***
Оливер пристально окинул взглядом наконец появившегося в дверях Митчелла — почти два метра невероятной даже для прокурора штата самоуверенности и неотразимости — и, надев солнечные очки, зашагал вперед. Момент, когда все закрутилось и перестало быть «просто сексом», Оливер благоразумно, как истинная жертва, на которую велась долгая и упорная охота, прозевал. Кажется, это было между его собственным глупым предложением альфе переночевать на втором этаже конторы вместо того, чтобы тащиться в ливень на другой конец Нью-Йорка, и довольной улыбкой Митчелла, с которой он прижимал его к себе на званом ужине губернатора, а затем трахал на заднем сидении просторного «кадиллака». Оливер даже не сразу осознал, что вот уже как два месяца прокурор штата не вылезает из его постели, кроет своим запахом и провожает неудачливых соперников, будь то судья Паульс или старший партнер из «Флауэр & Грасс», покровительственной улыбкой с нескрываемым превосходством, а ему самому это не просто нравится — он в восторге. К красивой жизни, по-модному обставленному офису, уютной спальной зоне с кухней на втором этаже добавился еще и настоящий во всех смыслах альфа: высокий, тоже красивый и очень, очень состоятельный. В интерьер «Винтер & партнеры» Митчелл вписался так же, как и безымянный пушистый кот-альфа. Как будто всегда там был. — Что будешь? — спросил он, глядя на ламинированное меню маленького итальянского ресторанчика. — Пасту с грибами, — хмыкнул Оливер. — И чай. Мятный. — Все переживаешь? — Насчет чего? — Я про Хамсвордов. — Ой, — Оливер закатил глаза и отмахнулся, кивая принявшему заказ расторопному официанту. — Просто меня бесит… Они мнят себя людьми другого сорта. Омеги, по их мнению, всего лишь не стоящие внимания недоразумения. Они витают там, где-то в облаках, куда не дотянется рука смертного плебса. А когда дело доходит до того, что омега вспоминает, что он тоже человек, как бы прискорбно это ни звучало для некоторых, они превращаются в самое обыкновенное быдло. Ты бы видел, как на меня смотрел этот Хамсворд. Ну, ничего. Я такой цирк им устрою. Никакие Ритты и Джоэлы рядом валяться не будут. — Ну-ну, боевой ты мой, — расхохотался мягким баритоном Митчелл и, подперев подбородок, уставился прямо в глаза. — Просто будь осторожнее. — В третий раз повторяешь, — Оливер недовольно поднял брови и поджал губы. — Надо будет, и в десятый повторю. Пролетело несколько мгновений, в течение которых Митчелл светился улыбкой, а Оливер сверлил его наглую довольную морду глазами, прежде чем омега не выдержал воцарившейся тишины: — Кого мне бояться? — Дика Верано. Это беспринципный мудак, — развел руками Митчелл. — Почему ты так на него взъелся? Неожиданно мысль о том, что Дика ненавидит кто-то, помимо него, больно резанула по сердцу. Это его привилегия и его единоличное право! — Не я. В Калифорнии работает прокурором мой приятель с университетской скамьи… То, что я слышал о Верано… Скажем так, — Митчелл начал складывать салфетку в руках, словно говорил о чем-то действительно неприятном, — он — отличный адвокат. И у него впереди просто невероятно блестящая карьера. И он игрок. О, какой Дик игрок, Оливер и без посторонних знал. Азарт в нем просыпался всегда, хоть он и умело это маскировал, а еще ему всегда требовался зритель — идеальный психологический портрет идеального адвоката. — Везде пролезет, везде разнюхает. А секретаря его видел? Его правая рука, ищейка личная. В кармане разве только не таскает. И Верано… Ну, он такой. Беспринципный что ли. Ничего святого. Он одного свидетеля до слез довел прям в зале суда, бедняга рыдал часа три без остановки. Выставил его слова таким образом, словно он от несчастной любви босса подставил, разозлившись на то, что тот трахал другого секретаря, а не его. — И? — Что и? — не сразу понял Митчелл. — Это правда? — Сомневаюсь, — сморщился он, мотнув головой. — И вообще. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. — Например? — О том, почему ты так ярко пахнешь? Будто вновь течный. Умел же Митчелл заставать его врасплох. Взяв в оборот однажды, альфа постепенно сокращал между ними дистанцию, и Оливер попросту в одно прекрасное утро с удивлением осознал, что его жизнь насквозь пропитана дорогим парфюмом и утоптана ботинками из крокодиловой кожи. После таких отношений люди обычно или женились, или расставались врагами. Как они с Верано. — Не понимаю, о чем т… — он с удивлением посмотрел на сжавшую его тонкую ладошку руку. — Не здесь. — Я просто держу тебя за руку. — Знаю я твое «просто». — Сейчас принесут пасту, и я, клянусь, — Митчелл закрыл глаза, расползаясь в самодовольной улыбке, — от тебя отстану.***
Конечно, Митчелл не отстал. Но Оливер и не возражал: он доверчиво прижимался к нему всем телом, помогал избавиться от обтягивающей темно-синей рубашки-поло и небрежно хватался за плечи, отвечая на все поцелуи, какими бы они ни были. Иногда они не могли дотерпеть до спальни, проводя сцепку на очень неудобной для двоих и не предназначенной для бурного секса кушетке или же сумбурно трахаясь на рабочем столе Оливера. И после первого, и после второго омега приходил в ярость, хотя в процессе никогда не возражал, наоборот, часто даже перехватывая инициативу. Но если бы Митчелл знал, сколько стоила эта кушетка! А как сложно оттираются белесые пятна с орехового дерева? Вот выиграет у гребанного Верано, купит себе стеклянный стол или даже стальной — какой впишется. — Ай! — вскрикнул Оливер неожиданно, испугавшись собственного голоса. — Что такое? — пьяно поинтересовался Митчелл, придерживая его за голову, чуть свисающую с края кушетки, и стараясь войти одним плавным движением в разработанное сегодняшним утренним марафоном тело. — Больно, — хныкнул Оливер, вцепившись ногтями в покатые плечи. — А ты не думай о другом. Фраза прозвучала настолько двусмысленно, что с Оливера моментально сошла вся краска, и только-только твердеющий в горячих альфьих ладонях член вновь сделался мягким. — Что такое? — обеспокоенно спросил Митчелл, пару раз двинувшись на пробу, но все-таки решив выйти из него, дабы не причинять боль. Без удовольствия они никогда не трахались, это уж точно. — Хочешь в постели? Оливер поймал себя на знакомой мысли, что в данный момент ничего не хочет, и все же отказать не хватило сил. Взыграло упрямство. Верано был настолько неотъемлемой частью его жизни, так резко ворвался в его комфортабельное и мирное существование, до этого каждый раз находясь на расстоянии, что теперь даже в сексе напоминал о себе. Поэтому Оливер только легонько кивнул, млея от незатейливой ласки, невесомых поцелуев в висок и через мгновение ощущая оголенной задницей остывшие простыни. Митчелл потерся носом о его щеку, принялся выцеловывать гусиную шею, словно извиняясь за собственный напор и боль. Медленно провел языком по выступающим ключицам, нетерпеливо расстегивая до конца его полупрозрачную рубашку, скользнул губами по груди и уже настойчивее, увереннее, ловя прерывистые вздохи, облизал темные соски. — М, — выгнулся на постели Оливер, стараясь не то оттолкнуть, не то притянуть к себе покрепче. — Еще… Он сам раздвинул ноги, раскрывая перед жадным взглядом альфы чуть припухший вход, блестящий от смазки, и не успел дернуться, отползти и испугаться — язык толкнулся внутрь и заставил беспомощно всхлипывать и ерзать на простынях, вычеркивая из сознания то, что, пусть даже на короткий миг, но Митчелл в темноте плохо освещенного Бронкса превратился в Дика Верано.***
В понедельник Оливер занялся именно тем, о чем думал все выходные в перерывах между безумно приятным сексом, — начал искать ответы на возникшие вопросы в интернете. Потому что постоянно всплывающие образы ненавистного бывшего начинали раздражать до такой степени, что он уже не выдерживал, срываясь на ни в чем не повинном Митчелле. Он, конечно, потом свое прощение вымолил, на коленях и с открытым ртом, но осадок все равно остался. «Все время вспоминаю бывшего что делать», — набрал он на рабочем компьютере и отпил глоток горячего кофе. Слава богу, перед началом трудового дня можно было насладиться утренней тишиной, теплым котом под боком и подогретым тостом с ветчиной. Вот она, прелесть работы на себя самого! «Это вовсе не значит, что вы его любите…» — отвечала первая же статья сайта для омег. — «Вы просто привыкли испытывать к нему чувства, это привычка». Оливер хмыкнул. То-то же. Еще чего — после такого и чувства у него бы остались! Как говорил психотерапевт, к которому он ходил по настоянию отца и которому плакался в жилетку от желания и Дика умертвить, и Дика расцеловать, время лечит абсолютно все, если человек хочет вылечиться. А Оливер не просто хотел. Он этого жаждал, как жаждал бы путник в пустыне хоть глотка воды. Он ненавидел Дика. Он желал ему, не дай бог, кто узнает, даже страшной и мучительной смерти. Именно из-за него он не верил ни единому слову альф. Даже в Митчелле, который и терпел, и выжидал, и нападал в удобный для себя момент, он искал крупицы фальши. «Вы были с ним в тесных отношениях какой-то период вашей жизни. С ним связано достаточно много ваших событий и ваших чувств», — продолжала статья. Удовлетворенно хмыкнув, Оливер закрыл вкладку. В конце концов, Дик был его первым и самым значимым альфой до появления Митчелла. Отрицать очевидные факты Оливер все же не умел. Поэтому, по сути, ничего экстраординарного с ним не происходило. Как вспомнилось, так и забудется. Он верил в это. От дальнейшего самокопания его отвлекла настойчивая трель смартфона — играла мелодия, оповещавшая, что звонил именно Митчелл Смит. — Слушаю, — едва скрывая улыбку за недовольным тоном, проговорил Оливер. — Привет. Слушай, у меня вопрос. — М? — Ты же говорил, что у тебя будет судья Геринг? — С Хамсвордами? Да, Геринг, — Оливер подцепил ручку со стола и ударил по ньютоновскому маятнику. — А что? — Я его только что встретил… И он сказал, что взял самоотвод. — В смысле? — подобрался всем телом Оливер. — А кто вместо него? — Назначили Гувера. — Почему он взял самоотвод?... — выдохнул Оливер, лихорадочно соображая и вспоминая, кто такой Гувер и отчего при упоминании этой фамилии ему сделалось немного дурно. — Стой, неужели… это тот самый судья, который разводился пять раз? — Да, знатный сексист, — обреченно протянули в трубке. — Оливер, я же говорил, что Дик Верано — гребанный мудак? Вот, пожалуйста.***
— Мистер Винтер, к сожалению, мистер Верано в данный момент на совещании. — Он там уже три гребанных часа! Мне он нужен немедленно! — Микки от громогласного рева Оливера весь сжался на кушетке, а кот-альфа, до этого подставляющий свое пушистое пузо под его пальчики, удивленно навострил уши. Хозяин ругался редко, особенно на таких повышенных тонах. — Дай мне его номер! — Я не могу разглашать личную информацию мистера Верано без его ведома. Вам, как юристу, — Оливер готов был все свое дело поставить на то, что омега по ту сторону трубки нагло и победоносно ухмыльнулся своими гадливыми, ненастоящими губами, — это должно быть известно. Как только он вернется с совещания, я передам ему, что вы звонили и настойчиво хотели поговорить. — Я на него жалобу накатаю! — прокричав в последний раз, он сбросил вызов и чуть не швырнул телефон в стену. — Гандон! Ну, ничего, Микки! — Оливер упер руки в бока и закусил нижнюю губу. — Чертов Гувер! Если бы не он, я бы вообще не переживал… — А почему… — подал голос рыжий омега, продолжая наглаживать мурчащего похлеще паровоза кота. — Почему этот судья — это плохо? — Потому что за свою сорокалетнюю карьеру он ни разу не удовлетворил омежьи иски в спорах о разделе имущества. Ну, ничего, я покажу этому гандону… — Гуверу? — Он-то причем? — удивился Оливер. — Я Дика Верано и твоего мужа в тонкий слой по стене размажу. Если они призвали тяжелую артиллерию на свою сторону, значит, боятся. А если боятся, значит, знают, что неправы. А если они не правы, — продолжал рассуждать он, наворачивая круги по офису, — значит, за ними нет правды. Он резко посмотрел на исхудавшего Микки, наблюдающего за ним с широко открытыми глазами, полными такого невысказанного доверия и восхищения, что на мгновение стало страшно. Судьба этого крохотного омежки и еще не родившегося ребенка была только в руках Оливера. — Ты хоть хорошо питаешься? — спросил он, стараясь говорить мягче. Если кричать, то хотя бы на Верано или Хамсворда-альфу. Беременный омега лишь жертва пресыщенного человека, которому вожжа под хвост попала. — Да, — кивнул радостно Микки. — Мне с карточками отдали все мои личные вещи. И смартфон. Теперь я слушаю классическую музыку перед сном. Говорят, малышам полезно. Мне некоторое нравится, а некоторое… я сразу засыпаю. Но я ничего в этом, конечно же, не понимаю... Вот Стефан... Оливер не удержался, сморщился, стоило ему услышать имя. — Не надо радоваться такой ерунде, — оборвал он, потирая переносицу. — Тебе причитается по закону, как минимум, полмиллиарда долларов. — Мне хватит и меньше… И тот дом, — вспомнив свое единственное условие, внезапно твердо произнес Микки. — На Род-Айленд. Его — обязательно. Он мне его подарил… И я все там обставил… Не хочу, чтобы его продали или кого-то в него привели. — Все будет, — пообещал Оливер, хотя обещать такое после сегодняшнего сумасшедшего утра морального права не имел. Интересно, каким именно образом Верано убедил Геринга взять самоотвод? Подкупил? Чушь, такой адвокат, как он, не станет рисковать, раздавая взятки направо и налево. Тем более Оливер следил за ним на протяжении всех этих двенадцати лет, конечно, исподтишка и издалека, поэтому все-таки был уверен, что альфа своих талантов в плане юриспруденции не растерял. Наоборот, упорным трудом только их приумножил. — И ребенок, — омежка прижал ладонь ко все еще плоскому животу, заставляя отвлечься от непрошенных мыслей о прошлом, — чтобы он жил. Дом мне без него не нужен. Как и деньги. — Все будет, — решительнее повторил Оливер, глядя уже не на Микки, а в окно. На противоположной стороне улицы открывалась его любимая парикмахерская, на стрижку в которой у него была пожизненная скидка, рядом с ней ошивались студенты, ждущие своей очереди в магазинчике навынос — Нью-Йорк, а вместе с ним и сонливый Бронкс постепенно оживали. — Все будет. А пока займемся делом. Завтра у нас с тобой сложный день.***
Разве можно было ненавидеть Дика Верано еще сильнее? Еще вчера, провожая до такси уставшего от подготовки к предварительному слушанию Микки, Оливер думал, что нельзя. Оказывается, он недооценивал собственные возможности в плане спектра чувств. Они стояли чуть поодаль от здания суда, рядом с табличкой, разрешающей курить. Гладко выбритый, идеально уложенный, в пошитом на заказ деловом костюме с невероятно дорогим галстуком Дик Верано, смеющийся на пару с таким же самодовольным, напыщенным индюком Хамсвордом, бесил до такой трясучки, что будь Оливеру вновь восемнадцать, он бы набросился на него и оттаскал за напомаженные воском волосы. И как вообще у них рука поднимается на таких, как Микки? Опыт подсказывал, что отлично, конечно, поднимается, но разум и сердце вопили о несправедливости. Тот, кто сильнее, должен заботиться о слабых, а не при каждом удобном случае самоутверждаться за их счет. — Мистер Верано! — крикнул Оливер, стремительно шагая в их сторону. Хамсворд удивленно вскинул бровь, вновь затягиваясь сигаретой, а Верано же веселился, аж руки в карманы брюк убрал и облизнулся в предвкушении. — Мистер Ин… Ой, мистер Винтер, — снисходительно ответил Дик, потешаясь. Хотелось залепить пощечину, разрыдаться и подать в суд за сломанную юность. Оливер никогда не сомневался, что все его проблемы, даже с тем же Митчеллом, вытекают из той самой школьной поры, когда он, доверившись альфе, полюбив его всем сердцем, поверив ему на слово, был жестоко предан. Именно из-за него Оливер притворялся круглым идиотом, когда становилось все труднее не замечать совершенно определенный интерес Митчелла, который тот, впрочем-то, особо и не скрывал. От Оливера ждали серьезных отношений, настолько серьезных, что в зрачках альфы он порой замечал отражение витрин ювелирных салонов и был благодарен, что Митчелл придерживал коней, надеясь на молчаливое согласие. Нет, не на брак. А хотя бы на возможность его предложить. — Вы мне вчера не перезвонили, — наконец проговорил Оливер. — Да, вернулся с совещания слишком поздно, — Хамсворд хмыкнул, выпуская кольца дыма и тут же теряя к перепалке весь интерес — у порога здания суда нерешительно мялся Микки. Оливер мельком окинул его взглядом. Действительно, два сапога пара. Даже Тео был меньше на него похож. — Сэбрин мне все передал. Но я не стал перезванивать в одиннадцать вечера. — Я не сплю до двенадцати. — И тем не менее, это нерабочее время. Я ваших привычек не знаю. — Если ты запросил отвод, ты должен был меня уведомить, — Оливер сверкал глазами, переводя полный бешенства взгляд с Дика на стоящего неподалеку Сэбрина, что-то увлеченно печатающего на смартфоне. — Уведомил. Я выслал электронное уведомление на почту, указанную на твоей визитке. — Я ничего не принимал! — Проверь «Нежелательные», — подмигнул Дик и хотел что-то еще сказать, как неожиданно раздалась трель входящего сообщения. Оливер посмотрел на Сэбрина и с неудовольствием заметил, что омега уже ничего не печатал. Спаситель своего босса, еще бы прям на улице встал и отсосал. Верано лениво достал смартфон из внутреннего кармана. — Прости, дела. Встретимся через пятнадцать минут в зале №23. Стефан, мы закончили, пошли. Мистер Ин… ой, прошу прощения, всегда забываю. Мистер Винтер. Интересно только, — почти зашептал он, — почему не мистер Смит? На такую откровенную наглость Оливер не успел ничего ответить: вся делегация, состоящая, по его мнению, из откровенных дегенератов и шлюхи на подсосе, двинулась ко входу в здание суда, совершенно при этом игнорируя жалкую фигурку Микки, дрожащую под первыми осенними порывами холодного ветра.***
— Ваша Честь, с каких пор омега не может распоряжаться своим телом? По Женевской конвен… — Протестую, Ваша Честь, — лениво растягивал слова Дик, даже не вставая с собственного места. — Мы разве в Женеве? И какое отношение к делу она имеет? — Непосредственное! Даже в 1948 году люди имели понятие о том, что к беременным омегам не могут применяться некоторые вещи, как к тем же альфам и небеременным омегам. Ваша Честь, если ни мистер Хамсворд, ни мистер Верано не понимают таких прописных истин… — Протестую, Ваша Честь, оскорбление. Не имеет отношения к делу. Альфа с пушистыми усами поджал губы и кивнул: — Принимаю. — Тем более, — Дик жестом остановил тарахтящего от возмущения Оливера. — Попрошу заметить, что если мы говорим о всемирных декларациях, то давайте вспомним еще и декларацию ООН. Насколько мне известно, шестая статья гласит, что каждый человек, где бы он ни находился, имеет право самостоятельно решать производить ему потомство или нет. Мистер Хамсворд, мой клиент, не желает потомства от кого бы то ни было, поэтому требует принудительного аборта. В конце концов, — он развел руками, — мистер Кьют-Хамсворд подделал его подпись, Ваша Честь. В вашем распоряжении документы экспертизы подлинного почерка моего клиента и подделки от его супруга. — Ваша Честь, мы живем в мире, где омеги управляют собственным телом. Шестая статья декларации ООН писалась, когда еще даже подавителей не было… Омеги могли воспользоваться состоянием альфы, ввести его в гон… — А тут мистер Кьют-Хамсворд не воспользовался доверием своего супруга, которому клялся и божился у алтаря, что детей не захочет никогда? — Дик передразнил его тон, закатывая глаза и артистично взмахивая рукой. — У алтаря не такие фразы произносят, мистер Верано, — прошипел Оливер из последних сил. Отчего Дика так перекосило, и гадать не нужно было — ответ для него вкупе с изменившейся фамилией прозвучал однозначно. Странно, даже не пытался ничего о нем разузнать, вновь встретив спустя двенадцать лет? — Опустим, — проговорил альфа сипло и схватился за тонкую папку алого цвета. — Впрочем, это не отменяет факта, что Микки Кьют-Хамсворд совершил административное правонарушение. Уже вынесен вердикт о штрафе в пятнадцать тысяч долларов. Ваша Честь, мой клиент великодушно его уже оплатил из собственного кармана… — Протестую! Нам не были предоставлены данные документы, прось… — Они все в том же «нежелательном» письме, — кисло улыбнулся Верано и, воспользовавшись заминкой, продолжил. — Мой клиент хочет раз и навсегда забыть про своего супруга. Ваша Честь, если будет ребенок — кому от этого легче? Омега обманом его заимел. Это неоспоримый факт. — Неоспоримый факт — это то, что он хотел этого ребенка настолько, что решил предать любимого человека, — Оливер все-таки встрял. — Именно, мистер Винтер. «Предать» — ключевое слово. Ваша Честь, безусловно, омеги — это неотъемлемая часть нашего мира. Без этой половины не будет человечества. Только почему-то все забывают, что и без другой половины его тоже не будет. Почему если омега не хочет ребенка, он может идти делать аборт без разрешения альфы? Но если альфа не хочет ребенка, сделать аборт он может заставить только через суд? — Ваша Честь… — Все, надоели, — прокряхтел судья и схватился за молоточек. — Слушание двадцатого сентября. Выслушаем обе стороны и свидетелей. Дело без присяжных, закрытое в виду публичности мистера Хамсворда. Свободны! Вон!***
— Ты! — Оливер нагнал его в длинном мраморном коридоре. Хамсворда поблизости не наблюдалось, а Микки сидел на диванчике у витражного окна и увлеченно заполнял какую-то обязательную анкету. Зеваки не сновали туда-сюда — начинался обед, многие пытались успеть занять ближайшие к зданию веранды. — Повернись сейчас же! Он схватил его за плечо и резко крутанул на себя, воскликнув: — Ты поступил, как гандон! На мгновение в зеленых глазах промелькнуло удивление, но он быстро справился с собой. — М, правда? — самодовольно усмехнулся Дик, поведя плечом, чтобы сбросить узкую ладошку, сжимающую в кулаке дорогой костюм. — Я думаю, что я поступил, как и любой нормальный адвокат, который хочет выиграть дело. Не моя проблема, что с почтой у тебя не порядок. — Ты… — Ты же обещал, что мы слезами и соплями умоемся, м? — Дик откровенно веселился. — Че-то сопли и слюни я наблюдаю только у тебя одного. — Ты поплатишься за это, — зачем-то пообещал Оливер, сжимая кулаки и наблюдая, как каменеет лицо альфы напротив. — Микки не виноват в наших с тобой проблемах. Не умеешь себя вести по-честному, значит, и я буду играть по таким же правилам. — Да, ты прав. Рыжее пугало в наших с тобой проблемах не виновато. Мы были детьми, и я пытался тебя отыскать чертовых четыре года, знаешь, чего мне это стои… Ай, ладно, — на невысказанную, запрятанную где-то глубоко внутри обиду Дик махнул рукой и взъерошил легким движением волосы. С едва волнистыми волосами он казался младше собственного возраста и больше походил на зеленого студента. — А ты знаешь, каково было мне? Оливер сглотнул, удерживая себя от слез. Спустя столько лет он не получил от него такого долгожданного «прости». На что он вообще надеялся? Что альфа поймет, каково ему было видеть того, спаривающегося с бывшим, или какой ужас он испытал, наблюдая, как на его глазах рушится чья-то жизнь? Каким бы мудаком Тейлор ни был, никто не заслуживал насильственной метки. Пусть даже и от истинного. — Ну, — Верано вновь улыбнулся. — Сейчас у тебя все хорошо. Карьера, именное партнерство, прокурор штата. Ты же со Смитом трахаешься? И все-таки Оливер покраснел. От злости. — Не смей меня унижать этим… — Покажи пальцем, кто тебя унижает? Я просто констатирую факт. Или Смит импотент? Хотя, — альфа пожал плечами, — если есть хоть один палец, импотентом он быть не может. Так что… — Дик подмигнул, — утри там слюни и сопли, пожалуйся своему трахалю на нелегкую жизнь. Потому что проигрывать я не намерен.