Четыре года спустя
Не сказать, что условия в психоневрологическом диспансере были прямо уж такими чудесными, но Санеми не жаловался. Просто не имел на это права. После событий четырехлетней давности он многое понял. О многом подумал и принял решения. И из-за многого мучился. Бессонница, сменяющаяся непрекращающимися кошмарами, тревожность и тоска — вот составляющие его жизни последние пару лет. Здесь хорошие врачи. Не сказать, что Санеми послушный пациент. По крайней мере, первое время его одолевала такая сильная злость на себя и на всех вокруг, что хотелось разодрать эту мило улыбающуюся женщину со своим бесконечным вопросом: «Что ты чувствуешь?». Хотелось кричать, рвать и метать, хотелось выть, словно волк в клетке. Словно его насильно посадили в эту клетку. Иногда приходило понимание, что здесь он по своей вине. И не только по своей вине, но и по собственному желанию. Ведь он сам вызвал тогда полицию и с ужасом в глазах буквально умолял полицейских забрать его. Теперь было глупо делать вид, что врачи — изверги, которые держат его тут силой. Невероятно злило, что с ним обращаются, как с больным. Но кто он? Он и есть больной. Здоровый никого не стал бы избивать до полусмерти без причины. Даже чужого. Что уж говорить о родном и единственном брате. Горько. Горько, что всё так. Не хотелось, чтобы всё было так. Хотелось попросить прощения, стоять на коленях, если нужно. Но имеет ли он на это право? Может ли он сейчас вернуться в родительский дом, где они выросли? И застанет ли он там Генью? Он не знал. Но в любом случае идти ему больше некуда. Первое время придется пожить там. Стоит сказать, что долгожданная выписка о его душевной уравновешенности и безопасности для окружающих лежала на раскрытой тумбе, из которой он выкладывал свои вещи и аккуратно убирал их в сумку. Хотелось поскорее попрощаться с больничной одеждой, выйти на улицу, увидеть небо за пределами ограды учреждения.***
Аказа чувствует себя предателем, когда, провожая Генью на работу, делает вид, что собирается в колледж. Кому нужен вообще этот колледж, когда, во-первых, сегодня две пары физкультуры, а во-вторых, физруку плевать, кто присутствует, а кто нет. Конечно же, из этого следует единственно верное решение: проебать колледж и хорошенько выспаться. Но всё-таки сложно перестать чувствовать вину, когда сериал полночи смотрели вы оба, а на утро один идёт работать, а другой отсыпается. Но всё-таки желание спать одерживает верх над душевными терзаниями, а потому Аказа без лишних угрызений совести прыгает в не успевшую остыть кровать и сладко засыпает. Разбудил его звонок в дверь. Родители, что ли в гости пришли? Тогда стоит сделать вид, что никого нет дома, ведь переехал он к Генье только при условии, что он не будет проёбывать и вообще будет примерным учеником. Аказа тихо-тихо, пробрался к двери, чтобы, если что, не раскрыть свое присутствие в доме и посмотрел в глазок. За дверью стоял светловолосый, низкий мужчина, который с тревогой смотрел на входную дверь. И кто это? Аказа открыл. — Здравствуйте. — Он выпрямился, как полноправный владелец данной недвижимости. — Генья? — только и спросил сиплым от волнения голосом мужчина, как вдруг осекся и замолк. — Его сейчас нет дома. А вы кто? — Я… Я…могу я пройти в дом? — Ладно? — Аказа отступил, освобождая дорогу. Не самый умный поступок, ведь этот человек мог быть кем угодно — от проверяющего счетчики, до вора или убийцы. Блондин бросил свою сумку на пол и медленно поплыл по прихожей, осматривая каждую щель в стене. Он без сомнений и, конечно же, разрешения, прошел в кухню, где тяжело вздохнул и сел за стол. — Вы так и не назвались. — Напомнил о своём присутствии Аказа. — Санеми. Я Санеми. Санеми Шиназугава. — Он слышал это имя раньше. «Санеми, Санеми», — всё время повторял Генья во сне в те ночи, когда он резко просыпался и, крупно дрожа, старался снова уснуть. — Вы родственник Генье? — Я его брат. Если быть до конца откровенными, Аказе это совсем не нравилось. Едва ли у них была очень дружная семья, если Генья до сих пор кричит во сне. Но Аказа не из тех, кто лезет не в своё дело. Все те разы, когда он спрашивал Генью о его кошмарах и тревогах, тот просто отмахивался или уходил от темы, пока, в конце концов, не сказал: «Прости, но я не хочу говорить об этом». Именно поэтому Аказа молча смотрел на этого Санеми, который вытянулся в струнку и, казалось, даже боялся дышать от напряжения. — Вы будете дожидаться прихода Геньи? — спросил Аказа. Нужно было разработать тактику. — Да… Думаю, да. Я же могу побыть здесь? — Аказа пожал плечами. — Пожалуйста, но я откланяюсь, извините. Генья вернется через пару часов. Сказать, что Аказа беспокоился — ничего не сказать. Может, стоило прогнать этого человека? Сказать, что никакого Геньи тут не живет и захлопнуть дверь перед чужим носом. Позвонить, предупредить о приходе Санеми? Нет, ни к чему тревожить раньше времени, тем более что по идее Аказа только едет домой из колледжа. «Только бы не стало хуже» — думал он, с напряжением дожидаясь прихода парня. Не хотелось бы наблюдать ночные кошмары и истерики. Не хотелось, чтобы Генья проходил через это. Часы шли до невозможности медленно, Аказа совсем не знал, чем себя занять. Он приготовил ужин, даже сделал домашнее задание на завтра, стараясь не реагировать на незваного гостя, который так и сидел на кухне, опершись на руки. Возможно, он давно уже спал, это было совсем неважно. Когда хлопнула входная дверь, все присутствующие в доме вздрогнули. — Аказа, ты не представляешь! Мне сегодня выплатили всю зарплату, в том числе и то, что должны были с прошлых месяцев! — весело говорил Генья, снимая верхнюю одежду. — Чем это так вкусно пахнет? — шаги направлялись на кухню. — И что ты меня не встреча… — монолог оборвался на полуслове. Генья замер и удивленно посмотрел на Аказу — он не сразу узнал гостя. Санеми встал из-за стола и выпрямился, пытаясь сделать дружелюбное лицо. Аказа молча наблюдал, как бледнеет его парень. Генья сделал шаг назад — приготовился бежать. Мелкая дрожь пробивала его тело, мурашки неприятно скользили по спине и шее, казалось, были даже на щеках. В глаза отчетливо было видно всепоглощающий страх перед этим человеком, который виновато смотрит на брата. — …неми… — едва слышно прошелестел Генья. — Санеми, — повторил он громче. — Что ты здесь делаешь? — Я… хочу поговорить. Можно? Генья сглотнул. Ему не хотелось разговаривать с Санеми. Пусть он будет вечно убегать, пусть он будет трусом, но это лучше, чем испытывать боль и раз за разом принимать на себя удары, гордо смотря противнику в глаза. Гордость и сопротивление его только спровоцируют. — Хорошо, — снова шепот. Казалось, голос пропал насовсем. — Можно мы поговорим наедине? — Санеми с упором взглянул на Аказу. — Конечно, — Аказа прошел к выходу. — Если что, я здесь, буквально за стенкой и, если что, сразу приду, хорошо? Генья кивнул. Только слепой не заметит то, с каким страхом он стоял сейчас на этой кухне, и с каким ужасом сел за стол напротив брата. — Так о чем ты хотел поговорить? — едва выдавил из себя Генья. — Это твой парень? — Санеми кивнул на скрывшегося в другой комнате Аказу. — Да. Генья не стал повторять вопрос — не хотел провоцировать брата на агрессию, только молча опустил голову и ждал. Санеми пришёл, а значит, ему что-то нужно. Какое-то время — казалось, вечность, — прошло в молчании. «Не бойся меня» — хотел сказать Санеми, но готов был сам рассмеяться: как не бояться после всего? — Прости меня. Это всё, что я хотел сказать. Мне нет оправдания. Я многое осознал за это время и, если я могу как-то искупить свою вину, я сделаю что угодно. Мне правда… Очень жаль. — Голос сорвался, в голове стоял ком. — Я так виноват перед тобой. И я пойму, если ты скажешь, что не хочешь меня видеть больше никогда. Я прошёл лечение, могу даже показать выписку. Я никогда больше не сделаю тебе больно. Пожалуйста… На большее не хватило. В глазах стояли слезы, которые Санеми так и не пролил. Просто не имел на это права. — Я не злюсь на тебя и не ненавижу. Я просто хочу перестать бояться, что однажды ты придёшь, и всё начнётся сначала. Мне было страшно каждую ночь все эти годы. — Я понимаю, но… — Прости, Санеми. Я хочу, чтобы ты был счастлив. И я тоже. Едва ли я смогу дать тебе сейчас ответ. Пожалуйста, уходи. — Сколько тебе дать? — Ты не менял номер? — Нет, я… — Я тебе позвоню. Санеми кивнул. Это правильно. Он будет ждать столько, сколько нужно. Столько, сколько потребуется Генье. — Я могу оплатить тебе психолога, чтобы он поработал с твоими травмами. Не хочу, чтобы это мешало тебе жить. Генья кивнул и встал, показывая, что это конец разговора. Санеми встал следом и медленно направился к двери. Лишь возле выхода из дома он обернулся и взглянул в лицо брата — оно уже не выражало страх, только растерянность и грусть.