***
— Ты злишься? — спросил альфа, когда Оливер задумчиво собирал в пенал разбросанные по парте ручки. Он не злился. Только дурак бы позволил себе обидеться, а дураком Оливер не был. — Ты все равно сильнее всех остальных в классе. Это с опытом приходит. «Всех, но не тебя», — обреченно подумал омега. Может, у него нет таланта к юридической практике? Вот он обожает смотреть бьюти-блогеров, знает все последние новости из мира моды, может, он себя просто убедил в своей любви к залам заседаний и романтической стороне правосудия? — Все хорошо. — Оливер, — выдохнул с улыбкой Дик, присаживаясь на парту рядом. — Прости. Тебя что-то оскорбило? Его ничто не могло оскорбить. Ведь Верано даже не потребовалось феромоны распространять и до личных издевок опускаться. — Ничего. — А что не так? — Дик обреченно выдохнул и потянулся рукой к его щеке. Оливер мотнул головой, уходя от ласки, к которой привык за эти дни. Привык! Он сам себе ужаснулся. — Просто злюсь на себя, что лучше не подготовился… Хорошо, что Оливер не заметил, как Дик поджал губы, иначе бы понял, что дело вовсе не в подготовке. Сейчас он проиграл бы при любом раскладе. Не хватало опыта, харизмы, любви к юриспруденции. — Хочешь, съездим куда-нибудь? «И снова наткнемся на Арена?» — невесело усмехнулся про себя Оливер. Бывший омега Дика только и делал, что попадался на глаза. Может, разгадка тайны его постоянного присутствия рядом состояла в том, что Оливер теперь ходил в совершенно другие кафешки и магазины вместе с Диком, но Арен их словно преследовал. Стоило в субботу Оливеру заливисто рассмеяться около окошечка с лимонадами на вынос, как на противоположной стороне улицы хохотал этот омега. Только Оливер растекался блинчиком в воскресный полдень на шезлонге в загородном гольф-клубе, куда его привел Дик, как около пятой лунки возникал Арен в обтягивающих белых джинсах. Шон же говорил, что он из бедных! Оливер ни в коем случае не запрещал ему здесь находиться, но… — Ну? Пойдем, поедим чего-нибудь? Или хочешь, — Дик заглянул ему в лицо, убирая попавшие в глаза пряди, — приглашаю в гости. Сквозь Оливера словно молния прошла. — Куда? — нахмурился он, а у самого в голове сплошной фейерверк на четвертое июля. — Ко мне. Обещаю, не приставать. Познакомишься с Хвостиком. Он, правда, уже давно не Хвостик, а самый настоящий Хвост. — Кто это? — Собака, — с улыбкой пояснил Дик, и Оливер вспомнил, как Тео рассказывал, что вынужден с ней гулять по вечерам. Собак, как ни странно, в профиле Дика не было за исключением черного пуделя. Но зачем гулять с пуделем? — А Тео? — Никого не будет. Приличный омега сразу же отказался бы. В конце концов, зачем приличному омеге куковать в чужом доме, когда в своем собственном у него масса дел? Гора нестиранной одежды, неразобранные коробки с переезда. А сколько дней он не протирал пыль? А сколько еще мелодрам не пересмотрено, любовных романов не перечитано? А уведомления о новых видеороликах? За него отец что ли все сделает? И домашние задания! В последнее время Оливер подозрительно реже вспоминал об учебе. — Я… — Пообедаем. И я отвезу тебя домой, хорошо? Пожалуйста, — однако против улыбки Дика он возразить ничего не мог, и поэтому кивнул.***
Хвостик, толстый черный пудель, бросился к Оливеру в ноги так неожиданно, что омега даже не успел сообразить, как уже был облизан и затявкан по коленки. Дик отпихнул его ногой, но собака не сдавалась: сначала подпрыгнула на задних лапах, затем засеменила за ними по каменной дорожке к дому, виляя не просто хвостом, а целой задницей, и успокоилась только тогда, когда Верано закрыл за ними стеклянную дверь, оставив неугомонного пса на улице. — У вас тут мило, — признался Оливер, первым делом наткнувшись на эко-камин и развешанные по стенкам награды: спортивные достижения обоих братьев Верано и выигранные олимпиады Дика. Он огляделся. Чувствовалась омежья рука. В доме жили давно и вполне счастливо. — Присаживайся, — Дик кинул рюкзак на диван, прошаркал на кухню и, открыв холодильник, спросил. — Что будешь? — Йогурт есть? — поинтересовался Оливер, продолжая разглядывать семейные фотографии. — Есть. Морковный или клубничный? До Оливера не сразу дошла шутка. Он состроил рожицу и отвернулся. На полке стояли фарфоровые фигурки: барашки, пастушок и юный омежка с красным капюшончиком. — Папа делал сам, — пояснил Дик, пихая его плечом и протягивая бутылку питьевого йогурта. Оливер посмотрел на этикетку: из манго. И как вот угадал? В который раз! — Он у меня омега многих талантов. — А мой папа умер, — зачем-то брякнул Оливер и, заметив в глазах Дика панику, тут же добавил. — Давно. Еще при моем рождении. Все хорошо. Я его не помню. Не стоило говорить о папе. Он-то давно привык, вернее, даже не знал, что значит иметь омегу-отца, поэтому и привыкать не пришлось, а вот другим становилось не по себе всякий раз, стоило только упомянуть о неожиданной трагедии. Хотя какая в этом состояла неожиданность? Папа болел давно и долго. Чудо, что сам Оливер появился на свет, правда, из-за этого он и был таким дохленьким. Над ним всю начальную школу каждый в семье трясся, как над хрустальным. А когда они жили в Монтане, отец собирал его, словно луковицу: майка, свитер, жилетка, пуховик, шерстяной шарф и кашемировая шапка, а еще колготки и утепленные штаны с носками. Омега-капустка, так его, кажется, прозвали дети, которых не автобус забирал, а ждали у ворот родители. Он улыбнулся воспоминаниям, и Дик сипло выдохнул: — Соболезную. — Ничего, правда, — ободряюще улыбнулся Оливер и поддался порыву сжать его плечо. — Мы с отцом справляемся и вдвоем. Кстати, — он обернулся назад, поглядеть, как Хвостик вертится вокруг пальм и роет подкоп под забором, — а зачем гулять с собакой? Вам недостаточно двора? — Гулять? — Дик усмехнулся, мотая головой. — Зачем гулять с пуделем? Он же нихера не воспитан. На бульдога может начать рычать, в прошлом месяце фламинго в кафешке подрал. Нах надо, — он махнул рукой. — Закажем пиццу? Я с ананасом люблю.***
Тейлор Сол видел цель, видел преграду и всегда преодолевал ее. Чего он не мог добиться своим умом и физической привлекательностью, он добивался хитростью и интригами. После отвоеванной позиции капитана в междоусобной войне, разразившейся в этом серпентарии накануне выпуска Аделя, не особо занимающегося в последние недели своей учебы чем-то помимо бумаг для поступления в колледж, он, поддерживаемый Шоном, студенческим советом и ничего не подозревающим тренером, устроил репрессии в отношении неугодных, прикрывшись необходимостью обновить командный состав для повышения результатов на соревнованиях, от чего главный соперник и лояльные к нему омеги лишились школьной стипендии — из состава выбыли. Вышвырнув разжиревших на гормонах тунеядцев, избавивших от любителей молочных коктейлей и чизбургеров, он основал собственное королевство красивых и гибких, со спокойной душой помазавшись на царство. Тогда у него было все: популярность, юношеская влюбленность в самого красивого альфу школы, вроде бы поправившиеся дела семейные. Кто знал, что все так обернется? Популярность издохнет, влюбленность пройдет, а дела семейные... Ха! Один только бесполезный треп. Единственной правильной вещью, совершенной папашей-омегой, Тейлор считал обнаруженный им же труп отца-альфы в джакузи. Сколько эмоций его тогда охватило? Облегчение, радость, тоска, испуг — он заревел. Хорошо, что прокурор принял те слезы за скорбь. Тейлор фыркнул. Белая, черная, белая, черная — не жизнь, а зебра полосатая. И этот милый мышонок Оливер, весь такой воздушный и миниатюрный, показался Тейлору долгожданной белой полосой — новый друг, а вместе с ним и новая жизнь. Ну, действительно новая. Прям обновленная. Оливер смешно шутил, знал про все на свете и забавно передразнивал президента. Мышонок, правда, оказался крысой, а белая полоса — временным градиентом. Вечно Верано находит себе подстилок не от мира сего. То в средней школе непонятный дохляк-ботаник, то в старшей... Тейлор прищурился. Помяни говно, вот и оно. И одет-то как! То ли на свалку собрался, то ли с недели моды приехал. — Приветик, — Тейлор затормозил на желтый, хотя такой дурной привычки не имел. Около единственного цветочного магазина Палм-Спрингс, в котором обычно продавались только кактусы и суккуленты, стоял Арен. Тейлор поиграл бровями, глянув поверх солнечных очков, но омега демонстративно отвернулся. — Эй! Я с тобой разговариваю! — Привет, — лениво, делая одолжение, произнес тот, а сам потянулся к очередному горшку кустовых роз. Элегантно, словно модель. — Прыгай. — Нет, благодарю. — А ты с тем, — проговорил задумчиво Тейлор, крепче сжимая руль в руках. Терпение он терял в последнее время моментально, — похож. Арен повел плечом, и Тейлор понял — упрямец только делал вид, что ему неинтересно, а сам из штанов выпрыгнуть был готов за любую информацию о новой пассии Верано. Наверное, все соцсети уже его пропалил и фейк создал, лишь бы истории смотреть. — Он к нам где-то с месяц назад перевелся. Оливер Твист. Ой, — по-актерски прикрыл ладошкой рот Тейлор. — Оливер Инверн, конечно. — Меня не волнует, — отрезал Арен и присел на корточки, рассматривая горшочек. Волнует, не волнует, а на аватарку фейка, наверняка, индуса или араба какого-нибудь поставил. —Так не волнует, что аж притащился на вечеринку к Джеймсу, стоило мне фотку тебе с ними закинуть? Забей. Что было, то прошло. Меня обманул Дик, тебя обманул Дик, почему бы нам не подружиться и не отомстить? Этот взгляд Тейлору не понравился. Обычно так на него смотрел Дик и те, у кого была смелость этому альфе подражать. Таких было немного, и он быстро ставил зарвавшихся на место, но они давили числом. — Я не дружу со шлюхами. — Шлюха — тот, кто продает себя за деньги. Я трахался ради удовольствия. И с Диком, — он ухмыльнулся, видя, как Арен дернулся, — и с его братом. Живо садись, если не хочешь, чтобы я громко… очень громко начал рассуждать о длине членов Верано.***
На факультативе Дик не придал этому значения, списывая желание задрать пятки омеги вверх и выебать на адреналин от победы, но дома сдерживать первобытный порыв вцепиться в холку стало труднее. При одном взгляде на Оливера его не то тошнило, не то вело. Он словно пьянел. — Это что? — воскликнул радостно Оливер, поворачиваясь к нему с улыбкой. — Баскетбольный мяч от самого Дюранта? Ты был на Матче всех звезд? Ты же играешь в футбол! А ты видел Майкла Джордана? А Леброна? Мне нравится «Лейкерс»! Ой… прости… — он аккуратно поставил мяч на подоконник. — Он настоящий? Мы с папой часто смотрим. Я не особый фанат, но всех игроков знаю! Не то, чтобы я не люблю спорт... — Да, — кивнул Дик, присаживаясь на край кровати и стараясь унять видения, в которых морковка подходит к нему, кладет руки на плечи, а потом так упоительно, сладко целует. — Поймал мяч, он подписал. — Круто! — снова лампочкой засветился Оливер, и мальчишечий смех колокольчиками рассыпался по комнате. — А почему ты в команде играешь? Ты же хочешь стать юристом. Это разве не отнимает время? А вдруг ты травму получишь? Я слышал, такое бывает. Его меланхолия после игрового процесса, на котором Дик еще изо всех сил сдерживал себя, чтобы не скатиться в пошлости и уничижительные замечания, когда вся альфья сущность только и делала, что требовала омегу или пометить, или растерзать за непослушание, словно исчезла: морковка ни на секунду не умолкал и засыпал вопросами. Ему было интересно все. От семейных фотографий до корешков старинных книг. От марки молока, которым он в обед заливал хлопья, до смешных историй про Хвостика. — Я скоро брошу, — сказал Дик, сцепляя пальцы в замок. — Эти две игры — последние. — А потом? — Оливер присел на кожаное кресло, чуть поодаль. — Мне еще эссе писать и собеседование проходить. — И куда? — На «Психологию». Оттуда, говорят, легче на юрфак попасть. А ты еще не думал? О какой ерунде они говорят. Он бы мог уже несколько раз предложить встречаться по-настоящему, обнять, поцеловать, развести эти плотно сжатые розовые коленки, стянуть джинсовые бриджи, облизать сочащуюся смазкой дырочку. Интересно, она на вкус тоже, как абрикос? К черту Тейлора. Что он им, в конце концов, сделает? Оливер уже знает всю правду, он не осудит и не уйдет, как Арен. И он гораздо, гораздо желаннее всех предыдущих... Кого? Дик, кажется, не помнил даже их лиц. Только Арена. Странно, на вечеринке он разволновался из-за воспоминаний, на мгновение даже захотел все вернуть назад, но стоило ему приехать домой и принять ледяной душ, как перед глазами встал Оливер и никто другой. Ему нравилось в нем все. От голоса до кудряшек у висков. От того, как он смешно пародировал президента, до того, как смешно бубнил себе проклятия под нос. Его огромные глаза, тонкие прозрачные пальцы, персиковые щечки, разлет тонких ключиц под воротником легких блузок — все это преследовало Дика в самых странных, извращенных снах. Иногда, они не делали ничего сверхъестественного: сидели в классе и беседовали о ерунде. Иногда же, Оливер был один, а у Дика имелся брат-близнец. Или, лучше сказать, клон? — Я еще не решил. Папа говорит, надо подавать в те, которые хочется, а не в те, в которые точно попаду… — А куда хочешь? — В Гарвард, конечно, — удивился Оливер. — Из Гарварда куда угодно возьмут. — Я тоже туда… поступлю… Вообще Дик имел в виду совершенно другое, поэтому выразительно посмотрел на него, мечтая, чтобы Оливер прочел его мысли. Разве идея учиться рядом была плохой? Это сейчас они дурачатся, а если все закрутится? Если действительно все выгорит? Чуда не случилось — омега глубоко вздохнул, поджав губы: — Ты-то точно. И снова сник. Сколько бы Дик не вызывал в своей душе чувство стыда за случившееся на факультативе, себя виноватым все равно не ощущал. В конце концов, Оливер ровно такой же оппонент, как и все другие. Да, привлекательный, сладкий и больше подходящий для постоянного секса, чем для судебных прений, но все же оппонент. К тому же вполне умный и опасный: пару раз он выбирал верное направление в своей стратегии, но не доводил мысль до конца — опыта не хватало. И вообще, Дик держался из последних сил, вел себя достойно, ни разу не оскорбил, не поддел язвительно, когда внутренний альфа предлагал взбеленившемуся омеге, не признающего его авторитет, надавать по заднице. По этой кругленькой мягкой попке. Чтобы знал, под кем ходит и кого надо слушаться. — Оливер… — Дик даже не понял, как оказался подле него, опираясь на ручки кресла по бокам. Блестящие внимательные глаза омеги гипнотизировали. — Оливер… — произнес на выдохе Дик и потянулся вниз. — Я… — он слышал, как омега сглотнул, ощутил, как запах абрикосов стал слаще. Его повело окончательно. Не помня себя от ударившего в кровь желания взять здесь и сейчас, Дик наклонился, фиксируя голову омеги в своих ладонях, и осторожно, словно боясь, что Оливер превратится то ли в крошево, то ли в каменное изваяние, поцеловал. Сначала по-детски легко коснулся плотно сжатых губ, затем неспешно широко лизнул бархатную щеку, дрожащие веки с пушистыми черными ресницами, кончик носа и снова ткнулся несмело в губы, даже не замечая, как омега вцепился в оба его запястья. — Сладкий, мой, — снова выдохнул Дик и, перехватив его за талию, дернул вверх, поднимая на ноги. С неожиданности омега ахнул, открыл рот и, видимо, даже не сразу осознал, что отвечает на требовательный, жадный поцелуй. Его тонкие ручки-веточки схватились за плечи, ножки сначала подкосились, а потом, как по волшебству, призывно разошлись в стороны, стоило Дику только провести ладонью по внутренней стороне бедра. Оказавшись на кровати, Оливер сладко застонал, залез руками под футболку, оглаживая ладошками каменные мышцы, — и где такому научился? — и захотел коленки свести, но Дик перехватил за щиколотку. Оглядел по-хозяйски, отстраняясь. Омега. Красивый, молодой, нетронутый. Под белой тонкой рубашкой — горошины возбужденных сосков, под узкими джинсовыми бриджами — бледные нежные бедра. Дик довольно оскалился, стягивая с себя футболку. В глазах Оливера не было ни страха, ни смущения. Он хотел его, и это было, черт подери, взаимно.