Царь. Просто Царь

Что может быть лучше солнечного дня? Яркого неба над головой? Поддержки друга рядом, здоровья сестры, с которой пульмонолог снял астматический синдром? Да что угодно, кроме смерти члена семьи. Осенью, в свои девять лет, я хоронила самого дорогого товарища. Умер Сумо. Старость забрала самое близкое, что у меня было. Замечательное создание, с которым я начинала свой нелёгкий путь, который был для меня опорой и молчаливой поддержкой все эти два с лишним года. Малышка Суми не понимала, где её любимый большой мохнатый нянь, а он… Нашёлся в саду. Под разросшейся форзицией. Уснувшим в последний раз. У меня сердце разрывалось, пока я рыдала навзрыд в потускневшую неживую шерсть, отказываясь признавать уход моего малыша. Своим состоянием я едва не довела до инфаркта сваху, утащившую меня в дом, откуда я отказывалась выходить до самого вечера, пока не приехал с работы дядя. Уж не знаю, чем и как укрывала труп Юна, но дядя только глянул и кивнул жене, усевшись на крыльце покурить. Курил он долго, попутно вызвав спецслужбу. Я слушала, как в гостиной оформляют договор и составляют акт на перевозку трупа через город до крематория, наблюдала, как взвешивают на весах перевозчика и пакуют по ветеринарно-санитарным правилам мою собаку. Служба уехала, а через пару дней дяде пришло уведомление и видео-запись кремации. Мы вместе смотрели, как сгорают родная шкура, мясо и кости. Я уже не чувствовала стальные когти на собственном сердце, но слёзы почему-то всё равно стекали по щекам. Казалось, что сама погода насмехается над моим горем — она была слишком ясной для той трагедии, которая накрыла мой дом. Дядя обнимал за плечи, рядом качала сеструху Юна, неподалёку слышался мявк кошака… Суми не хотела успокаиваться. И никто не знал, как ей объяснить, что Сумо больше не ткнётся большим мокрым носом, не обслюнявит детскую щеку, не согреет мохнатым боком и не поддержит первые попытки ходить. В ближайшие дни дядя Ким привёз Дасома. Тот вытащил меня в город, где я впервые без пригляда старших товарищей пошла прыгать по уступам, которые не решалась покорять без опытной страховки. Хотелось сделать это, выполнить трюк качественно, залезть-запрыгнуть-взлететь так технично, как только умею. Дасом прыгал рядом, подавал руку, сцеплял для меня подножку, помогал. Я стала мало говорить, больше знаками показывая, что хочу от окружающих, или делая то сама. Четвёртый класс младшей школы шёл у меня с не меньшим скрипом, чем третий. Неожиданно навестил Тэсан. Видимо, я настолько задолбала своим пессимистичным настроением Огу, что он не нашёл ничего лучше, чем спросить совета у старика. Тот и нанёс визит, и слова соболезнования высказал, но я видела, как умело прикрывалось за тем снисхождение к чувствительному ребёнку, сделавшему из смерти какой-то собаки трагедию. С другой стороны, я допускаю, что это всё не более, чем игра моего воспалённого воображения, однако мрачно смотреть на господина Огая мне ничто не мешало. Он говорил что-то и говорил, пока не понял, что к диалогу я не настроена, и не выложил то, с чем пришёл. Разумеется, принявшись готовить подъезд к новости издалека. С третьего класса мелких начинают учить английскому языку, что я и так уже знала. Азы, конечно, но всё же база на будущее. А поскольку Дасом наследник, его поверхностными знаниями не балуют, на четвёртом году добавив к изучению русский язык. Это обусловлено тем, что компания тесно сотрудничает с западными соседями, придерживаясь политики «война в одну сторону, наука — в другую». За всё наше с Дасомом нерадостное прошлое мне было сказано спасибо, и не единожды, теперь же пришла пора высказать благодарности более… Ощутимые. В будущем мне предложено место рядом с другом, а для того — бесплатное обучение. И начинать я могу хоть сейчас наравне с внуком Тэсана, если, конечно, захочу. Оставив меня с этими мыслями, Огай-старший и попрощался. С одной стороны, обеспеченное будущее есть гуд, это то, к чему стремится практически всё население Кореи, озабоченное поисками выгодных знакомств ещё с сопливого детства. С другой — мне было как-то по барабану на всю эту тухню. А потому признавала, что момент для подкатить Огай Тэсан выбрал наилучший. Кто я в его глазах? Сейчас — мелкая пиздиклявка, которая без колебаний пожертвовала почку, но убивается из-за смерти жалкой собаки. В потенциале — хороший помощник, старательный сотрудник широкого профиля, который будет служить за идею, а не деньги. Только и надо, что посулить, заинтересовать, направить… Тьфу, блять. Отвратительно. Мысли о том, чтобы выбрать будущее возле друга, я отложила до лучших времён. Решение погрузиться в учёбу и тренировки оказалось удачным. Я старательно вникала в материал в школе, сидела с доплитературой различного формата в библиотеках, убивала свой вестибулярный аппарат в акроцентре и рвала жилы в зале с мечом. Я делала всё, чтобы загрузиться и не вспоминать о том, почему ощущаю себя как никогда одиноко. И ведь знала же, сознательно шла на такой шаг, как возрастная собака, но… Ох уж это «но»! Что ж, по крайней мере, Сумо дожил свой век в любящей семье, пусть то и слабое утешение. На зимних каникулах меня пригласил в гости Дасом. Я оглянулась на семью, витающие разногласия и давящую атмосферу, и согласилась. Уговорить взрослых отпустить меня труда не составило — занятые своими проблемами и заботами, Декчун и Юна кивнули сразу после того, как прозвучала фамилия Огай. Совесть просыпалась от взгляда на малышку Суми, доверчиво тянущейся ко мне, и до сих пор безымянного кошака, который смотрел с неожиданным осуждением на широкой морде. Оставлять их одних не хотелось. В какой-то момент я задумалась об абстрактном: когда это кошачья узкая мордаха успела растянуться, да и сам он всегда ли таким длинным был? — но забила. И без того забот хватало. Каникулы начинались двадцать пятого декабря и длились ровно четыре недели по велению директора школы. Мне был дан день на то, чтобы провести его с семьёй, и когда двадцать шестого числа у забора просигналил дядя Ким, я практически телепортнулась в салон его автомобиля, настолько торопилась покинуть родные стены. Ёнпак встречал меня в добродушном настроении и мастерски вытаскивал в позитив, рассказывая всякую фигню, потому втянуться в новую атмосферу труда не составило. Время в дороге пролетело с небывалой скоростью, как бы я не старалась зацепиться взглядом за проносящиеся мимо окон здания и достопримечательности, которых раньше не видела. А потом мы выехали за город. Дядя Ким сказал, что каникулы наследник пожелал провести в малом коттедже, но и выбраться в цивилизацию никогда не будет проблемой, если мы изъявим на то желание. Тонкий беззлобный сарказм был мною оценён по достоинству, пока машина сворачивала с главной дороги в сторону подъездных путей. Безошибочно выбрав из всех разветвлений дорожек нужную, дядя Ким притормозил у больших кованых ворот, потыркал что-то на телефоне, и плавно тронулся в сторону двухэтажного здания, стоило дороге открыться. За нами бесшумно закрылись ворота, шины мягко зашуршали по припорошенному снегом гравию, из близстоящей будки охраны приветственно высунулся поджарый немолодой дядька, а выбеленный коттедж с серыми кирпичными углами приблизился. Машина повернула от гаражных ворот вправо, став дверьми прямо напротив крыльца, на которое вывалился переполненный радости мой друг. Я поспешила покинуть тёплый салон и оказаться в крепких объятиях, загыкав в такт мальчишке под ехидное молчание дяди Кима, передающего мою сумку женщине в возрасте и снова занимающего место за рулём. Начали открываться ворота гаража, женщина поторопила нас в дом, и Ога бодрым сайгаком втянул меня в прихожую. Пока я разувалась и разматывала шарф, мне гордо демонстрировали стильную прихожую с кучей шкафчиков, полочек и чертовски мягким встроенным диванчиком. Женщина сдержанно улыбалась на эмоциональность Оги, хотя и косила в недоумении глазами, забирала у меня одежду, показывала, куда ставить обувь и выдавала кошерные тапочки. Подхватив мою сумку, она удалилась, не мешая Дасому таскать своего друга по экскурсии в новом доме. Я не удивлялась энтузиазму мелочи, в Ульсане было всё то же самое, однако здесь и сейчас у меня было самое рабочее настроение из всех возможных, и я готова была внимать богатству и вкусу семейства Огаев, завидуя белой завистью. Дасом бодро потащил меня из прихожей мимо лестницы вглубь дома. Поражало то, настолько большими были все виденные окна в пол. Это казалось такой дикостью для моего практичного мышления, что приходилось насилу перекрывать впечатления прагматичным «зато много света». В просторном зале с раздвижными стеклянными дверьми, за которыми виднелась заснеженная веранда, мелкий заинтересовал игровой консолью. Похвалившись количеством собранных игр, он махнул рукой на кухню и обеденный угол, сказав, что нуна скоро позовёт обедать, и ринулся к лестнице, под которой я цепким взглядом уловила алкашкохранилище. С противоположного угла лестницы открылась дверь, выпуская дядю Кима, завернувшего в дверь соседнюю, как я успела заметить, ведущую в небольшой санузел. На подъёме мы разминулись со всё той же женщиной, прошедшей на кухню, и я едва не запнулась от запоздавшего осознания, что вот её так непочтительно мелочь называла нуной. Ведь похоже, что не считая охранника, они тут с дядей Кимом единственные взрослые. Наверху мы оказались в небольшом квадрате с кучей дверей. Но скромность угла не давила и не вызывала тяжесть, полностью компенсируясь гигантским окном на все два этажа, однако не решал вопрос с моей потерянностью. Дасом, однако, не томил, махнув рукой на дверь вправо — там апартаменты деда, куда лучше не лезть. Прямо — дверь в санузел, смежный с ванной, а слева две двери — это уже жилые комнаты. Дасома первая от лестницы, мне отводилась та, что ближе к ванной. Туда меня и потащили. Ога выпустил мою руку, замерев в напряжённом ожидании, пока я осматривалась. Комната мне нравилась, сумка с вещами лежала на удобной даже на вид кровати, но особенно интересовала дверь на балкон. Едва не подпрыгнув от радости, что у меня никаких претензий нет, — хотя откуда им взяться, — Ога высунулся на улицу под мои матюки: не май месяц, хоть и не Сибирь, а заболеть как нефиг делать. Выяснилось, что балкон открытый и, пока не сезон, пустующий, но находящийся чётко над гаражом и имеющий два выхода в соседствующие же комнаты. Думаю, летом здесь особенно хорошо. Ога поделился, что в крыле деда также есть как собственный санузел с ванной, так и собственный же балкон над верандой, и потянул обратно на первый этаж. Совсем скоро мы с мелким сидели за столом, во всю уминая стряпню тёти Пак Довон, которая на кухне передавала упакованные контейнеры дяде Киму, чтобы тот отнёс обед охраннику. И чёрт побери, мне настолько нравилось, как готовили работники у Огая, что просто слов не находилось! В отличие от потихоньку ставшего привычным уклада обычных корейцев, конкретно эти ориентировались на западную кухню, демонстрируя мне простую лапшу и пряный соус с мясом, лишённый кучи перца и ещё бог знает чего. Они не мудрили с приправами, делали всё просто и изысканно, а потому по-родному вкусно. И я таяла, практически видя, как перед глазами зашкаливают очки симпатии. На периферии мелькала мысль о пресловутом пути к сердцу, но надолго она не задерживалась, до того было вкусно. Каникулы мы с Дасомом проводили активно. Или из сидячего положения, во всю рубясь в игрухи, или находя себе развлечения. Как наиболее частый пример, мы бегали по всему участку, активно развлекаясь и страдая поистине детской фигнёй. Оказалось, за домом стоял отдельный домик для проживания работников, а у веранды был ещё и открытый бассейн, который заволокло жалким подобием снега. Ога сказал, что летом туда хорошо прыгать с разбега. Я поверила на слово и ткнула друга под рёбра, мол, ты водишь, и, весело гыкая, дала драпу от такого же упоротого пацана, время от времени оскальзывающегося на промёрзлой земле. Малый коттедж, как высказался дядя Ким, мне нравился. Он не вызывал смущения от собственного нахождения здесь, не было скованности и каких-то моральных неудобств. В отличие от усадьбы в Ульсане, не было и кучи персонала. Раз в неделю появлялись две девушки, помогающие тёте Пак убрать дом. Дважды в неделю дядя Ким выбирался за продуктами, а охранник, Ким Донук, как мне кажется, вообще живёт в своём углу на КПП, игнорируя дом и общество. И хотя нас с Огой этот добродушный дядька никогда не гнал ни вместе, ни по одиночке забегающих его навестить и сунуть любопытный нос, он казался нелюдимым. Однако и такой быт этого тихого места мне импонировал. Прерывая развлечения беседами о том да сём, Дасом в какой-то момент пожаловался на загруженность в школе. Мол, мало того, что в учеников чуть ли не буквально вбивают английский, так ещё и приглашённый учитель по русскому языку каждый раз за косяки называет его «dúren» или как-то так. Я про себя дико ржала с корявого произношения друга, памятуя о том, что где-то там должен быть мягкий звук, но задумывалась, как же так получается, что мой родной русский язык даже не угадывается интуитивно, навыка владения им нет и думаю я на полноценном корейском. Тело родным считает корейский, мозг, поскольку относится к вещественному, думает также, однако сознание помнит славянские корни и даёт подсказки: подключает интуицию, помогает мозгу осмыслить правила и понять, как их использовать для построения предложений. Интереса ради я подбила Огу: он пытался что-то корябать, пока мои глаза истекали кровью. Я знала, как можно и как нельзя формировать слова и образовывать из них что-то бо́льшее, но при этом не знала значения слов, выводимых другом, — даже прочитать не могла, сколько бы не силилась, — хотя ясно осознавала, что загогульки он рисует неверно. Как так — вопрос. Какого чёрта мне не отпала фишка всех исекайцев — тоже. Даже обидно как-то за свою ущербность… Родной язык стал для меня иностранным, просто приплыли. Кароче, пока Ога ныл про маячащий на горизонте японский и мандарин, я засела за его учебники, силясь потянуть иностранный русский язык. Хоспади, как же дико это звучит. Однако всё же интуитивно понимая, как надо, а как нет, учить язык гораздо легче, чем с нуля и без малейшего понятия. По итогу так мы и завершили каникулы, выйдя на учёбу. Я даже привыкнуть успела, что Новый год не празднуется, хотя и интересовалась, правда лишь мысленно, почему у России Тэсан перенял лишь кухню, проигнорировав праздники. Однако начались школьные будни, детей снова пытались, всячески изворачиваясь вплоть до игровых форматов, научить чему-либо полезному, дети активно полезному противились и лезли ко всякой чушне. Привычный быт снова занял отведённое место, и я втянулась с новыми силами. В конце февраля мой взгляд неожиданно цепко выхватил поселившегося у нас кота. Эта неньютоновская жидкость растеклась по всему подоконнику, лениво помахивая кисточкой пушистого хвоста. Что-то вертелось на периферии сознания, настолько навязчивая мысль, что пришлось отложить все дела и попытаться её поймать. Кошак, видимо, ощутил перемену в атмосфере комнаты и приоткрыл глаза, от души зевнув с демонстрацией гланд, в потягушках вытянул лапы, обнажив лезвия когтей, и снова закрыл глаза. Пожевав губу, передвинула стул к подоконнику и села напротив кошачьей морды. Нда-а-а, такую шайбу за неделю не объехать, скоро шире ворот будет. А ведь пушистый какой, может, за счёт этого и выглядит крупнее всех прочих? Взгляд привлекли светлые кисточки на ухе. На втором их не было, но стоит признать, что кончик раковины был откусан. Неужели Сумо притащил в дом котёнка мейн-куна? Вот уж оставил после себя гигантское наследство. Молодой ещё пока, судя по клыкам, но уже крупный. Боюсь даже предположить, каким он вырастет… Да уж, мама была бы от него в восторге, уж очень ей импонировала эта порода. Зазвонил телефон, Конхи звал гулять. Что ж, не отказывать же милому мальчику в компании на парковых парапетах? Ли Конхи, кстати, поддавался дрессировке, сдружившись со мной и Огой, впоследствии участвуя во многих забавах. Он был одним из доноров крови для Дасома, навещал нас в больнице после операции и вообще искренне переживал и старался проявить участие. Хороший мальчишка, он действительно светлый ребёнок, пусть и подверженный влиянию своих взрослых, но нас с Огой признавал. И даже сочувствовал потере собаки, хотя и не был знаком с Сумо также тесно, как Дасом. Однажды мы зацепились языками на тему животных, и Конхи сказал, что мечтает о собаке, но у мамы аллергия, зато у Дасома в семье ни у кого аллергии нет, что не мешает ему тоже мечтать о собаке и не заводить её из-за загруженности. На больших летних каникулах я предложила Дасому, как в ответ на его участие зимой, погостить у меня в додзё. Поскольку я собиралась действительно навестить старый дом ребёнка и привести его в порядок, идея компании импонировала. Не высказывал ничего против и дядя, сказав, что если поедет Ога под приглядом дяди Кима, то ему будет спокойнее и не придётся брать на работе отпуск. Юна, как сопровождающий для нас, детей, отпадала, поскольку выезды на природу крайне не любила, как и не впечатлялась идеей драить дом помимо того, в котором живёт. Я хотела позвать ещё и Конхи, всё же чем больше рук, тем быстрее пойдёт работа, но тот сказал, что налажал с итоговыми результатами в школе и будет отрабатывать все каникулы. Я задумалась, как отличается младшая муниципальная от частной академии, и пожелала другу удачи. Ехали утром общественным транспортом, потому что, во-первых, это быстро, а во-вторых, дёшево. Ну, последнее важно только для моей жлобной душонки, поскольку бензин дорогой во все времена. Но не суть. Дасома часы в поезде не напрягали, его воодушевлял любой кипишь, кроме голодовки, что активно нервировало мой утренний пессимизм. Мелкий строил теории о виде моего домика в лесу, чем забавлял, по итогу втянулась и я, так что дядя Ким ехал спокойно — его доставать развлечения ради смысла не имело. Ещё не было обеда, когда мы сошли со станции и двинулись сквозь городок. Мы проходили мимо ни разу не изменившихся двухэтажных домов с конторами, я ткнула пальцем в пару единственных многоквартирных зданий и свернула к холмам. Оттуда виднелись множественные участки частников, на которые залип Дасом, но был утянут до почты, откуда шла развилка. Потянув мелкого за собой направо, засоряя детский мозг какой-то дичью и поглядывая на шагающего за нами с двумя сумками на перевес дядю Кима, провела их по пустой широкой дороге под холм и едва не прошла мимо своей почти полностью заросшей тропы. Эх-х-х, неухоженность во всей своей «красе». Оставшиеся метры до дома Дасом тянул меня за собой, до того жаждал увидеть додзё. И в восторге застыл перед древним каменным забором без калитки. После посещения кучи музеев я знала, что это — действительно ещё та древность, но меня культурное наследие не впечатляло. Я смотрела на старый дом, ловила взглядом следы запущенности и сникала: работы мало не будет, это точно. Открыв дверь своим ключом, не трогая тот, что под порогом, пустила гостей. Интересно, есть ли смысл разуваться при том уровне грязи, что успел скопиться? Наверное, пока — точно нет. Выразив почтение пону в передней части дома, как была в обуви, так и двинулась внутрь. Мужчина и мелочь позади повторили ритуал и пошли следом, оглядываясь. Я знала, что дом не способен впечатлить искушённых городских жителей, да и вообще был призван тренировать тех, кто следует пути Лунного света, но всё равно неловко улыбалась, посмеивалась и проверяла работу фильтра, нагревательного бака и щитка. Но всё включилось, хвала тебе хоспади, позволив выдохнуть спокойней. А пока я возилась в комнатушке, дядя Ким следил за неловко оглядывающимся подопечным, жаждущим залезть во все комнаты, но без хозяйки дома не решающегося. Осчастливив мужчин такой малостью, как наличие электричества и горячей воды, потянула Огу также, как он меня когда-то, на экскурсию по комнатам, показывая, что где. Минимализм привёл мелкого в дикий восторг, хотя я переживала, что ему будет неуютно и некомфортно после всех тех благ цивилизации, которые могло предложить финансовое состояние семьи Огай. Позволив мелкому выбрать любую из двух свободных комнат, поскольку среди всех четырёх одна моя, а вторую после отца мне некомфортно предлагать кому-либо, ушла на кухню проверять шкафчики. Вернувшись в коридор и утянув на кухню свою сумку, стала выставлять консервы на полку: точно же помнила, что были подъедены, и правда склероз не подвёл. Правда, к следующим каникулам, если я ещё планирую здесь появляться, а я планирую, надо будет прикупить ещё и круп с мёдом и солью, но это дело насущное. Зато специи точно будут жить долго, не настолько часто я ими пользуюсь, в отличии от той же свахи дома. За этим нехитрым делом меня и застал дядя Ким, со вздохом осторожно отодвигая в сторону и продолжая дело перемещения консерв: свежие подальше, старые поближе. Поделился, что Ога всё ещё в восторге, и шум в зале подтвердил слова мужчины. Я понимала энтузиазм ребёнка и снисходительно хмыкала. Помнится, в первый день также шумела створками и залипала на вид во дворе. Интересно, а как обстоят дела снаружи? Участок должно быть в хлам. Покончив с делами на кухне, выскочила в зал. Раскрытые нараспашку створки открывали вид на порядком заросший сад. Дикая природа леса зашла далеко за участок, местами виднелись молодые деревца, ещё совсем маленькие, но грозящие вырасти в таких же великанов, что и за почти полностью обросшим камнем забора. Цветоносные кустарники и деревья были обвиты сорняками, яркие шапки цветков то тут, то там разбавляли бурную зелёную поросль, и всё выглядело максимально запущенно и очень страшно. Схватившись за голову, я присела на краю зала: как мне всё это в порядок привести, хоспади?! По колену неожиданно пришёлся смачный хлопок, заставив подскочить и грохнуться на задницу, ошалело глядя на широкую улыбку Дасома. — Эй, ты чего это? Давай, хорош хандрить, вон работы сколько! Показывай, где лопата, я копать буду. Подтерев нос, мальчишка улыбнулся ещё шире, а я невольно умилилась: ни разу в жизни благородным физическим трудом не промышлял, а какое рвение! Хмыкнув, покачала головой: — Вначале дом убрать надо. После сада мыть ещё и здесь сил не будет, а работы там куда больше. Поднимайся, я покажу, где тряпки. — Мира, я тут колодец увидел. Давай попьём? Я читал, колодезная вода богата микроэлементами и способствует повышению иммунитета. Я с сомнением глянула на этого ребёнка, думая о том, какие нахрен сказки подсовывает ему старик, и кивнула. За прошедшее время погода должна была уничтожить следы крови мужика, так что угол должен быть безопасным. По идее. Однако колодец и прилежащие территории волнений вызывали только видом обросшей запущенности, что позволило тихонько выдохнуть. Мелкий радостно вылакал треть ведра и счастливо потянул обратно в дом. Мол, чем быстрее начнём уборку, тем скорее будет обед. А приём пищи на свежем воздухе способствует улучшению усвоения продуктов и повышению выработки эндорфинов. Я в который раз с подозрением покосилась на друга. Походу, реально дед ему не те сказки на ночь читает. Хотя, что я могу знать о воспитании наследников? Дом мы втроём самозабвенно драили полтора дня и полные двое суток боролись с растительностью в саду. Не могу сказать, что безуспешно, но рвать сорняки мы порядком задолбались. А ещё сдохла коса. Затупилась, а заточить нечем. По итогу мы сделали всё, что я хотела, кроме покоса — трава местами мне почти до пояса доставала, а местами была криво-косо срезана, пока до нас не допёрло, что это не мы рукожопые, а коса тупая. Хотелось фейспалмить от души, сидя на краю зала и попивая душистый чай, но последний был слишком хорош, а мысли на заданную тему более актуальны, чем самоистязание. И вопрос с косой озадачивал не меня одну. Рядом сидели такие же задумчивые дядя Ким и Ога, потихоньку цедящие чай и отмечающие то же, что и я: красивый сад с отвратительно кошеной травой. Мысль пойти по соседям посетила нас единовременно, однако озвучить её и смириться с неизбежным вышло не скоро. По итогу в цивилизацию мы таки вывалились, решив отправиться дальше под холм. Авось повезёт и найдётся такой же олдскул, использующий косу, а не газонокосилку. Но все встречные на озвученные вопросы отвечали сочувствующим или насмешливым взглядом и пожимали плечами, чем заставляли всё больше и больше кипятиться моего внутреннего хомяка: да не может быть, чтобы никто сам себе не точил лопаты, грабли, да те же лезвия косилок! В узде меня держало только осознание того, что мы для местных — чужие, а меня в лицо никто не знает, «спасибо» папане за то, потому и не торопятся на помощь. Повезло уже, что у какого-то дядьки получилось раздобыть во временное пользование старый точильный камень. Тот сказал, что ему самому камень пока не нужен, но если что, мол, зайдёт, и очень удивился, когда узнал адрес, куда за своим добром пилить. На меня покосили странным взглядом, будто не ожидали, что в моём доме не будет ничего, чем можно заточить лезвие косы, но промолчали. Я предположила, что додзё клана Ю если не на слуху, то по меньшей мере известно у местных, но махнула рукой. Дядя Ким отчалил познавать сущность заточки, когда мы с Огой пожелали ему удачи и удрали до почты: ни я, ни мальчишка не верили, что сражение с тупым лезвием будет в пользу Ёнпака. Кажется, мужчина даже обиделся, но мы уже загорелись идеей прогуляться на холме и посмотреть на домики в низине, попытавшись найти додзё и заодно порасспрашивав местных. Глядишь, к детям без взрослого будет более снисходительное отношение. Фигульки. На нас смотрели косо, спрашивали, чьи и как долго будем гостить в сим милом поселении, но на вопрос о заточке отвечали только, если я начинала врать, говоря правду. Мол, дом стоит под холмом, у хозяина коса затупилась, нас и послали за помощью, дабы в саду порядок поддержать. А уточнения и попытки выведать, кто же хозяин и что за дом, я игнорировала, с чем активно помогал втянувшийся Ога, отвлекающий внимание. Ух, и учу же я ребёнка плохому, не дело так юлить, но иначе вернёмся мы в додзё ни с чем, и сидеть мне, изгаляться, пытаясь справиться с работой дяди Кима. Зато мы с Дасомом обзавелись парой пирожков и засели в редком лесочке на границе чьего-то участка, с удобством расположившись на траве и наблюдая живописный вид в низине. Красиво тут, ничего не скажешь. За бурным обсуждением и поиском моего дома в глади сочной зелени нас и застал, видимо, хозяин участка. Ещё очень даже крепкий, абсолютно седой старик с львиной гривой жёстких волос по виду казался добродушным. Нас только пожурили за то, что не спросили разрешения, когда мы с Огой двумя болванчиками закланялись в извинениях. Но дед засмеялся и тормознул, мол, сидите уж, раз не мусорите, природу не портите и шума больше детского не издаёте. За мусор стало обидно: я слишком ценю природу, и салфетки от тех же пирожков мы свернули жирной стороной вовнутрь и рассовали по карманам, чтобы дома выкинуть в печку, выполняющую роль мусоросжигателя, о чём и было сообщено дедку. Тот покивал, мол, молодцы, да так и завязался разговор. Первый взрослый, который не раздражал показательным снисхождением, спокойно говорил с нами и действительно слушал детский лепет. Он впечатлял не только габаритами, хорошо сбитым внешним видом, но и искренним вниманием. И потому нравился не только мне. В какой-то момент мы поделились проблемой с заточкой косы, и дед расхохотался, предложив помощь. Я едва на месте не подпрыгнула от радости — аллилуйя, у меня наконец-то будет ухоженный сад! Дед проводил нас до своего дома, показав впечатляющий умиротворением участок, где хорошо пить чай, взвалил на плечо свою косу, — я едва не пустила слезу от умиления, — взял сумку с инструментарием и сказал вести. И раз уж он к нам в «гости» напросился, то ждёт ответный визит на чаи с плюшками. Мы с Огой едва не припрыгивали на каждом шагу от переполнявших позитивных эмоций, и вскоре радовали дядю Кима приведённой помощью. Дядя Ким посмотрел на нас, как на малолетних идиотов, и с намёком на настороженность кивнул дедку. Последний сделал вид, что ослеп, и разразился речью о том, как же мы так умудрились запустить столь красивый сад. Предчувствуя выговор от Ёнпака, я срочно переключилась на насущное и стала разливаться соловьём, несущим чистый и незамутнённый бред. Дед настрой поддерживал, Ога помогал искать подходящий пень, дядя Ким наблюдал и делал выводы. Вскоре нашлось удобное полено, его устойчиво установили, дед вбил старую бабку, сделанную из напильника со срезанным низом и закруглённой верхней частью, достал молоток и начал обстукивать лезвие, не переставая с нами болтать. Так Ога впервые в жизни увидел холодную ковку металла, а я заимела возможность лично пронаблюдать столь интересный процесс на практике. Дед говорил интересно, волей-неволей хотелось самому втянуться и начать отвечать, поддерживать беседу. Ковал он умело, видно, что не впервые, до того свободно и привычно выглядели его движения. А потом в дело пошёл абразивный брусок, взятый у Ёнпака. Меня постебали на тему того, что я называю его точильным камнем, я беззлобно огрызнулась, что два названия одной херни сути её не меняют, дядя Ким намотал на ус сложный процесс заточки. Оказалось, помимо лезвия у нас успел износиться и хомут. На первое время дед помог придумать альтернативу, на которую мы все с умным видом покивали. Дедок, глядя на нас, в который раз звучно расхохотался и сказал, что поделится вещицей, главное, мол, не забыть её, когда мы придём. Дядя Ким встрепенулся, уточняя вопрос, тот и повторил своё приглашение на чай. Не дав Ёнпаку отшить человека, который нам безвозмездно помог и продолжил помогать, взявшись за свою косу и отложив нашу, мы с Огой удивительно единодушно всучили ту в мужские руки и побежали за граблями собирать траву, чтобы потом высушить её и сжечь. Работа у нас шла споро и весело, а потому вскоре дедку были предложены чай и ужин в качестве благодарности, но он отказался и вместо того позвал нас на то же самое к себе. Мы с Огой вперились влажными взглядами в дядю Кима, который не выдержал и дрогнул под снисходительный смешок со стороны, назвавший нас щеночками. В том, что дед опасности не несёт и зла нам не желает, Ёнпак уже должен был убедиться, в конце концов моя интуиция, кою иные круги всегда называли слабоумием и отвагой, осталась со мной даже после смерти, потому вскоре мы дружно передислоцировались на холм в чужой дом с крепкой красной черепицей. Пока дядя Ким расспрашивал дедка и вообще поддерживал с тем приятельскую беседу, неторопливо угощаясь ужином, мы с Дасомом уписывали то за обе щеки, до того незамысловатые блюда были вкусными. Когда все успели насытиться и перешли к чаю, решили наконец-то представиться друг другу. И я очень рада, что не пила в тот момент, когда своё имя называл дедок. Знакомства с Джином Таджином я, признаться честно, вообще не ожидала. А старик был не промах и, в отличие от Ёнпака, уловил моё состояние и ненавязчиво спросил, всё ли в порядке. Пришлось отвечать полуправдой под удивлённые взгляды: находила имя в газетах, когда изучала сборники в одной из библиотек. И я действительно натыкалась на какую-то статью среди журналов, уже не помню какого содержания, но не придала ей особого значения. Ну, мелькал старик главного персонажа манхвы в СМИ, мне что с того? Я вообще без понятия, кем он был, раз на то пошло. Однако Таджин поверил, или мастерски сделал вид, почесав гриву и рассмеявшись. Нам рассказали, что когда-то дед служил в армии Южной Кореи и был командиром особого отряда, а сейчас у него заслуженная пенсия, зато где-то в Сеуле остался внук. И пока мы с Огой возбуждённо интересовались военным делом, испытывая искренний интерес, — всё же практически каждую семью постсоветского пространства не обошла Вторая Мировая, и мне действительно хотелось порасспрашивать об истории чужой страны из первых рук, — нас неожиданно подбили на знакомство с потомком. Мол, мы ребята хорошие, и мальцу с нами будет не так одиноко. Ога тут же закивал головой, очень уж социальный он ребёнок, и с дедом дальше общаться ему тоже хотелось, а я засомневалась: адреса внука Таджин не знал. О том, что мелочь живёт один без всякого пригляда в гигантском городе, дед тактично умолчал и сказал лишь, что место жительства последнего нам придётся поискать самим. Квест «найди иголку в стоге сена» меня смутил, зато вдохновил на подвиги Дасома и сподвиг прогрессированию мигрени дяди Кима. В Сеул мы возвращались в смешанных чувствах. Почесав репу и подумав, составили заботу Ёнпаку и с Огой вместе двинулись к Чончону. Мало ли, авось слышал о таком пацане, как Джин Мори. Однако Чончон не слышал, чем привёл меня в упаднеческое настроение и разогрел энтузиазм Дасома. Спросив, на кой нам этот малец, Чончон подумал и сказал, что поспрашивает своих по другим районам, мало ли, и я благодарно кивнула, мол, отплачу, если что. Следующим, с кем мы связались, был Конхи — тот уже закончил отрабатывать долги и наказание и смог выбраться к нам на улицу. И пока покоряли парапеты, мы делились впечатлениями о собственных каникулах и возникшей проблеме поиска. Вместе с Дасомом Конхи согласился поспрашивать блатных по академии, мало ли, и мы продолжили скакать белочками до самого вечера. В середине осени дошла новость, что в одном из районов промышляет в одиночку пацан, не прибитый ни к одной банде. И заинтересовал он лишь тем, что ни у кого ещё не получалось его нагнуть. Но интерес вызвал он только у меня и тогда, когда я болтала с Чончоном: тот делился местной политической обстановкой просто потому, что хотел почесать языком, и информацию я заполучила чисто случайно. Жопочуйкой ощутив, что это наш пациент, я попыталась вызнать подробности, но старый знакомый только пожал плечами: инфы нет, все тонкости у братана, но если мне надо, он поспрашивает. В благодарность я сказала звать, если что, отплачу добром на добро. Адрес и послужной список того самого кадра я получила где-то через неделю и решила пойти на разведку одна. В конце концов, Ога косякнул у препода по русскому, и вырвать его на авантюру возможности не представлялось. Так что, не став отвлекать друга, я двинулась на прогулку через пару районов, общественным транспортом исследуя новые области. И на автомате продолжила изучение местности ещё несколько дней после, забыв поделиться информацией с другом, и познакомилась с Джином Мори в середине ноября. Мелочь жила на пособие и эксплуатировала выделенную государством жилплощадь, без особого энтузиазма посещала местную муниципалку и успела прослыть нагибатором у школоты и гопников. Мы пересеклись, когда это чудо в перьях раскидывало какую-то банду, и признаться честно, процесс выписывания люлей меня впечатлил. Всё же, хоть у меня и были раньше знакомцы, бравшие высокие места на международных соревнованиях по тхэквондо, откуда однажды презентовали кошерную футболку, сама я никогда то в деле не наблюдала. И когда мой бокен тормознул чужую щиколотку, внутри трепыхался интерес: а как оно на деле? К рукам Дасома я привыкла, а что до ног?.. Итог небольшой схватки начал склоняться в сторону Мори, когда он резко сдал назад и решил познакомиться, назвав необычным противником. Ну да, думаю, мечников по дворам встретишь не так часто, как кулачников. К тому же, с непривычки, не зная, лишь предполагая, как блокировать чужие удары, я действительно сдавала позиции, и была мысленно благодарна за сохранение моей гордости, однако в любом случае рассказала бы пацану о знакомстве с его дедом и просьбе последнего. Так и завязалось наше знакомство с Джином и последующая недолгая обида Оги за то, что не взяла с собой. На удивление, Мори очень быстро влился в наш узкий коллектив и стал своим в доску. Он мне откровенно нравился и был очень красивым в том плане, что привлекал именно внутренней красотой, тем самым стержнем, который позволял с пофигистичностью смотреть на вещи, способные сломить любого взрослого человека. Он ребёнок, и он один в гигантском мегаполисе. Без ничего. Однако нашёл, как связаться с государственными органами и не загреметь в детский дом, отжал хату, пособие, образование, раз в неделю встречает проверяющих и при этом оптимистичен. Возмутительно позитивен. Джин Мори способен на то, что так меня восхищает, к чему я стремлюсь: радоваться любой мелочи, способной сделать приятно. Вкусное мороженое, найденная купюра на улице, удобная вещь или красивое украшение — он будто умел ценить то, что имел, и этой простотой жизни привлекал к себе, как тёплое пламя тянуло глупых мотыльков. Зиму мы переживали компанией из четверых в новой пустой квартире, купленной совместно Дасомом и Конхи с карманных через доверенных соглядатаев. Они назвали её базой и дали дубликаты ключей мне и Мори. Ога порадовал тем, что старик считает его уже достаточно самостоятельным, и потому позволил смягчить пригляд от Ёнпака, Конхи же явно на примере друга делал успехи со своими и хитростью сбагрил нянек, получив гораздо больше свободы, чем полагалось золотому сыночку. Мы с Мори были детьми куда более простыми, не обременёнными излишним приглядом взрослых, потому просто пожимали плечами и радовались за друзей. К вопросу о квартире, я так вообще думала, что базой невольно стал мой дом, куда захаживали все ребята и развлекали сеструху. Так что отдельный жилой квадрат общего пользования был для меня как камень с сердца: хоть заходы ребят домой меня не напрягали, но побыть одной, в компании исключительно сеструхи да семьи, всё же хотелось. А весной решила уйти Юна. Я застала её в гостиной по возвращению со школы, куда она перетаскивала сумки, отвлекаясь на Суми. Сваха очень обрадовалась моему приходу, попросив приглядеть за сеструхой, пока занята вещами. И пока я на автомате ходила с такой же подвисшей Суми, начавшей чуять неладное, Юна закончила освобождать дом и села за стол, похлопав на соседнюю подушку. Она явно кого-то ждала, аккуратно складировав вещи одной кучей, и старалась ничего дома не забыть. То есть абсолютно ничего. И пока сваха с неожиданным смущением думала, как начать разговор, я в самых худших предчувствиях, почти уверенности и страхе в том, глухо каркнула: — Уходишь? Юна вздрогнула, задержала на мне долгий взгляд, ласково взглянула на дочку и… Кивнула. Я рвано вздохнула, пока она с осторожной неловкостью, набросив на плечи шаль усталости бывалой женщины, говорила: — Понимаешь, дорогая, жизнь — штука неоднозначная. Иногда приходится принимать сложные решения, с которыми, как ты думал, тебе никогда не придётся иметь дело. Но нельзя с твёрдой уверенностью утверждать, что будет завтра, как и нельзя говорить, что всю жизнь будешь любить одно только фисташковое мороженое… Когда-нибудь тебе понравится и простой пломбир. Она легко улыбнулась, а внутри меня что-то ухнуло в бесконечную пропасть. Завозилась, устраиваясь поудобнее на руках, сеструха, пока её мать продолжала всё более и более уверенно подбирать слова. — Я не хотела бы оставлять вас… тебя. Я очень люблю Суми и дорожу дружбой с Декчун-а, но… Понимаешь, со временем… Приходит понимание, что испытываемые ранее чувства — лишь девичья влюблённость в надуманный сильный образ. Но когда находишь истинную любовь, находишь и смысл жизни. Я очень-преочень люблю свою малышку, но знаю, что в твоих руках ей будет лучше, чем со мной. Я верю, что Декчун-а позаботится о ней также, как заботился обо мне. И вместе вы вырастите прекрасными девушками. — Но ты не увидишь. Сухие слёзы спазмом сжимали горло. Я просто не верила, что очередная картина моей жизни — правда. А потом отпустило. Всё также ухнули куда-то чувства и непонятки. Я словно знала, что так и будет, заранее, и заранее же смирилась с тем. И ведь действительно знала — в чужой, ненастоящей манхве, о которой за бегом жизни я успела позабыть, у Миры не было старшей женщины в семье. Только она, сестра и её отец. Но что же пошло не так в моей семье? Почему я только отсрочила неизбежное, не предотвратила? В памяти услужливо всплывали моменты один за другим. Юна с ожиданием просит называть себя «онни», чтобы не чувствовать себя слишком старой, я киваю и избегаю открытого обращения. Юна готовит кибимпап, узнав у мужа, что это моё любимое блюдо, а я не могу осилить и половину тарелки — желудок отторгает слишком тяжёлую пищу. Юна просит меня заплести свободную косу для прогулки с Суми и встречи с подругами, но у меня не получается как надо «растрепать» пряди, и я всё переплетаю до тех пор, пока сама женщина меня не останавливает и не стягивает волосы в тугой хвост, скрыв глаза козырьком кепки. Юна лукаво пытается вызнать, кто из всех айдолов мне нравится, но я вспоминаю ухоженное, с повседневным макияжем лицо и чужие холёные руки, за плечи прижимающие к стулу, и открыто содрогаюсь. Юна втирает крем в мои ладони, мягко журя за то, что они не смотрятся с образом приличной девушки, а через месяц видит их ещё более убитыми: начинают грубеть мозоли на пальцах, сбитые костяшки и новые мозоли и ссадины от грубых стен и крыш красоты не добавляют, — и с угасающим энтузиазмом пытается справиться с не по-детски обветренными ладошками. Юна говорит, что девушка должна всегда выглядеть женственно, и красноречиво указывает на свою фигурку, я сконфуженно киваю: даже в мешковатой одежде видно, что я шире всех своих тонких, как тростинки, ровесниц за счёт мышечной массы, но жертвовать мечом и спортом ради чужой вкусовщины не собираюсь. Юна смотрит популярный чувственный сериал, а мне не хватает эмоций, чтобы понять, как подобный идиотизм можно спокойно и с удовольствием употреблять, ведь герои — один тупее другого. Моего терпения на систематические проверки не хватало… И дядя… Декчун часто, слишком часто выбирал мою сторону. Не своей жены. В мелочах: покупая курицу вместо говядины, включая баскетбольный матч, а не дораму, — и в крупных дилеммах. Во время тех же наших ссор со свахой он выяснял причину и только тогда вкрадчиво беседовал со мной, силясь словами вбить, почему я не права. Даже если была не согласна, я сцепляла зубы и кивала, мол, понял-принял. И когда сваха считала мой проступок грубейшим и требовала серьёзного наказания, он поступал одинаково, никогда серьёзно не поднимая на меня руку и пренебрегая женским представлением о воспитании детей. Разнился только масштаб: если я была не права, мне это доносили, если же сваха — призывали к снисхождению, а потом за закрытыми дверями наезжали на жену, не стесняясь в выражениях. Твою ж мать, да лучше бы он меня наказывал! За всё и ни за что! Отвешивал подзатыльники и говорил не спорить со старшими, порол и требовал уважения к своей жене, ставил в угол и лишал возможности посещения акроцентра, запрещал гулять с Огой и вынуждал денно и нощно сидеть с сестрой… Да что угодно, но не вставал за меня! Лучше бы он цеплялся за свою любовь, а не родную кровь… Что угодно, но не я и мой эгоизм… Юна уходила. Я увидела её нового мужчину: статный кореец в индивидуально пошитой одежде, ухоженный, с уверенным в собственном финансовом будущем разворотом плеч и снисходительным прищуром. Сваха рядом с ним кокетливо прикрывала глаза и лукаво улыбалась, демонстрируя нарочито скромный вид. Пока один мужик, очевидно, шофер, споро перетаскивал сумки женщины, его начальник осматривал дом, меня и Суми, слушал щебетание чужой жены и кивал чему-то своему. Перед тем, как исчезнуть с нашего порога навсегда, он посадил женщину в машину и уважительно поклонился мне с сестрой. Я молча закрыла дверь, не принимая чужой благодарности за то, что отпустила. Невольно прижав к груди сестру, я с неожиданной ясностью поняла одно. К лучшему.

*** Пара (нет) слов от автора, не влезших в комменты.***

В последнее время я нашла удивительную вещь — отсутствие желания писать. Нет, не боитесь раньше времени, работу я закончу (когда-нибудь), у меня есть сюжет и я всё также читаю манхву (кстати, у кого какие ставки по второму Рагнарёку? Я всё также болею за Мори, хотя и Муджином успела проникнуться… Пока он не бросил Р и предал идеологии R… ПыСы: Сатана 666 натуральное ми-ми-ми). Так вот, о чём я? Заботы реальной жизни, казалось, высасывают все соки. И самая главная проблема всех проблем — эпилепсия моей собаки. Знаете, когда коня с меня весом колошматит так, что он способен травмировать окружающих (прошлой весной он порвал мне колено, так что по окончанию лечения я осталась обладателем хронического синовита, гы), а потом в неадеквате шландыбает по дому и грызёт батареи… Ну, не впечатляет это зрелище, длящееся уже полтора года при учёте корректировки препаратами (иптать, кто-нибудь знал вообще, каких бабок требуют антиконвулисанты, которые ещё и не каждая аптека продаст даже при наличии рецепта? Оо). Я вижу тенденцию к ухудшению и пытаюсь накопить на поездку к соседям в клинику с дорогущей аппаратурой, единственной на территории за всем Уралом (я серьёзно, ребят аппарат МРТ с КТ в соседнем кабинете есть в европейской России в единичных количествах, а за горами только у нас, и обследование на них стоит, как крыло разбитого Боинга Оо). На горизонте сессия (выездная… Жаль, что дистант решили отменить, прошлые пару сессий мы всей группой дружно на работах проходили), денег нема, верчусь как могу, превозмогая не столько физическую, сколько моральную усталость. Так что не ждите в ближайшее время всплеска писательской активности. В общем, это было всё, что я хотела донести. Буду рада привету с любого света, и если интересно, ссылку на коняшку я оставила ниже, каждый может посмотреть на хорошего мальчика-одуванчика. И, если кому не жаль копейки на его обследование, вот сбер: 2202 2007 4607 7146