(Двенадцать лет назад)
Клаус Майклсон, первородный, скрывающийся от своего отца, едва не задохнулся от возмущения, когда в его дверь постучалась пахнущая псиной девчонка. Ещё больше его возмутило, что стук раздался не снаружи, а из комнаты. Девчонка уже была у него в доме. На вид ей было лет двадцать, коротко остриженные волосы были аккуратно уложены, а бежевый пиджак идеально сидел на угловатой фигурке девчонки. Губы девушки были упрямо поджаты, что напомнило мужчине о его маленькой сестре Ребекке — та тоже была ужасно упрямой. Он уже несколько секунд переваривал пару слов, брошенных незнакомкой. «Сделай меня гибридом, Никлаус Энсельсон». Объявилась у него дома и бросает ему в лицо такое?! И знает про него непозволительно много. — Как ты вообще сюда попала?! Дверь была заперта! — Клаус рыкнул, обнажив клыки. Он снимал этот дом всего пару недель и уж точно не ожидал, возвращаясь, увидеть сидящую в кухне чужую девчонку. Мужчина склонил голову набок, а по щекам, от глаз пробежали дорожки темных вен. Он не видел смысла скрывать свою сущность после того, что заявила пришелица. — Когда несколько лет скрываешься от погони, замок не остановит. Вскрыла. Первородный выдохнул и натянул на губы обманчиво дружелюбную улыбку. Те немногие, кто знал его хорошо, понимали, что такая улыбка ничего хорошего не предвещает. — Значит, вскрыла, дорогуша. Ты пришла ко мне, вскрыла двери ко мне домой, и теперь ставишь ультиматумы? — он понизил голос, приближаясь к ней, и нависая над наглой девчонкой. — Как ты думаешь, сколько времени мне понадобится, чтобы вырвать твоё маленькое сердце? — Нисколько, Никлаус. Ты этого не сделаешь, — голос её не дрогнул, осанка оставалась идеальной, даже смотрела на него она с прежней уверенностью. Взбесившись, он одним махом сорвал её со стула и резко прижал к стене. Худые плечи хрустнули в хватке первородного. Его ещё сильнее удивила её невозмутимость: даже сейчас, находясь в проигрышной ситуации, она не боялась его, тысячелетнее чудовище. Побледнела, конечно, как мел, кусает губы, чтобы не закричать от боли, но не кричит же. Не пытается его запугать, не умоляет. Только сохраняет спокойное выражение лица, холодность, достойную королевы. Злость на неё только усилилась, но к желанию вырвать ей глотку прибавилось желание запечатлеть её лицо на холсте. — Знаешь, кто я такой?! — прорычал он, сжимая её сильнее. — Тогда должна понимать, что мне ничего не стоит убить тебя! — Ты нужен мне, а я тебе. Я предлагаю союз. И, расслабься, я понимаю, каково это — каждый миг ждать, что смерть всё-таки явится за тобой и заберёт тебя и твоих близких. Я понимаю тебя. — Ошибаешься, мне никто не нужен. Никто. И маленькая шавка, возомнившая себя невесть кем, не может меня понимать. Что ты вообще можешь мне предложить? — Смерть Майкла, — отрезала она. Он ослабил хватку, с недоверием глядя на брюнетку. — И освобождение от проклятия. — И я должен поверить, что ты способна убить моего отца? — хохотнул мужчина. — Не я, а ты. Я всего лишь маленькая шавка, а ты первородный гибрид, у которого скоро будет кол из белого дуба. Последний в этом мире. — Будет забавно посмотреть, как ты рушишь моё проклятие, — с лёгкой ноткой обречённости протянул он. Возможно, от этой странной волчицы будет какая-то польза. — А как ты активировала своё? — Отравила несколько человек, сбегая из больницы, — равнодушно пожала плечами девчонка-оборотень. — Но опоздала — они успели узнать обо мне, то из-за чего началась охота. — Какой жуткий секрет заставляет охотиться на, — мужчина пренебрежительно поморщился. Воспринимать её серьезно пока не получалось. — Ребенка? Девчонка морщится как от пощёчины. Черты лица искажаются от злости, она сжимает руки в кулаки. Пару секунд она ничего не говорит, а затем улыбается. — Я — не ребенок. Ты ничего обо мне не знаешь. Что он вообще мог знать о ней? О том, что она видела? Что ей пришлось пережить? Если бы людям присуждали возраст за то, сколько боли они испытали, она уже была бы старухой. Она несёт ответственность за другого — за своего ребенка. Ей даже имя свое вспоминать больно — та девчонка, которая три года назад звалась Лилиан мертва, её забили до смерти, а может она умерла, когда видела, как самый близкий человек отдает за неё свою жизнь. За это время она сменила несколько паспортов и чего только не делала. Но не в этом дело. И не ей жалеть себя. Она понимает: многим живётся не лучше, а хуже чем ей. И смысла в нытье никакого. Просто Лилиан, а ныне Регина, терпеть не могла, когда ей в лицо тыкали её возрастом. Она прекрасно знала сколько ей лет. Это не делает её слабее. Ради сына она и первородного убить может — успокаивает себя девушка. Правда, так рисковать права не имеет, всё же ей нужен союзник. Словно уговаривая себя не нервничать, она коснулась деревянной шпильки, лежащей в кармане пиджака. Держать в пальцах изящный кол из белого дуба было приятно. Но слова Клауса сделали с ней то, чего она так давно старалась избегать. Воспоминания охватили её, отдавая болью в висках и мешая дышать.***
Плотный, скрывающий почти все цвета сумрак. Противный запах крови, который можно было почувствовать даже человеку. Жёсткий пол. Голова девушки кружилась, её тошнило, а руки при каждом движении будто резало острой болью. Лили испугалась: сломанные запястья помешают сопротивляться. Додумать мысль она не успела: в живот ей врезалась мужская нога в тяжёлом сапоге. Девушка замычала от боли, пытаясь выплюнуть кляп, но получила лишь ещё один удар. Она попыталась вернуть равновесие и встать, опершись на ладони. Резкий пинок — и брюнетка отлетает к стене небольшого помещения. Всё тело ломит от боли. Лили опять пытается встать. — Что, не нравится, подстилка монстра, не нравится такое обращение? Её встряхивают, как пустую шкурку, с размахом впечатывают в стену. Лили чувствует чужую хватку на своей шее, бессмысленно царапает короткими ногтями руки мужчины, душащие её. Но добивается только обжигающей боли в руках. Она молотит в воздухе ногами, пытаясь стукнуть его. Куда угодно — лишь бы дотянуться, лишь бы причинить ответную боль. — Из-за таких как ты наш мир катится в тартарары! — рычит мужчина, — Ты знаешь, что твое любимое чудовище собирается устроить апокалипсис? Сколько из-за него погибнут? Ты думала об этом? Нет! Тебя заставят об этом подумать. Она прикрывает глаза, почти не сопротивляясь. Воздуха не хватало, глотку жгло от удушья, глаза слезились. Лили даже не знала имени этого мужчины, обвиняющего её в будущем конце света. И ей, конечно, было плевать. В угасающем сознании хватало места лишь на две мысли: желание любой ценой отомстить обидчику, заставить его страдать, отплатить ужасом за ужас и желание узнать, что с Фенриром всё в порядке. Он должен быть жив. Просто назло им. А ещё, Лили совсем не хотелось, чтобы его голубые глаза потухли. Она цеплялась за этот образ из последних сил, держа его перед глазами, как щит. Образ не мог защитить ее жизнь. Но он мог помочь бороться с болью и остаться в сознании. В конце концов, её оставили в покое. Она провалилась в забытье и не знала даже, сколько времени прошло. Лили лежала на жёстком полу сарая, свернувшись калачиком. Очнулась она от осторожного прикосновения к обожженному плечу. Над ней на корточках сидел мальчик лет четырнадцати, в руках он держал деревянную миску с водой. Край миски ткнулся ей в губы. Спустя мгновения, Лили жадно глотала живительную влагу. — То, что они делают — это абсолютно неправильно. Ты же не виновата, что связалась не с тем, так ведь? Мне ужасно жаль, но я ничем не могу помочь. Она ничего не ответила. Только промычала нечто невразумительное, что должно было прозвучать, как благодарность. Мальчик достал платок, смочил его в миске и аккуратно, стараясь причинить как можно меньше боли, стёр кровь и грязь с её лица. Девушка погрузилась в стирающую боль темноту и беспамятство ещё до того, как парень покинул помещение. Лили вновь провалилась в темноту. Кто-то приходил, она слышала голоса как сквозь вату. У неё никак не получалось проснуться окончательно, слабость брала своё и девушка мучилась в бреду и жару лихорадки. Телу было холодно. Огонь разлился в голове. Язык онемел, губы покрылись корочкой и пересохли. Её била дрожь. Лили всё ещё пыталась подняться на ноги. Тщетно опиралась на ладони, старалась удержаться на негнущихся ногах, но без сил сползла по стене. Голод, слабость, болезнь и боль от побоев слились воедино, мешая ей прийти в себя. Поэтому Лилиан толком не сопротивлялась, когда рыжеволосая девушка — её волосы огненным пятном мельтешили перед усталыми глазами — влила ей в рот жутко пахнущий раствор. Внутренности будто обожгло, но дышать стало легче. Слабость немного отступила, однако это только усилило голод. Девушка моргает, воспоминания будто пролистываются, являя следующий кадр. Допрос, если это можно так назвать. Сидящий в кресле мужчина с копной светлых волос был огромен — даже в своем самом лучшем состоянии она бы не справилась с ним, не то что такая как сейчас. Тогда она ещё не знала, кто это, не знала, что ни один оборотень, маг или даже трибрид не смог бы справиться с Вали, сыном Локи. Лили чувствовала только злость, сидя у ног мужчины, ладонями утопая в мягком ковре. Он не говорил ни слова и не требовал от неё ответов. Как сообщил Вали, всё что ему нужно, он может забрать из её головы. Унижение, злость, жгучая ненависть по отношению к человеку, предавшему собственную семью заставляли её всеми силами сопротивляться проникновению чужого разума в её сознание. Лилиан не знала как сделать это, и по-прежнему держала как щит одно лишь лицо, надеясь, что оно загородит все её мысли и воспоминания. Она, конечно, знала о лютой ненависти Вали к своей семье. Всех, кроме матери он считал чудовищами, уродами, не имеющими права на жизнь, а её — слишком слабой, да к тому же предавшей свой род связью с не-асом Локи. Сейчас сам Вали казался Лилиан жалким предателем. Одна лишь мысль, что этот ублюдок будет ковыряться в её голове обжигала её кнутом. Девушка до крови вонзила ногти в ладони, боль стучала в висках набатом. Сопротивляться ему было трудно, пожалуй практически невозможно. Чужая магия была чересчур сильна. — Какая глупая преданность, — лениво произнес мужчина. — Но почему же вы все так преданны моему чудовищному брату?! — с каждым словом его голос становился все громче. Пару секунд он молчал и вообще не шевелился, а затем с грохотом опустил кулак на подлокотник, разламывая дерево в щепки. Девушка испуганно вздрогнула, сжимаясь ещё сильнее. — Моя чудовищная семья собирается обрушить на наши девять миров апокалипсис, но все почему-то всё равно готовы умереть за них! Всем плевать, что я делаю ради благополучия это хелевых миров, всем плевать, чем я жертвую! — Никто не примет жертвы того, кто разорвал собственного брата! — Лили приподнялась на локтях и прожгла лицо мужчины взглядом, — Предавший однажды будет предавать всегда. — Что ты можешь понимать о семье, девчонка? Нарви был слабым, болезненным. Из него бы не вышел воин — можно сказать, я оказал ему услугу. Я очищаю мир от тех, кто его губит! Я не злодей — я даже тебя не убью. Я всего лишь тот, кто хочет спасти мир. — Тогда не удивляйся, что найдется тот, кто посчитает, что мир нужно очистить от тебя! Сильнейшие для того и существуют — чтобы помогать слабым! Лилиан вздрагивает. Она солгала Клаусу: её первое убийство было совсем другим. Да, она и вправду отравила тех людей в больнице. Но это не был её первый раз. Просто слишком унизительно было признавать, что первый раз она совершила убийство, не по глупости или из самозащиты, а потому что ей так приказали. Никакая преданность, принципы или дорогой образ не помогут, когда в сознание вламываются, одним мощным ударом разрушая все границы, барьеры и всю её хилую защиту. Слишком больно было признавать, что она убила, не делая этого, будучи сторонней наблюдательницей своих же поступков. Воспоминания заставили её вновь с содроганием выслушать слова Вали: — Сильные и правда должны помогать слабым. И я помогу тебе. Помогу стать сильнее. Он поднимает её за предплечье, резко вздергивая на ноги и обжигающий взгляд его глаз оказывается прямо напротив её лица. Они смотрят друг на друга меньше секунды, но девушка чувствует, как болезненно ломается её воля, как будто чья-то ледяная рука касается её мыслей и чувств. Лили хочет вдохнуть — но не может. Она кричит, ощущая дикую боль — но не слышно ни звука. Вскоре в голове становится абсолютно пусто. Никаких сил на сопротивление не остаётся. Дверь открылась. Шаги слышатся слишком тихими. Наверное, из-за мягкого ковра. Она переводит взгляд. В дверном проёме стоит мальчишка — щуплый, опирающийся на трость. Под взглядом Вали он замирает, почти не дыша. От мальчишки несёт мускусом и лесом. Лили вспоминает, как Фенрир учил её разбираться в видах оборотней. Мальчишка ласка или горностай. Девушка почти видит мелкого бурого зверька. И не замечает, как в её руку вкладывают длинный нож. — Нет, пожалуйста, нет, он вылечится. Пожалуйста! — кричит бегущий к ним мальчик, который недавно поил её водой и рассуждал о неправильности мира. — Пожалейте моего брата! — Он больше не может обращаться, он не сможет защитить себя. Лучше его убьем мы, чем кто другой. А ещё это научит его брата не нарушать приказы главы Ордена. Мои приказы не оспариваются! Она помнит, как подходит к мальчику на негнущихся ногах, почти не видя его, как текут слезы, застилая глаза, как отвратительно смотрится ужас в его глазах. Но совсем не помнит само убийство. Часть воспоминаний будто отрезана. Вот — до мальчика остаётся лишь шаг, а вот уже она глупо всхлипывая, дрожит и размазывает слёзы по лицу, сидя на коленях рядом с телом. Зато последующую ночь она запомнила хорошо. И боль, ломающую каждую кость, вынуждающую выгибаться, кричать и выть. И свободу от памяти, подаренную новым телом. Волчицей можно было убежать куда угодно, не помня ни о чем. Но она всё равно утром очнулась в опостылевшем сарае. — Хозяин разрешил повеселиться с тобой, — ухмыльнулся вошедший мужчина. Лили даже глаз не открыла, не шевельнулась. Повернуться лицом к нему её заставил только его удивленный вскрик. Мужчина падал, как набитая соломой кукла. А сзади него стоял Фенрир, сжимая в руке сердце того, кто обещал повеселиться с ней. Лилиан улыбнулась, чувствуя прилив сил и энергии. Фенрир — жив! Они спасутся, сбегут, у них ещё есть шанс на долго и счастливо. Он сильный, очень сильный. Кто как не он сможет справиться с его собственным младшим братом? Фенрир защитит её. Девушка вскочила на ноги, от радости практически не ощущая ни прежней боли, ни прежнего бессилия. Да, она по-прежнему чувствовала себя не лучшим образом, но готовность бороться и надежда — это уже было для неё почти чудом. Любимый мужчина твердо стоял на ногах и девушка решила проигнорировать его внешний вид. Как бы сильно он не был ранен, она уверена: регенерация справится. Нынешняя Лилиан с усмешкой думает о том, какой наивной была всего несколько лет назад. Её жизнь оказалась слишком дорогой, и она осталась одна. Без поддержки единственного в мире существа, которому доверяла. Несколько следующих дней после того, как они сбежали из плена, слились в мельтешение погони, запаха леса и усталости. За этим мельтешением она не заметил главного: её Финн уже был отравлен. Лилиан-Регина закусывает губу. Прошлое и настоящее сливаются, врезаются болью в сознание. Услужливая память вынуждает раз за разом переживать то, что она надеялась не вспоминать вовсе. Она заглядывает назад, через года, на посеревшее лицо Фенрира. Тогда она думала, что от него ничего не осталось. Жить дальше ей помогают только голубые глаза сына, напоминающие о том другом, которого она любила. Молодая женщина смотрит на Клауса. Остаётся надеяться, что молва не врёт. Безопаснее всего ей будет только рядом с убийцей, в эпицентре событий, там где люди умирают, почти не сражаясь. Лили вспомнила, как удивился Энсельсон из-за того, что она назвала его правильно. Когда сама смерть почти сестра поговорить с умершим около тысячи лет назад оборотнем оказалось не проблемой. Хель и её младший брат Гарм могут покидать свои земли, только забирая того, кто умер не в битве. Локсоны извернулись и теперь являлись за каждым, кто погиб, не давая отпор. Вряд ли бы Лилиан смогла выживать столько лет в одиночестве. За эти годы она привыкла к внешнему виду богини и к характеру мальчишки-пса. Но девушке был нужен не столь ограниченный в передвижениях союзник. Она вздохнула, натянуто улыбаясь терпеливо ждавшему её возвращения в реальность мужчине. Лили бросила взгляд на часы: не прошло и минуты. А она чувствовала себя так, будто пробыла в забытье несколько часов. — Ну, и с чего предлагаешь начать, не-ребенок? — с лёгким пренебрежением вопросил Клаус. — Я надеюсь, ты так долго обдумывала гениальные планы, дорогуша. — У меня есть лунный камень. Мне известно о расположении двойника. И… — Я прекрасно знаю, что для этого нужно, лучше ближе к делу, — поторопил её будущий гибрид. — Хорошо. Заберём моего сына, а затем отправимся в Мистик-Фоллс, — девушка сложила пальцы в замок и склонила голову набок. Клаус ухмыльнулся, растягивая губы в подобии хищной улыбки и кивнул то ли ей, то ли своим мыслям. На короткую ядовитую реплику девушка не обратила внимания: слишком была погружена в свои мысли. К счастью, разговор занял не слишком много времени. Вряд ли высшие силы заметят получасовое отсутствие Пса. Гарму всё же было разрешено покидать Хельхейм. Кому ещё она могла доверить ребёнка? Точно не чужому человеку или нанятой няне. Благодаря поддержке Смерти им даже не придется убивать ради ритуала, так что всё складывается как нельзя лучше. Убийства не пугали её, но лишний раз марать руки в крови она не любила. Лилиан улыбнулась. Однажды у неё будет всё, о чём она может только мечтать. Безопасность сына. И месть.***
Кольцо времени затянулось в тугой узел. Круг замкнулся. Вали довольно улыбнулся, предвкушая конец Охоты, предвкушая тихую и спокойную жизнь. Особенно приятно мечтать об этом было, глядя в голубые глаза племянника. Они были чересчур знакомыми, и ему казалось, что он во второй раз убивает своего брата Фенрира. Довольно редкое удовольствие — иметь возможность убить кого-то дважды. То, что Сэм — одна из множества его пешек — не справился с уничтожением мальчишки, его уже не расстраивало. Хотя его и удивляло чересчур медленное подчинение Сэмюэла, из-за которого мальчишка почти получил доступ к своей истинной силе, но главное было сделано — выродок найден. Вали усмехнулся, чувствуя себя злодеем из детского мультфильма: приходилось всё делать самому. Злодеем он не был — Вали считал себя героем, спасающим мир. Щенок Фенрира только что оправился от путешествия в мир иной, только что воскрес и сейчас стоял ровно перед ним. Благодаря найденному в головах трёх членов его маленькой стаи, он знал, где живёт выродок, как тот выглядит и даже какова его аура. Из их сознаний он вынес то, что волчата не видели — тягуче черную, похожую на тень и сумрак ауру мальчика. Она напомнила Вали ауру чудовищной Ангрободы — похоже, когда магия Нолана проснется полностью, сходство внука с бабкой будет очевидно. Именно поэтому Вали думал, что следует поторопиться с расправой. Уже сейчас выродок отреагировал на его телепатическое сообщение молниеносно, всего лишь через минуту-другую оказавшись рядом с ним. Мгновенное перемещение в пространстве, конечно, способность слабенькая, но это только начало. — Сначала я хочу убедиться, что ты не соврешь, — почти сплюнул щенок. По меркам Вали, которому сравнялось семь тысяч лет, он был даже не ребёнком, а так, зародышем существа. Воспринимать его всерьез, жалеть, видеть смысл в его жизни — как? Дерзость того, от чьей сущности вот-вот не останется ничего, откровенно веселила сына Сигюн и верного слугу Одина. Вместе с тем банальность требования немного его расстроила — мог бы сказать нечто более интересное. — Даю слово, что с ними всё будет в порядке. Я даже готов довериться твоей честности и отпустить их. Прямо сейчас. Хочешь? — выродок Фенрира кивнул. Предсказуемый, до боли глупый и предсказуемый. Вали поморщился: мальчишка совсем не похож на своего отца. Фенрир даже со смертельной дозой яда в венах продолжал бороться. Силу он чувствовал, а вот характера парню не досталось. Но обещание есть обещание и, махнув рукой, он переместил всех троих волчат. Двое мальчишек и сестра одного из них. — Не делай этого, — заявил один из них. Вали закатил глаза, удивляясь их глупости. Щелчок пальцев — и вот они уже не могут вымолвить ни слова и даже пошевелиться. Эти трепыхающиеся существа его раздражали. Как будто блоху давишь, а она всё бежит и бежит. Абсолютно бессмысленно. К его удивлению, Нолан выглядел довольным. Быстро обнял каждого из троих — очередной бессмысленный жест — и сказал: — Я готов. Вали позволил себе взять его за руку, прежде чем явиться домой, в Асгард. Теперь он видел, кого выродок ему напоминает. Маленькую, бесстрашную девчонку, которая когда-то дерзила, глядя ему в лицо. Слабая, избитая и еле живая, будто букашка, она не могла ничего ему противопоставить. Но она не боялась его. Придется поторопиться. Он закрыл глаза, жалея, что для внука Локи и Ангрободы нужно было особое оружие. Конечно, оно существовало, но было бы куда приятнее уничтожить выродка сразу, не перемещаясь к оружию. Сильный жрет слабых — таков закон. Именно поэтому убийство младшего брата не казалось ему неправильным. Только сильные имеют право на жизнь. Нарви таким не был, следовательно, жизни не заслужил. Он вспоминает, как обратился в волка, в горах, где они были втроём. То, как он рвёт его клыками на части — это было нужно, чтобы сбить Локи с толку. Всего несколько секунд замешательства стоили богу огня свободы, а его сыну жизни. Вали думает о том, что Нарви тоже мог обратиться и попробовать бежать или сражаться. Он до сих пор помнит, как запаниковал младший братишка, когда понял, что он собирается сделать. Нарви и вправду обратился. Но ничего не сделал — даже не зарычал, только стоял и смотрел не волчьими, а оленьими глазами жертвы. Он не пытался и сбежать, понимал, что не сможет. Хромой, слабый Нарви понимал, что не может ничего сделать. Вали думает, что оказал ему услугу. Слабым не место среди живых. Стук их шагов. Холодящий даже сквозь обувь гладкий пол. Вали морщится и оглядывается. Через пару секунд по коридору эхом раскатывается его хохот. — Исчез. Это забавно, — он смеётся громче. — Всё-таки кровь не водица. Пусть мальчишка и не надеется сбежать от него в его же мире! Но подарить ему несколько минут надежды, чтобы потом увидеть ужас выродка… Это и звучит по-особенному приятно. Вали хорошо разбирается в убийстве родственников. И каждый раз приятнее всего видеть страх в их глазах в самый последний момент. В тот самый момент, когда смерть уже абсолютно неизбежна. Фенрир расстроил его, сдохнув с ухмылкой на посеревших губах. Вали находит его даже чересчур быстро. Он ожидал от прыткого выродка большого. Но как только тот оказывается пойманным, то тает, туманом растворяясь. Вали вновь перемещается, с ухмылкой ложит руку на плечо Нолану. Мальчишка перемещается раз за разом и всё это время довольная ухмылка не сходит с губ мужчины. Это продолжается долго, очень долго до тех пор, пока парень не выдыхается. Он пытается переместиться, по его телу идёт рябь, как при нечётком изображении, но ничего не выходит. Нолан тяжело выдыхает, на его лбу блестит пот от усталости. Фенрирсон сползает по стене, усаживаясь прямо на полу в очередном коридоре. Вали выглядывает в окно и понимает, что они, стараниями мальчишки, оказались в Фенсалире. Болотная резиденция самой Фригг, жены Одина и, по мнению его самого, самой опасной женщины в Асгарде. За окнами великолепного дворца мелькнули силуэты рыб, мерно покачивались речные травы. Упрямый мальчишка прыгал почти через весь его мир! Мужчина взвесил в руке отравленное копьё, собираясь покончить со всем этим побыстрее, — царственная Фригг не любила, когда мусорили в её доме. У него, пожалуй, хватит сил ещё на один прыжок, даже с нагрузкой в виде мертвого тела. — У меня есть одна просьба, — неразборчиво произнес выродок Фенрира. Вали удивлённо вскинул брови: истощен настолько, что даже встать не может, силы не до конца пробудились, а сам просит о чем-то своего будущего убийцу. — Думаю, вас это не затруднит. — Пожалуй, — Вали сел на корточки рядом с ним и улыбнулся мальчику. Не его вина, что улыбка была больше похожа на оскал. — Последняя просьба — законное право, не так ли? — Моя мама… Миранда и стая. Если меня убьют, многие не будут этому рады. Сотрите меня из памяти. Чтобы не было вопросов, лучше у всего мира. Сможете? — парень с вызовом смотрел на него. — А до тех пор ты собираешься сопротивляться? — со смешком уточнил мужчина. Нолан быстро кивнул. — Похвально. Голубизна глаз сменилась ярким алым цветом, он вновь попытался встать. Упрямый щенок. Вали молчал всего несколько секунд, а мальчишка вскочил, оскалив клыки и выпустив когти и бросаясь на него. Будто загнанная в угол крыса. Вали, куда более быстрый, чем он, спокойно схватил выродка за шею, поднимая его в воздух и впечатывая в стену. Щелчком пальцев он выполнил просьбу Фенрирсона — если его никто не будет помнить, это никак не помешает ему самому. Острие копья легко вошло в грудь волчонка, брызнула кровь. Если проткнуть сердце, то всё будет кончено. Неожиданно его рука замирает и он не может даже шевельнуться, вдохнуть. — Ты отпустишь его, — голос вошедшей был будто пронизан льдом. Вали мысленно выругался, понимая, что проиграл. Она взмахнула рукой, зашелестели юбки её платья. Его будто волной отбросило от мальчишки, который тут же потерял сознание. Фригг стояла перед ним, как всегда величественная, словно королева. Впрочем, как и подобает жене Всеотца. Золотистые волосы копной падали почти до пола, укрывая женщину будто плащом. Лицо и руки напоминали о вырезанной изо льда статуи, а синее платье искрилось серебристой вышивкой при каждом движении женщины. — На всё воля Одина, госпожа. — Пока ты в моем доме, воля Одина должна волновать тебя меньше всего. — Но он должен умереть. Он перенял силы Фенрира, в отличии от своих братьев, а значит, также как и его отец может запустить цепочку событий, ведущих к концу света. — Это все, конечно же, действительно интересно, — скучающим голосом произнесла Фригг, одним взмахом руки очищая кровь выродка от яда. Вали скрипнул было зубами, но, поглядев в глаза асиньи, поспешно натянул на лицо подобострастную маску. Будто волк, со скулежом склоняющий голову перед альфой. — Но в моем доме смерти не будет. — Если дело лишь в этом, о вершительница судеб, я тотчас исчезну вместе с ним. — Считай это моей прихотью, раб мужа моего, — сверкнув глазами, Фригг хищно усмехнулась, поглаживая пальцами, унизанными перстнями, голову лежащего на полу мальчишки. Камни в перстнях ярко вспыхивали на свету разноцветными огнями. Сейчас она напоминала Вали огромную белоснежную тигрицу, изящную и смертоносную. Он ни разу не видел Фригг в облике зверя, но запахи не могли обмануть его. Всё ещё оставаясь в обличие человеческой женщины, она всё же походила на по-настоящему опасное существо куда больше, чем все оборотни Мидгарда, вместе взятые. Те были похожи на безобидных бабочек-однодневок, умирающих меньше, чем за век. — Или моего слова тебе мало? — Будущее… — Ты смеешь говорить о грядущем мне? — Что вы собираетесь сделать с выродком? — смиряясь с неизбежным, уточнил Вали. Фригг действительно лучше знает, как стоит поступать. Всё-таки не самый удачный вариант — спорить с той, которая создаёт нити для норн, владычиц судьбы. — Помнишь пещеру, где закован твой отец? Я сама прослежу, чтобы он оказался заперт. — Не надёжнее ли избавиться от него? Фенрир дважды смог бежать. — Если он сбежит, это будет значить только одно: ты плохо позаботился о том, чтобы этого не случилось. Не отговорил меня от необдуманного решения. Впрочем, ты и сам понимаешь, что подумает Один, — Фригг насмешливо посмотрела на него, изогнув уголки губ в неком подобие улыбки. Но Вали был уверен — это скорее оскал. Женщина будто считала всех вокруг ниже и слабее себя и открыто насмехалась над ними всеми, включая собственного мужа. — Жизнь — игра, мальчик мой. И мне очень не нравится, когда кто-то тормозит следующий ход. Пешки не должны иметь свое мнение. Можешь говорить что угодно, Вали, но помни, от кого зависит, из каких нитей окажется сплетена твоя судьба. Твои споры со мной могут привести тебя в очень печальную ситуацию. — Я все понял, — мужчина склонил голову, сгибаясь в поклоне. — Я рада, что мы смогли договориться, — переливчато рассмеялась Фригг. — Даже приятно. Вали исчез, оставив Фригг наедине с её Игрой и великими планами. Его ли дело спорить с теми, кто сильней?***
Аманда Холлоуэй потрясённо сжимает в руках бумажник, в который вложена совсем маленькая фотография. На ней она обнимает парня лет пятнадцати-шестнадцати. Русые волосы парня взлохмачены, он улыбается. Кто он? Она не знала его, но если ей пришло в голову положить фото в бумажник, значит на то была причина. Женщина хмурится и гладит бумагу пальцем. В следующую секунду она с ещё большим удивлением понимает: на фото находится она одна. Никакого парня там и в помине не было. В этот момент ей почему-то становится ужасно тоскливо, будто кто-то забрал у неё нечто невероятно важное.***
Бретт с удивлением оглядывается. Рядом его сестра, Лори. И Дзянь. Они втроём находятся в лесу недалеко от Бейкон-Хиллс. Но он понятия не имеет, как сюда попал. Когда из леса выскакивает перепуганная Миранда, явно уставшая от длительного бега и кричит: — Где Нолан, он был здесь, я чувствую! — то Бретт удивляется ещё больше. — Кто такой этот Нолан? — Понятия не имею, — вдруг пораженно восклицает девушка, переводя дыхание. — Я не знаю, зачем сказала это.