Dirty White

Лайт откинулся на спинку компьютерного кресла и обессилено закрыл глаза. Дыхание было тяжелым, как после долгой пробежки. Черная ледяная злость, которую он старательно сдерживал на протяжении нескольких бесконечно-долгих часов, наконец хлынула в опустошенный разум. Нельзя было позволить, чтобы остальные заметили его состояние. Особенно отец. Лайт чувствовал, что старик находится на грани отчаяния. Пусть он никогда не отличался особым хладнокровием, Ягами Соитиро встречал любую опасность лицом к лицу, первым шагал в пламя и давно уже не боялся смерти. Сейчас же он рисковал не только своей жизнью, но и жизнью дочери. Всего одна ошибка, одно слово, которое не понравилось бы террористам – и Саю была бы мертва. Отец понимал это, Лайт тоже, и позволь он себе хоть каплю эмоций, все рухнуло бы в один миг. Хотя все и без того рушилось прямо на его глазах. Мафиози ничего не добились от Такимуры – директор полиции предпочел покончить с собой, но не выдавать информацию о тех, кто задействован в поимке Киры. Тогда они решили надавить посильнее и похитили дочь заместителя шефа, Ягами Саю. А взамен потребовали не что иное, как тетрадь смерти. Разумеется, они согласились на обмен. Это был единственный шанс спасти Саю. Этим Лайт и пытался себя утешить – у него не было другого выхода. Однако легче от этого ничуть не становилось. Неприглядная истина заключалась в том, что его не слишком заботила судьба сестры. Они покусились на его тетрадь. Отняли то, что должно принадлежать только ему. Вот что по-настоящему выводит его из себя. И это лишь малая часть глобального кризиса. Как выяснилось, Рюдзаки перед смертью оставил ему прощальный подарок в виде двух наследников. Один из них – Мелло – как раз и стоял во главе группировки, организовавшей похищение. А второй, Ниа, минуту назад сообщил ему и полицейским, что тетрадь, которую они отдали в обмен на Саю, не уничтожена, как они предполагали. Она уцелела. И сейчас она в руках у террористов. А это означало полный провал операции и абсолютную личную несостоятельность нового L. Почти так он им и сказал. И этот мелкий ублюдок еще смеет тыкать его носом в его же ошибки. В поле его зрения оказался стакан воды. Лайт повернул голову и уставился мутным взглядом на Мису. Девушка стояла рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу, глядя на него испуганными глазами. И все протягивала чертов стакан. Лайт снова ощутил всплеск неудержимого гнева. Только твоей гребаной жалости мне сейчас и не хватало. Взмах руки – и стакан, шмякнувшись об пол, разлетелся на осколки. Капли воды на секунду рассыпались в воздухе сверкающим веером. Миса беззвучно вскрикнула, а Лайт, не обращая на нее внимания, поднялся и пошел прочь. Нужно хоть как-то утихомирить бушующий внутри пожар, иначе он просто ее ударит – а может, и убьет, просто сожмет руками тонкую шею, сдавит артерию, круша под пальцами жесткие хрящи гортани и по капле выдавливая из нее жизнь. Нет. Нельзя. Она еще нужна нам живой. Даже не взяв пальто, он вывалился на улицу и тут же угодил под порыв режущего ноябрьского ветра. Темно-синее ночное небо нависало над крышами многоэтажек. Ни души вокруг, только издали доносится приглушенный рокот автомобилей. Лайт с силой провел рукой по волосам и запрокинул голову, подставляя беззащитное горло ледяной хватке осеннего воздуха. – Простите, – вдруг прогудел за его спиной чей-то басовитый голос. – Сигаретки не найдется? – Не курю, – с легким раздражением ответил он и обернулся. Широкоплечий мужчина в черной толстовке с надвинутым на лоб капюшоном. Лицо скрыто под балаклавой. Почему?.. Едва сознание успело послать ему сигнал опасности, как чья-то рука схватила его. Что-то холодное врезалось в шею чуть пониже правового уха. Раздался стрекот. Последнее, что он еще успел разглядеть – яркая вспышка белого света. В следующую секунду каждый мускул в его теле сковала судорога. Он открыл рот, чтобы закричать, но напряженные голосовые связки не издали ни звука. Легкие опустели, как сдувшиеся футбольные мячи. Дальше он погрузился в огненный океан боли.

***

Похоже, это подвал. Вот и все выводы, к которым он пришел за несколько часов неизвестности. Думать о чем-либо было тяжело из-за смертельной слабости во всем теле. Но он чувствовал, как внутри черным скользким слизнем ворочается паника, готовая вот-вот поглотить его рассудок целиком и безвозвратно. Паника была страшнее неопределенности, и спасти от нее могли только рассуждения, сухие и беспристрастные. Холодно. Воздух сырой. Окон нет, а из освещения одна-единственная флуоресцентная лампа под низким потолком. Стены не покрыты даже штукатуркой – наружу торчат уродливые черные швы между бетонными блоками. Руки скованы наручниками за спиной. В пальцы словно втыкаются тысячи иголок, мускулы свело спазмом, да и суставы уже начинает ломить. Это плохо – что он будет делать, когда боль усилится? Он попытался найти хоть что-нибудь, чем можно было бы вскрыть замок, но не нашел. Здесь вообще ничего не было, кроме слегка влажного избитого матраса под ним, застеленного грязно-серой простыней. Это живо напомнило Лайту о другом его заключении. Правда, условия там были на порядок лучше. Те двое не сказали ему больше ничего. Бросили на эту жалкую подстилку и ушли, заперев за собой обшарпанную дверь. Лайт очень долго лежал ничком, ощущая запах плесени, не в состоянии ни пошевелиться, ни позвать на помощь – отвратительно беспомощный, будто муха с оторванными лапками и обожженными крыльями. Хотя он догадывался, что толку от криков о помощи не будет – если его похитители вернутся, то вряд ли для того, чтобы его освободить. Потом он смог сесть, поджав ноги и прислонясь головой к стене. Не самая удобная поза, но так лучше соображалось. Он уже понял, что его ударили электрошокером – при каждом повороте головы под правым ухом начинало противно саднить. Наверное, там остался синяк. Судя по его нынешнему ослабленному состоянию, заряд был очень большим. Почти смертельным. А судя по тому, что он все-таки жив, убить его не хотели. Тогда чего они хотели? Кто они? Что это за место? ЧТО ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ?! «Нет. Спокойно. Давай для начала определим, как давно ты здесь находишься». Лайт предполагал, что прошла, по меньшей мере, половина суток. Похитили его (а это, как ни безумно, действительно похищение) ночью, он долго был без сознания и так же долго приходил в себя. Значит, его уже могли хватиться. «Да, так-то лучше. Надежда нам не помешает. А теперь попробуем понять, что это за люди. Вариантов не так уж и много». Имеет значение, кто ты – вот что они ему сказали. Им было точно известно, где его искать – значит, они каким-то образом достали его адрес. А раз данные о месте жительства смогли раскопать, то наверняка располагают и другой информацией. Например, о его семье и работе… Может, это те же самые мафиози, которые похитили Такимуру? Не вышло вытянуть информацию из него – решили расколоть еще кого-нибудь… Но это странно. Такимура не проболтался о том, кто состоит в отделе по борьбе с Кирой. А рядовая деятельность Лайта ничем не примечательна для бандитов. А может, он им нужен только для очередного обмена? Захотели получить нужную информацию не от шефа полиции, а от его заместителя. Отец уже проявил слабость, пытаясь спасти Саю, и почти сразу согласился на требования террористов. Но вряд ли. Прибегать к одному и тому же методу дважды глупо даже для мафии. Если их не волнует, что он Ягами Лайт, рядовой сотрудник полиции и чей-то сын, значит нет, стоп, остановись! они охотились за Кирой. Он резко втянул тяжелый воздух, так что ноздри обожгло. Червь-паника, которую он почувствовал раньше, особенно сильно трепыхнулась в глубине живота и почти что вырвалась из-под контроля. – Нет, – произнес он вслух. Голос отчего-то оказался сиплым и еле слышным, каждый звук будто рвал его гортань тупым, зазубренным лезвием. – Нельзя. Этого не может быть. Это действительно просто-напросто невозможно. Они не могут знать, что Кира и Лайт – один и тот же человек, потому что об этом никто не знает. Зря он начал думать – все равно стало только хуже. «Ну уж нет, решил рассуждать сухо и беспристрастно, так рассуждай до конца. Был один человек, который точно знал об этом – L. Неважно, что он не смог доказать – ему всегда было известно, кто ты на самом деле». Бред. Он давно уже труп. Никакая информация не могла выйти за пределы группы расследования. Да и как L может быть связан с какими-то преступниками? Лайт прикрыл глаза, которые уже щипало от яркого света лампы, и сухо сглотнул. «Я своими глазами видел его смерть. Я держал на руках его бездыханное тело». «Ну да. Только вот ты до сих пор трепещешь при каждом воспоминании об этом человеке. Или не так?» Так. Даже лежа в могиле, L продолжает отравлять ему жизнь. Потому что Лайт все еще помнит. Каждым нервом, каждой клеточкой своего тела помнит, что значит жить в постоянном страхе. Изо дня в день он ждал, что его разоблачат, что какая-нибудь незначительная, но неоспоримая мелочь выдаст его с головой, и с того момента, что бы он ни делал, для него все будет кончено. Со временем этот страх слабел, но крупица его продолжает жить где-то глубоко в сознании. Бетон холодил кожу на затылке. Пульсация в плечах ощущалась все острее, кисти онемели окончательно. Заведенные за спину руки не давали полностью прислониться к стене, и по слегка прогнутому позвоночнику время от времени пробегала волна мимолетной, но довольно ощутимой боли. Находиться в таком положении становилось все тяжелее. Будь здесь Рюк, он мог бы принести ему ключ от наручников. Где его только носит? Куда это болтливое пучеглазое чучело провалилось, когда нужнее всего? Да и плевать. Неважно, кто и сколько – они сами загнали себя в могилу, когда рискнули связаться с ним. Теперь уж никакие силы не спасут их от кары – отыщет каждого и прикончит к дьяволу. Как только выберется из этого затхлого подвала. Как только в его руках снова окажется тетрадь смерти. Но тетради нет. И впервые за последние пять лет Лайт чувствовал себя беспомощным. Прямо как муха с оторванными крыльями.