняв, что Кассиус не собирается ничего говорить. – Ну а я уже об Уоррингтона. Такие дела. – Майлз бежал первый? – скептично протянул Флинт. – Что-то слабо верится. Пьюси и Монтегю одновременно бросили на Блетчли острые взгляды. Майлз примял ладонью кудряшки на затылке и скорчил виноватую рожу. – Мы его заставили, – нашелся Пьюси. – Он ныл и подрывал моральный дух команды. – Я не ныл! – оскорбился Блетчли, и уже готовился сказать что-то еще, но захлопнулся. Либо не решился, либо, что было бы неудивительно, поймал чье-то невербальное силенцио. – И что, все так неудачно упали, что аж до переломов дошло? – продолжил с ухмылкой Маркус. – Удивительное совпадение. – Невероятно, но факт, – невозмутимо моргнул Пьюси, а Монтегю покивал башкой. – Какие вы, оказывается, хрупкие, – Флинт оскалился. – Надо тренироваться , а то непорядок. С рожи Грэхэма ухмылку будто слизало. Пьюси тоже помрачнел. Только Блетчли потер горло и продолжил сиять довольной рожей, да ямочками на щеках. – А мы и тренируемся. Бегаем, – заметил он беспечно. – Теперь будем еще по ступенькам на трибуны подниматься, – ответил Маркус. – Всего-то? – не скрывая облегчения выдохнул Майлз. Было очевидно, что он ожидал более жесткого наказания. Маркус только ухмыльнулся. Доедали в тишине. Первым, неловко попрощавшись, ушел Уоррингтон, за ним следом подтянулся Деррек, который за весь вечер только сверкал мрачным ебалом и не сказал ни слова. Допив тыквенный сок, Маркус тоже встал. – Марк, можно тебя на пару слов? – догнал его Монтегю в дверях Большого зала. – Нужно. Вдвоем они спустились в подземелья и, прогнав мелкотню, устроились в креслах напротив камина. – Давай, ругайся, – вздохнул Монтегю, сгорбившись в кресле. – А толку? – Маркус покачал головой. – Ты ведь даже не понимаешь, дебила кусок, какую хуйню творишь. – О чем ты? – Грэм вскинул башку и непонимающе сдвинул брови. – О том, что позволяешь парням, – Флинт махнул палочкой, набрасывая глушилку. Не то, чтобы они говорили о чем-то конфиденциальном, но было совершенно ясно, что Грэм не сможет услышать и прислушаться, если их разговор не будет приватным. – Я выпущусь в конце года, – Маркус спрятал палочку, опустил локти на колени и подался вперед, – а ты останешься с командой один на один. Ты станешь их капитаном. – Я знаю, – недоуменно нахмурился Монтегю, не понимая пока, к чему Маркус клонил. – Как ты собираешься поддерживать дисциплину? Грэхэм дернул плечами, все еще не видя никакой проблемы. – Ну, все будет так же, как и сейчас. – И бегать по утрам будете? – уточнил Маркус, приподняв брови. Монтегю нахмурился. Бегать ему никогда не нравилось, и он это не скрывал. В этом вопросе он выражал солидарность с командой, и, было совершенно очевидно: бегал он не из любви к спортивному образу жизни, а только потому что Маркус заставлял. – Может быть, – уклончиво ответил Монтегю, на всякий случай не желая напрямую признавать явные факты. – Давай разберем гипотетическую ситуацию, – предложил Флинт. – За неделю до матча Макгонагалл после отбоя застукала Блетчли обжимающимся с кем-нибудь у ванны старост. Ему назначили месяц отработок и запрет на игру. Что будешь делать? – Выебу, – серьезно ответил Монтегю. – Потом поставлю замену из запаса. – Хорошо, – покладисто согласился Маркус. – А за три дня до матча Пьюси, защищая честь своей очередной девчонки, даст кому-нибудь в рожу за "неправильный" взгляд в ее сторону прямо в Большом зале. Поднимется страшный вой, и Снейпу придется его отстранить примерно на месяц. Что будешь делать? – Тоже выебу, – Грэхэм поджал губы. – Поставлю на матч Ургхарта вместо него. – Окей, – покивал Маркус. – А за день до матча Уоррингтон... хм, нет, ладно, этот не проебется... – Флинт задумчиво соединил пальцы обеих рук. – Малфой! Вот, Малфой решит доказать пятиноге, что он самый крутой в округе. В итоге он окажется в больничном крыле без важных конечностей, а ты окажешься без ловца. Что предпримешь? Монтегю помрачнел. – Такого не будет... – Я тоже как-то не рассчитывал, что малой решит подраться с гиппогрифом, знаешь ли, – хмыкнул Маркус. – Давай, я жду ответ. – Разумеется, выебу, – Монтегю упрямо вскинул подбородок. – И поставишь замену из запаса? – А у меня будет выбор?! – психанул Грэхэм. – Тупые примеры вообще. – Серьезно? – Маркус демонстративно поднял брови. Примеры он приводил исключительно боевые, так сказать. То есть перечислял все уже случившиеся косяки упомянутых лиц. – Ну, не все же сразу! – завелся Монетгю. Он вообще легко заводился, особенно когда Маркусу удавалось припереть его к стенке, а у Грэма не оставалось аргументов. – Да, все это возможно. Гипотетически! Но они вряд ли накосячат все вместе. – Они умудряются косячить, даже пока я их каждый день дрючу и ебу за лишний вздох не в ту сторону, – рыкнул Маркус в ответ. – Дай им волю... – Флинт не закончил, позволив Грэму самому додумать. – Итак, твой план – это выебанные игроки и половина состава из замен, так? – продолжил Маркус после небольшой паузы. – И много очков ты так наиграешь? – Ну, а что ты предлагаешь делать? – эмоционально воскликнул Монтегю, подорвавшись с места. – Не создавать! – рявкнул Маркус так, что Грэм осел обратно. – Блетчли не будет ошиваться где-то после отбоя, если подъем в пять. Он слишком любит поспать! – с тем же нажимом продолжил Маркус. – Пьюси три раза подумает, прежде чем затевать драку в Большом зале, если будет спокоен. А бег, блядь, охуенное успокоительное! Ну а Малфой... этот способен на любую хуйню, но чем больше времени он у тебя на виду, тем меньше шанс, что он где-то проебется! Монтегю сильно нахмурился, обдумывая слова Маркуса. Ржавые шестеренки в его башке, наконец, начали крутиться. – Пойми, Грэм, – медленно выдохнув, уже спокойнее продолжил Маркус, – парни уже слушают тебя, пока меня нет рядом. Ты для них – авторитет. Эту авантюру со сломанными ногами они бы ни за что не провернули без тебя. Сделано это было исключительно с твоего потворства и одобрения. – Да ну нет... – слабо запротестовал Монтегю. – Я не... – Мне сейчас не оправдания твои нужны, – перебил Маркус, – а понимание. Думай, блядь, прежде чем что-то делать! Монтегю опустил голову и присмирел. Начал думать. На взгляд Флинта, слишком демонстративно, но тут он уже не придирался. Маркус отвернулся к камину и залип на игре пламени. По большей части ему должно было быть глубоко похуй, что случится с командой после его выпуска. Но ему не было. Он не мог воспринимать парней, как чужих, и он не хотел, чтобы Слизерин стал лузером. Но давить на Грэма и влиять на его поведение в будущем, когда он станет полноправным лидером, Маркус не хотел и даже не считал себя вправе. Он только мог давать советы, которые в силу их с Монтегю характеров превращались в такие вот идиотские споры. Маркус тяжело вздохнул. – Я больше не вернусь к этому вопросу, – пообещал он Грэму. – Это твое будущее, и ты сам за него в ответе. – Монтегю резко кивнул, как бы показывая, что полностью готов быть в ответе за свое будущее. – Но если будешь подрывать дисциплину, пока я еще на месте... – Маркус хищно улыбнулся. – Выебешь? – с легкой осторожной ухмылкой предположил Грэм. – Даже не сомневайся. *** Оливер и думать забыл об ужине. Попрощавшись с Флинтом, он сразу направился в сторону гриффиндорской башни, надеясь, что ему удастся хотя бы ненадолго остаться одному. Напряжение было почти невыносимым, мешало думать и не давало сосредоточиться на чем-то дольше нескольких секунд. Оливер старательно пытался успокоиться или отвлечься, но получалось откровенно плохо. Флинт полностью занимал его мысли. Они с Маркусом так не общались, сколько? Месяца три, наверное. В последний раз они обсуждали квиддич еще до финального матча прошлого учебного года. После матча Флинт вел себя как полная задница, ведь несмотря на то, что Поттер поймал снитч, а после чемпионат Хогвартса и вовсе отменили, квиддичный кубок все равно достался бы Слизерину по очкам. Оливер даже слегка отвык от того, как легко с Маркусом было находить темы для разговора, и как охотно он их поддерживал. Будто и не было первых двух недель, когда Оливер чувствовал себя неловко и нелепо, а Флинт пытался его избегать. И даже их драку... ну, и дракой-то сложно было назвать. Скорее дружеская возня, приятная обоим. Ладно, Маркусу хуй знает, а Оливеру точно было неплохо. Столько тактильного контакта, и никаких тебе идиотских барьеров. Мысль о Маркусе и барьерах невольно скользнула дальше, в тот момент, когда Флинт улегся на трансфигурированное нечто и распахнул мантию. Один Мерлин знает, каких усилий Оливеру стоило удержать лицо серьезным, пока Флинт валялся там раздраженный, заебанный и смущенный. Ага, смущенный. Это было практически незаметно, но Оливер слишком давно знал Маркуса, чтобы списать все на усталость. А еще Маркус забавно растерялся, когда Оливер сделал ему комплимент. Он словно не знал, что сказать, и это было так непривычно, так нелепо и так... мило, что дух захватывало. Оливер просто не удержался. Он ведь планировал быть медленным и осторожным. Для начала будто невзначай коснуться ладоней или плеч, соринку смахнуть с волос, а если Флинт не будет шарахаться, постепенно от встречи к встрече перейти от типа "случайных" прикосновений к явным: плечо там сжать, массаж сделать, может, даже шлепнуть его пониже спины, чем дракклы не шутят. И каждый раз смотреть на реакцию, обрабатывать и прогонять любой возможный негатив. Не давить, но и не отступать. Ну да, блядь. Планировал. У Флинта всегда легко выходило любые планы Оливера похерить на корню. Вуд понял, что у него едва ли получится действовать медленно и ненавязчиво, когда Маркус первые крючки на мантии расстегнул. А когда уже сам Оливер разбирался с пуговицами его рубашки, руки дрожали от острого желания немедленно к нему прикоснуться. Не важно где, но обязательно так, чтобы Флинт понял, что это нихуя не случайность. Оливер слабо помнил, как его рука опустилась Маркусу на живот. Ладонь будто акцио притянуло. И как тут не ощупать каждый сантиметр этого идеального пресса, если дают? Флинт при этом даже не напрягся, будто тактильного барьера между ними не существовало и в помине. Хотя самому Оливеру было, пожалуй, неловко. От одной мысли об этом моменте слегка кружилась голова, а ноги казались мягкими и набитыми ватой. Собственная неловкость удивительным образом смешалась с возбуждением, превратившись в удивительный коктейль, от которого в груди стало тепло, а губы сами расползлись в улыбке. Кончики пальцев от прикосновений к коже Маркуса до сих пор будто бы горели изнутри диким огнем и, наверняка, дрожали. Оливер на всякий случай спрятал ладони в карманах мантии, пока шел от портрета Полной Дамы в сторону спален. – Капитан! У нас все готово! – некстати заорал предполагаемый Джордж, помахав Оливеру из дальнего угла гостиной. Вуду пришлось остановиться. Он сделал пару глубоких вдохов, чтобы прийти в себя и перестать витать в облаках, но помогло слабо. – Можем начать хоть завтра! – продолжил вероятный Фред. – Будет весело! – добавил с ухмылкой Джордж. Они оба приблизились к Оливеру и буквально нависли над ним, ожидая ответа. – Эй, капитан, а что у тебя с лицом? – спросил Джордж. – Ты дрался без нас? – нахмурился Фред. – Отлично, – ляпнул Оливер невпопад. В голове не было ни единой мысли, о чем они хотели сказать. А слова про драку Вуд решил совсем проигнорировать. – Так ты хочешь узнать детали? – Фред дернул уголками губ в хитрой улыбке, быстро взглянув на брата. – Мы готовы рассказать тебе все подро-обно! – тут же закивал Джордж. Заметили, что Оливер не в контексте и мечтает поскорее свалить, и таким образом пытались выбить вербальное разрешение на очередную свою шалость, чтобы обжаловать, в случае чего, любые обвинения. Вуду бы стоило напрячься прямо сейчас, но все напряжение стыдно оседало совсем не там, где оно было нужно. Бедный мозг со скрипом все же выдал подсказку: речь была о Слоупере и его ситуации. – Никто не пострадает? – со вздохом уточнил Оливер. – За кого ты нас принимаешь? – возмутился Фред с такой хитрой улыбкой, что Оливер не поверил ему ни на кнат. – Мы всегда соблюдаем технику безопасности! – Джордж отзеркалил ухмылку. – И не делаем того, с чем не справится мадам Помфри! – сказали они в один голос, переглянувшись. Оливер отметил, что они напрямую не сказали "нет", но как бы ни старался не нашел в себе должного возмущения. Мерлин, что влюбленность творит с подростками! Оливер вообще-то считал себя чуть более серьезным и ответственным. Хотел в это верить, по крайней мере. – Тогда действуйте, – он махнул на близнецов рукой и быстрым шагом двинул в свою комнату. Уизли все равно уже поняли, что он сейчас мог согласиться на что угодно, а у Оливера не было ни сил, ни желания делать вид, что это не так. Рыжие бестии за спиной довольно заржали и дали друг другу пять. Вуд мысленно попросил прощения у всей школы. Едва за его спиной закрылась дверь дортуара, Оливер рухнул лицом на свою кровать и громко облегченно застонал. В спальне он был один, но по внутренней чуйке, которая в таких делах не подводила, у него в запасе оставалось не больше двадцати минут, чтобы успокоиться или... Времени терзаться сомнениями, что выбрать: "успокаиваться" или все-таки "или", – тоже особо не было. Никак не способствуя успокоению, вспомнилось тело Флинта. Твердая грудь с круглыми сосками. Плоский крепкий живот с кубиками пресса, словно выточенными из камня. Темная блядская дорожка, так и манившая проследить ее пальцами... И спина: крепкая, широкая, влажно поблескивающая от пота после их возни. Прохладное покрывало обожгло щеку. Лицо у Оливера горело, и в висках стучало. Редкое, волнительное чувство уединенности било по возбужденным нервам. Внизу живота тоже тепло пульсировало. Тяжело и неуклонно нарастало тщательно сдерживаемое столько времени возбуждение. Желание подрочить стало острым и почти болезненным. Оливер со вздохом потянулся к чехлу с палочкой на бедре: пришлось перевернуться на спину и откинуть полу мантии, чтобы ее достать. Задернув полог, Вуд, на всякий случай, набросил не слишком умелую заглушку – он не так уж и часто пользовался этим заклинанием, и оно все никак не удавалось хорошо. Теперь можно было распахнуть мантию и расстегнуть ремень. Приспустить брюки на бедра. Сунуть руку под резинку трусов. Член был твердый и горячий, а ладонь на контрасте – почти ледяная. Оливер зашипел и сжал в кулаке головку, вздрогнув от острого удовольствия. Интересно, Маркус бы смутился, если бы Оливер решил попробовать в следующий раз стянуть с него штаны? Смущенная рожа Флинта была темой отдельной и почти запретной. Даже интересно, почему именно это так запало Оливеру в душу. Возможно, дело в том, что за все годы, которые он знал Маркуса, он видел буквально сотню оттенков его раздражения и злости, но еще никогда не видел смущения. Было что-то лестное в том, что Оливер вызвал у Маркуса подобное чувство. Вид у Флинта в тот момент был одновременно сосредоточенный и глуповатый. Выглядел он так, будто завис ровно перед моментом, как должен был сказать: "Че? Проблемы?", – но при этом минуты шли, а он ничего не говорил. Оливер вздохнул и зажмурился, мысленно пытаясь воспроизвести образ. Одной рукой он оттянул резинку трусов, а второй задвигал вверх-вниз. Сразу в быстром темпе, потому что времени было не так много, а он сам оказался заведен буквально с нуля до сотни. Мерлин всемогущий, Флинт так ему нравился, что это было даже нелепо. Смущающе до дрожи. Плохо до потери контроля. Почти наверняка обречено на провал. И при этом все равно потрясающе. Он вспомнил, как поглаживал соски Маркуса, и как тот хмурился, пытаясь распознать ощущения. И браслет уговора на запястье был теплый – Маркусу точно было приятно. Собственные соски обожгло фантомным зудом, требующим немедленно к ним прикоснуться. Оливер выдохнул сквозь сжатые зубы, оттянув трусы пониже, чтобы резинка не мешала, и поднял свободную руку, сжимая левый сосок прямо через рубашку. Щекотно. Приятно. Странно. Каждое касание горячей волной остро отдавалось в пах. Оливер подбросил бедра и сжал губы: было почти нестерпимо, непередаваемо, невозможно приятно. Вверх и вниз. Снова и снова. В какой-то момент возбуждение стало таким густым, что все слилось, смазалось воедино: движения ладони по твердой горячей плоти; слегка влажная от пота кожа Маркуса под ладонями; пальцы, сжимающие сосок; тяжелое дыхание и воспоминание о роже Флинта, на которой будто было написано: "Че? Проблемы?". Оливер резко выдохнул. Сквозь сомкнутые пальцы брызнуло на полу рубашки. Опустошающее удовольствие прокатилось горячими мурашками по всему телу. Лениво пришла мысль, что смущенный Флинт больше всего был похож на обороняющегося Флинта. Как будто от него, Оливера, нужно было защищаться. *** Перси вошел в гостиную факультета, когда Оливер дописывал эссе по магловедению. – Тебя не было на ужине, – сказал он, встав рядом. – Ага, – Вуд стряхнул чернила с кончика пера и быстро записал крутящуюся в мыслях удачную фразу. – Я не голоден. – Ты просил меня следить за твоим питанием, – проговорил Перси, не двигаясь с места. – Да, я знаю, извини, – Оливер задумчиво покусал кончик пера, перечитывая последние два абзаца. – Мне просто не хотелось есть. Уизли молчал. Оливер с облегчением подумал, что на этот раз тема закрыта. С едой у Оливера и правда были особые отношения. Ему, как правило, было сложнее заставить себя съесть что-то, чем воздержаться от той или иной пищи. Из-за несистематического питания, страдала и его форма, и все тренировки. Оливер давно мог бы набрать желательную для позиции вратаря массу, если бы ел положенные три раза в день. Но это было нихуя не просто. Иногда он был слишком занят планами и стратегиями, и забывал про еду. Иногда слишком возбужден и перенапряжен, например до или после матчей, и кусок не лез в горло. Иногда на столах просто не оказывалось еды, которую Оливер хотел бы съесть. Даже один пропущенный завтрак влиял на режим, а когда пропуски становились слишком частыми... Оливер знал о своей проблеме и уже больше года пытался ее решить, но пока безуспешно. Как будущий профессиональный спортсмен он не мог позволить себе слабость из-за чего-то столь незначительного. Поэтому он и попросил Перси еще в прошлом году последить, чтобы Оливер не пропускал приемы пищи. Это казалось прекрасной идеей, но Перси подошел к задаче, на вкус Оливера, чересчур ответственно и слишком давил. А Оливер не очень хорошо переносил, когда на него давят. С начала года сам он не поднимал тему с питанием. С одной стороны, он надеялся что Перси как-то обо всем забудет, а с другой не решался отменить свою просьбу, что было бы практически равно поражению. Пока Вуд думал обо всем этом, прошла почти минута, а Перси все так же продолжал стоять рядом. Вуд оторвался от пергамента и поднял голову. Перси смотрел на него ледяным взглядом сверху вниз, прикрыв веки. Это означало, что Перси был в бешенстве. Немногочисленные студенты, ошивающиеся в гостиной в этот час, синхронно морщились и терли виски. Оливер поймал себя на желании повторить жест: голова и правда слегка потяжелела. – Оливер, ты просил... – медленно и тихо проговорил Перси. – Да, я знаю, – перебил его Оливер, – прости, мне стоило пересилить себя. – Ты просил, – с нажимом повторил Перси, – помочь тебе. Ты мой друг, и я всегда готов тебе помогать. Но между помощью и перекладыванием ответственности есть большая разница. – Да! Нет! Блядь… – Оливер уронил лицо в подставленную ладонь. – Очень красноречиво. – Извини, – вздохнул Оливер, отбросив перо в чернильницу. – Я веду себя, как дебил. – Хуже, – мрачно уронил Перси. – Ты ведешь себя, как ребенок. – Мерлин всемогущий! – воскликнул Оливер со слегка наигранным ужасом. – Ты же терпеть не можешь детей. Как я еще жив-то? – Ты мне нравишься, – невозмутимо произнес Перси. – А еще ты быстрее меня. Оливер засмеялся. – Спасибо, Перси, – все еще с улыбкой проговорил он. Он пытался вместить в это слово и благодарность за то, что Уизли не отступается от своих обещаний, и признательность за то, что у него всегда получается вправить Вуду мозги. – Прошло не слишком хорошо? – спросил Перси вместо какого бы то ни было ответа. Только по блеску в глазах Оливер понял, что его своеобразные извинения приняты. – Да, нет. Нормально. – А синяк откуда? – не поверил Перси, скептично поморщившись. – Решил пробить тактильный барьер лицом, – пошутил Оливер. Перси приподнял бровь, то ли не поняв, то ли не оценив шутку. Затем вытащил из рукава палочку и сверток. Махнув палочкой, он послал в Оливера исцеляющее заклинание и уложил сверток перед ним на стол, отодвинув недописанное эссе в сторону. – Что это? – Оливер кивнул на сверток, машинально трогая щеку: больше не было больно при нажатии, и припухлость тоже исчезла. – Твой ужин, – Перси коснулся свертка палочкой, и он тут же раскрылся, а салфетка превратилась в тарелку. – О, – Вуд с легким ужасом рассматривал рыбный пирог. – Не стоило, я мог бы сходить на кухню. Оливер не любил рыбу. И Перси это знал, так что выбор блюда, которое он решил принести, больше смахивал на месть, чем на реальную заботу. – Нет, ты бы не пошел. Отбой уже скоро, а ты не будешь рисковать заработать отработку прямо перед отборочными, – заметил Уизли. – Ладно, – Оливер поморщился, понимая, что сам загнал себя в эту ловушку. – Спасибо. – Приятного аппетита, – Перси сел в кресло напротив и закинул ногу на ногу. Вуд посмотрел на пирог, затем на Перси, снова на пирог. – А ты будешь следить, чтобы я все съел, да? – понятливо хмыкнул Оливер. – Разумеется, – кивнул Перси. – Иначе какой из меня друг? *** Маркус снимал последний слой чар Гудсмита, когда Деррек проснулся. Он протер глаза и уставился на Флинта, сидевшего в изножье его кровати. После рокировки спальных мест между Эйбом и Дерреком, плетение магического кокона с кровати Маркуса было видно гораздо хуже, что кратно повышало шанс проморгать один из неприятных сглазов, щедро рассыпанных по всем слоям. Флинт был вынужден перебраться поближе. Хорошо, что Деррек редко задергивал на ночь полог. Перегрин медленно и сонно моргнул, потом состряпал жуткую рожу – Маркус на секунду даже подумал, что он сейчас полезет в драку. Но Деррек сжал губы в тонкую линию и отвернулся. Встав и накинув на плечи мантию, он, не говоря ни слова, вышел из дортуара. Наверное, будет досыпать в гостиной или завалится к Уоррингтону. Маркус раздраженно поморщился и продолжил распутывать кружева из магии Гудсмита. Совсем скоро последний слой сдался и с треском растаял. Флинт победно вскинул палочку, но так и замер с ней в руке. Может, действительно стоило прекратить? Кому и что он сейчас пытается доказать? Держать слово, конечно, важно, но не тогда, когда все превращается в ебаный абсурд. Часть Маркуса действительно была готова опустить палочку и оставить Абрахама в покое, но другая – сильная, упрямая и непримиримая – была категорически против. Гудсмит оказался хорошим соперником, и Маркус вдруг остро ощутил, что если он сейчас отступится, вся эта история здесь и закончится. Только это будет не логический финал, а обрубленное на полпути нечто. Маркус не мог понять, почему эта мысль так ему не нравилась, но в очередной раз убедился, что надо идти до конца. Подумалось еще, что Вуд все-таки прав: к развитию приводит только эскалация. Маркус вскинул опущенную палочку, прочертил волнистую линию и произнес: – Агуаменти. На Гудсмита обрушился поток воды. Маркус победно растянул губы в ухмылке, но с каждой секундой внутреннее ликование таяло, как пена сливочного пива в стакане. Вместо того, чтобы подскочить и обложить Флинта благим матом, Эйб только сонно хлопнул по своему лицу ладонью, будто пытался прибить жужжащее над ухом насекомое, и перевернулся на другой бок, подтянув колени в груди. Маркус охуевше поморгал и зажег на кончике палочки люмос. Стало светлее, и Флинт увидел, как бодро капли воды стекают с одеяла Гудсмита на пол, совершенно не впитываясь в ткань. Сам Гудсмит тоже не выглядел мокрым. Флинт приблизился и повел палочкой из стороны в сторону над башкой Абрахама. И только теперь в свете люмоса разглядел слабый радужный отлив импервиуса. Гудсмит умудрился покрыть себя водоотталкивающим! Да еще и таким ювелирно тонким слоем, что Маркус совершенно этого не заметил. – Вот же сукин сын! – Флинт провел рукой по волосам и понял, что улыбается. Переодеваясь на пробежку, Маркус решил засчитать победу Гудсмиту. Технически, еще было время, чтобы как-то снять с Эйба импервиус и повторить побудку, но ублюдок его уделал, и признать это казалось правильным. Уже на поле, добегая третий круг, Флинт понял, что больше не может воспринимать Гудсмита, как раньше. Эйб, конечно, знатно его подбешивал, но за эти шесть дней Маркус проникся к чуваку чем-то очень похожим на уважение. Не ожидал он такой стойкости и изобретательности от вечно спокойного и слегка потерянного Абрахама. Он казался Маркусу скучным, серым и слабым. Ошибиться в нем было странно приятно. Когда на поле подтянулись пацаны, Маркус добежал свой десятый круг и начал разминку. Монтегю отделился от орущей песни Селестины Уорлок команды и подгреб к Флинту. – Забыл вчера сказать, – приветственно тряхнув руку Маркуса проговорил Грэм. – Я попросил маму прислать какие-нибудь амулеты, ну, чтобы Малфоя было полегче выносить. Она отправила мне целый сундук барахла. Там много разного дерьма, и мне нужна помощь, чтобы все разобрать. – Не вопрос, у тебя сегодня сколько уроков? – Шесть, – уныло поморщился Монтегю. – После ужина сможем? – Ага, забились, – Маркус искренне потрепал Грэхэма по плечу. – Молодец, радуешь. Решаешь проблемы, как большой мальчик. Грэхэм смущенно улыбнулся и тут же попытался это скрыть, он совершенно не умел нормально реагировать на похвалу. Еще минут через двадцать, когда Маркус успел хорошо разогреться и сделать пару сетов общеукрепляющих упражнений, парни добежали десятый круг и, заебанные, подтянулись к Флинту с красными потными рожами. – А теперь укрепляем ноги! – оскалился Маркус. – Вас ждет бодрящий и освежающий рывок вверх по ступенькам на трибуну. Обратно идем пешком и держимся за перила! Если кто-то умудрится навернуться и сломать шею, прибью. Блетчли нервно хихикнул. Пьюси уныло застонал. Деррек сверкал мрачным ебалом. Монтегю вызвался бежать первым, но энтузиазма на его роже не наблюдалось. Когда на ступеньки собирался нырнуть Уоррингтон, Маркус остановил его. Дождавшись, пока остальные парни со стонами уползут достаточно высоко он спросил: – Ты-то зачем эту хуйню поддержал. У тебя же, в отличие от этих дебилов, – Маркус махнул в сторону трибуны рукой, – есть башка на плечах. Кассий не стал делать вид, что не понимает, о чем речь. Он смутился, но под напором Маркуса взгляд не отвел. – Не важно, что я думал, – ответил он тихо. – Если инициатива общая, надо поддерживать. – Если инициатива ебанутая, надо отговаривать, – поморщился Маркус. – Там же думать больше некому! На тебя, блядь, одна надежда! – Официально, – Уоррингтон сглотнул и посмотрел на Маркуса, – я даже еще не часть команды. И не думаю, что у меня было, и есть, право голоса. – А ты ждешь какой-то типа галки на золотом бланке, что ли? – нахмурился Маркус. – Думаешь, завтра отлетаешь отборочные, и я тебе выдам пергамент с печатью Министра, а парни тут же начнут как-то по-другому на тебя смотреть? Уоррингтон растерянно моргнул. Похоже, именно так он и думал. – Кассий, чтобы в команде право голоса иметь, этот голос надо подавать, – Маркус вздохнул: это было так нелепо, что даже разозлиться толком не получалось. – Если хочешь, чтобы тебя начали слушать, начни уже, блядь, говорить! Уоррингтон выглядел удивленным и уязвленным одновременно. Лицо у него покраснело пятнами, но взгляд был ясным. – Я понял, – наконец, сказал он, справившись с эмоциями. – Надеюсь, – Маркус хлопнул его по плечу и подтолкнул к трибуне, – а теперь бегом марш! – и, усилив голос сонорусом, задрал башку и заорал: – Я не понял! Хули вы развалились там, наверху? Быстро вниз! Еще два подхода! Над квиддичным полем раздался синхронный отчаянный стон.