Если бы вернуться

Следующие несколько дней для Антонина Долохова слились в один бесконечно спокойный и приятный для него самого миг. Он ежедневно приходил в мастерскую к Лестрейнджу и погружался в изучение книг, по крупицам выискивая в них информацию, которая могла бы им помочь избавиться от темной метки. Постепенно их рабочее место преобразилось. Сначала Рабастан, как гостеприимный хозяин дома, заменил старые скрипучие стулья на весьма удобные кресла. Вскоре на столе появились пергаменты, перья и чернильницы, на креслах — подушки и теплые пледы. Узники Азкабана все как один стремились окружить себя теплом, чтобы больше не вспоминать сырые камеры. В один из дней Антонин явился с коробкой печенья в руках и небольшой плиткой шоколада и с порога заявил, что раз уж им придется сегодня изучать толстый свод правил и законов работы связывающих заклятий, то неплохо это делать не на голодный желудок. Так на столе появились чашки, блюдца, заварочный чайник, несколько видов чая (как выяснилось, Рабастан оказался любителем необычных сортов чая и часто угощал гостя чем-то новым). — Так ты говоришь, что наш Лорд когда-то что-то искал в вашей библиотеке? — спросил Антонин, не отрываясь от своих заметок. — Искал, но я понятия не имею, что именно. Это было настолько давно, что даже не возможности отследить его поиск по каталогу, если он им пользовался. Спрашивать Родольфуса не самая лучшая идея, — Рабастан усердно сравнивал сейчас две версии одной и той же книги — современную и того времени, когда они все получили метку, — так почему ты считаешь, что Протеевы чары не могут быть основой Темной метки? — Изначально я так и думал, но, во-первых, Протеевы чары — это соединение чего-либо в единое целое, в систему. Изначально может показаться, что наши метки это и есть система, замкнутая на Повелители. Однако нарушение целостности системы ведет к ее разрушению или хотя бы временному сбою, особенно, если это система замкнута и закрыта от постороннего воздействия. В нашем же случае мы не чувствуем, если Лорд хочется вызвать через темную метку лишь одного из нас а уж тем более мы никогда не узнаем с помощью метки, если кто-то из нас умрет. Но это не основное объяснение. По этой схеме, работают, скажем, сквозные зеркала или телефоны, — тут Антонин взглянул на своего собеседника, пытаясь узнать, понял ли его Басти. Рабастан лишь коротко кивнул и Долохов продолжил, — отрежь у телефона провод или разбей одно связанных зеркал и взаимодействие прервется . Во-вторых, главным является то, что мы никаким образом не можем воздействовать на метку в отношении друг друга. Мы можем вызвать Лорда, но я не могу, например, вызвать тебя. Протеевы чары позволяют взаимодействие с любым, кто ими связан. И в-третьих, чаще всего Протеевы чары накладывают на предметы, а мы все же люди. Рабастан внимательно выслушал Долохова и отложил в сторону свои книги. Иногда ему казалось, что само появление Долохова в их рядах — явление неправильное и неподдающееся никакому объяснению. Антонин смотрел на магию совершенно под другим углом и Басти отчаянно не понимал, как другие Пожиратели этого не замечали. Ладно он, он всю свою жизнь был зациклен то на своих картинах, то на самом себе. Но Родольфус, Северус, да даже Яксли. Неужели ни у кого из них не хватило смекалки... Размышляя, Рабастан встал и машинально стал заваривать чай в их импровизированной кухне. Долохов, заметив действия Лестрейнджа, тоже встал и начал расставлять чашки, очищая стол от накопившегося мусора. Некоторое время они молчали. — Меня знаешь что смущает, — сказал Антонин, насыпая сахар, — что метка не исчезла вместе с Лордом, chtob yego, а побледнела. Следовательно, он не умер в тот раз. Но что тогда произошло? По рассказам тех, кто присутствовал на кладбище в день его возвращения, того именно что ни на есть воскресили. Тогда почему метка побледнела? Как можно умереть и одновременно не сделать этого до конца? — Почему ты считаешь, что он умер не до конца? — Рабастан тем временем разлил чай по чашкам и оба вновь уселись за стол. — Да потому что единственное объяснение работы метки, которое пока что для нас очевидно, это замыкание ее на Лорде. Нет Лорда — нет метки. Это сложнее, чем Протеевы чары, но метка точно замкнута на Повелителе. Посмотреть бы, что происходило при проведении ритуала возрождения. — Меньше всего бы мне хотелось присутствовать при воскрешении Лорда, — Басти смеется и напряжение, возникшее между ними, спадает, — что у тебя на руке? Долохов поставил чашку назад на блюдце и с гордостью продемонстрировал массивный перстень. — Это фамильный перстень Долоховых. Нашелся, как не удивительно, в Малфой-меноре. Я боялся, что у меня его изъяли в Аврорате вместе со старой палочкой и давно приберегли себе или продали в первую попавшуюся лавку артефактов. Или он мог быть в сейфе в Гринготсе, куда вход для нас всех закрыт. Но, как видишь, мне повезло. * * * Перстень ему отдала Нарцисса. Эта нежная и кроткая женщина, на первый взгляд, создавала впечатление тени, по пятам идущей за своим мужем. Однако Долохов видел, что сокрыто за маской холодной и отстраненной женщины. Нарцисса нравилась ему, но не так как нравится женщина мужчине. Он уважал ее выдержку и стойкость, ее преданность и безмерную любовь к своей семье. Долохов после побега остался, как и многие другие Пожиратели, в Малфой-меноре, и ему часто приходилось сталкиваться с его хозяевами. Поэтому он не удивился, когда увидел миссис Малфой, идущую ему на встречу. — Миссис Малфой, добрый вечер, — Антонин остановился и поцеловал руку хозяйке дома. — Антонин, добрый вечер. Прошу, называйте меня просто Нарцисса. Вас снова не было на ужине. Если хотите, я прикажу домовикам приготовить для вас что-то особое, — на лице Нарциссы появилась мягкая улыбка. — Не беспокойтесь обо мне, Нарцисса. Это мне следует поблагодарить вас и вашу семью за оказанное гостеприимство. — Рада, что вам у нас нравится. Антонин, у меня в доме хранится одна вещь, и мне кажется, что она ваша, — с этими словами женщина достала из кармана мантии небольшой сверток и развернула его. У нее на ладони оказалось большое серебренное кольцо, усеянное изумрудами, с гравировкой сокола, расправляющего свои крылья. Над головой сокола была изображена корона, а клюв хищной птицы был открыт в немом крике . Антонин, словно зачарованный, протянул руку и забрал перстень. — Откуда он у вас? — Долохов медленно надел перстень на средний палец правой руки. — После вашего ареста домовики обнаружили его в вашей бывшей спальне. Я помню, вы оставались у нас, выполняя какое-то важное задание Повелителя. Долохов все еще не мог оторвать взгляда от своих рук. Он чувствовал, как магия, поддержка его рода, окутывает его и теплой волной разливается по телу. Он сразу же почувствовал, как активируется защита против большинства проклятий. На краткий миг его захватило чувство досады: что если бы тогда много лет назад он не побрезговал бы защитой, если бы он... Впрочем, сейчас не время поддаваться воспоминаниям. — Нарцисса, — его слова звучали тихо, — я от всего сердца благодарю вас. Он несмело шагнул к ней и всего на секунду прижал к своей груди в объятиях. Он отстранился также быстро как и шагнул в ней навстречу, — как я могу отблагодарить вас? Нарцисса смущенно опустила глаза, стараясь скрыть легкий румянец, появившейся на ее щеках. Но что отличало эту женщину от всех остальных, так это умение быстро брать себя в руки. — Антонин, скажите мне пожалуйста, Темный Лорд готовится собирать вокруг себя новый сторонников? Нарцисса смотрела ему в глаза. Антонин Долохов, лучший боевик Темного Лорда, легенда среди Пожирателей смерти и загадка даже для Ближнего круга. Он был в курсе планов Повелителя, более того, многие из этих планов он сам же и разрабатывал. По крайней мере, так было раньше. Сейчас же Антонин едва успевал за безумием Темного Лорда, но тем не менее оставался в числе тех, кому Том доверял, хотя едва такое отношение к своим сторонникам можно назвать доверием. В прочем, Долохову было что ответить Нарциссе. — Я не буду скрывать от вас очевидное. Повелитель с большой настороженностью относится к вашей семье, однако, что касается Драко, вам не о чем беспокоится. Темному Лорду пока что вполне хватит Люциуса. Тем более, что мальчик сейчас в школе. Глаза Нарциссы Малфой расширились. Антонин не смог до конца понять, была ли она удивлена тем, что он догадался об истинной сути вопроса, или же обрадовалась услышанному. В любом случае, больше не было смысла задерживаться в этом темном коридоре и Долохов, пожелав хозяйке дома доброй ночи, направился к себе. * * * Рабастан, казалось, не был удивлен услышанным. — Белла последнее время только и говорит о том, что пора бы ей заняться обучением любимого племянника темному мастерству. Наверно, это она больше пугает сестру, чем Темный Лорд. К тому же, кому как не тебе знать, что Повелитель и словом не обмолвился о привлечении новых людей в нашу доблестную организацию. Ну так что, твое кольцо может служить тебе проводником? — Скорее я могу сделать вид, что это проводник, — Долохов улыбнулся своим мыслям. На самом деле никто из его окружения не знал, насколько силен защитный артефакт для главы рода. В прочем, без навыков боя в защите толку не много, — расскажи лучше, как у тебя дела? — Да все по-прежнему. Я занимаюсь, честно, но как представлю, что я могу хоть где-нибудь оказаться без палочки, так пот холодных прошибает. — Мне отчасти это знакомо. Если бы я мог побывать дома, я бы отыскал для тебя несколько школьных учебников, — на этих словах Долохов мечтательно закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. А ведь и правда, почему он до сих пор живет у Малфоев? Доступ к сейфу в Гринготсе для него пока что закрыт, но это не единственное место, где Долоховы хранили свои сбережения. Снять квартиру где-нибудь. Да пусть даже у магглов. Хотя нет, у магглов не выйдет, нет камина, да и не безопасно колдовать. Тем более, что сейчас Лорд вызывает их ежедневно к себе. Его закрытое фамильное поместье. Если бы хоть на денек вернуться домой. — О чем ты задумался? — голос Басти выдернул его из своих мыслей. Долохов открыл глаза и с шумом выдохнул. — Обо всем и ни о чем конкретном. Ладно, нам пора вернуться к работе. Опасно было погружаться в воспоминания. Антонин Долохов так долго ограждал себя от душевной боли, что при малейшем срыве он словно задыхался от безысходности. Нет, он не будет сейчас об этом думать. Ни о родном доме, ни о своей жизни, ни о ней.