***
Люди были самой многочисленной расой в галактике. Они распространились и колонизировали огромное число миров. Будучи одной из самых древних рас, люди, осевшие в определенных системах, приобретали свойственные именно этой системе генетические черты. Конечно, определить, например, генетическую принадлежность каких-нибудь бродяг, кочевников галактики, было сложно, или даже невозможно. Также нельзя было с уверенностью говорить о жителях, населяющих небольшие планеты или спутники. Но представителей таких высокоорганизованных систем, как Набу или Альдераан, можно было определить довольно точно. Не говоря уже о старинных правящих династиях. Поэтому Падме приняла единственно верное — как ей казалось — решение, отправившись в Главный медицинский центр Корусанта. В отличие от уютного, залитого солнечным светом, кабинета доктора Тэйри, консультационный зал центра тонул в полумраке. Впрочем, Падме это устраивало — надвинув поглубже капюшон, она ожидала встречи со специалистом. Сердце опять колотилось, как безумное. Нервная дрожь отдавалась в кончиках пальцев, слишком многое сейчас было положено на весы. Рисковать нельзя… Главный медицинский центр был единственным учреждением, где можно было определить принадлежность еще не родившегося ребенка, поскольку процедура эта не была популярной. Но для нее сейчас эта информация, без преувеличений, жизненно важна. Одна жизнь на первой чаше весов — сколько на второй? Медленно, бесшумно к ней приблизился дроид: — Госпожа, следуйте за мной. Раз, два, три… Падме задержала дыхание и шагнула за ним. Войдя в просторное, но столь же сумрачное помещение с жутковатым узким манипуляционным столом по центру, она огляделась. Здесь было очень тихо. От этого — еще более жутко. Навстречу ей вышел мон-каламари в свободном серебристом одеянии. Чуть склонив голову, он указал жестом на тот самый стол. Падме, борясь со жгучим желанием развернуться и броситься прочь, на взлетно-посадочную площадку, заставила себя подойти и сесть на краешек. — Ложитесь, госпожа, — голос специалиста оказался неожиданно приятным и мелодичным. — Мы осмотрим вас. Поколебавшись, она послушалась, легла, устремив взгляд в потолок. Постаралась не вздрогнуть, когда ее тела осторожно коснулись манипуляторы. Задрожали над ее животом и грудью пестрые голограммы, но она упорно старалась не смотреть — не смотреть… — Ваше здоровье в полном порядке, наблюдается легкий дефицит ряда микроэлементов, связанный с беременностью, медикаментозного вмешательства не требует, — сообщил механический голос. — Плод развивается правильно, дефектов не имеет. — Я хочу знать… — голос не слушался, пришлось откашляться. — Я хочу знать о его генетической принадлежности. Дроид не удивился. Картинки сменились. — Генетика смешанная: набу, альдер-эспирион. Рассчитать процентное соотношение? Альдер-Эспирион. Альдераан. (энакин убьет тебя ребенка и его отца) Язык стал сухим и горячим, прилипая к нёбу. — Нет… Она закрыла глаза. (беги) — Я хочу избавиться от него. Произнести это оказалось намного проще, чем она думала. Тишина длилась доли секунды — бесконечные, тягуче-долгие доли секунды, наконец, мон-каламари произнес: — Минуту, госпожа. Вдохните глубоко и задержите дыхание. (так просто) Падме послушалась, и, как только грудь наполнилась воздухом, низ живота пронзило ледяным холодом: захотелось вскрикнуть, но горло перехватило. Холод тут же исчез, и на смену ему внутри растеклось ощущение сосущей пустоты, такой безнадежной, черной… (что ты делаешь это же твое дитя) — Нет! Стойте! Хватит! — голос вдруг обрел силу, она зачем-то стиснула бедра, вскинула руки, но тут же обмякла, услышав: — Плод мертв, госпожа. Прекратить процедуру? Глаза обожгло слезами, пустота внутри распространилась все шире: — Нет… Продолжайте… Продолжайте. Больше она не чувствовала ничего — только краем глаза замечала мелькание голограммы. Катились по лицу горячие слезы, она, не скрывая их, всхлипывала: лучше бы было больно, лучше бы захлебнуться криком… Но не было ни-че-го. Холод. Пустота. Предательство. — Готово. Ваши жизненные показатели в норме, — мелодично и бесстрастно сообщил мон-каламари. — Вы можете встать. Она послушалась. Несмотря на его заверения, шумело в голове, и Падме испугалась, что лишится чувств. Но нет — она смогла дойти до двери, даже не пошатнувшись. Прочь, прочь отсюда, и больше не возвращаться… Она даже не оглянулась, направляясь к своему кораблю. Думала, вновь расплачется, но нет: слезы высохли, а в груди было все так же пусто. «Я поступила правильно… — ну правда ведь? — Правильно…» Внизу живота все еще расползался ледяной комок. Она еле передвигала ноги, как дряхлая старуха. В висках бился пульс — зачем все это… — Нельзя было поступить иначе. Нельзя. Осталось всего лишь в это поверить.***
Карманный голопроектор робко просигналил, словно желая освободить Падме из плена мрачных мыслей. Она чуть сжала его в руке, настраиваясь: голос не должен дрожать, голова должна быть ясной — ответила. Прозрачный силуэт Оби-Вана возник на ее ладони в кольце изображателя. Помехи бежали по его обеспокоенному лицу. — Ты в порядке? Ты на свободе? Я не мог связаться с тобой. Что? О чем он говорит? …разумеется, она отключила все средства связи — зачем кому-то знать что (и зачем) она была здесь. — В чем дело? Что произошло? — смахнула со лба непослушную прядь. — Целый ряд сенаторов арестован по подозрению в попытке захвата власти. Некоторые в розыске. Падме похолодела. — Кто… кто в розыске? — Мон Мотма и Бел Гарм, они скрываются. Я сейчас на дальних рубежах и ничего не понимаю, — в его голосе явственное раздражение. — Учитывая наш недавний разговор, я хочу узнать от тебя, что происходит. — Я… Я не знаю, — растерянно проговорила она. — Я полечу в Сенат. Даже если меня схватят… я должна во всем разобраться! Оби-Ван кивнул. — Хорошо. Жду от тебя вестей. Изображатель погас. Падме, забыв обо всем, ввела координаты Ротонды — скорее! Она не боялась — если бы ее хотели арестовать, не было бы разговора с Палпатином. Так ведь?