***
— Ситуация следующая. Хозяин Рощи на этой земле существует плюс-минус столько, сколько существуют рощи как явление. Ну дохрена долго, конечно. Но осознавать он себя стал когда пришли люди и стали с ним взаимодействовать. Так, вроде как, вообще все боги и работают. Но эту теогонию марийскую мы разводить не будем. Важно то, что то ли ему поклоняться стали как-то особо угарно — а люди это умеют, ты ритуалы всякие видал, сам знаешь, — то ли жрецы какие забавные попались, но осознал себя впервые Хозяин Рощи искренне угорающим с происходящего. И ты, фольклористик, догадываться должен, что получился он ну слегка трикстером. А вот культурного героя, который бы ему противостоял, почему-то не появилось. И тогда стал несчастный Хозяин Рощи сам себе героем, с которым нужно помахаться, чтоб со скуки не сдохнуть. Это как две ставки на работе работать — заебешься, но и зарплата, а у богов она в почете выражается, больше. Ну и как в шахматы с собой. Ты в любом случае и проиграешь, и выиграешь. Завел мужичка в лес подальше, заблудил. Если вывел — прикольно, если не вывел — значит сегодня с обязанностями плохиша справляешься чуть лучше, ну это ничего. Это пока так, предыстория, студентик. Нужна она для того, чтобы ты и наш будущий уважаемый читатель не удивлялись некоторой противоречивости этой сложной божественной натуры. История начинается сейчас. И начинается она с того, что Хозяин заскучал. Бесконечно дичь охотникам подгонять (или отгонять, как по настроению) — скучно. Бабу какую, задремавшую на опушке, змеями покусать — ну повеселее, так ненадолго. Закопают и опять тоска. А всех же не перебьешь, да и жалко тоже. Хоть и черемисы, а все свои люди. Но вот приходит к Хозяину на поклон одна местная баба. Хорошая баба, но только скучная. Подношение перед главным деревом ставит, говорит, мол так и так. Не могу забеременеть, Великие Матери не отвечают мне, видно разгневала я их. А ты бог непредсказуемый, может поможешь. Мне самой не совсем надо, но муж у меня такой красавец, что грешно его семя без дела оставлять. Хозяин — он отзывчивый. Сразу предлагает бабе игру с очень простыми правилами, элементарнейший квест. Он принимает вид Олды — это местные злые духи, студентик. Страшные — пиздец. «Пиздец» можешь не писать, я понимаю правила научных публикаций. Пиши, что очень страшная. Так вот, принимает он вид Олды и говорит, что Хозяину ее проблемы не интересны, он зайцев сейчас размножает в лесу. А вот она, Олда, может помочь. Уломает Великую Мать, если баба арендует ей на ночь своего мужа. Мол, видела его на заготовке дров и запала, только о нем и думает. Баба смекнула, что надо соглашаться. Она волю мужу на левачок единичный даст, но он же не дурак ёбань такую сношать: руки до колен, зубы как корни дерева — в разные стороны, нос крючком и в бородавках — мерзость. Ветер и тот Олдой побрезгует, а ему вообще равнодушно что за телеса хватать, если оно уже половозрелое, но ещё не мертвое. «Ёбань» тоже не пиши, студентик, пиши как-то эвфемизмами. Думает баба, что мол залетит, мужу Олду предложит, тот откажется, ну и все, ну и взятки гладки. Видит Хозяин ход ее мыслей и охуевает… Ну ты понял, студентик, «удивляется» пиши, тупости этой бабы. Вроде и местная, и по вере своя, а хочет правила игры нарушить. А нельзя правила нарушать, даже если формально лицензионное соглашение не подписывал. Правила ты чувствуешь сердцем, а любая попытка обмана выходит боком. В смысле как правила чувствовать? Тоже глупый, да? Это как у нас с тобой — как не крутись, а знаем, что в конце ну может и не свадебка, а жопа твоя синюшная мне достанется. Считай, что играем на твою жопу. И ладно, оденься уж, правда холодает к вечеру, синюшные жопы кому вообще нужны. Так вот, отвлёк ты меня, студентик. Надеюсь, не конспектировал это лирическое отступление? Наши брачные игры только для нас. Про бабу значит. Пошла она к мужу, произвели они все действия для зачатия и зачали. Про Олду баба на радостях и думать забыла. Родила ребёночка, прикольный получился, правда красивый. Пошла в Рощу к Большой Берёзе, Великую Мать благодарить. Вроде как Олда и не при делах. А Хозяин, он личность увлекающаяся, он уже и сам немного верит, что жуть как мужа этой бабы хочет. Является бабе в виде Олды и предъявляет право на пользование мужиком. Баба пугается, обещает с мужем ситуацию обсудить. Но приходит домой и ничего не говорит, потому что как-то неловко ей стало признавать, что она его в аренду, как породистого бычка сдала. Хозяин уже к ней сам идет, все ещё в виде Олды, в окно стучится рано утром, ещё до вторых петухов. Интересуется, когда ее уже прекрасный мужик приласкает. И тут баба вообще конечно крупно облажалась. Даже не попыталась как-то обхитрить, оттянуть, как-то ещё разнообразить игру неожиданными ходами, или уж, на худой конец, выполнить уже условия — убудет от мужика разве? Нет, баба эта наговорила Олде всякого неприятного по поводу ее специфичной внешности, заявила, что мужик ее красивый такое страхолюдло ебать не будет. А Хозяин, он же умный игрок с многовековым стажем. Он, по правде, этого и ждал, у него даже приколюха заготовлена была. Он такой ножкой топает, сиськи через плечи царственным жестом перекидывает и говорит, что если у нее, прекрасной Олды, секса с этим мужиком не будет, то и у бабы этой не будет. Короче, с тех пор у бабы прямо во влагалище поселилась натурально кукушка. Муж туда с хуем на перевес, а ему из глубин бабы грустное «ку-ку». Пытались с местной повитухой нащупать этот казус и убрать, но нащупать ничего не могут, а кукушка между тем так агрессивно кукует, что если бы повитуха спросила сколько ей лет осталось, то была бы рекордсменкой-долгожительницей. Не додумалась, дура. А Хозяин бы ради веселья точно не поскупился — отсыпал бы сколько накуковано. Так вот, проблема получалась какая-то вообще нерешаемая. Хотели уж врача какого-нибудь в соседней губернии искать и привозить — вот бы он охуел. Местные-то ничего, привычные. Баба сама уже, какая бы недалёкая ни была, поняла, что врач ей не поможет. Поплакала и рассказала мужу. А тот не только красивый был, но ещё и человек порядочный. Пошел в лес жену спасать. Хозяин поразился его самоотверженности и даже вышел в настоящем своем привлекательном виде, только жене рассказывать под страхом смерти ребёнка запретил. Поразвлекались они ночку значит и, я почти уверен, не так уж мужик и был травмирован ситуацией. А баба умом тронулась. Как увидела мужа, из леса возвращающегося, так сразу к пизде прислушалась. А из пизды только тишина. Она все поняла и отъехала умом. Как закроет глаза — так и видит, как ее красивый мужик чудище лесное удовлетворяет. Повесилась потом, что закономерно. Ибо нехуй Хозяина бесить. Такая вот мораль, студентик. В смысле откуда эта история? Она, Дениска, как мой хуй — передается из уст в уста.***
Денис думал, что его наебали. Что даже фольклор не может быть ну настолько всратым. А ещё Денис думал, что понимает, почему Макс такой фанат этого божества с сортирным юмором пятиклассника. Сам он недалеко ушел. А ещё о том, что и Хозяина из этой истории тоже понимает: когда обещают секс и обламывают — это очень злит. Вот бы Максу кукушку в жопу. Макс, будто уловив его мысли, заулыбался и даже, почему-то, немного зарумянился, притянул Дениса поближе. Они уже час как закончили эту странную игру в голого летописца Нестора и теперь сидели на диванчике, обнимались и смотрели какую-то всратую передачу по телевизору. Там лысый пожилой и крайне едкий мужик с красивой ногастой женщиной учили жить многодетных алкоголиков из глубинки. Алкоголики из глубинки были настолько реалистичными и вхарактерными, что сразу было понятно — актеры. Денису было грустновато. Он старался не думать о том, что безнадежно и как-то очень глупо западает на странного кудрявого мужика. Они очевидно не вписывались в жизни друг друга и, уж однозначно, не стали бы и пытаться вписаться. Ещё несколько дней и Денис поедет жить свою жизнь, в которой будет наука или, если не повезет (или повезет) какая-нибудь более оплачиваемая, но и более скучная работа в офисе. Редактором, например. Макс останется здесь, со своими охуительными историями, геранями на подоконнике и просветительской миссией на благо малой родины. Но больше Дениса раздражало, что, при очевидном взаимном влечении, этот долбоеб так бездарно тратит время, которого у них и так немного. Могли бы хоть попытаться надышаться (читай как наебаться) перед смертью. Если он о чем и будет жалеть вернувшись в Москву больше, чем о этих невозможных и поэтому неслучившихся отношениях, так о том, что и не наебался всласть, и вспомнить по тихой грусти одинокими вечерами нечего. Денис тяжело вздохнул. Макс посмотрел на него из-под кудрявой копны волос, опустившихся на глаза, усмехнулся: — Что пригорюнилась, девица красная, чистыя слезы роняешь из глаз? — Личная жизнь не складывается, прикинь. — Чего ее складывать-то, не пасьянс ведь. Все идёт по плану. Гражданскую Оборону уважаешь? — Я как-то не любитель классического старья. — В жены не возьму. Даже в младшие жены, полы мести. — А вы тут многоженцы? — Денис серьезно заинтересовался. Такого он точно об этих краях не слышал. — Нет, но у меня привилегии. Макс наклонился к нему очень-очень близко и теперь дышал куда-то между ухом и шеей. Денис почувствовал, как по спинному мозгу пробежалась мурашка размером с мамонта, добралась до мозга основного и снесла к херам самообладание: — Если ты прямо сейчас меня хотя бы не поцелуешь, я выйду и больше вообще сюда не зайду. В игры эти с рукой своей будешь играть, деревопоклонник ебучий! — Грозный какой, а. А чего ты как барышня в старом анекдоте — хочешь и молчишь? Сразу надо о желаниях своих заявлять! — Макс договаривал уже практически ему в губы. Денис не дышал, не думал и не факт, что существовал в этот момент. Макс аккуратно, будто на пробу, лизнул нижнюю губу приоткрытого рта и улыбнулся. Прихватил за талию, приподнял повыше, чтобы не нужно было сгибаться запятой, дотягиваясь до низкорослого парня, запустил вторую руку в волосы и от души засосал. Денис вообще не очень любил агрессивные поцелуи, когда будто бы не приятно сделать хотят, а, как минимум, отожрать половину ебала, но сейчас он об этом очень мало думал. Ну отожрет и отожрет, не жалко. Главное, чтобы не прекращал всовывать свой горячий язык ему в рот, сжимать ребра, кусать губы и тянуть за волосы вверх, чтобы было поудобнее, вжимать телом в спинку дивана и вот это вот все. Дениса в принципе от Макса так вело, что его устраивало как угодно. Даже вот это вот собственническое присасывание к шее, от которого завтра точно будет огромный фиолетово-красный след. — Ну что, останешься? Денис замер. Он понял, что сейчас скажет, где-то за секунду до того, как это сказать. Понял и очень-очень на себя рассердился и обиделся. Он чувствовал себя героиней клуба романтики, которой не хватило алмазиков на правильный ответ: — Нет, мне пора домой. Хватит тебе пока, обойдешься рукой и порнухой на видеокассетах, старовер. — Ну иди, студентик. Там у тебя время приключений, гарантирую. — Чего? — А ничего, веселой ночи. И дверь поплотнее закрой. Когда Денис вышел, Макс усмехнулся во все лицо. — Ай, умничка. Сообразительный студентик. Мозгами может не понимает, а чуйкой чует и слушать ее умеет. Да, Афонь? Кучка бытового хлама за русской печкой закопошилась, выражая согласие.