Слайд-шоу

Роман позвонил Ксюше и предупредил, что вернется не один. Это он сделал на случай, если она, по своему обыкновению, намеревалась встретить его не в домашнем халатике, а лишь в серьгах с изумрудами. Ксюша спокойно отнеслась к предстоящему визиту гостей, но, когда увидела на пороге Никиту, глаза ее округлились, а рот открылся от удивления. — Это и есть тот самый помощник с которым ты на болоте ночевал?! — многозначительно уточнила она, пока Никита был в душе. — Да, — как можно невиннее ответил Роман, — сейчас у него возникли сложности, он поживет пока с нами. — В каком смысле поживет с нами? — еще больше удивилась Ксюша. — В прямом… места достаточно, постелим ему в гостиной. Ночь прошла спокойно. Ксюша долго ворочалась, но от вопросов или комментариев воздержалась. Утром Роман и Никита, позавтракав, поехали в студию, но пробыли там недолго и отправились за одеждой, по дороге купили новую сим-карту. В торговом центре Никита залип, как ребенок, около огромного цилиндрического аквариума, который гигантской колонной проходил через все этажи. — Ты что, здесь не был? — Рома нетерпеливо огляделся по сторонам, решая откуда лучше начать шопинг. — Не был… Ты так спрашиваешь, будто я всю жизнь в Москве живу. — Хм… тогда, может, стоит тебе Кремль показать? — Кремль я видел! — обиженно буркнул Никита. — Как вы, москвичи, любите шутить про Кремль… Все-то вы видели, все-то вы знаете… Зачем вам тогда вся эта красота? Чем больше скуки в глазах, тем москвичее… — Вот уж никогда не думал, что меня обзовут москвичом, — растерялся Рома, — всегда считал, что я здесь временно… Вот уже почти двадцать лет. — А вы и есть временно, только живете так, как будто вечно, оттого вам и скучно. — Зря ты так, — не желая раздувать извечную философскую полемику, примирительно ответил Рома, — а про Кремль я вполне серьезно спрашивал. — Вот сам и смотри на свой Кремль! — без злобы ответил Никита, разглядывая аквариум. — Ладно, наслаждайся рыбками, а я пока схожу, банкомат найду… — Нет, не уходи! — Ты что, боишься потеряться? — Конечно! Я же здесь не был никогда. — Никита, ты серьезно или шутишь? — Серьезно. — То есть как ночью подворотнями на Таганку вывести, чтобы «лопухов» покушать, — это он может. И от ментов бегает, как заяц со встроенным GPS, а в торговом центре потеряться боишься? — недоверчиво уточнил Рома. — Тебе вчера восемнадцать исполнилось, а не шесть. — Ну что, тебе трудно? Давай постоим чуть-чуть — посмотрим и пойдем. — Хорошо, давай постоим, посмотрим, — обреченно вздохнул Рома. Вопреки ожиданиям, Никита не стал капризничать при выборе одежды, все купили легко и быстро. Он точно знал, чего хотел, почти не глядя брал с вешалок вещи, и после примерки, а иногда и без нее почти все, отправлялось на кассу. Не было сомнений и терзаний, к которым Роман привык с Ксюшей. Еще Никита ни разу не спросил: «Как ты думаешь, мне подойдет эта вещь?» Ксюша спрашивала всегда, и отвечать надо было правильно, но как именно Рома не знал, изредка ему везло. Но чаще предстоял диспут на тему: почему ты так считаешь и готов ли пересмотреть свое мнение, но не для галочки, а с убедительной аргументацией и по зову души. Это было изощренной пыткой, хуже всего, что Роман не мог уловить логики в том, что Ксюша считала правильным и вновь и вновь прокалывался на этом вопросе. А сейчас Рома даже удивился, когда Никита просто объявил: «Я — все!» В его руках оказались пакеты, а в них: шесть футболок, худи, какой-то непонятный балахон, больше напоминающий домашний халат повелителя тьмы, джинсы и пара просто обалденных кроссовок. За все это Никита категорически заплатил сам. Еще удивил выбор вещей. Это была одежда, которую Роман даже не заметил бы на бесчисленных вешалках. Не то чтобы она была слишком экстравагантной, просто даже представить ее на человеке было сложно. А когда Никита примерял ее, она вдруг становилась вполне органичной и даже не казалась новой, она словно всегда была на нем и еще больше подчеркивала неземную унисексуальность его образа. — Вообще-то, осень пришла… — напомнил Рома. — И? — А ты теплых вещей не купил… — Потом куплю, — беззаботно отмахнулся Никита. — А трусы и носки тебе не нужны? — отбросив неловкость, спросил Рома. — Точно! — опомнился Никита, бесцеремонно сгрузил Роме покупки и тут же снова растворился в недрах отдела. Рома остался стоять на бесконечном балконе предпоследнего этажа торгового центра, созерцая все тот же невероятный аквариум, похожий на огромную лабораторную пробирку. И как он ни силился, но красоты в нем так и не увидел, зато живо представил, что будет, если стекло этого гиганта не выдержит и сотни тонн воды смоют весь первый этаж вместе с посетителями и бетонными опорами, которые поддерживают верхние этажи. И вот она, картина апокалипсиса: люди, рыбы, хищные рыбы и осколки стекла несет безумный поток воды как раз к автобусной остановке, против вашей воли, даже если вы планировали выйти к парковке. Все в равном положении: уже не пригодится разряд по плаванию, сертификат дайвера или депутатская неприкосновенность, все решит слепой случай, если, конечно, вы только что не успели приобрести в детском отделе надувного розового единорога. Это бы резко повысило ваши шансы в лотерее борьбы за жизнь. Фантазия зашла слишком далеко. Рома посмотрел наверх; еще в детстве он слышал, что самый простой способ взбодриться, это задрать голову повыше. Странно, но это работало. Может, Никита прав, и он действительно разучился удивляться. На все теперь приходилось смотреть по-новому, словно учиться жить заново. Когда Рома впервые увидел Никиту, ему хотелось поскорее избавиться от него, он расценивал такое знакомство как неиссякаемый источник проблем. Хотелось провести невидимую границу между собой и тем миром, в котором жил Никита. Но как-то быстро получилось так, что эта самая граница стала давить и уже скорее напоминала обычную тесную клетку, в которой оказался Рома. Проще всего не заметить того, что у тебя под носом… Считая себя антисоциалом и неутомимым воплощением культурного анархизма, Роман быстро мимикрировал в вялого, инертного обывателя, обычного поборника догм и чужого мнения, в лучшем случае он просто оказался с другой стороны этого самого общественного аквариума, не задумываясь о том, что все равно зависит и безраздельно принадлежит этому резервуару и его экосистеме. Презирая и осуждая общество за его узкие нормы, Роман всегда продолжал пользоваться его удобными благами. Как прикормленный зверь, он каждый день приходил в назначенное время к кормушке охотников, лакомился нехитрыми, но гарантированными угощениями и продолжал считать себя диким и независимым. И с каждым днем все больше и больше терял осторожность, ту самую, которая и отличает свободных особей от тех, чья участь уже предрешена в день открытия охотничьего сезона. А мир Никиты напоминал те самые аскетические забытые просторы, в которых не существует границ и условностей, кроме естественных. Разумеется, это представление тоже было очередной идеализацией, только с обратным вектором, но как же ее не хватало, как легко дышалось теперь, словно скинул груду тяжелых и пыльных одеял. Оказалось, очень просто наслаждаться происходящим, каким бы странным оно не было, достаточно не мешать ему происходить; Никита прикасался, когда хотел прикоснуться, он прямо говорил о своих желаниях, он по очереди нажимал все кнопки в машине из детского любопытства, задавал бестактные вопросы и ждал ответа, и главное, заразительно смеялся гораздо чаще, чем грустил. Все у него было просто, даже когда было сложно. Он позволял заботиться о себе и даже с нескрываемым удовольствием признавал, что зависит от тебя, словно хотел урвать последние привилегии детства, но он вполне мог быть один, потому что уже все-таки был взрослым, и если он вдруг решит уйти — уйдет. Он признает авторитет, но ни за что не промолчит, если с чем-то не согласен. Покорность и покладистость соседствовали со взрывной импульсивностью. Сначала Роман думал, что это связано с пресловутым переходным возрастом и зашкаливающими гормонами, однако все оказалось не так просто. Эмоциональные вспышки Никиты происходили лишь тогда, когда ситуация выходила за пределы его принципов, а такое четкое ощущение собственных границ дозволенного достойно не только понимания, но и уважения. В конце концов, Роман и сам не мог похвастаться тем, что всегда знал, где и когда стоило остановиться. Никита же со скоростью суперкомпьютера оценивал реальность и был искренне домашним и «пушистым» ровно до того момента, пока все играли честно, по правилам, но как только чувствовал фальшь, то действовал решительно и без промедлений, с хладнокровием военно-полевого хирурга времен Первой мировой войны. Образцовое воспитание граничило в нем с уличной невоспитанностью, а под искусственными яркими атрибутами гранжа, почти не скрываясь, таилось что-то беззащитное и живое. Это все называется характером, и у Никиты он, несомненно, был. Глядя на него, не хотелось лгать, хотелось становиться лучше, хотелось вспомнить себя из того времени, когда сам был таким же настоящим и бескомпромиссным… — Это тебе! — Никита, слегка стесняясь, протянул небольшой бумажный пакет. — Что это? — Подарок, — довольно и чуть смущаясь, сообщил Никита. — Вообще-то, день рождения у тебя, а не у меня, — Рома осторожно взял пакет, собираясь заглянуть в него. — Не смотри пока! Рома вопросительно уставился на Никиту. — Потом посмотришь, когда поесть сядем, — радостно пояснил Никита. — На верхнем этаже много разных кафе — там и перекусим. Люди оглядывались: девчонки-школьницы как по команде замолчали и, забыв о приличиях, во все глаза восхищенно смотрели на Никиту. Попавшаяся навстречу девушка заулыбалась и даже остановилась, провожая взглядом. И сейчас Рома не испытывал ни агрессии, ни страха, ему больше не хотелось спрятаться, он даже получал удовольствие от такого внимания к своему спутнику. А Никита будто ничего и не замечал, видимо, он действительно привык. В пакете оказалась черная водолазка, ткань глянцевая и струилась, как шелк, в общем-то, вещь строгая и дорогая, если бы не веселый желтый смайлик размером с крупную монету почти у самой горловины. Рома задумчиво рассматривал улыбающуюся рожицу и пытался привыкнуть к ней. А Никита радостно следил за эмоциями Ромы. — Ну как? Тебе нравится? — наконец нетерпеливо спросил он. — Да, — честно ответил Рома, — сам бы себе я такое точно не купил… Рисунок дерзкий, и тебе бы подошел больше. — Пусть он напоминает обо мне! — О тебе ты и сам прекрасно напоминаешь, — усмехнулся Рома, убирая подарок обратно в пакет. — Чем больше, тем лучше! — заверил Никита. Ему даже на месте не сиделось от переполняющей энергии. — Так что мы будем делать с твоим подарком? — спросил Рома. — А сам не хочешь придумать? — Я хочу, чтобы это было то, о чем ты мечтаешь. — Хорошо. Тогда подари мне незабываемый секс! — тут же запросто предложил Никита. — С кем?! — обалдел Рома и даже зачем-то посмотрел по сторонам. — Ну не тупи! — разочарованно скривился Никита. — С тобой уж… — Ты так шутишь или опять побесить решил? — Ну, я же тебе нравлюсь! Это был даже не вопрос, а очередное бестактное утверждение, которое заставило покраснеть. — Морозов, ты совсем себя не бережешь! — предупредил Рома, — ты же знаешь, сколько у меня разных опасных фобий. — А чего ты сразу по фамилии называешь?! — Для того, чтобы показать серьезность своих намерений и дать тебе шанс свести все к неудачной шутке. — Ах вот как! Серьезность намерений… Хорошо, тогда давайте поговорим серьезно, Роман Райц. Рома настороженно уставился на Никиту, уже по опыту зная, что он может неожиданно вывернуть любую ситуацию, как варежку. — Ты сам говорил, что я тебе нравлюсь, ты мне — тоже… Так почему нет? — начал наступление Никита. — Ну хотя бы потому, что я давно не практикую однополые отношения. — Думаешь, разучился? — Не хами. Я имел в виду, что мне это было не нужно. — Хм… А я думал, ты скажешь, что у тебя Ксюша есть. — Это было бы следующим в списке причин «почему нет»… — Значит, все-таки это не главное, — с хитрым прищуром заметил Никита. — Не придирайся, все равно мой ответ — нет. — Ты же сказал, что мы будем говорить серьезно, а сам, как детсадовец, талдычишь свое «нет». Ты же не девственник, я — тоже, так что психологическую травму ты мне не нанесешь, если, конечно, у тебя не тридцать сантиметров, — неприятно усмехнулся Никита. — Тебе не идет пошли́ть, это портит твой образ. — Рома, я же не прошу любить до гроба, просто всего один подарочек, на день рождения. — И как ты себе это представляешь — мне повязать бантик на член или восемнадцать свечек на нем зажечь? — Ну уж подробности сам придумай, я, что, за тебя всегда думать должен? — Нет, — коротко ответил Рома. — Но почему?! Роман молчал. Настроение стремительно портилось. — С ума сойти! Я предлагаю ему трахнуть меня, а он сидит и заставляет уговаривать! Я же вижу, как ты на меня смотришь, притворщик! За соседним столиком обернулась дама. Маловероятно, что в общем шуме она услышала последнюю фразу, но лицо ее было явно заинтересованным. А Никита продолжил: — …Я никогда и никого об этом не просил, и даже не хотел, а теперь, единственный раз в жизни… и ты мне отказываешь?! Еще друг, называется… — Упоминание о дружбе тоже не в твою пользу, — мрачно заметил Рома, понимая, что если уж этот клещ вцепился, то так просто не отстанет. — Ты хочешь сказать, что друзья этого не делают? — Вот именно. — Ну ты же хочешь меня! — теряя терпение, уверенно заявил Никита. — Только попробуй соврать! — Не буду, — спокойно ответил Роман, — но и не соглашусь. Это называется «хочу, но не буду». Тебе такое знакомо? Или ты всегда добиваешься своего? — Хорошо, — отступил Никита, — а если бы у тебя не было Ксюши, ты бы согласился? Рома задумался всего на секунду, и Никита, уловив сомнения, тут же продолжил наступление: — Значит, дружба уже не имела бы значения? — Я не сказал «да», — сохраняя спокойствие, ответил Рома. — Но почему?! — Никита, после секса как раньше уже не будет, все изменится… — И пусть! — Что значит «пусть»? Я же не сказал, что эти изменения произойдут в лучшую сторону, скорее всего, наоборот, — осторожно сказал Рома, — нам станет сложнее общаться. — А вдруг нет? — А вдруг да? — Ты трус! — надменно усмехнулся Никита. — Иногда это полезное качество, оно позволяет сохранить то, что имеешь. — Я тебя не понимаю, — Никита обреченно вздохнул и замолчал. — Так что тебе подарить? — воспользовавшись паузой, спросил Роман. — Я не люблю подарки, потому что никогда не получал, чего хотел, — грустно подвел итог Никита и безразлично добавил: — Дари что хочешь. — Никита, только не дави на жалость! У тебя были прекрасные родители, и я уверен, они дарили тебе хорошие подарки. — Хорошие, даже очень, только всегда не то… Они меня не спрашивали, просто дарили, что считали нужным и развивающим. А когда отец погиб, это было как раз перед моим днем рождения, то и вовсе не до подарков стало, а на следующий год тоже не отмечали, потому что была годовщина смерти. Следующий день рождения я был в санатории, там никто не вспомнил, и даже я… А этот день рождения я вообще в каком-то сортире встретил в закусочной. А теперь еще и ты отказываешь… Наконец-то принесли меню. Рома машинально перелистывал страницы. — Тебе хорошо, — продолжил Никита, — конечно, у тебя Ксюша есть, тебе не понять, каково это — жить без секса. — Ну извини, так получилось, — развел руками Рома. — А мне как быть? Кого-то нового искать, по любви? — Ну, если тебе это так нужно, значит, надо искать, — мрачно согласился Рома и почувствовал, как ему не хочется этого. — И ты так спокойно меня отдашь? — Я тебя никому не отдам, но если тебе самому хочется, то и запретить я тоже не могу. — Как ты себе это представляешь? Я буду жить с тобой, а трахаться поеду к другому?! — Ну не выгоню же я тебя за это, — вяло пожал плечами Роман. Такая перспектива была тоскливее ноябрьской лужи на выходе из продуктового магазина. — Вот если бы ты тоже жил без секса и сказал мне «нет», вот тогда я бы понял и никого бы не искал, я бы потерпел… — осторожно, словно размышляя вслух, сказал Никита. — Ты что, предлагаешь новую сделку?! — Ты о чем? — невинно хлопая глазами спросил Никита. — Я просто так подумал… — То есть, если я не буду спать с Ксюшей, ты тоже не будешь искать парня? — Ну, можно и так, — словно принимая неизбежное и кротко скосив глаза, согласился Никита, — но, если ты сразу не готов, могли бы сделать этот, как его… мрамоторий. — Ну ты и хитрец! — изумился Рома. — А че я! — А ниче — шиш тебе! Хочешь искать парня для секса — ищи, в этом я тебе помочь не могу и запретить тоже, но только чтобы ты знал: да, я тебя хочу, но еще больше я не хочу потерять тебя из-за минутной глупости. Ты слишком… дорог мне, чтобы я смел так рисковать… Дама за соседним столиком снова обернулась. Похоже, у нее все-таки был отличный слух. — «Слишком дорог», «смел», «рисковать», — холодно повторил Никита, — так не бывает, либо дорог, либо нет, остальное — только красивые слова и отговорки. Рома и сам уже это понимал и ругал себя за такую театральную несдержанность, но что сказал, то сказал. — Ты все равно меня потеряешь, — даже с какой-то злой усмешкой заверил Никита. — Очень может быть, — в тон ему ответил Роман, — только, по крайней мере, мне не будет стыдно за то, что я сам так бездарно все испортил. Теперь молчал Никита, он окончательно погрустнел и потерял интерес к дальнейшему общению. — Как ты там сказал? — напомнил Рома. — «Не прошу любить до гроба, а всего лишь трахнуть…» А может, мне все-таки ближе первый вариант? Вместо ответа Никита бросил быстрый взгляд и даже хотел что-то сказать, но промолчал. — Да, знаю, если бы я согласился, я не был бы у тебя первым и за твою психику не переживаю. Но встать в один ряд со всеми, кто у тебя был до меня, в качестве одноразового подарка я точно не хочу! И не хочу быть лишним доказательством того, что все одинаковые и всем от других нужно только это. — Хочешь меня перевоспитать? Поздно! Меня уже воспитали сытые клиенты! И ты так же, как и они, все-таки презираешь и считаешь меня шлюхой… если людей рядами считаешь и сам же боишься в этот ряд попасть! — с жаром заявил Никита и устало, с какой-то прорвавшейся болью, добавил: — Если бы ты согласился, ты был бы не таким, как они, ты все перепутал! Потому что ты был бы у меня первым — я никого не любил, вернее, не хотел того, кого любил, и никогда не делал этого бесплатно… Да, я шлюха. И мне, оказывается, без секса тяжело, но я хотел попробовать по-честному, и ты сам все испортил… — С ума сойти! Ты что, гордишься тем, что весь твой секс — коммерция? И я же еще виноват?! — Я тоже не виноват в том, что мне попадались только такие люди. — Значит, теперь люди во всем виноваты?! — Я этого не говорил! Но ты же сам знаешь, что никто просто так в жизни денег не даст, зато желающих расстегнуть ширинку — сколько угодно, и даже сами потом деньги суют! Что мне оставалось делать? — Зачем ты вообще приехал в Москву? Почему как все не сидел дома на шее у мамы? — Потому что это был мой единственный шанс… — Шанс на что? — Просто мне нужны были деньги. — Сколько? — У тебя таких денег нет, — отмахнулся Никита. — Откуда ты знаешь? Может, есть. — И ты мне так просто их отдашь? — Если причина стоящая, почему нет? — Ты сам говорил, что красивые поступки стоят дорого, — угрожающе напомнил Никита. — Хочешь доказать, что мир прекрасный, а я не прав? — Нет, но он и не такой мрачный, каким ты его пытаешься представить и оправдать себя. — Хорошо, — примирительно вздохнул Никита, — считай, что ты победил. Дари, что хочешь. — Сколько денег тебе нужно? — упрямо повторил вопрос Рома. — Если я возьму твои деньги, — осторожно начал Никита, — ты больше не захочешь со мной общаться? — С чего ты взял?! Я же не откупаюсь от тебя, а хочу помочь… Никита раздумывал и кусал губы, и глядя куда-то в сторону, сказал: — Жаль, что мы не встретились раньше… — он вздохнул, — нисколько мне не надо. Поехали домой. — Мы же еще даже не поели! — удивился Рома. — Не хочется — потом поедим, — вяло отозвался Никита и, не дожидаясь ответа, встал из-за стола, поднял с пола рюкзачок и два пакета с вещами. Еще два, не спрашивая, оставил Роману. Спускаясь в стеклянном лифте, Никита все так же, не отрываясь, смотрел на прозрачную колонну с фантастическими морскими жителями, но на лице его больше не было восторга. — Я хочу, чтобы ты знал, — прервал молчание Роман, когда они ехали в машине, — я не считаю тебя шлюхой и не презираю, наоборот, я рад, что мы сумели найти друг друга и не потеряться… — Что это меняет? — меланхолично, глядя перед собой, спросил Никита. — И я… — Рома споткнулся о слово, — я не шутил, когда сказал, что ты мне очень дорог… — Кто мы друг другу? — тем же безразличным тоном, не дослушав, спросил Никита. — В каком смысле? — Ну кто мы друг другу? Ты мне не отец, ты даже не похож на него нисколечко. Ты мне не брат, потому что брату я не стал бы предлагать секс. Ты мне не любовник, потому что сам отказался… Ты мне даже не начальник, потому что не взял меня на работу. Ты мне не друг, потому что говоришь, что хочешь меня. Кто мы? И зачем ты тогда поселил меня у себя дома? Чего ты хочешь? — Я ничего от тебя не хочу, — обескураженно и честно заверил Роман, но прозвучало это слишком жалко и не давало ответа на вопрос, и тогда он, вздохнув, признался: — Я не знаю. — Почему ты точно знаешь, кем был для тебя Артем и даже кем был Кир! А кто я для тебя, ты не знаешь?! Да, даже у Ксюши есть своя роль, хоть ты ее и не любишь, а кто я? Игрушка? — Не говори так… — Рома включил поворотник и остановился, чтобы купить сигарет. — Ой, прости, очень дорогая игрушка?! Ты же все деньги только что был готов отдать! — Сейчас я бы тебе сказал, как раньше, «выйди из машины!» — Ну так скажи! — Так нельзя себя вести, Никита! — А как можно себя вести? Как ты? Трус! И что мне делать в твоей машине, если на простой и самый первый вопрос у тебя ответа нет? Я сам уйду, не переживай! Я ведь еще столько в Москве не видел! И прежде, чем Рома успел что-то ответить, Никита хлопнул дверью. Все произошло так быстро, как будто Рома только что очнулся от гипноза, а в машине уже пусто. Рома оглянулся по сторонам — на улице Никиты не было видно. Рома выскочил из машины, не помня себя, и наконец увидел вдалеке его, быстро уходящего к подземному переходу. Рома бросился следом и нагнал у гранитной лестницы. Прохожих здесь было гораздо больше, и все оглядывались на странную сцену, некоторые даже останавливались. — Стой! — не заботясь о том, что его слышат окружающие, Рома схватил Никиту за руку. — Я тебя не отпущу! — Ты его знаешь? — тревожно спросила женщина в платке, обращаясь к Никите. Тут же остановилась пара любопытствующих пенсионеров и какой-то сознательный хмырь, по виду напоминавший передовика производства с советского плаката, готовый ринуться в бой. Теперь судьба Романа грозила сделать крутой поворот и зависела только от ответа Никиты, но даже это не пугало, точнее, он просто этого не замечал. — Дай мне чуть-чуть времени — и я отвечу, — выдохнул Рома. — Крематорий? — серьезно переспросил Никита. — Мораторий, — подтвердил Рома. — Да, я его знаю! — наконец громко ответил Никита окружающим, в подтверждение спокойно высвободил свою руку и так же громко, капризно и совершенно по-детски добавил: — Пап, ты же обещал, что около входа ждать будешь, а ты вон где припарковался! Мы же к репетитору опоздаем! Рома открыл рот от удивления и даже хотел что-то сказать, но Никита небрежно отдал ему свой рюкзак, схватил под руку и быстро, почти силком повел обратно к машине, не давая собравшейся толпе задать еще несколько вопросов, ответов на которые могло уже и не оказаться. — Ты что, сдурел! — прошипел Никита. — К какому репетитору? — все еще не понимая, что происходит, пробормотал Рома. — Скажи спасибо, что я на школьника похож и учебный год начался, — легко отделались! А если бы тебя бить начали! — ворчливо отчитывал Никита. — Как маленький! Это в лесу, ночью уместно, а здесь-то чего орешь? Телефон, что, для дураков придумали? Мог бы и просто позвонить, а не устраивать сцен. — И ты бы ответил? — недоверчиво виновато спросил Рома. — Ну, не сразу бы, — подумав, отозвался Никита, — но перед отъездом, может, даже сам позвонил бы… — Перед каким отъездом? — Рома встал как вкопанный. — Садись в машину! — приказал Никита. — Хватит уже показательных выступлений. Рома покорно сел. Никита тоже занял свое место. — Перед каким отъездом? — снова спросил Рома. Вместо ответа Никита расстегнул толстовку, закинул рюкзак на заднее сидение. Рома терпеливо ждал. — Ты прав, — наконец вздохнул Никита, — мне, наверное, домой пора… Что-то все как-то не складывается. Рома понимал, что ответить надо быстро и честно, потому что все вдруг стало шатко, как ускользающий сон, и Никита опять может уйти, и на этот раз догонять его уже будет бессмысленно и звонить тоже. — Никита, — начал Рома, еще сам до конца не зная, что скажет, и чтобы оттянуть время, неторопливо закурил, — я действительно не знаю, кто мы… Это было явно не лучшее начало. — Я не знаю, поймешь ли ты… но ты для меня… Кусочек Красоты. — Кто? — настороженно переспросил Никита. — Кусочек Красоты, — повторил Рома, — в мире их не так много, я за всю жизнь их видел, может быть, лишь однажды… Мир очень серый и унылый, только такие крупицы делают его удивительным, и ради них стоит жить дальше. Представь себе небо без звезд — вот такая черная мгла была бы жизнь без вас. Вы как редкие драгоценные камни. Для кого-то это собственные дети, для кого-то — искусство, для кого-то любимый человек, для кого-то — лес и горы… а я встретил тебя… и я боюсь, ужасно боюсь испортить эту красоту. И ты прав, дело не в возрасте и ни в чем другом, я просто не смогу простить себе, если ошибусь, я вообще не уверен, достоин ли я… Повисло молчание. — Дай сигарету, — наконец подал голос Никита. Роман, помедлив, протянул почти пустую пачку. — Нет, твою. Рома отдал дымящуюся сигарету. — Я не курю, — осторожно затягиваясь, ответил на немой вопрос Никита и, выпустив в приоткрытое окно дым, добавил: — Просто иногда хочется… Ого, какие крепкие! Как ты еще болезни себе не заработал?! — Наверно, потому что Маша заставляет спортом заниматься, — пожал плечами Рома. — А почему ты с Ксюшей, а не с Машей тогда? — спросил Никита и вернул сигарету обратно. — Не знаю, потому что друзья из нас лучше, чем любовники. — Вы что, с Машей раньше спали и потом расстались? — Нет! Это как с тобой — мы не трогали эту грань, зато сумели стать отличными друзьями. — По такому принципу спать вообще остается только с теми, кого не жалко, — глядя вдаль, вздохнул Никита. — Отношения развиваются по-разному, поэтому сложно придумать одно-единственное правило, которое бы подходило для любой ситуации, но мы все равно склонны искать эти самые правила и все подгонять под какие-то шаблоны. Чаще нам это помогает: экономит время, избавляет от ненужных переживаний, но лишает того самого единственного шанса на счастье. Никто не знает, в какой момент надо сделать исключение. — Так, может, мы и есть такое исключение из правил? — спросил с плохо скрываемой надеждой Никита. — Может, но я пока в этом совсем не уверен. Оба замолчали. — Не надо моратория, — наконец-то правильно выговорил злополучное слово Никита, — думай сколько влезет… — А как же ты… мы? — Я все равно уеду домой через неделю. Успеешь подумать — хорошо, не успеешь… останемся друзьями… может быть. — А ты вернешься потом? — Нет, Кремль я уже видел… но ты сможешь и сам приехать, если захочешь… — бодро, но с каким-то напряжением ответил Никита, — давай лучше в студию поедем, а не домой. — Зачем? — Там до моего дома недалеко, я хочу Андрея увидеть, чтобы он мои вещи вынес… да и попрощаться с ним надо, я же туда уже точно не вернусь. — А не боишься? — Я не буду заходить во двор, попрошу его выйти. Да и не ждут они, наверно, не дураки же, в самом деле. — Я отвезу тебя до дома. Из машины не выходи. Скажешь Андрею номер, здесь и попрощаетесь. Если вам надо будет — я могу оставить вас вдвоем. — Спасибо. Но никаких тайн нет, пожалуйста, оставайся. Ехали молча, во двор, как и договаривались, заезжать не стали, остановились на въезде. — Вон их машина стоит! — вдруг оживился Никита, указав пальцем на потрепанную белую легковушку. — Уверен? — с сомнением спросил Роман, — по виду как будто она вообще сто лет здесь стоит, брошенная… Это точно она? Вместо ответа и в подтверждение слов Никиты дверь в запыленной машине открылась, и оттуда неспешно выбрался плотный парень, демонстративно потянулся и закурил. Видимо, сидел он уже давно и вышел размять кости. — Ну и бараны! — хмыкнул Никита. — Или выхода другого нет, но на что рассчитывают — непонятно. — Не говори заранее, ты еще своему Андрею не звонил, может, они давно в квартире сидят и ждут твоего звонка. Никита испуганно посмотрел на Романа. — А вдруг правда? Я об этом не подумал… Ладно, у меня симка новая, в крайнем случае еще одну куплю — невелика потеря. — Андрей твой, судя по описанию, тоже личность заметная, за ним не проследят? — Нет, — почему-то весело заверил Никита, — для незнакомых он выглядит неприметно… Сам увидишь! И давай договоримся сразу, ты только меня не ревнуй к нему, хорошо? — Обещаю, — с тяжелым вздохом вполне серьезно отозвался Рома. Двадцать минут ожидания Андрея все-таки заставили понервничать. Рома впервые в жизни, пожалуй, чувствовал себя персонажем дешевого детектива, и роль эта ему совсем не нравилась. Никита перелез на заднее сидение, где стекла тонированы, чтобы его не было видно с улицы. И восхищенно погладил упругое кожаное сидение, но от пошлых замечаний и своих фантазий вслух воздержался. Так они и ждали молча. Наконец, дверь открылась, и появился Андрей… он действительно был неприметным, если не считать того, что он выглядел обычной девушкой. Весьма симпатичной, надо признать, девушкой. Никита получал истинное наслаждение, наблюдая за эмоциями Романа, когда он (она) садился (ась) в машину. И пока Никита с Андреем обнимались и звонко целовались в щечки, как ванильные подружки, Роман проветривал свой распахнутый рот и непроизвольно хлопал глазами. — Я тебя совсем потеряла, — щебетал Андрей, гладя руку Никиты, — телефон не отвечает, в сети тебя нет… как ты? — Да я, кажется, влип с последним знакомством, теперь буду жить у него, кстати, познакомьтесь, — ответил Никита, кивнув на Романа. Голос Никиты вдруг зазвучал по-другому, в нем появились спокойствие, умиротворение и какая-то уютная певучесть. Видимо, на фоне импульсивной подружки Никите невольно хотелось быть тихим и даже взрослым, так сказать, для равновесия. — Арина, — томно представился Андрей, манерно протянув узкую ручку с маникюром ярко-красного цвета, ладонью вниз, словно для поцелуя. — Роман, — отозвался Роман и даже не узнал своего севшего голоса, легонько пальцами потрогал протянутую руку. — Андрей еще в процессе, — пояснил Никита, — но скоро он станет Ариной. — Значит, вы теперь вместе? — невозмутимо спросил Андрей-Арина, — и можно за вас порадоваться? — Да, — улыбнулся Никита и подмигнул Роме. — Поздравляю! — воскликнул Андрей-Арина. — Меня вот тоже через месяц ждет новая жизнь! Осталась ерунда, и глиста станет бабочкой! — Бабочки из гусениц появляются, а не из глистов, — сморщился Никита. — Да какая разница, главное — бабочкой! — радостно отмахнулся будущий бабочка. — Как Уна поживает? Жаль, ее не увижу… — Ой! Унка у нас беременная! — снова оживился Андрей-Арина. — Представляешь, третий месяц, оказывается! Ее тошнило, и животик появился, вот она и догадалась наконец тест сделать. Оказывается, секс она поздно возненавидела — того раза хватило, а гормоны будущей мамы доделали дело, потому она на мужиков и окрысилась, так что все с ней в порядке! Тяга ебаться вернется к ней через месяц, так ей врач обещал. В общем, теперь она отходит от шока и решила срочно помириться с будущим папой. — Круто! Я ей никогда не верил, — заявил Никита, покосившись на Рому, — привет ей передавай. Значит, она тоже скоро уедет. — Да, — резко погрустнев, задумчиво ответил Андрей-Арина, — я думал, первым от вас съеду, а оказалось наоборот — сначала ты, потом Уна, а уж только потом меня приберут. Ты хоть звони иногда, не пропадай совсем! — Конечно, — заверил Никита, — я всего двое суток дома не был, а такое ощущение, как будто год назад съехал. Обращаясь к Роману, Андрей-Арина угрожающе произнес: — Нашего Никитку не обижайте, берегите, он — золото! Это, конечно же, была шутка, но Роман серьезно промычал в ответ что-то, и в переводе на человеческий это должно было означать, что да, не беспокойтесь, здесь его тоже очень любят. Никита тихо улыбнулся. Они были с Андреем даже чем-то похожи, словно брат и… сестра, причем Андрей, хоть и выглядел явно старше, годился лишь на роль младшей беспечной сестры. — Ладно, я побегу, меня мой Бурито ждет, рада была повидаться, — Андрей поднял с пола небольшой пакет, который принес с собой, — здесь все, что нашла из твоих вещей, если что, потом позвонишь — принесу. Ну все, пока-пока, — он чмокнул Никиту почти в губы, открыл дверь машины и, полагая, что Роман его уже не видит, скорчил довольную гримасу, показав большой палец вверх, как бы ставя высокую оценку выбору Никиты. Никита в ответ снова смущенно улыбнулся, Рома видел все это в зеркало. Как только Андрей-Арина закрыл дверь, Роман завел машину и поехал, уж очень ему не терпелось поскорее покончить с этими шпионскими играми. — Как тебе Андрей? — ехидно спросил Никита, так и оставшись сидеть сзади. — Не ревнуешь? — Немного, — подыграл Рома и не глядя протянул Никите салфетку, чтобы тот стер с лица обильные следы губной помады, — но ты для нее все равно слишком маленький еще. Твоему Андрею нужен крепкий мачо! — Он себе такого и нашел, — усмехнулся Никита, вытирая щеки и губы. — И мужика все устраивает? — А что его может не устраивать? — Ну, все эти операции… не каждый поймет. — Так это Бурито сам и настоял. Они сначала просто трахались в охотничьем домике, как все, потом стали встречаться чаще, но у Бурито статус и должность — ему нельзя так имидж портить. Поэтому Андрей сначала просто, как обычно, в женское переодевался, ну а потом, когда у них все серьезно стало, они и решили, что Андрею лучше себя чуть-чуть переделать, чтобы никто не подкопался. — А не проще ли ему было тогда сразу найти обычную девушку? — Я же сказал «чуть-чуть переделать»… — Что значит «чуть-чуть»? — Эм… ну, все, кроме члена… Вот такой вот он, Бурито, любитель членов и сисек. — И Андрей согласился? — Ну, во-первых, он и так всегда дамой работал, просто на операцию не накопил еще. А во-вторых, у Бурито столько денег, что отказываться — грех. А когда их роман закончится, Андрюха уберет и член, если захочет, в общем-то, такая экзотика у нас дорого стоит, так что, может, и оставит. — А почему же Андрей с вами живет, если говоришь у Бурито денег много? — Пока Андрей с больницами не закончит, никаких переездов, только тайные встречи. За Бурито ведь тоже присматривают, может скандал случиться. — Ты бы тоже переделался на его месте? — с нотками ревности спросил Рома. — Я — нет, я за натуральное! И в женском я никогда не работал. Хотя меня и так через раз путают, без операций. — А кто такой этот Бурито? — Лучше не знать, — усмехнулся Никита, — он политик, лидер какой-то партии, пример для подражания! Староват, правда, но интереса к жизни не потерял. — Ого! И он так просто познакомился через интернет с парнем в женском платье? — с сомнением спросил Рома. Хотя и сам по опыту знал, что чем богаче, тем больше скелетов в шкафу припрятано. — Да, так просто, — Никита приоткрыл окно, — он не сам, на него много «наших» работает, они и отбирают в интернете, он потом только пальцем тычет. Хотя точно не знаю, как это происходит, таким людям можно все, они ничего не боятся. — И что, он так влюбился, что собирается жениться на Андрее, как в фильме «Красотка»? — Нет, конечно! У него семья и дети взрослые за границей, дочка у него, кстати, тоже нетрадишка — с какой-то француженкой живет. Этот роман для Андрея — счастливый билет на всю жизнь, и все выигрывают… Он уже третий переделанный на счету Бурито, первый телеведущей теперь работает, и новый роман у нее с каким-то депутатом, второй — светская дама, тоже по телевизору иногда мелькает, даже пару песен каких-то спела и через интернет учит, как правильно добиваться своей мечты. — Да уж, если бы она честно рассказала, как правильно, это было бы просто бомбой, — усмехнулся Рома, — сколько живу в Москве, а не перестаю удивляться людям. — Для этого сюда и едут, — пожал плечами Никита, — особенно те, кому терять нечего. — Это точно, — вздохнув, согласился Рома. — Поэтому никто здесь на аквариумы и не смотрит, чужие истории и собственные проблемы занимательнее рыб и красивой архитектуры. — Не оправдывайся! Все равно мы с тобой еще раз туда поедем посмотреть на аквариум. Я заставлю тебя его полюбить! — Не сомневаюсь, — усмехнулся Рома и посмотрел на Никиту в зеркало, — я, кажется, придумал, что тебе подарить! — Ты хочешь купить мне этот торговый центр? — улыбнулся Никита. — Если так, то повязать ленточку на член обошлось бы дешевле. — Ни первое, ни второе! Не угадаешь — не старайся, но тебе понравится! — Конечно понравится! — заверил Никита и вдруг дотянулся сзади до сидения Ромы и легонько запустил тонкие пальчики в его густые волосы, это произошло так просто, будто он всегда это делал, ни капли неловкости или стеснения. Нет, Рома не выпустил от неожиданности руль из рук, не подпрыгнул как ужаленный и даже не отдернул голову. Но за доли секунды ему хотелось сделать все это по очереди или сразу одновременно, а на самом же деле он просто застыл, как гипсовое изваяние в пионерском лагере, и все, чего ему сейчас хотелось, чтобы это касание длилось вечно. Рома оказался не в силах сопротивляться этим ласкам, даже если тому вздумалось бы раздеть его. — А ты уверен, что я Кусочек Красоты? — не убирая руку, как ни в чем не бывало спросил Никита. — Да, — совладав с собой и как можно спокойнее, будто ничего необычного и не происходит, ответил Рома. — А почему их так мало? — Не знаю, может, потому что настоящая красота слишком мимолетна. — Ты поэтому стал фотографом, чтобы искать эти кусочки? — Очень может быть, — улыбнувшись, согласился Рома. — То, что ты успел сфотографировать, даже через секунду становится чем-то иным. Все меняется. Иногда слишком быстро… — А кто был тем первым Кусочком? Артем? — Да. — Покажи его фото. — А с чего ты решил, что оно у меня есть? — Покажи… Рома не стал больше отпираться и, включив поворотник, уже привычно прижался к обочине. Он достал телефон и довольно быстро отыскал то единственное фото Артема, которое было сделано в ночь перед отъездом. Снимок действительно оказался смазанным, но именно этот брак сделал его особенным. Это был как живой кадр из сна. Отчетливо виднелся курносый профиль с закрытыми глазами и огромной копной рассыпанных волос; движение, словно ветер, и почти анфас, точнее, «три четверти» — незаконченный поворот; полные удивления живые глаза и застывшее имя на губах. Все это под настоящим зерном пленки, как печать прошлого, как подтверждение безвозвратности, как пропасть в десятки лет. Никита бережно взял в руки телефон и долго смотрел. Рома не надеялся на высокую оценку. Он и сам долго жалел, о том что не осталось более удачного кадра. Но только сравнительно недавно, в очередной раз взглянув на него, он наконец разглядел всю искренность и глубину снимка. В нем была вся та многослойность, которую редко удавалось втиснуть и в сотню кадров. В нем уже таилась история. И еще… Это фото Роман показывал впервые. Строго говоря, и показывать-то его было некому, потому что про снимок, кроме самого Артема, никто и не знал, это было, пожалуй, самым глубоким и интимным. И вот теперь Рома даже испытал облегчение оттого, что нашелся человек, который захотел его увидеть. — Необычное фото, — осторожно заключил Никита, но все еще продолжал разглядывать снимок, — а есть еще? — Нет, это единственное, — не особо расстроившись, ответил Роман, — в этом его самая очевидная ценность. — Знаешь, я как раз собирался тебя попросить… — Никита чуть виновато улыбнулся, — я хочу, чтобы ты удалил мои вчерашние фотки… — Как?! — растерялся Рома. — Ты шутишь? Там же не меньше половины идеальных снимков! — Зачем тебе столько идеальных снимков? — А как же выставка и твоя карьера? — напомнил Рома. Никита все еще смотрел в телефон. — Ты же говорил, что считаешь вчерашнюю съемку лучшей. — Так и есть! — Значит, ради нее ты старался и работал всю жизнь? — Ну получается так… — И сколько же тогда она стоит? — Никита, не все можно и нужно мерить деньгами, — назидательно произнес Рома. — Угу, только это не я, а ты хочешь ее продать, — возразил Никита, — сам же говоришь, выставка, карьера… — Но я же не для себя, а для тебя! Эти фото могут стать отличным началом. — Если это правда твоя лучшая съемка и ты хочешь превратить ее в «комплексный продукт с историей», как ты вчера выразился… То сколько ты хотел бы получить за этот продукт? — Никита холодно посмотрел на Рому. — Ах вот ты о чем! Но мы же не продаем авторство, мы продаем всего лишь образ, шоу, возможность прикоснуться к красоте… — Сверкающие кусочки красоты? — улыбнувшись, с расстановкой подсказал Никита. — Точно! — Так все-таки комплексный продукт или кусочки красоты? — Никита кивнул на телефон, — а фото Артема ты тоже продал бы? Рома закрыл глаза и, помолчав, сказал: — Извини… Ты прав. Об этом я как-то не подумал… Рома никогда не удалял фотографии, этот пункт был даже во всех договорах. Но если Рому просили или даже предлагали выкупить его фото, он всегда относился с пониманием и соглашался. Вот только на всякий случай обязательно оставлял копии на стареньком с виду компьютере, который никогда не подключался к интернету. Роман слишком любил свою работу, в остальном он, как и все, был кристально честным человеком. Но сейчас он понимал, что удалить — это действительно значит удалить. Обмануть Никиту он не мог. — Ладно, — сжалился Никита, — можешь оставить себе любой снимок. — Это все из-за того, что и у Артема осталось только одно фото? Я был бы счастлив, если бы их было больше. — Нет, ты бы не был от этого счастлив, — с холодной философской грустью возразил Никита, глядя в окно. И это чистая правда. Разве сотни снимков могут заменить живого человека или сделать кого-то хоть чуть-чуть счастливее в истинном смысле? — Хорошо, — вздохнул Рома, — но только если мы с тобой снимем еще одну серию, специально для выставки и твоей карьеры, согласен? — Ты предлагаешь сделку? — удивился Никита. — Ты же сам говорил, что больше никаких сделок… Рома шумно выдохнул, больше аргументов не было, и обреченно произнес: — Ладно, я выберу снимок. — Спасибо, — лукаво ответил Никита, — а после того, как удалим, я хочу, чтобы ты меня еще поснимал, например портреты, сможешь? Рома недоверчиво и непонимающе посмотрел на Никиту. — Без всяких сделок! — невинно пожал плечами Никита. — Мне просто вдруг захотелось. — Никита, с тобой приятно иметь дело! — расцвел Роман. — О, ты еще даже не представляешь, насколько со мной приятно иметь дело, — заверил Никита, плотоядно улыбаясь. Довольная улыбка на лице Ромы тут же застыла. Он молча забрал свой телефон из рук наглеца, включил левый поворотник и снова выехал на дорогу. В этот день произошло так много, что казалось, будто они не расставались по меньшей мере неделю, но усталости не было. С Никитой было невозможно долго сохранять обычное настроение, все время находилось что-то, что вырывало из равновесия и бросало в пучину эмоциональных крайностей. Сам Рома с возрастом не стал больше любить людей, скорее происходил обратный процесс, он все реже появлялся в людных местах, не искал новых знакомств и даже время в тренажерном зале выбирал такое, когда там меньше посетителей. Съемки он тоже укладывал в полтора часа, даже если фотографировал супермодель. А вот с Никитой все было не так. Он воспринимался естественно, как часть тела: рука или нога. Как можно устать от собственной руки? Ты чувствуешь все, что чувствует она, она делает твою жизнь полноценной, по крайней мере без нее тебе было бы хуже. Рука может не оправдать твоих ожиданий, например невыразительно сыграть соло на гитаре, но оторвать ее за это или хотя бы наказать — это означает причинить вред и боль себе. Что касается самого Никиты, то после вчерашнего возвращения, он стал как будто более задумчивым. Даже минувший шопинг с такими яркими эмоциями был похож на попытку избавления от этой неуловимой тоски. Выпытывать причины было глупо, оставалось ждать, когда же он все-таки расскажет сам или забудет о своей печали, Романа бы устроил любой вариант, лишь бы Никита снова стал, как и раньше, насквозь прозрачным и солнечным, и иногда невыносимым. В студию они уже не поехали — было поздно, потому отправились домой. Так прошел их первый день совместного проживания. Увидев их на пороге, Ксюша поджала губы, но попыталась сохранить улыбку. Второй день все провели порознь. У Романа была подготовка к выездной съемке, в отсутствие Марии, этим приходилось заниматься самому: встреча с заказчиком, реквизит, место съемки. Потому он с самого утра отправился в студию. Никита ехать с ним отказался, сославшись на неотложные дела, и, помахав рукой, отправился к автобусной остановке. Ксюша осталась дома. Еще вечером, перед сном она поинтересовалась у Ромы, не собирается ли Никита съезжать, и, услышав отрицательный ответ, красноречиво отвернулась к стенке. Встретиться договорились вечером. И Роман появился дома раньше обычного. Конечно, ему не терпелось снова увидеть Никиту, но главное, ему не хотелось, чтобы Никита приехал домой раньше него и какое-то время провел в обществе Ксюши, кто знает, что она могла сказать, чтобы обезопасить собственную территорию. — Нашел себе нового помощника? — сухо поинтересовалась Ксюша. — Нет, вполне возможно, что придется все-таки ненадолго приостановить съемки, пока не вернется Маша. — Ты без нее не справляешься? — Справляюсь, — пожал плечами Роман, — но все требует больше сил, на само фото почти не остается времени, думаю, творческий отпуск мне не помешает. — Нет вдохновения? Этот вопрос был вовсе не в духе Ксюши, она была человеком весьма приземленным, и в ее мире работу работали, еду готовили и ели, чувства должны были что-то значить и куда-то вести, а деньги нужно приумножать и тратить. Места для мечтаний, вдохновения и прочей бестелесной ерунды в ее мире не было. Рома с удивлением посмотрел на нее. — Что? — смутилась Ксюша. — Я, что, не имею права поинтересоваться, как твои дела? — Имеешь, — пожал плечами Роман, — вдохновение — это не только путь, но и цель. Так вот, с желанием идти по этому пути вроде все в порядке, а вот куда идти и зачем, я пока не знаю. И как теперь ответить на твой вопрос, есть у меня вдохновение или нет? — Видимо, нет… — заключила Ксюша и, закончив со своими хлопотами, села за стол напротив, поставив перед собой чашку травяного чая. Видеть Ксюшу одетой на своей кухне было непривычно. Раньше, когда ее обнаженная грудь радовала глаз, разговор почти всегда пересыпался шуточками, и даже серьезные немногочисленные темы быстро скатывались к обычной ничего не значащей расслабленной болтовне. Сейчас Рома вдруг поймал себя на том, что, возможно, впервые за все время знакомства расположен говорить серьезно. А в том, что Ксюша хочет именно такого разговора, сомневаться не приходилось. — Почему ты решил, что Никите будет лучше жить с нами? Только честно… — Потому что ему больше негде жить, — как само собой разумеющееся ответил Рома. — Это ты уже говорил, а еще? — А еще у него трудный период, и ему нужна поддержка… — Хочешь, я дойду до метро и через час приведу человек тридцать, которым тоже нужна поддержка и им негде жить? А уж трудный период — это вообще нормальное состояние любого москвича. — Нет, достаточно его, одного, — отказался Рома. — Так что же все-таки его отличает? — Ну, во-первых, я его не выбирал из сотни нуждающихся — так само получилось. А во-вторых, — Рома задумался, как бы лучше сформулировать внутренние ощущения и остаться при этом честным, — он учит меня заново быть человеком. — Ого! Может, тебе тогда в ашрам уехать, раз ты чувствуешь острую необходимость обрести гармонию и собираешься в творческий отпуск? — Я думаю, это станет следующим шагом, если этот не поможет, — холодно ответил Рома. — Еще есть причины, по которым он живет здесь? — уловив перемены в голосе, уже чуть мягче спросила Ксюша. — Нет. Ксюша молчала, молчала долго. Наконец не выдержал сам Рома: — Что тебя тревожит? — С тех пор, как вы съездили с ним ночью на озеро, все идет не так — я чувствую. — С тех пор и Маша лежит в больнице, и на работе полная неразбериха — может, в этом дело? Ксюша с сомнением посмотрела на Рому и возразила: — Маша в больнице, а он всегда рядом с тобой. — И что тебя беспокоит? — снова повторил свой вопрос Роман. — Меня беспокоит то, что мальчики не должны быть красивее девочек, — ответила Ксюша. — Ты чувствуешь в нем… соперницу? — Если его брови и губы от природы, он — ведьма! — Высокая похвала, — задумчиво оценил Роман, — особенно учитывая, что тебе самой грех жаловаться на природу. — Рома, ты понимаешь, что он гей?! Он смотрит на тебя не как на друга, и я должна чувствовать себя спокойно? — А как я на него смотрю, это уже в расчет не берется? Или ты думаешь, что он все-таки изнасилует меня? Ксюша метнула быстрый взгляд, но промолчала. — Хорошо, и что ты предлагаешь? — вздохнув, спросил Рома. — Если все так, как ты говоришь, тогда просто дай ему денег, и пусть едет к себе домой. — У него есть деньги, и домой он уедет тогда, когда закончит дела здесь. — Вот как! Жаль… Хорошо, тогда я сама поеду домой. А ты, как закончишь учиться быть человеком, — позвони, если не слишком поздно будет — я вернусь. Пары дней вам хватит? Рома обдумывал услышанное и вдруг понял, что не хочет, чтобы Ксюша уезжала сейчас. Нет, она не сдалась, просто не захотела брать на себя ответственность за решение, которое нужно было принять Роману самому. Рома должен был бы сказать ей спасибо за такое понимание, но сейчас ему стало страшно. — Мне… всем… было бы проще, если бы ты осталась, — честно и даже с надеждой сказал он. — Нет, спасибо, — почти не раздумывая, отказалась Ксюша, — разбирайтесь сами! — А если это затянется, ты вообще не вернешься? — Если затянется, значит, ты дурак, Рома! И тебя ждет большое разочарование, думаю, тогда нам будет неинтересно друг с другом. Ты и сам это отлично понимаешь! Рома молчал. Самый простой способ разглядеть и оценить человека — расставание. Жаль, что только после этого уже многое становится неважным. Ксюша, может, и казалась чуть простоватой и заполняла жизнь предельно понятными вещами, но в женском чутье ей точно нельзя отказать. Она уехала на следующее утро, почти не взяв с собой вещей, видимо, для того, чтобы отъезд не выглядел окончательным решением. Перед тем, как уехать, она по обыкновению приготовила завтрак и, уже сидя за столом, по-приятельски подшучивала над сонным Никитой и без напряжения болтала с Ромой. Все было так, как хотелось бы, чтобы оно было — все счастливы и никаких драм. Лишь уже на пороге она поцеловала Романа чуть дольше, чем обычно, словно этим поцелуем хотела придать сил или оградить, но быстро взяла себя в руки и не позволила ему проводить до такси, всем своим беззаботным видом подчеркивая, что поездка предстоит пустяковая, недалеко и ненадолго.