Цыплятки

Хисаги смотрит на нового капитана девятого отряда, своего нового капитана и не понимает. Не догоняет. Он пробует это словосочетание, которое Абарай притащил с грунта, на вкус, у себя в мыслях и качает головой. Нет, это не то. Не догоняет он капитана Куросаки Ичиго в прямом, буквальном смысле, а вот как синигами – он его не понимает от слова совсем. Девятый, отряд предателя. Конечно, мало кто говорил это в лицо, но взгляды были и шепотки недобрые были, и проверки бесконечные по первости. Хуже только Хинамори пришлось, та дурочка, еще и заступалась рьяно за своего капитана, не верила, а теперь ничего, отпустило ее вроде бы, под бдительным то вниманием Хирако-сан. А вот Шухей, ну, он Шухей. Он настолько привык все тянуть на себе, претерпевать, что сейчас совершенно в полном раздрае. Еще и капитан этот. Ку-ро-са-ки И-чи-го, етить его за ногу. Рыжий такой весь, яркий, волосы длинющие эти, вечно он их недовольно отбрасывает, в лицо лезут, мешаются, периодически слышен его бубнеж про обрезать нахрен. Тонкий какой-то, до хрупкости, сожми чуть сильнее – переломится, хоть и высокий, немного только ниже Хисаги, с глазами своими большими и влажными и складкой угрюмой между изящных бровей, которая появляется в моменты глубоких раздумий. Как девка, вот серьезно. Нет, он конечно слышал и от капитанов, и от лейтенантов о подвигах этого Куросаки, да блядь, даже на войне одной были, только пересечься не получилось что-то, но вот рассказанное что-то на живую картинку наслаиваться не хочет. В мыслях он представлял себе Зараки-тайчо, только рыжего и человека, а на выходе получилось вот это. Странно. Хисаги думает. Вертит и так и сяк капитана своего в мыслях и категорически понять его не может, а спросить не у кого. Пытался у Абарая, но тот только пожал плечами, покачивая в пальцах токкури с остатками саке, и сказал, усмехаясь тепло “это Ичиго”. И что? Что это Ичиго он и сам знает, а вот как понять его – не знает. Хотел сунуться к Рукии-сама, та вроде бы общалась с этим рыжим дольше Абарая, но передумал – девчонка, что с нее возьмешь, он еще помнил ее вздохи по мальчишке из той, далекой жизни, когда девятый не был отрядом предателей. Он был все же немного сексистом, ага. Еще одно модное словечко с Грунта, которая приволокла уже Мацумото. То, что он сексист не немного, Хисаги узнает где-то через пару месяцев и совершенно случайно, вот честно. Он заруливает в четвертый, чтобы оставить заявку на лечебные настойки для своего отряда. С капитаном они все еще в натянутых отношениях, хотя, скорее, это Шухей натянутый, как перетянутая гитарная струна – тронь чуть сильнее и лопнет под пальцами, вот капитан его и не трогает лишний раз. Это тоже странно, Хисаги привык, что здесь – додавливают до последнего, чтобы понять и посмотреть что у тебя внутри, чтобы, значится, знать - можно на тебя рассчитывать или нет, ну и где собственно. А этот нет, обходит острые углы, отшучивается, иногда предлагает тренировочные спарринги, чтобы сбросить напряжение тяжелого дня, да на потеху отряда. Странный, ага. Шухей это уже упоминал. Ах, да, отряд. Ну, собственно отряд кажется собирался скидываться и открывать храм имени Ичиго Куросаки на территории девятого. Короче, визжал, но тихо, чтобы значится тайчо не отвлекался на них, потому и тихо, и фонтанировал слюнями и кровью из носа при его появлении. И это сейчас он буквально уже. Вначале Хисаги нихрена не вдуплял, впрочем, с этим рыжим, такое состояние, кажется, останется с ним на долгие-долгие годы, а потом вдруг заметил. И опять ничерта не понял. Наверное он заразился от Абарая тупизмом, не иначе как по воздуху тот передается. Куросаки-тайчо был везде, где были люди из девятого отряда. Как он это делал, óни его знает, но факт оставался фактом. Нет, конечно, на территории бараков он своих гонял и в хвост и в гриву, даже сделал кое-какие перестановки. После боев с ним народ пачками выносили в сторону четвертого, спуску, в общем, никому не давал и держал всех в ежовых рукавицах, а вот за их территорией… Ну, в общем-то они жаловаться не привыкли, в конечном счете, все крысы давно сбежали с тонущего корабля и в отряде оставались самые верные, но косые взгляды и шепотки оставались, да. Что с этим делать Шухей не знал, а вот капитан просто пришел и… ну и все, собственно. На них стали смотреть как на обычных синигами, нормальных, не предателей. Это уже потом Иккаку с Юмичикой ему все на пальцах объяснили, еще и дураком обозвали. Ну да, дурак, сам бы долго доходил до этого, а тем Зараки рассказал, вот они и поделились. Оказывается Куросаки ко всем, кто недобро отзывался о нашем отряде, подходил и предлагал высказать все претензии ему, значится, в лицо и решить дело через поединок. Нет, парочка идиотов конечна была, но они из одиннадцатого, так что это не считается. И все вокруг, вдруг, резко успокоились, видя за каждым из девятого – от лейтенанта до рядового и новобранца, рыжую тень, которая готова была глотки драть за своих. Это… удивляло и приятно щекотало что-то внутри. Ах, да, про сексизм. Так вот, шел он значится отдать бланк заявки капитану Исане и нелепо стал свидетелем разговора между ней и капитаном Куросаки. Да твою ж то мааааать. Приехали. Омега. Капитан омега девятого отряда. Блядская жизнь после смерти. И что делать? Он настолько ушел в свою тихую истерику, что не заметил, как разговор капитанский закончился и Куросаки вышел из кабинета, нос к носу столкнувшись со своим лейтенантом. Шухей замер, тараща глаза, тайчо весь как-то побледнел и подобрался, будто перед прыжком. Ну все, хана тебе Хисаги. Однако, ну да, Куросаки умел удивлять. Выдохнул нервно, скинул напряжение с плеч, поклонился, вееежливо так, и отступил с прохода, пропуская к капитану четвертого отряда, а сам с прямой спиной прошествовал по коридору на выход, как на эшафот, честное слово. А Шухей опять завис после этого, мало ему было мыслей что делать с капитаном Куросаки, так теперь надо было думать что делать с омегой капитаном Куросаки. Его, блядь, капитаном. Который как-то заиндивел весь, после той нелепой встречи в дверях Исане-тайчо и подслушанного разговора, будто выморозился изнутри и теперь больше походил на Кучики старшего, если бы тот был омегой, а не бетой. Блядь. Хисаги с омегой живой общался один раз и то, мельком, это был Укитаке-тайчо. Очень хотелось побиться головой о стену. Он, блядь, вырос в бедных районах Руконгая, там омеги надолго не задерживались, им везло, если их замечали и забирали в богатые семейства, если не везло, что ж, как он и говорил, омеги там на долго не задерживались. В Сейретее вообще было немыслимо встретить омегу, тех охраняли похлеще Короля Душ и любимой сакуры Кучики Бьякуи. Редкие были и те, и другой, и третья, ясно? Шухею, голодранцу из Руконгая, хоть и альфе, вообще никаким боком не светила встреча с такими нежными, хрупкими созданиями (хотя глядя на своего капитана, он мог бы поспорить о якобы хрупкости и нежности этого пола), так что оставалось перебиваться пышными формами бет женского пола и его это устраивало. А тут на тебе. И что делать? Он и пошел на поклон к главнокомандующему Кьёраку. Ну, тот и объяснил, еле ушел от него. Только глаза Сюнсуя из головы не выходили все, мертвые такие, пустые, да лицо убитое, когда услышал о чем речь пойдет, видать там тоже все не так просто было у этих друзей с детства, но это уже не его дело, ему надо было о своем капитане думать. А тот, как будто нарочно, все хирел на глазах, истончался, бледнел, отряд начинал нервничать, поглядывая на лейтенанта с вопросом. Ну, Шухей и не нашел ничего лучше, чем тряхануть Абарая за шкварник на тему Куросаки Ичиго, да выбить себе разрешение на посещение мира живых. Так что на следующее утро Куросаки-тайчо с удивлением рассматривал небольшую коробочку с фирменными штампами его любимой кондитерской на своих коленях и таращился на протянутую ему чашку в форме клубнички с любимым сортом зеленого чая, а еще неуверенно улыбался ему, Шухею, лейтенанту девятого отряда тормознутому немного, но не совсем идиоту, в котором капитаном был хоть и дурак, но самый Лучший Ку-ро-са-ки И-чи-го. Самая настоящая омега. А через пол года в Сейретее объявился Гриммджоу Джагерджак и его жизнь, в очередной раз, совершила мозговыносящий кульбит и покатилась по пизде.