Царь. Просто Царь

Алканавт… На этом все мои цензурные мысли заканчивались, когда я увидела танцующего, не знаю, тектоник Огу с бутылкой в руке и нокаутированного Мори в стороне. В квартире грохотала какая-то попса, от которой у меня зубы сводило, но спасибо толстым стенам — соседям беспокойств не доставляли. Конхи бодрой рысью промчался до дружка, попытавшись забрать у того бутылку и начать увещевания, но тот в ответ сделал резкий выпад. Пожалуй, если бы не наше увлечение паркуром и фрираном с развитой впоследствии реакцией, лежать мальчишке рядом с Мори. Выпад я узнала — когда мы ещё махачи устраивали тот его применял, но это стало последней каплей. Я стремительным шагом, с мыслями «да пошло оно всё», решительно прошла к Дасому, вырвала из ослабевших пальцев бутылку и глотнула с горла. Замолк на фоне Конхи, что-то невнятно попытался сказать Ога, видимо, осознавший, что я не мираж. А я хлебала, хлебала и хлебала… Пока не выхлебала алкашку до дна. — Хреновое пиво. Не бери такое больше. И кинула стеклотару куда-то в сторону. Желудок тем временем подскочил с непривычки к горлу, но усилием воли вернулся на положенное место. Я оглянулась, оценивая количество пустых и полных бутылок, и поняла, почему молодого господина наследника так быстро вынесло. — На будущее: градус повышать надо постепенно, а не тащить в рот всё, что под руку попало. И потянулась к вину. Ну нафиг хмель и прочие зерновые, фруктов-ягодок хочу. Со штопором возилась недолго, — опыт, ети его, — под убивающие мозг басы, мальчишки почему-то хранили молчание весь процесс. Красное вино закономерно горчило после пива, но постепенно жить стало можно, потом вообще хорошо будет. Я тут где-то ликёр ещё видела, давно хотела попробовать. Ога тем временем покачался на месте, пытаясь переварить происходящее и найтись в этом странном мире, Конхи просто завис, взвешивая риски на ближайшее будущее для всей семьи, потихоньку зашевелился Мори. — Чего стоите? Выпивать надо в компании, тогда и будет удовольствие. А так — алкоголизм чистой воды. Конхи вздохнул, оглядел непочатую батарею, покосился на меня и с сомнением вытянул бутылку белого вина, устроившись на полу неподалёку. То, как он неловко пытался повторить мой трюк со штопором, приковало всё моё внимание, но помощи не предлагала. Ога опустился, где стоял, пустыми глазами глядя на то, как я с кривой улыбкой салютую одержавшему победу мальчишке, который сквасил ну уж о-о-очень выразительное лицо и отпил. Когда его перекосило, а я зашлась в безудержном хохоте, Дасом неглядя потянулся за бутылкой и попытался открыть — нифига не вышло. Я с интересом глянула в его сторону, и уловила, когда отставили бутылку и взяли новую. По виду — ром. — О-хо-хо, не, дорогой господин приятель, с такого говна тебя вынесет быстрее сверхзвукового истребителя на орбиту Земли. На, пей уже. И всучила в руки окончательно обалдевшего пацана свою бутылку — хуже ему уже не будет, — а тот возьми, да глотни от души… Сама с тоской огляделась в поисках такой же. Такая же оказалась возле головы Мори. Запнувшись о неведомую херь, — упаковка от токпокки, серьёзно? — я бонусом к его текущему состоянию придавила бедолагу собственной тушей. — Чёрт, прости, бро… Неловко потрепала приятеля по вихрам, ощутив шевеление под рукой. Нда, когда ты только-только в сознание приходишь, вынести дополнительный удар судьбы как-то не комильфо, понимаю. Пока открывала бутылку и неловко собирала себя с пола, негромко сказала: — Давай, вставай. Без тебя совсем не то уже будет. Поднимайся, Мори, и присоединяйся. А сожалеть мы будем завтра. Несколько глубоких глотков, и я наваливаюсь на Конхи со спины, настойчиво направляя горлышко его бутылки ко рту. Пацан сопротивлялся, отмахивался, но проиграл моей настойчивости. Его снова перекосило, вызвав моё нездоровое умиление. Божечки, милый ребёнок, откуда ты вообще такой уродился? Вот научим мы с Дасом тебя плохому, и что делать будешь? А, нет, молодой господин Огай, кажись, уже за бортом. Его штормит в сидячем положении, пока тело старательно практикует бесконтрольные возлияния. Ну, будет ему урок. Радостно салютую бутылкой Оге, тот заваливается, но почти полность повторяет жест. Ощущаю злорадство и даже особо не скрываю того. Вынуждаю Конхи не отрываться от коллектива, и мы дружно пьём. Позади кожей ощущаются шевеления. Зубодробительные клубные мотивы из колонок уже не вызывают такую мигрень, как собственные попытки вылезти из шкуры вон, став душой компании. Вести за собой мне никогда не удавалось, но смотивировать… Сев удобнее, продолжая висеть на плече Конхи, немного поворачиваю голову так, чтобы охватывать всех и каждого взглядом. И да, Мори всё ж таки прочухался, собирая себя с пола и хватаясь за многострадальную голову. Оглядел нас, ошалело проморгался. Закрыл глаза, помассировал веки и снова открыл. А потом попытался сосчитать до десяти с заново закрытыми, выполняя дополнительно дыхательную гимнастику. Я с интересом следила за его действиями, поглядывая краем глаза на Огу, начавшего ворогозить, контролируя степень насыщения алкоголем Конхи, мотивируя его каким-то бредом, выпивая сама, и когда Мори снова открыл глаза, с гадливым удовольствием отсалютовала ему бутылкой. На какой-то период приятель исчез из моего поля зрения, но я всё же уловила момент, когда он опустился рядом со мной, и с улыбкой встретила его салют банкой пива. По виду — не того, что пил Ога. Надо будет запомнить и попробовать потом как-нибудь. С каждым глотком становилось всё легче. Я уже ощущала удар градуса по голове, резкая смена продукта зернового на фруктовый тоже отметилась неприятной тяжестью не то в желудке, не то в печени. Но почему-то как в прошлой жизни я не пьянела. Скинув всё на детский организм с супер-быстрым метаболизмом, я снизила скорость распития, хлебая теперь для души, а не тела, стараясь наслаждаться тем пьяным ощущением, что испытывала, и глазея на мальчишек. Ога что-то втолковывал заплетающимся языком Конхи, практически лёжа на полу, тот качал головой и практически связно упорно твердил обратное, Мори вставлял нечто укоризненное, а я… Ощущала, как же далека от них. Алкоголь обострил всё то, чем я жила последнее время, и ярко визуализировал. Я сползла с плеча Конхи, который этого даже не заметил, подавшись вперёд в порыве эмоциональности. Практически передо мной выросла спина Мори — он подполз ближе к чашке с жареными токпокки, до которых не дотягивался. Я сдала назад, чтобы мальчишке было свободнее возле посудин, и кожей прочувствовала, как же отдалилась от всех не только физически. А может, и раньше никогда близка не была? Молодой мозг, получивший первый в своей жизни алкоголь, сбоил. Душа, наконец-то дорвавшаяся, тихо ликовала. Сознание тянуло в философию, коей сопротивляться не имело смысла. И понеслась привычная волна самоуничижения… Я ведь называла их своими друзьями, я чувствовала себя частью той семьи, которой дал имя Конхи, но почему-то сейчас, глядя на бурное биение жизни перед собой, ощущаюсь как никогда чужой. Словно мне здесь не место. Если только с Мори… Но и с ним рядом должна была быть не я. Совершенно не моя личность в теле его подруги и совсем не в это время. Своим появлением здесь я сломала всё. Вообще всё. Уронила реальность, как те коты из мема вокруг Наташи. От меня ничего хорошего не было, никакого толку — банально развить заложенные данные ребёнка я не в состоянии, мне, чёрт возьми, просто-напросто страшно практиковать родовые техники, потому что я не могу контролировать их силу, разрезая всё вокруг себя даже не мечом — пальцами. Это вообще бред какой-то. Я искренне стараюсь понять этот мир и принять его правила, но окружающие меня повседневно мутанты и сверхлюди выбивают почву из-под ног. Далеко ходить не надо, тот же Мори — его глаза со звёздчатым светлым зрачком сбивают с мысли. Те же одноклассники с волосами, меняющими цвет у концов — даже пряди отстригали прилюдно, а цвет от места среза и правда менялся. Это всё какое-то сумасшествие, безумие… Я сделала несколько хороших глотков и оглянулась. Парни вели активную пьяную беседу и смеялись, музыка гремела фоном. Выделялся своей внешностью Конхи — обычный, светло-русый, с нормальными карими глазами с выдающимися мешками, которые почему-то считали милыми. Островок привычной, как собственная кожа, нормальности. Раздался громкий хохот, выбивший меня из мыслей — это удачно пошутил Мори. Я слабо улыбнулась чужому веселью и придвинула к себе тарелку магазинной нарезки, вскрывая упаковку. Алкоголизм-таки, да?.. Мальчишки… Обидно даже как-то. Ога и Конхи — оба богатенькие детки, баловни родичей, имеющие то, что такие, как я, и представить себе не могут. Но к своей чести стремятся к познанию окружающего мира, к самостоятельности, начиная с заработка и заканчивая жильём. Они осознанно отделялись от покровителей и начинали создавать таких в себе. Это достойно уважения. Однако образ мысли человека, рождённого в достатке, и человека, прожившего всю жизнь на уровне между средним и нижним классами, разительно отличается. Для Оги и Конхи деньги — никогда не проблема. Это нельзя оправдать их детскостью, нет, эти ребята психологически равны мне, взрослой личности, застрявшей в теле ребёнка. И при этом — они совсем другие. Когда ссорились, Ога назвал меня недалёкой скупердяйкой, мол, я считаю каждую монетку, не видя выгоды в её трате. С этим трудно поспорить, если задуматься. Я действительно щепетильно отношусь к деньгам, поскольку у меня их всегда не хватало, и предпочитаю копить, чем сиюминутно тратить. Но тогда меня это задело, и я назвала Огу в ответ толстым кошельком на ножках — все его интересы крутятся вокруг денег. Вместо того, чтобы как-то парировать это, Дасом подтвердил, мол, да, родился с серебряной ложкой во рту, а чего добилась ты? Тут уже попытались влезть Конхи с Мори, чтобы утихомирить обоих, но Ли неожиданно спросил как бы в тему об уважении, почему бы мне не уступить спор Оге, ведь он старше. На целый, мать его, месяц. Мори тогда как-то растерянно примолк, зато Ога закономерно взвился по-новой, ведь я никогда не проявляла должного уважения к тем, кто старше, выше по статусу… Я тоже взвилась следом: стариков уважаю, ко мнению взрослых прислушиваюсь, что ещё надо? Мне на тех же повышенных тонах, видимо, накипело, был ответ, что я должна чтить иерархию и уважать абсолютно всех, кто родился раньше меня. В их число входил и Ога, в который раз ожидая от меня подчинения и должного обращения. Напрасно. На том наш разговор закончился. Я послала Огу, послала Конхи за компанию, а потом добавила, что видеть их рожи больше не желаю, и хлопнула дверью, из-за которой мне неслись вслед проклятия. И вот, к чему всё пришло… Я сделала глоток и откинулась головой на стену. Взгляд залип на мраморный узор пола с подогревом — такого раньше не было. А потом я зацепилась глазами за лоджию. Интересно, а там уже успели что-нибудь сделать? Или пока руки не дошли? В итоге я снова залипла, на этот раз наблюдая бег облаков на небесном полотне, и время от времени прикладывалась к бутылке и закусу, ощущая, как устаканивается разворошенная было печаль внутри. А потом резко насторожились, напряглась всем телом и в непонятках озадачились: почему? Мучительно долгие секунды я пыталась осознать, что же меня так царапнуло, пока не поняла, что стало подозрительно тихо. Ощущение, знакомое практически каждому родителю, когда вечное шебуршание активного новорожденного организма вдруг исчезает. По Суми помню, от такой тишины добра не жди. Резкий в своей неожиданности грохот чужого падения вывел меня из амёбного состояния, вынудив сходу подорваться на ноги. С трудом повскакивали и Мори с Конхи. Тело за резкую смену положения спасибо не сказало, вписав меня в стену. Согнулся со стоном Конхи, прикрывая рот рукой, откровенно накренило Мори. Но я нигде не могла выцепить чёрную с бельмом головёшку Дасома. Собрав плавающее сознание, как могла метнулась в коридор. И испытала резкое облегчение: лежит, как есть, на пороге ванны. Не дошёл похоже. И крючит его в рвотном позыве совсем не по-детски. С трудом добравшись до пацана, раскорячилась, но перекинула его руку через собственную шею, на сколько хватало сил подняла засранца и потащила к унитазу. В сознании ведь, держится, чтобы не заблевать всё вокруг, даже сам приподняться старается, только вот не в ту сторону, куда пытаюсь тащить его я. Какое же это было облегчение скинуть тут же блеванувший груз у толчка словами не передать… Кажется, в последний раз я так пупок надрывала, когда перетаскивала недотруп в додзё. Долго я одна не отдыхивалась, откинувшись головой на холодненькое дерево полки под раковиной: с дверным косяком состыковался Мори, поскольку после того, как случайно в него врезался, отцепляться от устойчивого угла не захотел. Он окинул нас разбегающимся взглядом, честно постарался сфокусироваться и сморщился на особо громкий рвотный позыв Оги. Я слабо улыбнулась другу, вяло махнула тяжёлой рукой и выдохнула под ещё один чужой позыв. Бедолага, так весь желудок выплюнет. Ну, вправим обратно, в первый раз что ли? Или тогда это была матка?.. А, не важно. — Я принесу чего пожевать, — кивнул сам себе Мори и осторожно развернулся в обратную сторону, придерживаясь за косяк и прикрывая рот. Я невольно оживилась: — Возьми зелень какую или овощей. С тяжёлого, жирного или солёного полоскать меня точно будет рядом вот с ним. Мне не глядя помахали рукой, мол, услышали. Уж не знаю, что у них там по содержимому полок с холодосом, но что-то лёгкое быть просто обязано. Увлечённая мыслями о перекусе, я поглядывала в сторону Оги, постепенно превращающегося в нечто, по набору функций близкое к инфузории, и с невыразимой тоской ощущала, как трезвею. Грустненько, однако. Но с хорошего помаленьку брать надо, ибо в меру если — шайба не треснет, как говорил дядя Андрей. А я ещё ребёнок маленький, уходить в бухич противопоказано, хочется сохранить как можно больше из оставшихся органов в их исходном состоянии. Просто по приколу. Вдруг получится? Вот умора будет… — Держи. На пол передо мной опустилась чашка с листьями периллы, а следом за ней сам Мори. Вздохнув над тяжестью собственной судьбы, он откинулся на руки и глянул на притихшего, лёжа на сидушке унитаза, Дасома. Почесал задумчиво скулу, не выявив у того визуальных признаков жизни, и спросил: — Как думаешь, у него всё нормально? Может, ему нужна помощь?.. — Неа, всё под контролем. На мой отмахивающийся жест приятель глянул с ярко выраженным скепсисом, что не помешало мне зажевать прикольный листик. Ей богу кинза, обалденная вещь! Какая удача, что такая штука ещё была в этом доме. — И всё же… Красноречивое немузыкальное сопровождение со стороны унитаза сбило Мори с мысли и, по виду, даже успокоило. Теперь уже я косилась на него со скепсисом. Типа, серьёзно? Ты реально думаешь, что блевать без остановки это норма? У всего должен быть предел, и организм такую нагрузку не выдюжит чисто физически. Для того умный мозг и даёт перерывы глупому хмельному телу командой прилечь на пару минут отдышаться. Перед следующим забегом. Но хоспади, как же умопомрачительно волокниста структура листика, все остатки пищи из межзубного пространства удаляет и освежает дыхание! Омг, я в нирване. Где-то вдалеке послышался грохот, заставивший нас с Мори вздрогнуть и переглянуться. Прозвучало знакомо. Шум был из общей комнаты. — Я пойду проверю, всё ли в порядке. — Я тогда побуду здесь, покараулю, чтобы этот не утонул по случайности. Джин с трудом поднялся, с улыбкой кивнул мне и гораздо более уверенной походкой отчалил вдаль по коридору. Я смотрела ему вслед, задумчиво жуя очередной листик, пока он не скрылся за углом зала. И перевела взгляд на Дасома. Нда, кто бы мог подумать, что тот светлый ребёнок с витилиго из поезда до горы Чирисан может превратиться вот в это, обнимающееся с унитазом как с родным? Эх, даже напиться впервые в жизни сам не смог и мне не дал. Никому не дал, жмотяра, ведь сто пудов там в зале Конхи подохнуть хочет — алкоголь вообще не по его части оказался. Одни мы с Мори вроде даже начали получать собственное удовольствие от градуса, да ненадолго. — Эх, вот что ты за человек такой, а? Ты живой вообще? Э-э-эй, Ога-а… Ноль реакции. Подползаю ближе, невольно напрягаясь, сжимаю мальчишеское плечо. Слышу неожиданный шмыг носом и сдавленный всхлип. В непонятках хлопаю округлившимися глазами и таки пытаюсь осознать, что за нах. — Ога-а… Да твою ж, уважаемый молодой господин Огай Дасом-оппа, изволь ответить, когда обращаются. Имей совесть хоть голову поднять. Под рукой ощутились шевеления. Живой, ну и отлично. Чужая голова с трудом ворочалась, но по видимому изрыгать желудок больше не стремилась. Зато тело хотело пересесть и облокотиться на благодатный холод ванны, с чем я искренне постаралась помочь. И пока устраивала товарища, заметила опухшие почти осознанные глаза и краснючий нос. — Воды-ы… На полу-хрип, полу-стон я только хмыкнула, смывая воду в унитазе. Делать вид, что ослепла, я умела в совершенстве. И потому с самым невозмутимым видом ответила: — Я тебе не Эсмеральда, чтобы с рук выпаивать безвинно истерзанного плетью горбуна на плахе. А вообще, хочешь открою страшную тайну? Взгляд пацана постепенно обретал всё больше и больше разума, светлел и радовал проблесками мыслей, но был всё ещё как кисель. Однако я старалась завладеть его вниманием и тихо радовалась собственной удачи, присаживаясь у стены и продолжая нести чушь: — Берёшь крышку унитаза, снимаешь, умываешься-сморкаешься, и счастливый смываешь — вот тебе новая порция, хоть пей. Ога беззлобно фыркнул и с трудом проговорил: — Я успел соскучиться по твоей язвительности. Зло оскаливаюсь, хотя на душе становится капельку теплее. — Я скучал, Мира. Не оставляй меня больше, пожалуйста. Ты ведь обещала, помнишь?.. Меня прошиб холодный пот, стоило ему напомнить. И против воли я огрызнулась, чувствуя, что наношу ответный болезненный удар до отвратительности спокойным голосом: — А ты обещал мне некую ответственность. Напомни, где она сейчас? Хотелось уязвить, сделать больно, отдалить — это естественный защитный механизм на страх. Когда я хладнокровно убила двоих человек, Ога болезненно отреагировал на мой положительный ответ на вопрос, собиралась ли я оставить его. И сказал, что принимает ответственность за две жизни. Это не было пустыми словами, и они не забывались. А две жизни… Разговор уже тогда был с подтекстом. И я честно старалась быть рядом с ним, и он честно старался держать слово и помогать в границах собственного понимания. Но не срослось у молодого гения и неудачливой попаданки, чего уж. — Как же с тобой сложно, ты бы знала. — Ты сам ещё тот божий одуванчик, знаешь? — Дай листик. Фыркаю, но чашку передвигаю. Дополнительно, сделав над собой усилие, достаю с полок рулон бумажных полотенец для мальчишки. Молча жуём, пока Дасом не говорит: — Сейчас умоюсь, и пойдём в зал. Там пол теперь с подогревом, лежать удобнее. И… Не обращайся ко мне официального больше. Это звучит ужасно от тебя. Неужели мне только что сказали, что прощают моё игнорирование ебанутых норм строгой социальной иерархии? Вау, спасибо, блять. В зале, как оказалось, всё это время действительно пытался отбросить копыта Конхи. Путём активного возливания с последующей несвойственной экспрессией. И я не понимаю, как, но вместе с ним накидался и Мори, который, вроде, должен был делать вещи, а не бухать. Ещё больше не поддаются анализу наши с Огой последующие действия: он предложил мне распить бутылку красного полусладкого на двоих, хотя сам только-только вернул желудок на положенное ему анатомией место, и в знак примирения я не стала отказываться, подтащив бутыль ликёра, после чего… Помню всё урывками. Я не понимаю, как коллективная попойка могла затуманить мозги, ведь когда пила в одиночестве, ещё могла связно мыслить. Но факт фактом: я активно участвовала в разговорах, смеялась со всеми и вставляла собственные пять копеек. И чудила — тоже. Я смутно помню, как указала Оге на протечку в ванне, и после провала в какие-то минуты — как тот уговаривал душ не плакать. Я припоминаю, как Конхи предложил мне покраситься и собственное воодушевление, но хоть убей не помню, как ходила в магазин и где взяла столько упаковок с… Розовой краской для волос. Также… Я помню, как растягивала Мори на шпагаты и удивлялась его гибкости под его же дикий ржач, а после — только вспышки боли. Кажется, мою гибкость тогда тоже проверяли. Ещё припоминаю, как сама орала матерные песни, ведь почему-то народу зашёл гимн ебанутых, с которых спросу нет. И чёрт возьми, утром мне всё ж таки было очень и очень стыдно, потому что выяснилось, что я разговаривала со взрослыми наших серебряных ложек, когда те звонили отпрыскам поинтересоваться их причиной неявки на допзанятия. С ужасом я пыталась осознать, как же именно делала трезвый голос и отмазывала мальчишек, а они вместо того, чтобы хоть как-то помочь, с непомерным облегчением хлопали меня по плечам и благодарили. А ещё… Лаконичное сообщение от дяди: «Жду дома», — грозило мне вселенскими звездюлями. Я хваталась за голову и как никогда хотела поплакать от безысходности. То, что утро удалось, было понятно всем и каждому в апатах. Мы могли только благодарить собственный возраст с быстрым метаболизмом за отсутствие ярко выраженного похмелья, но тем не менее дружно страдали от сушняка и противной в своей навязчивости мигрени. И полежать в наполненной ванне, пусть и в одежде, оказалось просто манной небесной. Я возблагодарила всё сущее и Мори как того, кто догадался открыть воду и закрыть слив, и как была залезла к другу. Он даже приличия ради не сопротивлялся, только подвинулся и позволил мне с комфортом окунуться в воду и расслабленно разместиться у себя под рукой. Уровень испытанного кайфа не передать никакими словами. Удовольствие неподвижно лежать в обнимку с другом, оба погружённые в воду — непередаваемое. В связи с особенностью планировки, ванная была установлена реально огромная даже не столько по меркам корейским, сколько по меркам русским. Она занимала всю стену, в ней спокойно мог лежать человек выше среднего роста. По правую сторону от неё был установлен унитаз, а вдоль стены напротив тянулась интегрированная мойка с полками, на которых сиротливо лежало несколько банных полотенец и бумага. Пытаясь разглядеть скудное содержимое полок, невольно теребя неравномерно прокрашенную розовую прядь, я заметила, как, пошатываясь, из-за угла к раковине вышел Ога, сунул голову под воду, а потом увидел нас в отражении зеркала. Окинув оценивающим взглядом ленивые приветы, он, не долго думая, сказал: — Двигайтесь, я с вами. После чего решительно уместился третьим по другую сторону. Бадья наша, конечно, не резиновая, но вместила всех без каких-либо проблем. Пришлось, правда, слить часть воды, чтобы не расплескать это дело по помещению, но когда четвёртым без раздумий и колебаний плюхнулся поперёк всех нас Конхи, чьи волосы были не в пример лучше моих, ванная окончательно превратилась в лягушатник. Плюнув на всё, мы просто расслабились на несколько долгих минут. Пока не успокоилась голова и не продрогло тело. А осознав, что последствия бесконтрольной попойки прошли, разговорились: — Чтобы не заболеть, надо бы прогреться, — высказалась я, невольно вздрогнув от холода и прижавшись к плечу Мори. — Предлагаю поступить т-так, — случайно заикнулся Ога, пошевелив ногой возле моего бедра и почесав согнутую коленку. — Мы выйдем, поищем твою, Мира, одежду, пока ты моешься, а потом залезем все вместе, чтобы сэкономить время. — Отличный план, Ога, — кивнул Конхи, продолжающий как ни в чём не бывало лежать поверх наших ног поперёк ванны, и покачал свисающими с бортика конечностями. Единственный, кто, казалось, не испытывал дискомфорта от остывшей воды на зависть всем, ведь время от времени вздрагивал даже Мори, крепче прижимая меня к себе. — Надеюсь, не расчихаемся, пока ты греешься. Мне беззлобно улыбнулись и попытались подняться. Когда мальчишки закрыли за собой дверь, я включила душ, спустила воду и быстро скинула с себя одежду прямо под ноги, слыша, как шумят за стенкой в прачке. Поймала момент, когда из-за приоткрытой двери высунулась чья-то рука, положившая стопку вещей на край раковины и тут же исчезнувшая. Помывшись в рекордные сроки, выжала кое-как собственные вещи и голяком проскакала по ледяному кафелю до полок с полотенцами. Оперативно, как когда-то в студенческие общажные годы, вытерлась, в лёт проскальзывая в собственный шмот, и вышла из комнаты. Закинув мокрую одежду к мальчишеским вещам в прачке, услышала слоновий топот и грохот закрываемой двери с последующим шумом воды в ванне. Я неловко поправила футболку, прикрывая тылы и выдающийся перед, включила машинку и поспешила к собственному ящику. Очень приятно, конечно, что мальчишки не залезли в моё нижнее бельё, но без трусов и хотя бы спортивного лифчика мне было максимально некомфортно. А пока они греются, соберу-ка я нам завтрак. Заодно свинарник начну прибирать… Мы ведь семья, как никак. Хотя ответственный взрослый из меня никакой…