***
Мамочка любила ее. Ее любимую и единственную Тень. Завязывала ее волосы, чтобы не мешали, расчесывала, узнавала как дела в школе, помогала с домашней работой, гладила школьную форму. Но слишком сильно. Волновалась и злилась, когда Тень опаздывала домой на 10 минут, когда не отвечала на телефон, когда общалась с другими, не с мамочкой. Когда Тень нашла себе первого друга, тот пропал, и она больше никогда его не видела. Мамочка сказала, что он уехал с родителями на море. Навсегда. — Лучше Синица в руках, чем Журавль в небе, да, моя дорогая Тень? Я же твоя Синичка? Мы справимся без Журавля. Он был плохой птичкой. Тень осталась одна в 17 лет, когда ее мамочка умерла у нее на глазах от своей болезни. От их болезни. Когда Тень встретила Свет, она ужасно хотела познакомиться, увидеть его улыбку. Она освещала темную улицу в самом опасном районе, в котором никогда не было фонарей, чтобы давать мошкам по ночам летать под их светом. Освещала каждую пушинку, слетевшую с деревьев или одуванчика в жарком, душном июньском воздухе. Эта улыбка давала и в то же время отнимала у Тени возможность дышать. Эта улыбка вдохнула в тусклую и бесформенную темную фигуру на сухом асфальте во время заката жизнь. Она могла осветить и уничтожить Тень, но не раскрасить ее. И все же Тень наслаждалась одной мыслью об этом. Но заговорить Тень не пыталась, даже взглянуть в глаза Света ей было боязно. Она ощущала то самое чувство, которое испытываешь, лишь увидев одного особенного мишку на огромной полке в магазине игрушек, лишь увидев в пекарне тот самый рогалик с корицей. Желание обладать, желание забрать себе и ни с кем не делиться поглощает тебя, с головы до ног покрывает стыдом от интенсивности этой хотелки, и твой маленький сверчок начинает с тобой интеллектуальную дуэль за право решать, нужно ли устроить истерику маме, что эта вещь ужасно тебе нужна, или просто промолчать, ведь тебя могут начать ругать за такую тягу к чему бы то ни было. Родители всегда вынуждают нас подавлять эмоции, не так ли? Тень просто хотела забрать Свет себе. Взять его за руку, отвезти с себе домой, где все пропахло мятным чаем, а дышать все труднее и труднее с каждым днем из-за концентрации пыли в комнате. Где каждый плюшевый мишка, подаренный мамой, смотрит на тебя с вожделением. Тень была бы даже очень за, если бы Свет можно было оставить своем подвале, где нет совершенно никаких окон, где никакой извращенец не сможет через окно увидеть ее Свет. Это желание было таким сильным, что Тень захотела прокашляться, а может даже очистить свой желудок. Она ощущала, как будто изнутри ее кто-то медленно поедает, как гусеницы поедают листья. Тень меняла одежду, меняла поведение, меняла форму и свой запах, каждый раз разное, каждый раз не узнавая себя, но каждый раз узнавая свой Свет. В начале месяца она могла носить мешковатую одежду, пахнуть вафлями, что готовила ее соседка через дом от нее, сутулиться и нервно хихикать, каждый раз наступая на канализационный люк. Через неделю на ней были вырвиглазные шмотки, которые чаще всего можно было найти на рынке с дешевыми вещами, на ногах были синячки, потому что Тень много падала на здания со странными пятнами, еще сильнее очерняя их. И в конце месяца ей удавалось почти не находиться дома, она все время гуляла, разыскивая ли при этом глазами Свет — сама не смогла бы ответить. Стыдно. Но что было еще более стыдно признать, так это то, что Тень следила за ним ежедневно, ежечасно. Она следила за его нахождением в городе, за его работой, за его маленькой сестрой. Тень поселилась в соседнем доме, потеряв возможность нюхать утренние вафли соседки, и встречала каждый свой рассвет и закат со Светом. Темно-оранжевый закатный пейзаж с его светлыми, летающими одуванчиком волосами она могла рисовать закрытыми глазами даже при том, что не разу не брала в руки кисть. Мягко голубой оттенок четырех часов утра Тень читала в его глазах, которые никогда не видела так близко, но которые детально снились ей ночами. И все же Тень менялась. Ее чувства и ощущения менялись, деформируясь и перекрашиваясь, но не исчезая. Тень уже не могла поверить в то, что она способна исчезнуть. Она же принадлежит Свету, как и он ей, как она может пропасть? Тени казалось, что внутри нее кто-то тоже снова и снова сбрасывал свой внутренний покров, и Тень ждала, когда это закончится. Тень схватила в свои руки Луча, который так любил проводить время со Светом, который разговаривал с ним без опаски, который позволял себе трогать и обнимать Свет. Он был на две головы ниже, в забавном комбинезоне с львом на кармашке и улыбкой до ушей. Но не такой, как у Света. Он приходил утром к нему, каждый раз спрашивая один и тот же вопрос: как же день и ночь могут меняться, если Солнце всегда светит нам? Свет смотрел на Луч непонимающими глазами и отвечал ему раз за разом: можно ли считать то, что мы не видим, ненастоящим, если видели это раньше? Перестаешь ли ты верить в Солнце, когда оно садится? Или верно ждешь до утра, чтобы снова с ним поздороваться и наслаждаться его теплом? Луч ненавидел ответы вопросом на вопрос, так что переставал слушать как только улавливал вопросительную интонацию. Тень хотела закрыть Свет собой, чтобы Луч решил, что его не существует. Она хочет закрыть Свет ото всех, чтобы видеть могла только она одна. Тень ненавидела Луч всей своей душой, из-за того, что тот постоянно терся вокруг него и еще успевал оглядывать все происходящее на планете на триста шестьдесят градусов, он мог заметить ее и рассказать Свету. А тому не следует знать, что Тень следит за ним. Зная, как любит преувеличивать Луч, он бы решил, что она какой-то фрик или преступник. Через месяц Тень не могла больше смотреть на Свет, у нее не хватало сил на то, чтобы выходить изо дня в день за Светом и быть ему немой спутницей. Она не хотела даже двигаться, она хотела просто встать в одном углу и ждать своей метаморфозы. Когда Тень поймала Луча, тот сразу ее узнал. Он смотрел на нее выпученными глазами, не в силах произнести и слова. Луч был очень хорошо понимающим буквально все ребенком. Луч не погас, но больше никогда не сливался со Светом. Тень заперла его в карманное зеркало, которое всегда раньше держала с собой, но теперь спрятала в мамину шкатулку с механическими синичками. Брат Луча — Солнечный зайчик — наконец воссоединился с ним после трех лет разлуки, но они никогда больше не выберутся из этого зеркала. Тень ощущала себя в коконе на протяжении долгого времени. Она не могла заставить себя посмотреть в окно, чтобы увидеть Свет. Ее грызла мука от неизвестности: где ее Свет, он в порядке, он покушал, не погас? Не нашел ли он себе под стать Озеро, которое бы отражало все его великолепие в себе? Ее Свет не мог так подступить с ней. Тень чувствовала, как внутри нее расправляются сотни белых крыльев от мысли о владении Светом, о том, как он будет светить только ей и на нее, как он будет посвящать всего себя для Тени, даже если та скроет его в себе навсегда. Она не хотела, чтобы Свет доставался кому-то другому, он достаточно уже отдал другим, когда улыбался, когда разговаривал с ними, когда покупал себе чай и давал Баристе чаевые на вечерний чай с Сушкой. Достаточно с них, Тень хочет любоваться своим Светом одна. Когда Тень подходит к Свету и здоровается, она ощущает, как трепещут бабочки в желудке, легких, кишечнике, пищеводе и селезенке. Ей так трудно дышать, она чувствует, что сейчас упадет, но спрашивает у Света: — Ты бы смог полюбить только свою Тень, и больше никогда никого другого? И Свет ей может ответить только: — Если Тень оставит в живых тех, кто без Света погибнет. И Тень целует его. Она притягивает его за мягкие волосы цвета ржи, напрягает свои пальцы, что маленькими тенями проходят сквозь чужую копну, вытягивает губы, вдыхая весь воздух Света в себя и выдыхая весь свой воздух в него. В рот Света с потоком дыхания и дальше в пищевод попадает маленькая бабочка. Тень чувствует как сильно ей тесно в глотке и отстраняется от Света. Она отходит и так ожидаемо падает от своего изнеможения на пол, приоткрывает рот, чтобы вдохнуть поглубже, но давится, потому что из него выползают и моментально взлетают облака белоснежных бабочек, они заполняют собой весь темный переулок, отражают Свет. Тень теряет сознание, как и свою жизнь, очень быстро. Меньше чем через полгода Свет встречает самое очаровательное существо, которое когда-либо видел, — Озеро. И много отложенных яиц бабочки внутри него вылупляются.***
В детстве моя маленькая сестричка, которая умирала от неизвестной болезни в муках, рассказала мне сказку, и я все никак не мог вспомнить о чем она была. До сегодняшнего дня.***
Пламень любил Лед так сильно, что ревновал того ко всему на этом свете. Самым важным для Льда был его лес, в котором все животные находили защиту от хищников и палящего солнца, а белые бабочки кружили в промежутках между листьями, греясь и танцуя на свету. Пламень, сгорающий в своей любви, жаждущий только единоличного внимания Льда, сжег весь лес, и все бабочки попадали на горелую траву, усыпав ее будто снегом. Лед, разозленный и разбитый в своем горе из-за потери единственного по-настоящему живого места на земле, замораживает своей скорбью гектары пространства, которые когда-то занимал его лес, и проклинает такую больную любовь пламени к себе. Пламень не понимал своей вины, и каждый раз, когда он хотел поговорить, утешить, просто взглянуть на свой любимый Лед, внутри него развивались насекомые, вылуплялись из яиц, собирали все полезные вещества вокруг себя, набирали массу, а потом образовали себе коконы и развивались в белых бабочек. Лед таял и умирал рядом с Пламенем. Пламень рядом со Льдом произрастал его любимыми существами. Лед не превратился в воду, когда Пламень поцеловал его, но принял от него маленькую белую бабочку, которая начала расти и в нем. Пламень сгорел в своей болезни, Лед неправильно влюбился в Ветер, и так и началось распространение желчной, гадкой, заразной любви, главный симптом которой — желание обладать.