River of Love and Loss

Хрупкое, абсолютно разбитое создание, полное скорби до краёв — такой она была в самом начале пути. Карл и Донна не говорили о своих семьях, по крайней мере о тех, что были у них до встречи: как бы каждый из них ни храбрился, тема навсегда осталась болезненной; да и без разговоров мужчина понимал, насколько травмированной Беневиенто осталась после смерти близких. Гейзенберг привык видоизменять и чинить на фамильной фабрике всё: машины, людей, гибриды первого и второго, но когда он узнал Донну, то осознал, что впервые в жизни не хочет ничего менять — пусть девушка и была живым нарывом, пусть казалась ослабленной и болезненной, для него Донна пришлась идеальной. Ей не нужны были никакие доработки. Тем более, он ни за что не позволил бы ей изменить свой внешний вид. На шрам Карл не обращал внимания с самого первого дня — у него хватало своих как на лице, так и на теле. Особенно же мужчину завораживали её руки: тонкие бледные пальцы, обычно сокрытые от чужих глаз чёрным кружевом перчаток, имели почти нечеловеческий вид, оттого и притягивали его взгляд снова и снова своей пугающей утончённостью. Тёмные локоны, вечно убранные в высокую причёску. Лицо, выражавшее намного больше, чем Донна когда-либо позволяла себе произнести вслух. Живой, полный эмоций взгляд. Донна была прекрасней дочерей Альсины вместе взятых в своей, как она считала, неидеальности. А ещё, девушка никогда не была прямой в том, что чувствует. Будучи человеком Беневиенто любила выращивать цветы, придавая им особое значение, и первое время Карл не понимал, насколько они для неё действительно важны, пока она не начала методично всучивать ему букеты во время прогулок и на прощанье. Колокольчики. Розовые гвоздики. Незабудки. Жимолость. Пурпурная сирень. Бледно-лиловые розы. Понадобилось почти пол года, чтобы до Карла дошло — Беневиенто общается с ним на языке цветов, говоря то, что не признаёт, глядя в глаза. — Ты могла бы просто сказать, — В следующую их встречу мужчина первым делом возмутился. — Я, конечно, хорош, но наизусть значение каждого веника не помню. Мне пришлось искать книгу в замке Димитреску, а я там не самый желанный гость. Вместо ответа Донна улыбнулась и протянула ему перевязанные лентой маргаритки — вновь послание, истинное значение которого понимает в этом богом забытом селении лишь она сама. «Невинность, непорочность, скромность, верность, преданная любовь». Чувства обуревали Гейзенберга от такого наивного жеста. — Ты же знаешь, что это я должен дарить тебе цветы? — Ты можешь попробовать.