Save me

- Трудно сосредоточиться, когда вы так давите. Он действительно давил на них. Напирал и злился. Понимал, как это глупо сейчас, и все равно не мог успокоиться. Те, кто поставили ему неверный диагноз пять лет назад, мыслили так же, как и эта кучка студентов – по шаблону, по схеме. Все, что не укладывалось в рамки, выходило за пределы наиболее вероятного, отметалось, игнорировалось, не бралось в расчет. Но проблема была не только в этом. Он сам облажался. Целых три дня он страдал от адской боли, мешавшей ему мыслить здраво - но это было сомнительным оправданием. Не сумев вовремя собраться, он потерял слишком многое – здоровье, нормальный сон, Стейси. Зато кое-что приобрел взамен – наркотическую зависимость, характер, который из тяжелого стал сволочным, и боль. Он познал все ее оттенки, прочувствовал каждый миллиграмм боли. Из ошеломляющей, выворачивающей наизнанку, она стала тупой и тянущей, постоянной, монотонной, не затихающей ни на минуту. Только викодин помогал ему – нет, не справиться - ненадолго забыть о ней. Заглушить боль, притупляя сознание наркотическим дурманом. - Что вы упускаете? – повторил он вопрос, выдавая интонацией личную заинтересованность в деле. Но Хаусу было плевать. Появление Стейси выбило его из более-менее накатанной колеи, прошлое тяжелым грузом давило на мысли, заставляя заново переживать те несколько дней, навсегда изменивших его жизнь. - Некроз мышцы. Ясный, чистый голос пронесся по аудитории, заставив Хауса поднять голову и посмотреть в сторону говорившей. Что-то произошло, когда их взгляды встретились. Почему-то стало легче, ненадолго, но и этого было достаточно, чтобы взять себя в руки. В голове пронеслась шальная мысль – что было бы, окажись она рядом тогда, пять лет назад? Ничего этого не случилось бы? Впрочем, это не важно. Пять лет назад она сидела в аудитории подобной этой и слушала какого-нибудь зануду-профессора, а может, уже нянчилась с умирающим мужем. - Это не твое дело. - Консультация не повредит, - ее губы тронула еле заметная улыбка. Ну, конечно. Разве она могла иначе? Услышала, как он кричит на несчастных недоучек, и пришла заступиться. Попутно поставив диагноз, некогда разрушивший привычный ход его жизни. - Умирающая мышца высвобождает миоглобин, он токсичен для почек, - сказала студентка, воспользовавшись подсказкой. - Превосходно, - позволил себе похвалу Хаус, почти одобрительно посмотрев на девушку – возможно из нее даже выйдет толк, чтобы снова перевести взгляд на Кэмерон. Удивительно, но он уже не впервые замечал, что она действует на него успокаивающе. Словно природный анестетик. Со светлыми, внимательными глазами и мягким голосом, в котором порой появлялись столь любимые им ироничные нотки. Покидая аудиторию, Хаус уже знал, как поступит. Появление Кэмерон, как и остальных членов команды, сыграло в этом не последнюю роль. Жизнь продолжается. Его жизнь, жизнь Стейси. Злость улеглась, оставив только неприятно скребущуюся в душе обиду, от которой ему не суждено было избавиться. Она не имела права так поступать. Не имела права поступать с ним так, как он сам поступает со своими пациентами изо дня в день. Конечно, тот самодовольный студентишка был прав – пациент идиот. Но Хаус как никто осознавал все возможные последствия. Он врач, и должен иметь хотя бы эту привилегию: право на ту жизнь, какую посчитает приемлемой для себя. И право на смерть, если первое невозможно. У него должен быть выбор. Но Стейси лишила его выбора. Поставила его в условия, в которых он, как мог, выживал последние пять лет. В которых молоденькие идеалистки, вроде Кэмерон, могли попытаться навязать ему свою жалость. Пусть она убеждала его и себя в обратном, это не имело значения. Хаус знал, как оно на самом деле, а она ошибалась. Даже несмотря на то, что поставила верный диагноз. Ее ум вовсе не компенсировал ее неопытности, и реальный мир не применет плюнуть в широко распахнутую навстречу душу. Хаус не хотел принимать в этом участия, не хотел причинять ей боли. Да и с какой стати он вообще об этом задумывается? Сейчас у него было куда более важное дело. Хаус достал мобильный, нашел нужный номер и нажал кнопку вызова. - Стейси, это Грег. Завтра в десять утра у меня будет время. Проследи, чтобы твой муж не опаздывал. Папка с новым делом сразу бросилась в глаза – привлекала внимание яркой обложкой и казалась спасением. Забыть о неудачном свидании и смутных надеждах, немного отвлечься от той лекции, влиться в привычный ритм. Кэмерон отчаянно хотела этого, и новый пациент казался отличным способом. - Новое дело? – небрежно поинтересовалась она, забирая со стола и открывая папку. Чейз только кивнул, погруженный в историю болезни, а вот Форман не сдержался: - Пациент – муж бывшей Хауса. - Интересное будет дело, - усмехнулся в ответ Чейз. Кэмерон стояла с историей болезни в руках и не могла разглядеть ни слова анамнеза. В голове продолжали звучать скептические, с ноткой осуждения слова Эрика: «бывшая Хауса». Та, возможно, единственная женщина, которую он любил, та, которая разбила его сердце. Эллисон не знала, какими были их отношения, но почему-то ее захлестнула уверенность – это она сделала его таким. Прожженным, усталым, озлобленным на весь мир. И теперь, когда Кэмерон смогла подобраться к нему ближе, чем когда-либо смела надеяться, эта женщина появилась вновь. И то, что Хаус берет пациента, ее мужа, говорит о многом – о том, что не забыл, что готов пренебречь собственными чувствами, о том, что возможно – до сих пор любит… В руках появился легкий тремор, в голове – тяжесть. Кэмерон сглотнула, стараясь привести мысли и чувства в порядок. Хотелось посмотреть ему в глаза, убедиться, что он смотрит по-прежнему – проницательно и уверенно, с вызовом. Убедиться, что в его взгляде не прибавилось теплоты по отношению к той, другой. Ревность, на которую у нее не было никакого права, захватила Кэмерон. Пришлось одернуть себя, напомнить, что есть черта, пересекать которую запрещено. Подчиненная. Всего лишь подчиненная, пытающаяся пробиться сквозь защитную стену цинизма, колких острот, показного равнодушия. Та, другая, уже не натолкнется на эту стену. Он всегда будет открыт для нее. Открыт настолько, что по одной ее просьбе возьмется за лечение… здорового человека? Строки, которые Эллисон сумела выхватить из истории болезни, путались, но этого было достаточно, чтобы понять – загадки нет. Только муж бывшей. - Боли в животе, раздражительность… очевидных причин нет. Есть идеи? – она фальшивила и сама это чувствовала, но увести разговор от обсуждения личной жизни Хауса стало почти жизненно важной необходимостью. Сейчас она просто не могла сделать вид, что это не задевает. – Форман, поучаствуешь, или устал, угоняя машины? – на губах чувствовалась горечь произнесенных слов. Куда ей до его легкого, непринужденного сарказма, который всегда оборачивался неприкрытой, неприятной правдой. Это не для нее. Цинизм и равнодушие – не для нее. Он тоже не для нее – болезненно напоминает сознание, и становится еще хуже. - Я Хаус, - попыталась оправдаться Кэмерон, отстранено понимая, что коллеги видят провал неудачной комедии. – Это смешно. - Очень. У меня даже молоко носом пошло, - закатил глаза Форман, наспех заканчивая свой завтрак. - Доброе утро! – нет времени собраться, приготовиться к вечной борьбе с ним – взглядами, словами, диагнозами… хватило только на прерывистый вздох. – Вы, ребята, получили новое дело? Что не так? - В предыдущих анализах ничего, что могло бы стать причиной болей в животе и дисфории. Это как попытка задеть и привлечь внимание. Хочется указать ему на то, что он и так знает – с пациентом все в порядке. Поймать его на слабости, доказать предвзятость, которую в другое время он бы себе не позволил. - Значит, все. Куда пойдем? Бильярд, зоопарк? Мне-то все равно, главное – с вами. Кэмерон почувствовала, что ее оттолкнули. Опять. Еще одно напоминание, что стена никуда не делась. - Может, наркотики? В анализах на токсины большая доза хлоргидрата, - лениво предположил Чейз прежде, чем Эллисон успела ответить. - Боюсь, это я виноват. Накачал его, чтобы привезти сюда. Он думает, что здоров. - А кто сомневается? – хотя она уже знала ответ, нужно было только подтверждение, которое не замедлило последовать. - Его жена. Все встало на свои места. И то, что муж согласился лечиться у бывшего своей жены, и то, что Хаус все-таки взялся за это дело – увидел что-то стоящее, скрывающееся за поверхностными симптомами, или просто поверил ей на слово. Хаус никому не верит на слово – аксиома рухнула. - Женщина, с которой вы жили? – вопрос дался трудно, но она смогла, даже изобразив подобие улыбки. Потому что хотела увидеть реакцию, увидеть проявление эмоций – жестом, взглядом. - Это ее индейское имя, в правах она значится как Стейси, - он остался Хаусом, и это приободрило. – У тебя есть что добавить? - Верите ей больше, чем пациенту? – не сдержалась Эллисон. – И поэтому мы взяли дело? - На самом деле, я слышу голоса. Всю дорогу говорят мне, что делать. С ума сойти! – достучаться не получалось, он оставался собой – слишком закрытым, слишком Хаусом, причины поступков которого она не всегда понимала. - А как же ваш лозунг – все лгут? – не сдаваться, нельзя сдаваться, потому что сдаться сейчас, не разобраться в причинах его поступка – это шаг назад. Она и так слишком далеко. Впервые за сегодня он открыто посмотрел ей в глаза, и у нее на мгновение перехватило дыхание. - Я солгал, - сказал он, возвращая своему лицу столь знакомое ироничное выражение. Что-то вновь ускользнуло от нее, от них обоих, оставляя Кэмерон разочарованной. Она почти не слушала указаний, не расслышала, что именно ответил Хаус на шутку Чейза. Ей было все равно. Нужно было пережить этот день. Но прежде ей предстояло встретиться лицом к лицу с той, что так не вовремя появилась в жизни Грегори Хауса.

****

Впервые за эти два дня Кэмерон чувствовала себя относительно спокойно. Здесь, в лаборатории, вдали от всех. За это время она успела не раз сцепиться с Хаусом, снова и снова демонстрируя свою излишнюю заинтересованность. По сути, она делала то же самое, что и Хаус. Она хотела, чтобы он ошибся, а еще, чтобы эти двое – Стейси и ее муж – покинули больницу. Вчера, впервые увидев Стейси, она подумала, что уже проиграла. Яркая, привлекательная женщина держалась уверенно и даже жестко. Она подходила Хаусу. В отличие от самой Эллисон. Понимание было настолько болезненным, что она не сдержалась и допустила очередную ошибку. «Наверное, неловко быть пациентом у бывшего бойфренда жены». Слова сами сорвались с языка. Короткое замешательство и чуть более пристальный взгляд от Стейси не заставили себя долго ждать. Эллисон понимала, что выдает себя, но ничего не могла с этим поделать. Следующий прокол – спор с Хаусом из-за диагностической операции. Безусловно, она спорила бы в любом случае, но определенно в ее доводах не было бы столько личного, а когда он резко, почти грубо поставил ее на место – не было бы так больно. И вот опять. - Вас не интересует анамнез, вы просто шпионите за своей бывшей. Кто тянул ее за язык? - Цель номер один – ее дневник, - съязвил Хаус вслед Форману и Чейзу, - а заодно загляните и в аптечку, - перевел он слишком понимающий взгляд на Кэмерон. Он прекрасно знал, почему она так противится этому делу. Это было унизительно, но как бы она не старалась, не могла молчать. Кэмерон привыкла говорить правду. Наверное, в этом и была проблема. В ее простоте и открытости, в том, что она не всегда понимала его, в том, что не могла бороться на равных. У нее были только чувства. Но даже в них он не верил. В горле неприятно запершило. Кэмерон постаралась собраться. Нет, она не будет жалеть себя. По крайней мере, не сейчас. Ничего еще не кончено. Но чувство безнадежности, охватившее ее, говорило об обратном. Слишком стремительно он отдалялся от нее. Словно ничего и не было. А было ли?.. Но ведь она почувствовала – там, на дороге, и потом – у нее дома, что он стал чуть ближе к ней. Подпустил к себе на крохотный шажок. Но ей и этого было достаточно. Кэмерон была готова бороться за него, сражаться с его болью и недоверием, со скептицизмом коллег… С кем и с чем угодно, но только не с ней. Не с той, которую он любил и, похоже, до сих пор любит. Не с чувствами к другой. К подобному противостоянию она оказалась не готова. Ну почему она появилась именно сейчас? Кэмерон с досадой закусила губу, пытаясь хотя бы временно привести свои эмоции в порядок, и чуть не выронила колбу. - Готовите ланч? – У нее было всего несколько секунд, чтобы собраться. – Наверное, для Марка? Кэмерон мельком взглянула на Стейси. Снова ощутив укол ревности, Эллисон вернулась к прерванному занятию. В конце концов, эта женщина ни в чем не виновата. Ее муж умирал от неизвестной болезни, и никто, кроме Хауса, не мог помочь ему. Это Эллисон понимала. Но было еще что-то, и в Грегори, и в ней самой, что-то, заставляющее сердце Кэмерон болезненно сжиматься в присутствии Стейси, и думать, что она не исчезнет из жизни Хауса так же легко, как появилась. И уж точно – не бесследно. - Про родителей мы знаем, а дальние родственники? Родители родителей, тети, дяди? – заговорила Кэмерон, пытаясь сосредоточиться на разговоре. - Грег ненавидит гадать. У него же есть теория. Вот так, безапелляционно, ни секунды не сомневаясь. - Наиболее вероятный вариант – Альцгеймер, - Кэмерон не знала, стоит ли говорить об этом, пока анализ не подтвердит очередную догадку, но продлевать общение со Стейси не хотелось. - Нет. У него нет нарушения памяти. Он может забыть, куда положил ключи, но это нормально. Ее страхи и обеспокоенность были понятны, но самоуверенность раздражала. Такая знакомая самоуверенность. С другой стороны, Стейси явно разволновалась. Жизнь мужа значила для нее очень много, невозможно было этого не заметить. Это дарило слабую надежду. Кэмерон мысленно упрекнула себя в жесткосердии. Сейчас нужно было думать не о ней и Хаусе, и не о Стейси и Хаусе, а о пациенте. - Семейный анамнез?.. – спросила Кэмерон, продолжая заниматься своим делом. - Чего? Шизанутости? – она даже выражалась как он. – Сестра голосовала за Наддера, дважды, это все, - и шутила. Неожиданно это обнадежило. Если Стейси, такая похожая на него, так хорошо его понимающая, ушла, если они не смогли быть вместе, тогда, возможно, Хаусу нужно что-то другое? Пусть он сам не понимает этого, но у нее будет предостаточно времени проверить и доказать свою теорию. В то время как женщина, стоявшая перед ней, была замужем. Это придало силы. Усмехнувшись, Кэмерон сняла очки, и впервые прямо посмотрела на соперницу. - Вы были с Хаусом, когда это случилось? – пальцы чуть сильнее сжали душку очков, выдавая волнение. – С ногой? Стейси пристально посмотрела на нее, а затем на ее лице отразилось понимание. - Интересуетесь им? - У нас было одно свидание, - Кэмерон не понимала, зачем говорит об этом. С другой стороны – она не собиралась скрывать своей заинтересованности, пусть его бывшая знает, что в жизни Хауса есть что-то помимо работы, есть кто-то, кому он небезразличен. – Прошло… не очень хорошо. - Наше первое свидание тоже, - понимающе улыбнулась собеседница. – И я не хотела встречаться с ним. А через неделю переехала к нему. На пять лет. Что вы хотите знать? Довольно щедрое предложение. Слишком щедрое. Кэмерон втянула носом воздух. Все правильные и нужные вопросы словно разбежались. К тому же, Эллисон не доверяла Стейси. Но было то, что она всегда хотела знать. - Каким он был до истории с ногой? – тихо спросила она. - Таким же. Ее ответ вызвал внутри странное чувство – смесь растерянности и беспокойства. Стейси говорила так, словно имела какие-то особенные права на Хауса, знала его лучше всех. Вполне вероятно, что так оно и было. Но тогда что значили ее слова? Что события пятилетней давности никак не отразились на Хаусе? Кэмерон не верила в это. Он никогда не был душой нараспашку - это очевидно. Но откуда такая уверенность? Как долго пробыла с ним Стейси после случившегося? Звук распечатываемого анализа отвлек Кэмерон от размышлений. - Он чист. Это не Альцгеймер, - сказала она, пробежавшись глазами по строчкам. - Да, - на лице Стейси читалось облегчение. – Как я и думала. Кивнув Кэмерон, она покинула лабораторию. Эллисон посмотрела ей вслед, чувствуя легкое раздражение и сильную усталость. Ей не тягаться со Стейси. Она слишком хорошо знает Хауса, их слишком многое связывает. Кэмерон вздохнула и положила результаты на стол. Даже если Хаус хоть на мгновение засомневался в отношении нее – он уже забыл об этом. С другой стороны, у нее было маленькое, но все-таки преимущество: Стейси знала Хауса пять лет назад, а она – сейчас.