Schoolhill

Во входной двери поворачивается ключ, и в прихожей происходит какая-то возня. Примерно через минуту кухне себя являет Роберт в большой футболке, которая, кажется, принадлежит Улансу, в разноцветных заколках, прибирающих светлые волосы, и с пачкой куриного доширака в руках.  — сидит, гнида, — здоровается парень с Гришей весьма любезно, но во взгляде проглядывается что-то тёплое, дружеское. — ну и почему на этот раз ты проёбываешь пары?  — ты чё, ебанутый? Кто вообще ходит на пары в субботу? — убеждённо восклицает Ляхов, развалившись на несчастном кухонном диванчике с пачкой чипсов и ноутбуком на покрытом скатертью столе.  — ну я…только что вернулся, — поднимает он одну руку, которой машет приветом, и выражение лица его так и говорит, что Грише место у параши. — собственно, ты и в будние дни не ходишь. Гришань, дошёл бы до универа хоть раз. Тебя уже, может, отчислили, а ты и не знаешь.  — я понять не могу, хули ты пристал ко мне со своим универом? — неожиданно для себя начинает хамить старший, нарочно приковав взгляд к экрану ноутбука.  — переживаю за тебя, хамло обоссанное. — всем своим тоном блондин выдаёт, что его задело это возмущение на пустом месте, но Гриша словно бы не слышит.  — иди за кого-нибудь другого попереживай, раз я хамло обсосанное, — перевирает он, обижаясь сильнее младшего. — за Уланса, например, иди до него доебись.  — Уланс не даёт повода за него переживать. — фыркает Роберт и раздражённо кидает на стол упаковку с лапшой, то ли для вескости своего недовольства, то ли для эмоциональной разрядки.  — я очень рад, блять. — только и огрызается Гриша.  — да что с тобой такое? — искренне удивлённо задаётся вопросом Плаудис, садится напротив друга, и подавив свою мимолётную обиду, берёт его руку в свою. — что случилось?  — всё сразу, — отчаянно выдаёт Гриша сразу на три тона спокойнее. — вот какого хуя ты вчера не пришёл?  — я уже сказал, что закончил работать в первом часу и устал как собака, а мне ещё сегодня и на пары надо было, — ссылаясь на свои ночные сообщения, отвечает Роберт. — я поехал сразу домой спать, но мне, честно, подумать страшно, что ты учинил в моё отсутствие, потому что в прошлый такой раз ты чуть в тюрьму не сел.  — во-первых, я посрался с Кристиной, — решив начать с самого безобидного, рассказывает Ляхов. — у меня и так пиздец недоёб, а теперь даже не предвидится в ближайшее время, супер, блять! Чтобы ты понимал, её вчера даже не было, а я всё равно умудрился с ней посраться.  — каким ебучим образом? — выгибая бровь, возникает Роберт.  — ну там кое-какой другой пиздец высшей пробы произошёл, я на нервах весь, бухой в хламину, она мне чё-то пишет, блять… — не успевает Плаудис поинтересоваться насчёт загадочного пиздеца, как Гриша сам продолжает. — я короче…поплатился за свою любовь к малолеткам, так сказать. Выражением лица Роберта в момент произнесения слов можно было измерить толпы недовольных россиян.  — тебя вообще ничему жизнь не учит?! — разгорается он, даже не успев услышать подробности, которые, не факт, что вообще хочет слышать. — тебе не хватило изнасилования, за которое тебя чуть не закрыли?  — да не было никакого изнасилования, ёбаный-наблёванный! — тут же поднимает возмущение Гриша, в который раз оправдываясь за патовую ситуацию почти годовалой давности. — да, она была девственницей, да, она не хотела со мной ебаться, да, я пиздец как настаивал, лез к ней, но она в итоге согласилась, блять, и даже хорошо ей было. И это, между прочим, доказано, поэтому меня и не закрыли.  — ну даже если так, разве потраченные время, нервы и деньги не должны были отвадить тебя от малолеток? — закатывает глаза Плаудис с намёком на то, что обвинял он Ляхова отнюдь не в эпизоде с изнасилованием. — я не знаю, вот что с тобой не так? Ты хоть каплю учишься на своих ошибках?  — я учусь, — требует Гриша тоном обиженного ребёнка. — я не вижу ничего плохого в добровольном сексе с несовершеннолетними, бля, мальчик был не против, пока я с ним ласкался, а потом я попытался полезть в трусы, и он такой «ну я так не хочу, я вообще целка», блять, Берт, ты прикинь, как я ахуел, как меня флэшбэкнуло. На все эмоциональные возгласы Гриша получает лишь полный осуждения вздох и негодующий взгляд, в котором так и читается: «нет, ну ты неисправимый кретин». Мнение Роберта на этот счёт он знает и так, поэтому младшему даже нет смысла распинаться по поводу торжества.  — если ты сейчас мне скажешь, что продолжил доёбывать его после этого, я тебе вломлю. — предупреждает Плаудис угрожающе, и по дрожащей руке видно: действительно вломит.  — нет, я же не идиот, — фыркает Гриша, про себя добавляя «больше не идиот». — но проблема в том, что я…мне кажется, он может рассказать об этом кому-то, и тогда я точно до конца своей молодости буду на зоне телики чинить.  — блять, Гриша. — Роберт резко поднимается из-за стола, не забыв закатить глаза, и плетётся в другой конец кухни, чтобы поставить чайник. Других слов на этого гения малолеток у него не находится.  — да что я сразу?! — умудряется удивиться Гриша и руки на груди складывает. — всё до последнего момента было нормально, он прямо глазами меня пожирал, я подумал…  — членом, — за него заканчивает блондин, наполняя чайник водой через носик, в голове рождается вполне логичная гипотеза. — ты всю жизнь думаешь членом, Гриша. Может, ты мальчику понравился реально, у него там первая любовь, хуё-моё, а ты небось сразу его ртом на хуй, он и испугался… Знаешь, с несовершеннолетними часто так. За ними долго ухаживать надо, готовить их морально к первому сексу, ну ты, как любитель трахать детишек, должен знать вообще. Этот сарказм нервозный — самая сладкая черта Роберта, которую Гриша заодно и ненавидит. По крайней мере, переваривать информацию под соусом упрекающей иронии — перспектива не из приятных, и Ляхову просто удавиться хочется, потому что, чёрт возьми, его друг пиздец как прав. Да что уж там, Слава сам вчера лично Грише это пытался донести, только он его не слышал.  — да походу…походу я его обидел, — приходит к итогу Гриша и решает перейти к самой вкусной части рассказа. — типа, я попросил его сделать вид, что ничего не было, он встал, ушел…я остался сидеть один, провтыкал по накурке минут сорок в стену. Потом выхожу ко всем; его нигде нет, подхожу к пацанам, спрашиваю про него — никто не знает. Пишу ему, а он на последнем поезде домой уехал, оказалось. Вот прямо после того как хлопнул передо мной дверью, сразу домой и съебался. Самое главное, я продолжаю ему писать, мол, «ты же не скажешь никому об этом, да?», а он прочитал и не ответил ничего. А ты, блять, говоришь, на пары идти.  — блять, ну пиздец, буду всем хвастаться, что у меня бывший сидит за педофилию. — весьма необычно комментирует Роберт, разжигая плиту.  — я ещё не сижу! — просит заметить он, чувствуя себя человеком, которого заживо похоронили. — но ты вот как будущий юрист можешь сказать, насколько мне это грозит, если у нас было…я ну…просто засос ему оставил? В тот же момент голубоглазый резко меняется в лице и чувствует стремительное похолодание в ладонях. Он резко оборачивается на Гришу, так как стоял к нему спиной, а это недоразумение уж точно должно увидеть и трезво оценить весь спектр эмоций, вызванный его крайним высказыванием.  — ты ему засос поставил? — переспрашивает он на всякий случай. — ты чё, ебанутый совсем?  — заметь, он не сопротивлялся! — отчаянно защищается Гриша.  — сиди и молись теперь, блять, чтобы твоё маленькое ночное приключение думало также. — угрожающе звенит Роберт, хотя и отлично понимает, что явно преувеличивает. Уланс всегда говорит, что это как-то жестоко, но Плаудис твёрдо настроен отвадить лучшего друга от подобного плана глупостей. Словом, первый возвращается совсем скоро, и когда Ляхов задумчиво закрывается в своей комнате, Роберт перекочёвывает к любимому соседу.  — подвинь стул, мне ничего не видно. — закусив резиновый кончик карандаша, просит Познакс. Они ютятся вместе на компактной постели, укрытой серым хлопковым покрывалом. Роберт, прижимаясь плечом к шкафу, стоящему впритык к кровати, а Уланс рядышком — в куче подушек, с учебниками, тетрадками и калькулятором.  — ты же физику свою решаешь, — чуть хмурится парень, лениво кивая на задачник, валяющийся возле него.  — как я могу решать физику, пока ты смотришь Класс убийц? — он смеряет утомлённым взглядом свой черновик и решительно зачёркивает всё, что успел понаписать, решая крайнюю задачу. Роберт вынужденно возвращает взгляд на экран ноутбука на столе, где вот уже час транслируется вышеупомянутое аниме. Он на пару секунд засматривается, чтобы понять, что происходит внутри японского мультика, и снова переводит взгляд на друга.  — я могу в наушниках посмотреть. — понимающе предлагает Плаудис, хотя терпеть не может наушники. Уланс это прекрасно знает, поэтому обычно тихо пищит в подушку с мыслями о том, какой же Роберт у него хороший, когда замечает, как тот подключает к ноутбуку наушники ближе к ночи. Кареглазый уже научился засыпать под звуки, исходящие из переносного компьютера его друга, но второй всё равно не может позволить себе до пяти утра шуметь. А вот над Гришей они, конечно, любят поиздеваться. Включить подлую еврейскую музыку на весь дом в шесть утра, когда Ляхов в очередной раз собирается проспать пары — милое дело, например. Ну а чего ему, опять дрыхнуть до двух часов дня? Нет уж.  — да я заколебался уже, — резко хлопнув учебником, причитает будущий физик. — «Познакс, ты — один из лучших студентов на потоке» всё ещё не причина постоянно задавать мне неебические домашние задания, от которых вся остальная группа освобождена, но, сука, я же знаю, что эта гнида завалит меня на сессии, если я не принесу ему ебучих сто задач, а потом другие сто задач, а потом третьи сто задач…  — я понять не могу, он, блять, тебя готовит к контрольной битве с каким-нибудь… Зелинским или что? — негодует старший вместе с ним.  — …Зелинский химиком был… — между делом поправляет Уланс, и сквозь губы выдохнув, откидывается спиной к стене, потому что старший так и не соизволил отодвинуть стул. Роберт недовольно урчит, до ужаса не любит, когда его поправляют, но ведь и Познакс не мог не сумничать.  — я просто назвал случайное имя, которое вспомнил, — думает юноша, но не понимает, почему это не был хотя бы всеми избитый Эйнштейн. — я не должен их всех различать! Уланс тихо смеётся, пока старший изображает возмущение, и заваливается на хрупкое плечо друга. Наверняка, они оба думают о том, что когда-то Роберт думал тоже поступать на физфак, чисто за компанию с Познаксом. Он-то всегда знал, к чему у него лежит, что хорошо получается, знал, что будет поступать в технический ВУЗ, а Берт, в свою очередь, до сих пор, похоже, до конца не понимает кем хочет стать. Одно было понятно сразу: за компанию не получится, не его это предметы — физика и математика, да и проваляв дурака до выпускного класса, разом не подтянешь все нужные знания по этим наукам, чтобы хотя бы не завалить школьные экзамены, что уж там говорить о вступительных. Идея была глупая, может, наивная, однако Роберт просто не представляет свою жизнь без этого очкастого создания, даже как-то странна ему мысль о том, чтобы им быть всюду и везде порознь, друг без друга. Они смотрят фильмы, мультики, дорамы со старого робертовского ноута, играют в карты, встречают друг друга с учёбы, гуляют по вечерам в их любимую прохладную пасмурную погоду, бывает, даже в ванную вместе ходят, если только Плаудису не лень подниматься с утра пораньше или уже вечером вставать с дивана. Надо сказать, Уланс вообще неадекватно активное и энергичное существо. Он всегда подрывается раньше всех, готовит завтрак на всю «семью», — единственное, Познакс держит в страшной тайне тот факт, что он искренне ненавидит готовить, и делает это лишь потому, что ему нравится заботиться о своих друзьях, — а иногда даже успевает выгулять собаку соседской бабушки, от которой всегда возвращается накормленным блинчиками, драниками или ещё какой-нибудь прелестью домашней бабушкиной кухни. Правда, пока они оба в университете, всё добро из холодильника таинственным образом исчезает. И главное ведь, вообще неясно куда: Гриша, как единственный свидетель, в очередной раз проёбывающий пару, клятвенно заявляет, что ничего подобного не видел, а сам святым духом питается. От этого не становится понятно, что же за батарейки такие у Уланса чудесные, что он всегда всё успевает, так как Роберт рано утром максимум что может — в пол лицом уебаться и пролежать так, пока не поймёт, что до начала пары пятнадцать минут осталось. И именно Уланс является единственно верной зажигалкой, единственной универсальной зарядкой для порядком уставшего от учёбы парня, который эту учёбу никогда в приоритет и не ставил. Вот уже второй курс пошёл, второй год, как Роберт усердно учится на адвоката по выбору отца, а единственная причина, по которой он не воплотил ни идею вылететь из университета, ни идею вылететь из окна своей комнаты — это Уланс, мать его, Познакс. Он забирается ночью к нему в кровать с зажигалкой-фонариком, читает вслух Стивена Кинга, стягивает утром с него одеяло, написывает на парах, вытаскивает гулять под вечер с чипсами и соком, будто им опять по десять. Даже странно, что в эту чересчур тёплую дружбу как-то влез Гриша — тот странный парень, который откликнулся на объявление первокурсников о поиске соседа для аренды квартиры, потому что его выселили из общежития за постоянных с бешеной скоростью сменяющихся девчонок и ящик пива под кроватью. И это ещё десятку травы он вовремя в жопу запихал, когда комендант с неписанным возмущением на лице выносила из комнаты целый парад бутылок с алкоголем. Первый курс, видимо, у Ляхова прошёл очень весело, и даже странно, что спалили его только под самое закрытие сессии, когда он осмелился отметить свой чудесный переход на следующую ступень обучения в ВУЗе авторской вечеринкой с тремя девчонками и водкой, бутылки из-под которой почему-то, — он этого не помнит, — летели в окно. Так или иначе, судьба свела их, и первые пару недель Уланс с Робертом, свеженькие, ряженые первачи, намеренные учиться до посинения и защитить свой красный диплом, — а кто нападает? — даже побаивались этого пивного Дон Жуана. Казалось, что отношения у них ни за что в жизни не заладятся, ну что может быть общего у «хороших» мальчиков, которые курят траву по выходным, и откровенно бешеного пацана, который в вагинах студенток появляется чаще, чем на занятиях в университете? И как-то сдружились ведь. Как бы предательски это ни звучало, в тот момент, когда Уланс по срочным делам отлучился на пару недель в Ригу к маме, они и сдружились. Он, конечно, проваландавшись с документами весь свой импровизированный отпуск и вернувшись порядком уставшим, никак не ожидал услышать робертовым голосом из стен комнаты Ляхова недвусмысленное «ах, Гриша, жёстче!», но, выходит, они очень даже хорошо «сдружились». Весьма странные обстоятельства, но именно это и послужило тому, что они все втроём начали хорошо общаться и стали охренеть какими близкими друзьями друг другу к сегодняшнему дню. То, что каким-то образом между ними происходило, вот эти попытки в отношения несколько раз с одинаковым исходом, то, как им одно время сносило голову друг от друга. Так, что Уланс успел почувствовать себя лишним, Роберт ведь даже почти переселился к старшему в комнату, хотя формально его вещи оставались там же.  — чё там Гришаня-то притаился? — спрашивает Уланс, будто прочитав в глазах Роберта, что тот о нём задумался. Плаудис лениво ведёт взглядом в сторону стены, что разделяет их троих, потягивается так, будто бы спал, чуть дёрнув рукой, которой обнимает младшего за плечо. Он потирает глаза, но задумчивость никуда не уходит.  — да че-то хуйня у него какая-то… — решает не углубляться Плаудис, предполагая, что его собеседник, видимо, не в курсе событий. Непонятно, правда, каким образом Кристину, бывшего с ним на одной тусовке, это всё обошло стороной. Чем он там вообще занимался и с кем тусовался, если не с Ляховым? Эти мысли парень предпочитает от себя отогнать, но любопытство узнать хоть что-то о вечеринке, которую он пропустил из-за работы, берёт верх.  — вчера всё нормально было? — он лохматит беспорядочные тёмные пряди своей почти девичьей ладонью, заглядывает в тёплые как кофе глаза друга, ловя его мягкую улыбку. — расскажи мне как хоть всё прошло.  — я накурился пиздец, — смеётся Уланс и уверенно подаётся виском в чужую ладонь, прямо на лице парня написано это умиротворение, которое приносят ему поглаживания светловолосого. — ничего особенного не было или я не помню нихуя…  — а Гриша что?.. — решает воспользоваться моментом он, хмурится, потому что как-то слишком поверхностно кареглазый изъясняется.  — да он со Славиком возился всё… — щурясь, рассказывает Познакс и ныряет носом в такое родное, тёплое плечо, видно, что пытается вспомнить.  — а ты отдельно от них был, что ли? — с подозрением прикапывается Роберт, чувствуя, как нарастает внутреннее беспокойство, силящееся превратиться в приступ ревности.  — ну я с Назаром там, со всеми, — быстро добавляет Уланс, внутренне рушась, потому что знает же, что малейшее переживание у него в голосе, в лице, всё это старший умело считает. — да я с ребятами был, с пацанами, Гриша с этим, с малым как-то в сторону от нас ушли, а потом он уехал.  — кто уехал?! — резко пугается Плаудис, так как детали слишком сладко совпадают, а вот как-то не хочется, чтобы всё в самом деле было так, как сложилось у него в голове.  — Слава, — уточняет темноволосый беззаботно. — ему чёт не понравилось у нас, он мне сказал, что странно себя чувствовал лишним там и всё такое…он прям перед закрытием метро свалил и сел на последний поезд, во как…мы даже не заметили, как он ушёл.  — блять. — изрекается детектив-самоучка, нехотя сопоставляя в своей голове все факты, которые ведут к тому, что именно Слава и есть тот самый мальчик, к которому Гриша вчера приставал. Мысли Роберта нагреваются как обед в микроволновке. Поведение Гриши вызывает какие-то неконтролируемые приступы раздражения. От того, что он решил подкатывать к Славе, становится почти физически больно, особенно если добавить к этому понимание того, что это не Роберта дело вообще. Резко остыть заставляет хлопок двери — Гриша ушёл куда-то, и в секунду, когда до Плаудиса это доходит, он лишь сильнее воспламеняется, потому что он прекрасно знает, куда собрался этот мачо недоделанный.  — что? — глупо спрашивает Уланс, пытаясь для самого себя хоть как-то прояснить ситуацию. Он, может, и догадывается о чём-то, но не хочет делать выводов, потому что в прошлый вечер был жутко пьян и накурен, утверждать наверняка он не сможет ничего. Только вот эти непонятные слова, странные эмоции и напряжённая обстановка, заставляют голову печься, а легче совсем не становится от брошенной Робертом фразы:  — этот мудак сейчас всё испортит нахуй…