***
Просыпается Чонин от ужасного шума и пыхтения в голове, такого, будто бы ему в уши засунули тысячу гигантских Черепашьих сердец. В висках так давит, что, кажется, они готовы взорваться. И тело ломит сильно. Пару минут юноша лежит, молча рассматривая деревянный потолок, на котором вверх ногами сидит муха. Кто вообще делает деревянные потолки в нынешнее время. Такие должны быть только в избушке Бабы Яги. Когда Чонин более-менее привыкает к странной боли во всём теле, он пытается подняться, однако ему с трудом удаётся даже слегка повернуть голову набок. Юноша издаёт что-то вроде стона. За стенкой тут же раздаётся шуршание и через пару мгновений в невысоком дверном проёме, с которого, кажется, даже свисает паутина, появляется Минхо. Он смотрит внимательно и молчит. Потом садится на край постели так, чтобы Чонин мог его видеть. Волосы Мастера собраны в растрёпанную косу. — Что ты чувствуешь? — заботливо спрашивает он. Чонин хмурится. Слова даются ему с трудом. — Всё… Болит… — Это хорошо, так и должно быть, — успокаивает его Минхо и легонько улыбается, — было бы куда хуже, если бы ничего не болело. Я помогу тебе подняться. Он подхватывает Чонина на руки, словно куклу, и аккуратно сажает на кровать. Теперь тому видно всю комнату. С деревянным потолком, полом и стенами, а ещё парой стульев и столом. Минхо внезапно ойкает и исчезает в дверном проёме, но вскоре возвращается с тарелкой каши в руках. Рисовой. Раньше в мастерской варили её только на чей-то день рождения. Тогда все мальчишки ели из одной железной кастрюли, а Чонин всегда говорил, что не любит эту кашу. Он с удивлением поднимает глаза на Минхо. — Это ведь твоя любимая, — улыбается он и кормит Чонина с деревянной ложки. И хоть через пару дней юноша убеждает Мастера, что может есть и сам, тот по-прежнему приходит в комнату и садится напротив с тарелкой рисовой каши и самой красивой во всех четырёх государствах улыбкой. Чонину неловко. Он видит, как Минхо хочет что-то сказать, но всё не решается. Как старинные часы, у которых минутная стрелка никак не может перешагнуть цифру двенадцать и топчется на одном месте, и дрожит от нетерпения. Ещё юноша слышит, как в соседней комнате Мастер перешёптывается с кем-то, и от этого неловкость, летающая в воздухе кажется ещё более угнетающей. На пятый день Чонин уже может стоять сам. Тело очень тяжёлое и ноги упорно не слушаются, но он старается изо всех сил. Ходит по комнате и кашу уже ест тоже сам. А по вечерам читает книги, неизвестно откуда появившиеся одним утром на столе рядом с тарелкой завтрака. В один из таких вечером Минхо осторожно заглядывает в комнату. — Не помешаю? Чонин качает головой и тут же откладывает книгу в сторону. Минхо рвано вздыхает. — Я хотел поговорить. — Только больше не извиняйся, — предостерегает его юноша, — иначе не буду есть кашу. Мастер фыркает. Он пододвигает к кровати скрипящий стул и садится, сложив руки на коленях. Минхо всегда делает так, когда волнуется. — Только не перебивай, — как-то даже слишком умоляюще просит он, хоть и знает, что слушателем Чонин может быть бесподобным, почти как каменное изваяние. Мастер прикрывает глаза, прежде чем начать свой рассказ. Рассказ о мальчике, который родился сто лет назад. Только вот у мальчика этого была одна особенность. — Ведьма! Ведьма! — смеялись дети и тыкали в него пальцами. — Неправда! — кричал мальчик и прятал под капюшоном свою рыжую косу. Больше у мальчика ничего не было. Ни семьи, ни дома, куда можно вернуться, чтобы уткнуться в подушку и вдоволь порыдать из-за несправедливости. Но однажды он встретил старика. У того была длинная борода и маленькие сверкающие глазки. — Ты мне нравишься, — сказал старик и забрал мальчика к себе. Дом у него был огромный, но не такой как у остальных в городе. Стены были обиты железом, вместо дерева, а под потолком висело что-то огромное, похожее на рыбу. — Это называется дирижабль, — ответил старик. Он оказался Мастером. Делал из металла разные удивительные вещи и заставлял их жить собственной жизнью, упрощая и спасая чью-то чужую. В его доме летали серебряные бабочки, а на полу спал бронзовый дракон. И старик стал обучать мальчика всему, что умел сам. Создавать бабочек и драконов. Мальчик смотрел, как старик разговаривает с приходившими к нему людьми, смотрел, как трепетно тот прикасается к холодному мёртвому железу, а после оживляет его, и думал, что старик волшебник. Мальчик упорно обучался мастерству десять лет. Но старик никогда не позволял ему сделать что-то полностью самостоятельно. Всё говорил, что мальчик ещё не готов. Но однажды Мастер подозвал его к себе и сказал, что пришло время создать свою первую работу. Мальчика переполняли эмоции. Он не спал всю ночь и перебирал сотни чертежей и зарисовок, которые накопились у него за годы обучения. Он смог решить, что хочет воплотить в жизнь больше всего только под утро. И тогда мальчик сразу же принялся за работу. Он приручал металл медленно и осторожно, шаг за шагом, как его учил старик. Поэтому своё творение он закончил только спустя три года. Это был крошечный серебряный эльф. Старый Мастер долго молчал, когда увидел его, а потом сказал, что ему больше нечему научить мальчика. — Ты потратил на это три года, когда моим пальцам понадобилось бы двенадцать лет. Теперь ты стал настоящим мастером. Можешь идти. Но мальчику идти было некуда и вещей у него почти не было. Он взял немного еды и инструментов, положил их в сумку и, попрощавшись с наставником, закрыл за собой дверь с колокольчиком. Перед уходом он оставил только серебряного эльфа. — Это моя благодарность Вам за годы обучения, — сказал мальчик Мастеру. Сначала он собирался уехать в другой город, но почему-то не решился. Подумал, что пробудет в родных краях ещё немного. Снял небольшую комнатку в самом тёмном переулке и работал по ночам. Но в одну из таких ночей на улицах города появились люди в солдатской форме и с оружием. Они искали Мастера и говорили, что пришли от императора. Ещё говорили, что началась война. Мальчик хотел предупредить учителя, поэтому тут же направился к его мастерской. Однако когда он пришёл, дверь была распахнута, а внутри никого не было. А вскоре в городе объявили о сбежавшем из-под стражи старом Мастере, сказав, что он не захотел помогать жителям защититься от вражеского государства, а по сему объявлен предателем. Немногим позже по городу прошёл новый слух. Говорили, что в камере остался только крошечный серебряный эльф. Одна женщина воскликнула, что, должно быть, старик обратился в этого эльфа, чтобы спастись. Другая подхватила, сказав, что Мастер был прикован якобы серебряной цепью и за ночь создал эту скульптуру. — Он заключил там весь свой талант, чтобы власти не могли его использовать, - завершил какой-то мужчина. И только один мальчик, который ночевал возле городской тюрьмы, слышал несколько выстрелов. На следующее утро солдаты прошерстили каждый угол в городе. Они собирали всех, кто мог твёрдо стоять на ногах, чтобы сражаться на войне. Мальчика, который уже давно был юношей, тоже забрали. И он сражался на поле боя. Так прошло несколько лет. Он стрелял в врагов из недавно изобретённых простеньких пистолетов, а они стреляли в него. А по ночам, когда сражения прекращались на пару часов, он доставал из сумки свои инструменты и работал. Его преследовали мысли об учителе, которого он мог бы спасти. Но мог ли? Он видел очень много смертей. Поэтому решил сделать искусственное сердце, чтобы могло биться вечно, а люди не умирали. Юноша долго работал, и вот наконец в руках у него было маленькое сердце, точно такое, как у всех, только из металла. Он не желал заполучить вечную жизнь, просто хотел, чтобы его близкие не страдали. Разве это не может быть его оправданием теперь, когда череда ошибок уже совершена? Минхо медленно поднимает глаза на Чонина. Тот смотрит в ответ молча и не отрываясь. — Разве это не может быть его оправданием? — повторяет он. Чонин отводит взгляд. — И что же он сделал? И Минхо рассказывает, как юноша закрыл глаза и вырезал своё сердце. А на его место положил железное. И когда на следующий день пуля пронзила его тело, он не умер. Это увидел соратник юноши и в ужасе закричал: — Ведьма! Ведьма! Юноша попытался ему рассказать всё и даже протянул второе железное сердце, он сразу сделал пару, но соратник его даже слушать не стал и всё кричал: — Ведьма! Ведьма! — и отмахивался руками. В отряде стали сторониться юношу, и сколько бы он не пытался объясниться, его снова и снова называли ведьмой и шарахались рыжей косы. Однажды он проснулся от нестерпимого жара, привязанный к своей кровати в горящей избушке, которая служила солдатам укрытием. Но юноша всё равно не умер. Со временем он перестал оправдываться перед всеми и стал сторониться людей. Вместе с тем он перестал и стареть. А война всё не заканчивалась, даже наоборот, становилась всё страшнее и ожесточённее. Больше сердец юноша не делал. Он хотел было уничтожить и то, что осталось, однако не решился. Подумал, что однажды оно всё-таки может пригодиться кому-то, кто поверит в него. И время шло. Юноша сбежал с полей сражений, его тело было тысячи раз простреляно, а сердце всё билось. Но он не жалел, что жив. Было ли у него право на это? Он думал об этом каждую ночь, склонившись над новыми чертежами. Так прошло очень много лет. Юноша сам стал Мастером, как и его учитель когда-то. Он построил город, ставший убежищем для многих людей со всех четырёх государств, что пострадали во время войны. Он делал им металлические руки и ноги, создавал прекрасные игрушки для детей и иные полезные для жизни вещи. Но даже видя новые и новые смерти, он никому не отдавал железного сердца. Оно лежало в далёком-далёком городском подвале и никто кроме Мастера не знал о его существовании. Минхо облизывает пересохшие губы. — Но он дождался, — снова поднимает взгляд на Чонина, — однажды в жизни Мастера появился такой человек, которому он смог отдать второе железное сердце. Это был очень важный для него человек. Мастер сделал это без разрешения и ему было очень страшно, и он не знал, что этот человек скажет, когда проснётся. Как думаешь, что он скажет? Чонин перебирает страницы книги и растерянно смотрит в пол. Нужные слова никак не приходят в голову. — Он наверняка скажет, — наконец поднимает взгляд Чонин и рассматривает огненную косу, — что ему не важно, железное сердце или нет. Пока он может быть рядом и защищать своего Мастера — всё в порядке. Минхо чуть хмурит брови. — Ему не нужно защищать Мастера. Просто быть рядом достаточно. Мастер сам защитит его. Он снова встаёт и исчезает за дверью. А потом возвращается с тарелкой каши. — Давай поедим уже, — смеётся Минхо, — мы так и не поужинали. И они ужинают. Снова рисовой кашей. Но Чонину нравится. Утром Минхо приносит в комнату огромное зеркало в человеческий рост. — Не хочешь посмотреть? — спрашивает и мило хлопает глазами. И у Чонина не остаётся выбора. Когда он подходит к зеркалу, сердце, кажется падает в пятки. Оказывается, железное тоже так может. Юноша неуверенно открывает один глаз, затем второй. Напротив него стоит… он сам. Только как будто бы и не он. От самого пояса до шеи —серебро. И ноги тоже серебряные. Но это ничего. Чонин рассматривает маленькие эльфийские каффы на своих ушах. Заметив это, Минхо, слегка запинаясь объясняет, что от ран на голове, у юноши пострадал слух, и эти каффы по большей части исполняют роль слухового аппарата. — Я потом покажу тебе чертежи, — тараторит он, — там всё просто, это безопасно, они крепятся… — Очень красиво, — перебивает его Чонин и оборачивается. Его глаза сверкают как у ребёнка, увидевшего новую игрушку. В последний раз Минхо видел его таким, когда сделал летающих рыб. — Это так красиво, — юноша слегка касается мочки одного уха и вздрагивает, ощущая под пальцами холодный, но величественный металл. Мастер немного краснеет, будто бы ему раньше никогда не говорили, как прекрасны его работы, и отворачивается к стене, рассматривая одну из местных паутинок. — Спасибо, — тихо говорит он в эту паутинку. В этот же день, когда на небе появляются первые звёзды и Минхо наконец позволяет Чонину выйти на крыльцо дома, за которым простирается бесконечное цветочное поле, тот наконец встречается с тем незнакомцем, с которым Мастер шептался в соседней комнате. — Меня зовут Феликс, — сверкает яркой улыбкой он, — но ты выглядишь хорошим человеком, так что можешь звать мня просто Ликси! — Чонин. Очень приятно, — слегка пугается неожиданно громкому голосу Чонин и жмёт протянутую руку. Если бы его попросили описать нового знакомого парой слов, то юноша назвал бы его «вечным двигателем». Феликс много шутит и рассказывает красивые истории про звёзды. А ещё он убеждён в существовании домовых и русалок. — Конечно эльфы тоже существуют, только правильно называть их альвами, — невозмутимо отвечает он на вопрос Чонина, когда они втроём сидят на веранде, окутанные розоватыми сумерками, и смотрят на далёкий неподвижный лес, — например ты. — Я? — юноша смотрит на него удивлённо, а потом заливается смехом, — какой же я эльф, у меня ведь нет крыльев. Феликс почему-то выглядит немного обиженным. Он резко поднимается на ноги, подскакивает к Чонину и дважды слабо стукает ладонью по его голове. — Теперь ты точно альв, — дует губы он, — я провёл ритуал. А крылья тебе пусть Яга сделает, — и тычет пальцем в Минхо. Минхо смущённо косится на Чонина. — Правда сделаю, если захочешь… — Конечно, и жить мы будем посреди леса на полянке с мухоморами, в каком-нибудь дупле, — снова смеётся тот. Минхо вскидывает брови. — А ведь неплохой вариант! И они смеются. Пьют фруктовый чай и едят печенье. Когда они возвращаются в дом, Минхо рассказывает, что с Феликсом они познакомились пару месяцев назад на одной ярмарке. Мастер тогда впервые за долгое время выбрался на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, и его тут же окликнул паренёк с белоснежной шевелюрой. — У тебя очень красивые волосы, — сказал он. — У тебя тоже, — ответил Минхо. — Меня Феликсом зовут. — Минхо. — А ещё я звезда. С неба. — Ну в таком случае я Баба Яга. — Рад встрече! Так они и познакомились. Феликс твердит, будто сразу увидел, что Минхо можно доверять. А тот до сих пор не уверен, правда ли звёздный паренёк считает его Бабой Ягой или он просто подхватил эту мимолётом брошеную шутку. Этот дом для Феликса такой же временный приют как и для них с Чонином. Звезда всё говорит, что скоро отправится в путь, чтобы встретить своего человека. — Лет эдак через двадцать, — твёрдо кивает он. Однажды, когда они остаются наедине, Чонин расспрашивает Феликса про звёзды. — А правда, что они сгорают, чтобы спасти попавших в беду людей? Феликс удивлённо хлопает глазами. — Как тогда спасать, если сам сгораешь? Чтобы спасти кого-то, нужно быть рядом. А сгорать ни за что нельзя! Чонин потом думает об этих словах всю ночь и вместо положенных овец считает перевёрнутых мух на потолке. Но под утро всё-таки засыпает. Они покидают деревянный дом у подножья холма в один день. Феликс отправляется прямо через поле, как говорится «куда глаза глядят». Он машет обеими руками, отступая назад и едва не спотыкаясь о собственные ноги. — Ещё встретимся, Яга, альв Чонини! Я приду на вашу полянку с мухоморами, обязательно станьте как можно могущественнее к тому времени! Минхо с Чонином тоже машут ему вслед. — Приводи потом своего человека, познакомимся! — Так точно, — Феликс делает кривой реверанс и всё-таки падает в высокие цветы, — я в порядке! — Верится с трудом, — ворчит себе под нос Чонин, но всё же искренне улыбается. И они с Минхо идут куда-то на восток. Впереди виднеются горы, похожие на гигантских механических черепах. Чонин раньше никогда не видел гор так близко. Они стоят как исполины по другую сторону огромного поля и закрывают собой заходящее солнце. А путники идут, задирая к ним головы, и рассказывают друг другу самые красивые истории, какие только знают. — Давай уйдём как можно дальше, — предлагает Чонин. И Минхо даже не стоит уточнять, от чего именно дальше младший хочет оказаться. Мастер кивает. Цветочное поле всё же оказывается не бесконечным. За ним простирается город, потом ещё один и ещё. Двое странников останавливаются в каждом, гуляют по улицам немного подрабатывают за еду. Хлеб или кое-какие овощи. Чонин находит развлечение в разглядывании каждой башни. Он складывает из пальцев рамочки и наводит их на остроконечные шпили или высокие купола. И потом с гордостью говорит, что собрал уже целую коллекцию. Минхо улыбается ему, а когда младший снова отворачивается, тоже складывает пальцы и любуется самой прекрасной в мире картиной. В одно утро Мастер обрезает свою косу. Чонин смотрит на него в упор, но как-то недоверчиво. Хотя потом говорит, что новая причёска Минхо очень идёт. — Это чтобы не слишком выделяться, — пытается оправдаться тот. — Да без разницы, — шутливо отмахивается Чонин, — всё равно ведь красиво. Когда позади остаётся пятый или шестой город, путники уже не считают, они выходят к огромной озёрной глади. Они и раньше видели озёра и моря, только здесь, около самого берега, высятся величественные мачты корабля. И оба железных сердца вздрагивают. Потому что мачты и не мачты вовсе, а трубы, из которых к небу взметаются клубы пара. На корме красуются лопасти пропеллера, а паруса медные, едва покачиваются на ветру в такт развешенным на канатах рубашкам и штанам. За долгие недели скитаний Минхо ни разу не притронулся к своей сумке с инструментами, и конечно же от взгляда Чонина не укрылись яркие искорки, сверкнувшие в глазах Мастера, когда тот увидел нечто подобное, механическое с ног до головы. Юноша тут же хватает его за руку и уверенно тянет за собой. — Пойдём посмотрим! Минхо даже почти не сопротивляется. Когда они подходят ближе, из-за кормы, в некоторых местах заплатанной железными листами всевозможных цветов и оттенков, будто огромное мягкое одеяло, появляется чья-то кудрявая макушка и гогглы, которые кажутся слишком большими для неё. — Добрый день, — говорит макушка, — извините, но мы пока не работаем, у нас пироги в трубах. — Пироги? — Чонин с Минхо удивлённо переглядываются. — Это какой-то термин? — шепчет юноша на ухо Мастеру, но тот только пожимает плечами. — Ну да, пироги, — наконец поднимается на ноги хозяин кудрявой макушки, ярко улыбаясь и держа в руке несколько пирожков, перепачканных в саже, — как думаете, их ещё можно есть? — Выглядят они не очень, — честно отвечает Чонин. Хозяин макушки понимающе кивает и засовывает пироги в карманы широких рабочих штанов. — Вы ведь не посетители? — внезапно спрашивает он. — Посетители чего? — не поднимая головы от кормы, которую он без зазрения совести нагло рассматривал всё это время, уточняет Минхо. — Цирка. — Цирка? — Мастер наконец прерывает любование металлом и в недоумении переводит взгляд с Чонина на кудрявого незнакомца и наоборот. Чонин покачивает головой, мол, сам тоже ничего не понимает. — Ну цирка, — округляет глаза незнакомец, — неужели вы не слышали о Поднебесном Цирке? Он путешествует рядом с облаками, а когда опускается на землю, даёт представления в разных городах. И цирк — этот корабль, а я его хозяин, можете звать меня Хвануном. Чонин с Минхо тоже называют свои имена, а Хванун с любопытством разглядывает серебряные ушки юноши. — Ого, а ты эльф? Чонину, кажется, такое обращение даже начинает нравиться. Он самодовольно щурится и кивает. — Только правильно говорить альв. Хванун тянет восхищённое «ооо». А потом внезапно предлагает присоединиться к цирку. — Я здесь один почти, только со своим помощником, а в путешествиях всегда нужна хорошая компания! — серьёзно говорит он. Минхо и Чонин снова переглядываются. А потом в унисон соглашаются. На самом деле ещё неделю назад, когда они спали на одном матрасе в комнатке с обшарпанными стенами, Чонин, уже по-привычке разглядывая потолок, внезапно подумал, что было бы здорово на время остановиться где-то. Но не ради заработка, а просто, потому что место хорошее, или люди там живут добрые. В общем, для души и сердца. — Согласен, — ответил Минхо, тоже поворачиваясь на спину. Оказывается, Чонин сказал это вслух. — А теперь спи, — Мастер, самодовольно хихикая, накинул своё одеяло на юношу. И чуть помедлив, добавил совсем тихо, — и хватит уже меня охранять. Поэтому им не требуется даже минуты, чтобы принять предложение Хвануна. — Только сначала надо его починить, — улыбается хозяин цирка и снова исчезает за железными плитами. — Я помогу, я хорошо работаю с металлами! — загорается Минхо, а Чонин еле сдерживает смех. Ничего себе скромник. Построил самый знаменитый город-призрак и теперь говорит, что «хорошо работает с металлами». Мастер тем временем запускает руку в сумку с инструментами. Пару минут он роется там и позвякивает чем-то. Наконец выуживает небольшую шкатулку с замочком, ключ от которого Чонин однажды случайно выронил в окно. Он тогда очень испугался, а Минхо только от души посмеялся и сказал, что сделает ещё красивее прежнего. И сделал. А в этой шкатулке всегда хранил только самые дорогие вещи. Поэтому Чонин мягко говоря удивляется, когда Мастер достаёт оттуда гогглы. Те самые, с серебряным эльфом, которые ученик сначала подарил ему, а потом забрал с собой, когда люди из столицы пришли в их дом. — Откуда они у тебя? — у Чонина глаза такие, будто бы он увидел призрака. Минхо выглядит тоже немного удивлённым, когда надевает очки и смотрит сквозь них на юношу. — Так это же твой подарок мне, думаешь, я бы не нашёл его? — Стыд-то какой, — закрывает лицо руками Чонин и оседает на траву. А Мастер с улыбкой треплет его по волосам. А потом они с Хвануном чинят Поднебесный Цирк. Достают из труб неизвестно как оказавшиеся там пироги и залатывают новые пробоины. Расправляют маленькие крылышки-пропеллеры, примостившиеся на бортах, и даже на всякий случай чистят палубу и протирают запотевшие иллюминаторы. На борт они поднимаются только ближе к вечеру, когда небо падает в озеро и мирно покачивается на водной глади. Корабль слегка вздрагивает всем корпусом, со скрипом поводит парусами, точно плечами, которые затекли от долгого стояния на одном месте, потом медленно сдвигается и плывет вперёд, пуская по воде рябь. Постепенно Поднебесный Цирк набирает скорость, и когда до противоположного берега остаётся всего несколько метров, взметается ввысь, точно чья-то огромная рука подкинула его кверху как бумажный самолётик. — Сейчас немного потрясёт, держитесь! — кричит Хванун, хватаясь за ближайшую мачту. Мог бы сказать и пораньше. Потому что Чонин не успевает среагировать и воздушным потоком его со всей силы откидывает назад. Юноша врезается спиной в железную стену, которая почему-то тут же обхватывает его руками. — Ты в порядке? — спрашивает Минхо над самым ухом Чонин ойкает. Он абсолютно не в порядке. Поспешно встаёт на ноги и тихо извиняется. А Хванун самодовольно хихикает. Цирк уехал, а клоуны, вот они, вместе с ним.***
Путешествовать с летающим цирком оказывается куда интереснее, чем можно было бы себе представить. И это даже не считая всех тех случайностей, когда корабль то резко тормозит, то делает сальто, каждый раз роняя ничего не подозревающего Чонина на грудь Минхо. Юноша чувствует запах подвоха. Или пирожков, которые, оказывается, Хванун делает просто божественно. Ещё на корабле есть своя библиотека. Она не очень большая, по размерам, скорее, как обычная каюта, только книги там не стоят в шкафах на полках, а свисают с потолка в стеклянных коробочках всевозможных размеров, как лесные цветы или ветки деревьев. Чонину нравится приходить сюда и подолгу читать истории, о которых он раньше никогда не слышал. Иногда Минхо приходит за ним, когда на палубе уже накрыт стол с ужином, а юноша снова забывает о времени. Тогда он стоит в дверях и смотрит на склонившуюся над страницами макушку с отросшими каштановыми волосами. Со временем в привычку Мастера входит садиться рядом и аккуратно заплетать Чонину маленькие косички. Порой он даже вплетает туда неизвестно откуда взявшиеся в небе цветочки. Младший никогда не отрывается от книг, только в такие моменты и читать он не может от слова совсем. И дышать тоже. Всё свободное время, которое он не проводит с Чонином и его косичками, Минхо посвящает изучению механизмов корабля. Часами торчит то в каюте капитана, то забирается во внутренний отсек, где перерисовывает на бумагу все шестерёнки и болты, то просто садится на палубу и следит за тем, как пыхают мачты-трубы и прогибаются от ветра железные паруса. В одну из ночей в каюту к Чонину стучится Хванун. Он находит юношу рисующим что-то на клочке мятой бумаги. — Что-то случилось? Хванун кивает. — Мы прибыли на место. Поможете установить корабль? И они втроём выходят под усыпанное звёздами небо и натягивают канаты, чтобы никакие ветры не смогли ненароком вновь унести Поднебесный Цирк к облакам. Городские огни мерцают совсем близко, и если задержать дыхание, то помимо стрекота цикад можно даже услышать постукивание лошадиных копыт по мостовой и гул людских голосов. По ночам звуки всегда кажутся более насыщенными и будоражащими воображение. — Хочешь пройтись завтра по канату? — внезапно спрашивает Хванун, а Чонин чуть ли не подпрыгивает на месте от неожиданности. — Что? — По канату, — циркач показывает на те, что они только что натянули между деревьями и корабельными мачтами, а до этого использовали вместо бельевых верёвок, — не хочешь пройтись? — Но я же не умею, — испуганно отвечает юноша. — Но ты же альв! — настаивает Хванун и его аргументы кажутся неоспоримыми. Чонин вздыхает и всё же соглашается попробовать. Но если он упадёт — вся вина будет на Хвануне. Тот радостно кивает. — Объявляю тренировку открытой! Откуда-то из трюма хозяин цирка достаёт светло-зелёный комбинезончик с блёстками и цветочными узорами. Минхо очень старательно сдерживает смех, когда переодевшийся в него Чонин показывается на палубе. — Не волнуйся, для тебя тоже костюмчик найдётся, — уверяет Мастера Хванун и уже через пару минут тот обречённо разглядывает землю, сидя возле корабля в широких клоунских шароварах, делая вид, что трава это самое интересное, что ему когда-либо доводилось видеть. — Только не завидуй мне слишком сильно, — с сочувствием похлопывает его по плечу Чонин. А довольный до ужаса Хванун утирает несуществующую слезу. Когда Чонин забирается наверх, то так и застывает, держась за последнюю перекладину верёвочной лестницы, которая предварительно была закреплена на одном из деревьев. Когда цирк приземлялся, они видели только город, расположенный на востоке, но теперь Чонину открывается совершенно другой вид. Огибая городские огни по земле ползёт тонкая змейка железной дороги, а по ней несётся гремящий колёсами и выдыхающий в небо облачки серого дыма поезд. Чонин никогда раньше не видел поездов. Только слышал, что летают они быстрее птиц, хотя сами похожи на огромных гусениц. Но этот поезд выглядит гораздо красивее самой красивой гусеницы. Во множестве его окон горит свет, а два глаза спереди освещают путь. Поезд внезапно громко пыхает и издаёт протяжный стон. — Смотри не упади, — кричит снизу Минхо, когда Чонин с опаской ставит первую ногу на канат, проверяя его на прочность и слегка раскачивая. — Скажи это лучше ему, — кивает юноша на канат и в десятый раз спрашивает себя зачем он вообще сюда полез. Минхо грозится спалить эту верёвку и развеять её прах по ветру, если она порвётся и из-за неё Чонин пострадает. Грозится так убедительно, что в глубине души сам Чонин радуется, что ему посчастливилось родиться не врагом Мастера. — Держи равновесие и всё будет в порядке, — Хванун сидит на соседнем дереве и болтает ногами, — если что, Минхо тебя поймает, он в этом неповторим. Юноша, игнорируя подкол, раскидывает руки в стороны и делает первый неуверенный шаг. Канат раскачивается из стороны в сторону, но Чонину удаётся удержаться на месте. Он делает ещё шаг, а за ним следующий. Для человека, выросшего в скитающемся городе и проводившего все свободные часы, перескакивая с крыши на крышу, это оказывается не особо сложно. Так Чонин проходит чуть больше половины, прежде чем маленькая птичка проносится прямо перед его носом. Юноша отшатывается назад, и ему удаётся сохранить равновесие, однако через пару мгновений он понимает, что не может сдвинуться с места. Тело словно парализует. — Кажется, я застрял, — с трудом выговаривает Чонин. Он смотрит на землю, и та вздымается как волны океана. — Я поймаю тебя, не бойся! — кричит Минхо и смешно бегает внизу туда-сюда в красных клоунских шароварах. Но он не ловит. Чонин чувствует, как ноги соскальзывают с каната, и он не успевает ни за что ухватиться. Юноша срывается внезапно и от испуга из серебряной груди вырывается вскрик. Однако в ту же секунду что-то стрелой проносится мимо и подхватывает Чонина. Это что-то оказывается мягким и покрытым шерстью, как кот. Юноша зарывается в шерсть носом и не поднимает головы, пока не чувствует, как неизвестное существо касается земли, а над ухом раздаётся весёлый голос Хвануна. — Всё в порядке, мой помощник поймал тебя, — и будто бы с укором добавляет, — а ты боялся. Чонин поднимается с настроем убить и Хвануна, который это всё затеял, и Минхо, ибо зачем обещать, что поймаешь, и не ловить, но как только он поднимает голову, все слова тут же растворяются в воздухе. Потому что юноша видит огромный шерстяной хвост с зелёной кисточкой на конце. И он явно не кошачий. Хвост этот тянется немногим больше двух метров, в затем сразу перерастает в морду, похожую на лисью. Ещё у хвоста обнаруживается четыре лапы и пара рожек. Когда Чонин шарахается в сторону, Хванун обиженно дует губы. — Ну чего ты, это же просто Дракон! — Но драконов не существует! — чуть ли не кричит Чонин, уже забыв, что собирался убить Минхо и спрятавшись в его объятиях. — Так вот же он, — возмущается Хванун и треплет хвост, который оказался Драконом, по голове, пока тот довольно щурит глаза-бусинки, — прямо перед тобой! Когда Минхо наконец удаётся успокоить до смерти напуганного Чонина, хозяин цирка рассказывает, как встретился с Драконом. Раньше с кораблём путешествовало ещё пять человек, однако со временем все они ушли. Хванун не говорит почему и куда, но в сердца слушателей закрадываются смутные представления. Они и не спрашивают. В то время Поднебесный Цирк скитался где-то очень далеко на Востоке, где по весне деревья цветут розовым. И в одну из ночей, потеряв курс на город, Хванун был вынужден остановиться на окраине леса, рядом с озером. — Это место выглядело почти так же как то, где я встретил вас, — подмигивает он. На корабле случилась какая-то поломка, и чтобы устранить её, требовалось очень много времени. Циркач не был мастером, плохо владел инструментами и абсолютно не умел управляться с железом. Только жонглировать и ходить по канату. Он с детства выступал в цирках, в бродячих и нет, в таких огромных палатках из красно-жёлтой парусины и на крошечных постаментах, размером с расстеленное одеяло. А иногда приходилось давать представления и на настоящих одеялах, лишь бы заработать хоть немного. Этот Поднебесный Цирк построил его друг, которого в ту ночь рядом уже не было. Хванун был совсем один. Он мог бы бросить всё и пойти до ближайшей деревни, но в той стороне говорили на непонятном ему языке, и корабль оставлять он не хотел — это его дом и вся жизнь, прошлое и настоящее, и если будущего у него нет, то так тому и быть. Хванун опустился на траву рядом с кораблём и поднял голову к небу. — Вот бы больше мне никогда не пришлось сидеть вот так, — подумал он, когда увидел падающую звезду. И вскоре заснул. А когда проснулся, рядом был Он. Его шерсть переливалась под лунным светом, а из пасти струился пар. Он спал рядом с одиноким человеком и его сломанным кораблём, обвив чужое тело кончиком своего огромного хвоста. Ночь была холодная, и Хванун решил, что просто уже умер, замёрз насмерть, наверное. Вскоре он снова провалился в сон. Но когда открыл глаза во второй раз, Дракон никуда не ушёл. Он ластился к человеку как ручной и, казалось, даже немного урчал, точно настоящий домашний кот. Хванун раздобыл для него пирожок, который каким-то чудом нашёл в трюме. И Дракону понравилось. Он опустил свою лисью морду на землю, и уже напоминал преданного пса, который ждёт возвращения своего хозяина. В то же утро корабль смог взлететь. Хванун до сих пор не знает, что за волшебство произошло в тот день. Но с тех пор он упорно изучал две вещи: мастерство работы с разными механическими штуками и все существующие сказки про магических существ. Потому что Дракон не оставил его. Устроил себе гнездо из канатов, сваленных в кучу на палубе, так там и задремал. — Кажется, он стал твоей звездой, — улыбается Минхо, вспоминая рассказы Феликса. — Кем? — не понимает Хванун. Чонину внезапно становится очень радостно. Он тихо хихикает в плечо Мастера, и тоже улыбается во весь рот. — Это долгая история, расскажем тебе как-нибудь потом, когда вылетим из города. Хванун недовольно пыхтит как старый чайник и требует долгую историю сию минуту, чем вызывает только больше смеха. — Повезло тебе с ним, — говорит Чонин и осторожно гладит дракона по голове. Хванун подходит к Минхо и опускает ладонь на его волосы. — Тебе тоже. И одним звёздам ведомо, как Хвануну удаётся скрыться живым от пылающего во всех смыслах Чонина. Минхо закрывает глаза руками. Выступление проходит на следующий вечер. Днём все трое ходят по городу и расклеивают объявления, на которых кое-как нарисован корабль и слишком уж кривой Дракон. Минхо клянётся перерисовать картинки, а эти листовки выбросить. Ещё все покупают ароматные булочки на рыночных прилавках, и Хванун дуется, когда Чонин говорит, что они даже могут посоревноваться с его пирожками. Посетители собираются вокруг палубы, оборудованной под арену и увешанной фонариками всех цветов и размеров. Чонин ходит по канату, а потом внезапно падает, заставляя гостей охать от ужаса, но тут же взлетает ввысь на огромном Драконе. Юноша чувствует как сильно бьётся его сердце и с удовольствием любуется восхищёнными лицами людей. Маленькие косички с жёлтыми цветочками, заплетённые Минхо перед выступлением, развиваются на ветру. Хванун делает всё остальное: жонглирует гаечными ключами и молоточками, кладёт голову в пасть своему «помощнику», а потом и вовсе забирается туда чуть ли не целиком. Чонин удивляется, как этот человек остался цел и невредим за всё время своих путешествий и подобных представлений. В конце он ещё проделывает пару трюков с огненными кольцами. — Бессмертный что ли, — недовольно сопит Чонин, выглядывая из-за кулис, которыми служат старые узорчатые занавески. — С такой-то звездой — конечно, — подходит Минхо и встаёт рядом. «Я с тобой тоже» — думает Чонин. На этот раз не вслух. Когда уходит последний посетитель, все трое тяжело опускаются на траву. Во время представления нужно было то достать, это отнести, гостям всё растолковать, так ещё и проследить, чтобы никакой ребёнок ненароком не укусил Дракона за хвост. Хванун уверяет, что такое случалось неоднократно. Последний луч алого солнца скрывается за горизонтом. — Хорошо поработали, — смеётся Хванун, запрокидывая голову, — а с вами весело! — С тобой тоже, — честно и в унисон отвечают Чонин с Минхо. И тоже смеются, хоть и устали до чёртиков перед глазами. Трава очень мягкая, Дракон тычется носом в плечо своему хозяину. А Чонин пытается вспомнить старый мир, из которого пришёл сюда. И почему-то не помнит. Поворачивается к Минхо: тот щурится, улыбаясь, и смотрит в ответ своими искрящимися глазами. Неужели раньше было иначе? Неужели могло раньше быть иначе?***
Чонин по-привычке не спит. Он кутается в заштопанное покрывало и крадётся по тёмному коридору. Из-под двери каюты Хвануна, оборудованной под мастерскую, где кровать — маленький дирижабль, проскальзывает тонкая полоска света, который там не гаснет никогда. Где-то в самом углу трюма в гнёздышке из канатов спит Дракон. В отличие от своего хозяина, он предпочитает тёмные местечки. А в камбузе ещё должны оставаться пирожки, недоеденные вечером. Чонин аккуратно толкает дверь, вглядываясь в темноту за ней. Юноша делает шаг, но корабль, который, кажется, живёт собственной жизнью, внезапно подпрыгивает в воздушном пространстве, и Чонин, вдобавок спотыкаясь обо что-то, летит на пол, увлекая за собой ещё несколько ужасно гремящих предметов, которым, по идее, место скорее на мусорке, а на худой конец в трюме, нежели в камбузе. Зажигается свет. — Ты не ушибся? — заботливо спрашивает знакомый голос. Чонин фыркает, принимая протянутые руки и поднимаясь. — Мне уже не привыкать. — И то верно, — смеётся Минхо. В уголках его губ красуются крошки от пирожков, о которых так сильно мечтал Чонин, пробираясь по тёмному коридору. Юношу переполняет обида. Заметив это, Мастер поспешно утирает рот. — Тоже захотелось перекусить внезапно, да? — смущённо спрашивает он. Чонин со вздохом качает головой. — Я за чаем пришёл. Минхо понимающе кивает. Он точно хочет сказать что-то ещё, но ждёт, пока Чонин нальёт себе чай и сядет за стол. Единственная в камбузе лампочка трещит слишком громко. Где-то снаружи ей вторит птица и Мастеру приходится ждать ещё с минуту, пока она наконец успокоится. — Слушай, — неуверенно начинает он, и почему-то Чонин задерживает своё внимание на гогглах с серебряным эльфом, откинутых на лоб Минхо, — мне надо тебе кое-что сказать. Они встречаются глазами и лампочка внезапно перестаёт трещать. Всё вокруг замолкает. — Помнишь историю про Мастера, у которого было железное сердце? Чонин осторожно кивает. — Помнишь, что ему был очень дорог один человек и Мастер отдал ему второе сердце? Юноша снова кивает медленно, будто бы боясь этим движением прервать Минхо. Тот вздыхает рвано, и Чонин вспоминает, как они ели рисовую кашу в домике на поле. — А как ты думаешь, что бы ответил этот человек, если бы Мастер сказал, что он для него чуть больше, чем просто «очень дорогой»? — В смысле? — не понимает юноша. — Мне кажется, я люблю тебя, — на одном дыхании выпаливает Минхо, предварительно зажмурившись посильнее. Чонин смотрит на него широко распахнутыми глазами, а потом, видимо, от испуга, выдаёт то, чего не сказал бы даже во сне. — В смысле тебе просто кажется? Минхо осторожно открывает глаза и теперь приходит его черёд смотреть испуганно и удивлённо. А Чонин поспешно вскакивает, чуть не опрокидывая так и не тронутый стакан с чаем. Но далеко убежать ему не удаётся: широкие ладони обхватывают его за плечи. — Я люблю тебя, — уверенно говорит Минхо в самое ухо, — и мне точно не кажется.***