Академия вампиров. Взгляд Дмитрия

Примечание: глава содержит сцены секса. — Роза? — спросил я, не совсем уверенный, что это не галлюцинация с девушкой прямо за моей дверью.       Я отошел в сторону в оцепенении, когда она протиснулась в мою комнату, не удостоив ее взглядом, когда заговорила. — Впусти меня. Это из-за Лиссы. О, Лисса. Конечно. — Что не так? — мои инстинкты стража начали срабатывать, мне было немного стыдно за то, что я думал, что она была бы здесь по любой другой причине. Это было до тех пор, пока я не заметил выражение ее глаз.       Это был взгляд, который я в ней не узнал. Конечно, время от времени я видел намеки на это, но напряженность ее взгляда была ошеломляющей. Она смотрела на меня с чистым, неподдельным желанием. Я забыл обо всем остальном, наблюдая, как ее глаза осматривают мое тело. Это был не первый раз, когда женщина делала это, но вместо того, чтобы испытывать обычную неловкость или смущение от ее очевидного восхищения, было волнующе чувствовать, что она хочет меня. Ее дыхание, которое было затруднено из-за того что она спешила сюда, теперь было тяжелым от желания.       Она встретилась со мной взглядом лишь на короткое мгновение, прикусив нижнюю губу, прежде чем снова опустила глаза. Такое простое действие заставило мою кровь забурлить так сильно, что я не заметил, как она шагнула ко мне, протянув руку к моей обнаженной груди. Я и так едва контролировал себя, и я знал, что ее прикосновение погубит меня. — Роза! — я отпрыгнул назад, отступив за пределы ее досягаемости. — Что ты делаешь?       Она посмотрела на меня так, словно это была самая очевидная вещь в мире. Возможно, так оно и было. Я видел, что она хотела меня так же сильно, как я хотел ее. — А ты как думаешь? — она сделала еще один шаг ко мне.       Я снова отодвинулся, слишком хорошо осознавая, что приближаюсь к кровати. Я вдруг проклял тот факт, что выбрал одну из небольших квартир-студий. Я протянул руку, надеясь сохранить некоторую дистанцию и здравомыслие, пока она продолжала двигаться ко мне.       Что с ней происходит? Я задумался. Во время тренировки она иногда отпускала кокетливые комментарии, но ничего чрезмерно неуместного. Она никогда не была так дерзка со мной. Во многих других ситуациях я мог бы наслаждаться ее бесстрашными заигрываниями, но это… это было неправильно. Я должен был продолжать говорить себе это. Она моя ученица. Она несовершеннолетняя. Это неправильно. Я должен держать себя в руках. — Ты что, пьяна? — я продолжал повторять про себя свою мантру. Оставайся под контролем. Это неправильно. Оставайся под контролем. — Не-а, — ответила она с ухмылкой. Она сделала паузу, внезапно осознав мою нерешительность. — Я думала, ты хочешь… — ее прежняя убеждённость уступила место неуверенности, — тебе не кажется, что я симпатичная?       Я чувствовал, как ее неуверенность в себе разъедает мою решимость. Я думаю, ты великолепна. Я думаю, ты потрясающая. Оставайся под контролем. Это неправильно. Оставайся под контролем. Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, борясь со своей естественной реакцией на нее. — Роуз, я не знаю, что происходит, но тебе нужно вернуться в свою комнату, — я физически поморщился, говоря ей это, но она не могла знать, как сильно я хотел, чтобы она осталась. Теперь я был прижат спиной к своей кровати, и мне больше некуда было идти. Я надеялся, что она послушает. Вместо этого она подошла ближе.       Я схватил ее за запястья, чтобы остановить. Я намеревался поднять ее, вышвырнуть за дверь и запереть ее за собой, если понадобится. Однако в тот момент, когда я прикоснулся к ней… Я был потерян.       Я потерялся в ощущении ее кожи. Я потерялся во взгляде ее глаз. Я был поглощен красотой ее волос, ее улыбки, ее тела. Я был полностью и безвозвратно потерян, и в тот момент я знал со странной уверенностью, что Роза будет моим единственным спасением.       Я ослабил хватку на ее запястьях и провел по мягкой загорелой коже ее рук, наслаждаясь ощущением под кончиками пальцев. Я услышал, как у нее перехватило дыхание, когда я осторожно притянул ее ближе к себе, чувствуя, как ее тело прижимается к моему собственному. Я провел одной рукой по ее спине, крепко прижимая ее к себе, а другой скользнул вверх по ее шее и скрылся в темных волосах, которые никогда не переставали очаровывать меня. Было так чудесно наконец почувствовать, как эти локоны обвиваются вокруг моих пальцев, но я знал, что было еще одно желание, которому было бы еще лучше поддаться.       Я откинул ее голову назад и прижался губами к ее губам, едва касаясь бархатной мягкости. Электрическое покалывание, сопровождавшее любое прикосновение между нами, казалось, удивляло нас обоих, и я слегка отстранился. После моего предыдущего отказа она все еще казалась немного неуверенной в себе. Ее голос был одновременно умоляющим и неуверенным, когда она снова спросила: — Ты думаешь, я красивая? Как она вообще могла сомневаться в таких вещах, было выше моего понимания. Я хотел быть уверенным, что она больше никогда не будет сомневаться, поэтому я говорил твердо. — Я думаю, что ты прекрасна. — Красивая? — мой ответ, казалось, удивил ее.       Неужели она действительно не знала, насколько сногсшибательна на самом деле? Это выходило за рамки физического влечения, хотя этого было более чем достаточно, чтобы заслужить ей такой титул. Ее красота также включала в себя яростную преданность тем, кого она любила, ее решимость добиться успеха, то, как она могла очаровать меня одной улыбкой… — Ты такая красивая… — я думал о каждом случае, когда мне хотелось прикоснуться к ней, обнять ее, поцеловать. Каждый раз я отказывал себе в этом удовольствии, -… что иногда это причиняет мне боль.       Я не мог снова отказать себе в удовольствии. Я поцеловал ее так, как мне так долго хотелось. Сначала это было нежно, но, когда я почувствовал, как она тает в моих объятиях, я стал более нетерпеливым. Я услышал и почувствовал, как она тихо застонала от удовольствия у моих губ, когда я крепче прижал ее к себе, достаточно близко, чтобы она, должно быть, почувствовала свое влияние на меня. Осознание того, что она может поднять во мне такое возбуждение, и мысль о том, что я мог бы сделать то же самое для нее, разжигали огонь между нами.       Мои руки скользнули вниз с ее бедра к краю платья. Я позволил кончикам пальцев коснуться гладкой кожи ее верхней части бедра, прежде чем взять ткань в руку и потянуть ее вверх. Я больше не мог видеть ее прикрытое тело, не тогда, когда я ничего так не хотел, как исследовать каждый его дюйм. Платье было снято через голову и брошено на пол, не раздумывая ни секунды. Она заговорила, когда наши губы на мгновение приоткрылись. — Ты… ты быстро избавился от этого платья, — ее голос прерывался от одышки, ее грудь вздымалась рядом с моей. — Я думала, оно тебе понравилось. — Мне действительно нравится, — я не смог сдержать ухмылку, мельком подумав о том, как потрясающе она выглядела в нем, хотя это было ничто по сравнению с тем, как она выглядела сейчас, почти обнаженная. — Но больше мне нравишься ты.       Я поднял ее за талию, развернул, прежде чем положить на свою кровать. Я уже был полон решимости насладиться каждым дюймом ее тела сегодня вечером. Сделать ее своей так же сильно, как я был ее. Мне нужно было действовать… обладать. Когда я уложил ее под себя, я взял себя в руки.       Мои губы оторвались от ее губ, обводя ее подбородок, а затем шею. Я прикусил нежную кожу возле ее ключицы, испытывая искушение оставить след. Хотя мы не могли публично поделиться своими чувствами, небольшой отметки было бы более чем достаточно, чтобы сказать миру, что она кому-то принадлежала; что она принадлежала мне. Возможно, стоило бы просто держать этих других недостойных мальчиков подальше от моей Розы.       По мере того, как я продолжал поклоняться ее телу своими губами, мои поцелуи перемежались повторением молитвы ее имени. Я почувствовал, как она извивается подо мной, явно очарованная и воодушевленная моими словами.       Тихий вздох, вырвавшийся у нее, когда мой рот исследовал верхний изгиб ее груди, подтолкнул меня дальше, и я потянулся за ней, чтобы расстегнуть кружевной бюстгальтер, который скрывал ее грудь от меня. Я был ошеломлен ее потрясением, прежде чем понял причину ее колебаний. Отстранившись от нее, я узнал выражение ее глаз. Это было робкое волнение перед неизвестностью. Я уже видел это однажды, у другой девушки в другое время. Репутация Розы была незаслуженной; она была девственницей.       Это открытие заставило меня на мгновение остановиться, прежде чем мой разум и сердце забились от волнения при этой мысли. Я был бы первым, кто увидел бы ее, прикоснулся к ней, показал бы ей удовольствие, превосходящее ее самое смелое воображение. Эта идея пробудила во мне что-то первобытное. Она была бы моей, и если бы я поступил по-своему, к ней никогда бы не прикоснулся другой. Когда я снял с нее черное кружево, она подняла руки, чтобы прикрыться. — Нет, — мягко потребовал я, беря ее руки и прижимая их над ее головой. — Ты никогда не должна чувствовать необходимость прятаться от меня.       Я наслаждался выражением приятного удивления, которое на мгновение отразилось на ее лице, прежде чем обхватить ладонью грудь. Ее мягкая плоть идеально поместилась в моей ладони, и я нежно сжал ее, коснувшись пыльно-розового пика ее соска.       Ее глаза закатились, когда она выгнулась навстречу моему прикосновению. Мне нравилось видеть, как она реагирует на мои действия, и я не мог дождаться, чтобы увидеть, как она отреагирует на все остальное, что я намеревался сделать с ней сегодня вечером. Я сдержал смех, просто подумав об этом.       Желая проверить эти реакции, я поднес свой рот к другой ее груди, быстро обведя языком ее вершину, прежде чем нежно прикусить покрытую влагой плоть. Ее глубокий стон заставил и меня застонать в ответ, когда я прижался к ней бедрами в кратком удовлетворении. — Оставайся с ней, — призывал голос из глубины моего сознания. — Наконец-то она твоя. Отпусти и сдайся.       Оставь ее себе. Обладать ею. Останься с ней. Я не нуждался в дальнейшем поощрении. Я бы отдался всем своим желаниям сегодня вечером и исполнил все ее желания. И все же я не спешил. Я так долго ждал этого момента и хотел, чтобы он длился вечно.       Я перевернул ее на себя, держа за бедра, чтобы помочь направить ее бессознательное трение об меня. Я вернул свои губы к ее губам, глубоко целуя ее и убеждаясь, что она знает, насколько удивительной она была для меня. Наши языки танцевали в битве за контроль, прежде чем я прикусил ее нижнюю губу зубами, чтобы заявить о своей победе. Ее покорность только больше взволновала меня.       Мне нравилось, как она сжимала мои плечи или запускала пальцы в мои волосы. Мне нравилось, как она смотрела на меня и заставляла чувствовать, что я могу сделать все, что угодно. Мне нравилось, как ее тело знало, как доставить мне удовольствие, как будто она была создана для меня.       Она оторвалась, чтобы перевести дыхание, и я воспользовался возможностью исследовать чувствительный участок кожи за ее ухом. Ее темные волосы свисали вниз, как занавес, отгораживающий нас от остального мира. Когда я поднял голову, чтобы еще раз поцеловать ее в шею, я услышал ее тихий вздох, сопровождаемый нежным щекотанием кончиков пальцев на задней части моей шеи. — Ты действительно убил шестерых стригоев? Я тихонько промычал и кивнул, все еще полностью очарованный ощущением ее кожи под моими губами. — Ух ты.       Благоговейный трепет в ее голосе взволновал меня, но не так сильно, как давление ее тела на мое. Клянусь, я уже чувствовал ее тепло на себе, даже через несколько оставшихся слоев одежды между нами. Стремясь закончить наш разговор в пользу более физической формы общения, я сказал ей: — Не волнуйся. Когда-нибудь у тебя будет намного больше, чем у меня. Наши поцелуи продолжались, становясь все более жаркими с каждой секундой. Я уже был потерян в тот момент, когда услышал ее хриплый шепот у своего уха. — Ты чувствуешь себя виноватым из-за этого? Я сделал паузу, задаваясь вопросом, имела ли она в виду тот факт, что я был полностью возбужден, когда она, по сути, лежала голая на мне в моей постели. — Убивая их, — продолжила она, отступая назад, чтобы я мог видеть ее лицо. — Ты сказал в фургоне, что это было правильно, но это все еще беспокоит тебя. Вот почему ты ходишь в церковь, не так ли?       Я улыбнулся, слегка удивленный тем, что она выбрала этот момент как наиболее подходящее время для обсуждения чего-то подобного, но все же приятно удивленный тем, что она знала меня достаточно хорошо, чтобы распознать мои внутренние мысли в первую очередь. — Откуда ты все это знаешь? — риторически спросил я, слегка качая головой в недоумении. — Я не совсем виновен…просто иногда грустно. Все они когда-то были людьми, или дампирами, или мороями. Это пустая трата времени, вот и все, но, как я уже говорил, это то, что я должен был сделать. То, что мы все должны делать. Иногда это беспокоит меня, и часовня — хорошее место, чтобы подумать о таких вещах. Понимание и принятие в ее глазах наполнили меня теплом и уютом. — Иногда я нахожу там покой, но не часто, — я нежно провел по ее щеке тыльной стороной ладони. — С тобой я нахожу больше покоя.       Я быстро снова притянул ее к себе. Я закончил разговор. Я хотел ее. Я нуждался в ней. Я был полон решимости заполучить ее и показать ей, как много она для меня значит. Она была моей. Я принадлежал ей.       Одним быстрым движением я снова оказался на ней сверху. Мой рот почти неистово прижимался к ее рту, отчаянно желая большего. Вскоре он наполнился ее стонами и всхлипами удовольствия, и мои руки продолжали танцевать по ее телу. Ее звуки только усилили мою настойчивость. Если это то, что произошло с помощью простого поцелуя и прикосновения, что бы она сделала, когда я был внутри нее? Мысль о том, что она выкрикнет мое имя в экстазе, когда кончит, чуть не уничтожила меня прямо тогда и там. Я не мог больше ждать.       Я сел, готовый снять с нас последнюю оставшуюся одежду, когда увидел согласие в ее глазах. Она была не только готова ко мне, она была готова и взволнована тем, что я собирался с ней сделать. Я позволил себе еще раз взглянуть на ее тело, и чувство удовлетворения охватило меня, когда я понял, что, по крайней мере, частично несу ответственность за удивительное существо подо мной. Она всегда была красивой, но наши совместные тренировки, безусловно, имели свои преимущества: мышечный тонус, гибкость, выносливость…       Ее дыхание было тяжелым, и ожерелье, которое подарил ей Виктор, искрилось в свете лампы, когда ее грудь поднималась и опускалась. При виде этого мою гордость передернуло. Возможно, я никогда не смогу позволить себе такую безделушку, но я знал, что все еще могу обеспечить Роуз. Сегодня вечером я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить ей больше удовольствия, чем можно купить за символические деньги.       Я наклонился, нежно поцеловав ее, прежде чем убрать оскорбительный предмет и положить его на тумбочку рядом с нами. В тот момент, когда цепочка соскользнула с моих пальцев, что-то изменилось. Не поймите меня неправильно, она все еще была совершенно прекрасна, лежа обнаженной подо мной. Я бы солгал, если бы сказал, что уже не хочу ее. Однако внезапная серьезность ситуации в одно мгновение легла на мои плечи. — Что случилось? Вопрос был в основном адресован мне, но Роуз казалась такой же удивленной и смущенной, как и я, когда она ответила: — Я… я не знаю.       Я продолжал пристально смотреть на нее, пытаясь сообразить, как мы оказались в таком положении. Я мог полностью вспомнить каждый поцелуй, каждое прикосновение, в этом не было никаких сомнений. Что труднее всего запомнить, так это то, как я позволил себе, позволить нам, дойти до этого момента.       Мой разум был затуманен, как будто меня накачали наркотиками. Однако это было невозможно. Никто не мог мне что-то подсунуть. И все же я не чувствовал, что обладаю полной властью над своими мыслями и действиями. Как будто что-то или кто-то внушил мне… Голос. Голос в моем сознании, который подталкивал меня дальше, исчез.       Я взглянул на ожерелье на столе. Это было последнее, к чему я прикоснулся, прежде чем вновь обрел ясность. В то время как сам кулон с розой был золотистого оттенка, я вдруг заметил, что на нем были некоторые серебряные детали, включая саму цепочку.       Может быть, подумал я, это амулет? Зачарованные предметы, как правило, были редкостью, тем более, когда дело касалось чар, сосредоточенных вокруг принуждения. Принуждение с помощью заклинания было таким же табу, как и прямое принуждение. В любом случае, это изменило выбор и действия тех, на кого оно было нацелено. Однако, несмотря на все это, зачаровывать предметы было трудной практикой, а не той, которой обычно учили. Хотя все части сходились воедино, редкость все еще оставляла меня в нерешительности. Был только один способ проверить эту теорию… Осторожно, чтобы не коснуться Розы, хотя я все еще нависал над ней, я снова потянулся за ожерельем.       Как только я прикоснулся к ней, я почувствовал свое желание и желание обладать ею. Мое сердце тут же бешено заколотилось, и в мой разум внезапно снова ворвался странный голос. Отпусти. Сдайся. Она твоя. Ты хочешь ее. Возьми ее. Останься с ней.       Она была так невероятно красива. Даже когда она нахмурила брови, пытаясь во всем разобраться. Моя другая рука коснулась ее кожи, остановившись на ее бедре, и я наблюдал, как голодное желание затопило ее.       Эта тоска — тоска по мне — делала ее еще более неотразимой в моих глазах. Я принадлежал ей. Она была моей. Я снова приблизил свои губы к ее губам, нежно касаясь их, пытаясь сохранить контроль. — Лисса, — прошептала она. — Я должна рассказать тебе кое-что о Лиссе. Но я не могу… вспомнить… Я поцеловал ее с чуть большим рвением. Что-то глубоко внутри меня хотело, чтобы она замолчала, хотя я знал, что то, что она сказала, было важно. — Дмитрий, — мое имя вывело меня из тумана ровно на то время, чтобы встретиться с ней взглядом. — Я чувствую себя так странно…       Тон ее голоса отрезвил меня. Он не был наполнен тем же благоговением, желанием, уверенностью и волнением, что и раньше. Нет, на этот раз в ее голосе звучало беспокойство. Даже испуганный. Это было похоже на ведро ледяной воды, вылитое на меня.       Я не могу этого сделать. Осознание этого причинило мне боль. Как бы сильно я ни хотел ее, как бы сильно ни казалось, что она хочет меня, это было неправильно. Под действием заклинания принуждения я на самом деле не получил ее согласия. Взять ее вот так было бы непростительно. — Я знаю, — вздохнул я, прижимаясь щекой к ее лбу. Я еще не был готов отпустить ее, но я знал, что не могу идти дальше. — Здесь что-то есть… что-то здесь… Я откинулся на спинку стула, надеясь, что некоторое расстояние принесет некоторое облегчение. — Это ожерелье. Это то, которое тебе подарил принц Виктор?       Она кивнула, пока я пытался собраться с духом, в котором нуждался. Глубоко вздохнув, я оттолкнулся от нее и встал с кровати, прихватив ожерелье с собой. — Что ты делаешь? — я почувствовал, как ее рука сжала мою. Ее голос был отчаянным и умоляющим. — Вернись…       Я оглянулся на нее. Я ничего так не хотел, как уступить ее просьбе и исполнить оба наших желания. Если бы это действительно была она, говорившая со мной, я бы так и сделал. Но я не мог. Не так, как сейчас. Это было неправильно. Это потребовало от меня всей моей самоотдачи, но я отвернулся от нее и направился к окну.       Я все еще слышал, как Роза зовет меня, а также животный порыв внутри меня, тянущий меня обратно к ней. Мои ногти впились в руку, когда я схватил ожерелье, и я уже чувствовал, как у меня начинает болеть голова от того, как я сжал челюсти.       Наконец, после, казалось бы, самого долгого и мучительного путешествия в моей жизни, я добрался до окна спальни. Я распахнул ее так быстро, как только мог. — Что ты собираешься… — она наконец поняла, что я делаю, и я услышал скрип кровати, когда она встала с кровати и бросилась ко мне. Не сомневайся. Я выбросил проклятый кулон в окно. Он упал в кусты несколькими этажами ниже. — Нет! — Роза внезапно оказалась рядом со мной у окна. К счастью, снаружи никого не было. Она повернулась ко мне лицом, на ее лице все еще читались замешательство и шок. — Ты знаешь, сколько оно должно быть стоит…       Она замолчала, приходя в себя, оглядывая комнату, а затем снова посмотрела на меня, когда поняла, что между нами чуть не произошло. Она сделала шаг назад, прикрываясь, как могла, руками.       Мое сердце упало от того, как она отреагировала на меня. Если раньше я сомневался в своем выборе, то теперь был уверен. Она не хотела меня. Я воспользовался ею. Когда она села на стул, то действительно выглядела несколько испуганной. Боже, мне было так стыдно за себя. Я был ужасным человеком, и даже умолять ее о прощении было бы недостаточно. — Лисса! — выдохнула она.       Напоминание о ее первоначальной цели прихода оторвало меня от отвращения к себе. Я видел, как ее зрачки расширялись и сужались, когда она пыталась сохранить контроль над своим разумом достаточно долго, чтобы объяснить её похищение.       Она даже не закончила говорить, когда я уже был одет. Мой разум на мгновение осознал тот факт, что я разделся еще больше перед Розой, когда переоделся из своих хлопчатобумажных пижамных штанов в одежду, которую носил ранее во время моей смены по периметру. К счастью, она, казалось, ничего не заметила. Казалось, она избегала смотреть на меня так же сильно, как я избегал смотреть на нее.       Она все еще была обнажена, и, хотя я не думаю, что она вполне осознавала свое раздетое состояние, мой извращенный разум все еще пытался сосредоточиться. Я поднял ее платье с пола и бросил его ей, приказав ей одеться. Кратко вспомнив, как она выглядела в платье (не говоря уже о том, как она выглядела без платья) я предложил ей одну из своих толстовок в качестве дополнительной одежды.       Как только ее одежда стала достаточно приличной, мы вышли из комнаты. На обычной пробежке она была более чем в состоянии идти в ногу со мной, поэтому я был удивлен, увидев, что она немного отстает. Я подумал, что она, возможно, пострадала, но быстро понял, что она была босиком. Конечно, подумал я. Когда она пришла, на ней были туфли на каблуках. Она точно не могла бегать в них.       Я звонил в офис стражей, пока мы бежали. Альберта и еще несколько человек должны были встретить нас там. Роза следовала за мной всю дорогу, и я был просто благодарен, что никто не усомнился в необходимости ее присутствия. Я повторил то, что сказала мне Роза: Василиса рано ушла с танцев и побежала на чердак часовни, прежде чем ее похитили.       Несколько других стражей и даже несколько присутствовавших учителей отнеслись к этому скептически. Кто-то упомянул о ее дополнительной защите и о том, что похищение будет практически невозможно, учитывая обстоятельства. Тем не менее, Страж Петрова послала кого-то исследовать чердак, пока они пытались связаться со Спиридоном по его телефону, так как сегодня вечером он был назначен в ее личную охрану. Я думаю, что они начали нервничать, когда он не ответил, и когда Юрий и другой страж вошли с недавно пришедшим в сознание Кристианом Озера, они наконец начали слушать нас. — Сколько там было стригоев? — спросил один. — Как они проникли внутрь? — пробормотала другая себе под нос. Голос Розы прорвался сквозь хаос. — Ч-? Там не было никаких стригоев. Все взгляды обратились на нее. — Кто еще мог ее похитить? — переспросила Кирова, явно не веря. — Вы, должно быть, неправильно поняли это через… видение, — последнее слово она произнесла тем же пренебрежительным тоном, каким обычно обсуждают призраков или другие невозможные явления. — Нет, — заявила она. — Я уверена. Это было…они были… — ее нерешительность смутила меня. Она никогда не говорила мне, кто похитил Лиссу…зачем ей это скрывать? Она глубоко вздохнула, прежде чем закончить. — Стражи. Несколько человек в комнате начали говорить, и все они отвергали ее утверждения. Даже у меня было искушение сделать это. Это шло вразрез со всем, чему учили стражей… — Она права, — пробормотал Кристиан, морщась под присмотром доктора Олендзки. — Стражи. — Это невозможно. — Это были не школьные стражи, — облегчение было минимальным, и я все еще мог видеть, как она отчаянно боролась за контроль над своим разумом, когда эмоции Лиссы на мгновение притянули ее. Она подняла глаза и раздраженно рявкнула, — Ребята, вы не могли бы пошевелиться? Ее увозят все дальше! Я, Альберта и еще несколько человек уставились на дверь, но не все были убеждены. — Вы хотите сказать, что группа частных стражей вошла и похитила ее? — спросила директриса Кирова, как будто все это было какой-то шуткой.       Теперь я начинал раздражаться. Я понимал некоторые их колебания, но это становилось смешным. Роза уже несколько раз приводила нас к Лиссе, для нее не имело смысла придумывать что-то подобное. Однако мое раздражение длилось недолго, потому что в этот момент Роза проиграла битву со своим разумом и была втянута в Лиссу. Несколько свидетелей ахнули, когда она тупо уставилась на нас, глядя, но не видя. Я опустился на колени рядом с ней, взяв ее за руку и надеясь вернуть ее к реальности. Она вернулась через несколько мгновений. — Они работают на Виктора Дашкова. Они принадлежат ему.       Кто-то в комнате усмехнулся, но теперь я смотрел на Альберту. Я видел, как ее поразило то же осознание, что и меня. Сприридон был нанят Виктором Дашковым, и он вызвался присмотреть за Лиссой сегодня вечером. Теперь мы не могли до него дозвониться. Головоломка складывалась воедино. — Пожалуйста, — стонала Роза, как будто ей было больно, пытаясь сосредоточиться на окружающих. — Сделай что-нибудь. Они уходят так далеко. Они на… — она на мгновение закрыла глаза, — восемьдесят третьем шоссе. Направляются на Юг. На этот раз заговорила Альберта. — Уже на восемьдесят третьем? Как давно они ушли? Почему ты не пришла раньше?       Мои глаза встретились с глазами Розы, и я понял, что мы разделили краткий миг вины. Это была наша вина, что они ушли так далеко, но мы не могли сказать им почему. Роза выглядела отчаянно, пытаясь что-то сказать, но не смогла, поэтому вместо нее ответил я. — Заклинание принуждения, — по крайней мере, отчасти это было правдой. — Заклинание принуждения, вложенное в ожерелье, которое он ей подарил. Это заставило ее напасть на меня. — Никто не может использовать такое принуждение, — воскликнула директриса, все еще отвергая всю эту идею. — Никто не делал этого целую вечность. Я отошел от Розы и встал во весь рост перед Кировой. — Ну, кто-то это сделал, — я наслаждался кратким испуганным взглядом, который вызвала резкость в моем голосе. — К тому времени, как я справился с ней и забрал ожерелье, прошло много времени. Больше нас никто не расспрашивал.