Слайд-шоу

Прошел еще один день, Никита не объявился. Ощущение минувшей сказки не проходило и не тускнело. Роман так и не сделал ни одного кадра, он, как и предыдущие два дня, лишь руководил съемками. Но вечером, Рома все-таки написал сообщение: «Привет! Прости, что сразу не смог принять решение, это непросто. Я больше не фотографирую…» Закурил и продолжил: «…надеюсь…», задумался, стер и снова стал набирать мелкие буковки: «…буду рад, если ты ответишь». И боясь передумать, не перечитав, отправил. Не спеша докурил, встал, прошел по пустому коридору, помыл чашку, вернулся, проверил телефон — ответа не было. Роман убрал телефон в карман, погасил свет и отправился домой мириться с Ксюшей. Она, в отличие от Никиты, ответила на извинения сразу и обещала ждать дома. Рома тяжело вздохнул и в ответ отправил ей воздушный желтый поцелуй в виде бесформенного колобка. Гениальное изобретение — смайлы. Чтобы соврать, надо набирать слова, а пальцы иногда просто отказываются это делать, а ткнуть в желтое пятно и отправить — это нетрудно, и вроде это уже не ложь, а любезность. Да и вообще, надо еще перепроверить, что этот круглый солнечный гад имел в виду, может, ему поручили донести одно, а он городит какую-то отсебятину. Не успел Рома вывернуть на основную дорогу, запиликала мелодия звонка. Рома чертыхнулся и, удерживая руль одной рукой, выгнулся на сидении, чтобы выудить телефон, а когда взглянул на экран, не поверил глазам — «Никита». — Как твои дела? — весело поинтересовался Никита. Рома еще ни разу не общался с ним по телефону, и голос показался незнакомым, но приятным, как и утверждала Маша. — Хорошо, у тебя как? — Рома вырулил к обочине, включив аварийку. — Тоже все отлично! Значит, ты правда так и не фотографировал? — Нет. — Понятно… — неопределенно протянул Никита, словно ему вдруг стало неловко. — А ты? — почему-то краснея, спросил Рома. — Ну, почти… — погрустнев, ответил Никита. — Ты, если хочешь, тоже пока можешь фотографировать. — Как это? — растерялся Рома. — Ну, у меня сейчас заказы поперли — грех отказываться! И деньги хорошие… — И? — Если для тебя это так важно, давай попозже эту сделку заключим, — с каким-то холодом, но, в общем-то, вполне дружелюбно предложил Никита. Теперь он больше не смущался. — А если я скажу нет? Сделка есть сделка, ты же сам говорил, зачем откладывать, если мы так решили… — Нет, Рома, я сейчас не могу. — Никита… — Рома почти сорвался на просительный тон. — Что? — Давай встретимся и все обсудим… — Я не могу, мне надо идти. — И когда ты теперь объявишься? — уже даже не пытаясь скрыть отчаяния, спросил Рома. — Не знаю, я еще позвоню. Пока. Рома не успел больше ничего сказать, послышались два коротких гудка. В голове, словно рой потревоженных мух, кружили тоскливые мысли. Во-первых, Рома осознал, что влюбился окончательно, да это было слишком очевидно. Во-вторых, он был уверен в том, что сумеет найти нужные слова, а оказалось, что у него нет даже малюсенького шанса, не то чтобы вернуть, но даже хотя бы просто заставить его выслушать. В-третьих, Рома с ужасом думал о том, что Никиту обнимает кто-то другой, это была отчаянная и совершенно постыдная ревность. Ревность, которую Роман никогда не испытывал по-настоящему и очень гордился собой, называя это чувство атавизмом и верным признаком незрелой личности. Ну и последнее… теперь, после этого разговора, писать, звонить, а тем более искать встречи с Никитой — занятие унизительное и обреченное на жалость и даже презрение. Оставалось опять ждать либо забыть о нем навсегда. Рома бессильно отбросил телефон на пассажирское сидение, и тот, слегка подпрыгнув на кожаной обивке, упал на пол. И словно от падения тут же снова раздался звонок, Рома кинулся подбирать телефон. Номер был незнакомый, Рома судорожно ткнул зеленую кнопку: — Алло! — с надеждой и надрывом выдохнул Рома. — Здравствуйте, мы хотели бы предложить кредит на выгодных условиях… — заверещал в трубку незнакомый женский голос. Рома с досадой сбросил вызов. И тут ему стало жаль себя, вспомнив, с каким суетливым волнением он только что тыкал пальцем в экран. «Это ненормально, — подумал Рома. — Забыть Никиту — лучший вариант». На лобовое стекло снова упали капли дождя. Дома ждала Ксюша. Для полноты образа ей не хватало трона и короны — вид надменный. Она намеревалась выслушать любые искренние извинения и, возможно… то есть, конечно же, готова была простить, иначе зачем бы ей приезжать? Чтобы упростить задачу, Рома купил букет цветов. Быстро покончив со стандартной вступительной частью на кухне, они переместились в спальню, чтобы насухо подтереть следы обиды и вновь вступить на путь строительства совместного счастья. Может, это покажется странным, но Роман был ей рад. На фоне душевных метаний ее гибкое тело оказывало благотворное исцеляющее действие. А к моменту оргазма из головы и вовсе улетучились тяжелые думы, потому не прошло и получаса, как Рома решил совершить еще один акт «глубокого раскаяния», чтобы снова освободиться от сгущающихся мыслей. Внешне все было страстно и даже почти искренне, жаль, что к Ксюше это не имело никакого отношения, но она об этом не знала и осталась вполне довольна. Перед сном Рома долго отмокал в ванной. Он старался ни о чем не думать, особенно о фотографии, теперь, после минувшего перерыва, даже получив от Никиты «официальное разрешение», ему не хотелось брать камеру в руки. Рома боялся, что каждый раз при нажатии кнопки затвора будет вспоминать об этом дурацком несостоявшемся пари. Какие уж тут шедевры… И как в подтверждение этих мыслей пискнул телефон. Это была смс от Маши: «Делай, что хочешь, но завтра должна быть съемка Шагиной. Ты ее уже два раза передвигал, будет скандал. В крайнем случае деньги за съемку можешь отдать мне, я это переживу». И в конце хохочущий смайлик. А почему бы и нет, в конце концов это действительно выход. На следующее утро Рома отправился в студию. Съемка прошла как обычно, их даже оказалось две, Рома не возражал. Все-таки было в этом что-то захватывающее, увлекающее. Трудным было лишь самое начало, когда Роман убирал в сейф полученные деньги. Толик был рад снова видеть шефа за работой. А между съемками он успел рассказать о новой камере, о ее датчике, выразил негодование ее маломощным аккумулятором, который перекочевал с предыдущей модели и уже там был проклят всеми репортажниками. Поделился своими планами на следующее лето и предложил заказать на обед пиццу с ветчиной и сыром. Рома ни разу не перебил и со всем согласился. Толик был озадачен. Вечером, против обыкновения, Рома не стал засиживаться, а позвонил Ксюше и сообщил, что сегодня они идут в ресторан. По дороге домой заехал к Маше в больницу, отдал ей пакет с продуктами и деньги за последние съемки. — Ты спятил?! — возмутилась Маша. — Я же пошутила! — Не переживай, я не всегда так буду делать, просто мне пока не хочется денег. — Никита, конечно, положительно на тебя влияет, но я все-таки ему голову откручу, когда на работу выйду! — вздохнула Мария. — Рома, вы меня с ума сведете, я уже не знаю, каких финтов еще ждать. — Не будет больше финтов — пропал Никита, — тоже вздохнул Рома, — больше не появляется. — Поссорились? — Нет, мы больше не виделись, просто пропал и все… — Может, оно и к лучшему, — помолчав, робко резюмировала Маша. — Может, — согласился Рома, — ладно, мне пора, сегодня веду Ксюшу в свет. — Правильно, молодец! — неискренне одобрила Мария. — Только все равно не вздумай ей рассказывать о своих ночных похождениях, как женщина тебе советую, а то для полного прощения подсыплет она тебе стрихнина в мышьяк. — Даже не собирался… — фыркнул Рома. — Знаю я тебя! Всех баб своих по одному и тому же сценарию распугал, — буркнула Маша и, передразнивая Рому, добавила: «Они сами спросили, спал ли я с кем-то еще, я не умею врать и ответил как есть!» — Это когда было-то! — Да еще даже года не прошло, как они табунами около твоих дверей рыдали. Я даже на работу боялась ходить, взгляд как у голодных крокодилов. — Не преувеличивай, — довольно отмахнулся Рома, — у тебя даже крокодилы стройными «табунами» ходят… — Будешь искать Никиту? — Нет… — Может, мне ему позвонить? — А что ты ему скажешь? Рома скучает, возвращайся? — А ты, правда, скучаешь? — Какая теперь разница, — вздохнул Рома, — надо будет — сам объявится. — Здесь такая скука, Рома! Я уже на работу опять хочу! — Ну на работу тебе еще не скоро, сначала дочку роди, вырасти, замуж ее выдай, а уж потом милости просим! — Мне страшно, я не знаю, как буду справляться с ребенком… — Как все… — пожал плечами Рома. — А как все?! В интернете таких историй начиталась, что уже сомневаться начинаю, смогу ли я… — Интернет — это вредная привычка, хуже сигарет, особенно для беременных… — Это тебе есть чем заняться: то в Никиту влюбишься, то дома не ночуешь, то снимать отказываешься, а теперь и вовсе деньги за съемку отдаешь — не жизнь, а праздник! — Увы, праздники всегда быстро проходят, — успокоил Рома. Вечер с Ксюшей прошел в лучших традициях влюбленных пар: недолгий шопинг в необъятном торговом центре — для выплеска энергии, простенькие, но такие желанные объемные бумажные пакеты с брендами, по которым можно без труда составить психологический портрет обладателя. Ну и ужин с заказанным столиком в ресторане — когда приходит приятная усталость. В общем, даже сам Рома остался доволен, хотя пару раз все-таки проверял телефон. Следующий день прошел еще быстрее. Съемки были до позднего вечера — накопились за минувшие пустые дни. Деньги за них Рома складывал в сейф, так и не решив, как с ними поступать. Домой вернулся усталым и почти сразу лег спать. Работа вошла в привычный график, но Рома все еще боялся оставаться наедине с собой, потому придумывал безотлагательные дела. Это помогало. Даже к Маше больше не заезжал, чтобы вновь не отвечать на ее вопросы о Никите. Все налаживалось, пока Рома не увидел Никиту во сне. Ничего особенного или наполненного глубоким тайным смыслом в том сне не было, обычная ночная мешанина из обрывков сюжетов. В студии полно народу, как на светском приеме, а Никита спокойно сидел в уголке, уткнувшись в телефон. Рома ждал удобного момента, чтобы подойти к нему, но, когда решился, Никиты уже не было, и потом, перемещаясь по сюжетам сна, Рома продолжал об этом помнить и сожалеть. Сон был словно клочок повседневности. Рома проснулся со смутной тревогой. Можно сколько угодно анализировать и искать подтекст, но Рома лишь разозлился на себя, не давая разыграться фантазии и печальным мыслям, больше подходящим для влюбленного школьника. Рома вдруг понял, что никакого будущего не могло быть у этой странной истории, что он просто все придумал, и вообще, хватит себя изводить иллюзиями. Более того, теперь, даже если Никита снова объявится, это уже ничего не изменит. С ним способен справиться только авторитетный человек, а, как показал последний телефонный разговор, Роман для него таковым уже не является или никогда и не был. Так почему именно он должен решать его проблемы? Рома — развращенный фотограф-гедонист, большую часть своего творчества посвятивший именно сладострастию и порокам, а вовсе не детский психолог. К тому же он уже имел неосторожность испытать к Никите чувства, лежащие за пределами обычной симпатии. Так чем он вообще может помочь? Тем, что бросит фотографировать за деньги? Смешно, такая сделка как раз соответствует возрасту Никиты, но как Рома мог на это купиться?! Давняя история с Кириллом вскружила голову, и теперь он решил, что сумеет уберечь от ошибок любого? Но к Кириллу он не чувствовал того, что чувствует к Никите, может, тогда это и было решающим, Киру он был настоящим старшим другом, без единой оговорки. А рядом с Никитой у него подкашиваются ноги, и вместо решительного разумного и взрослого совета он готов потакать его желаниям. И тут Рома окончательно очнулся от своих раздумий. Он думал о том, что лучше для него и для Никиты, а между тем его вообще не было рядом, и Рома даже не знал, где он находится, хотя почему не знал, Никита же сам сказал, что у него теперь много работы, а Рома смиренно ждет его звонка. Разыграв из себя брошенную невесту, Роман почему-то счел моветоном первым позвонить Никите, в конце концов попытаться отыскать его, ведь он был в его дворе. И как он будет при этом выглядеть, так ли уж важно, если действительно хочет помочь. Рома быстро взял телефон и набрал его номер. Сердце бешено колотилось, но настрой был самый решительный. Гудок, еще один… — Ромка! Привет! — завопил нараспев радостный голос. — Здорово, что ты позвонил! — И тебе привет, — буркнул озадаченный Рома. Он ожидал чего угодно, например, что телефон отключен или занят. Возможно, Никита и вовсе не возьмет трубку или возьмет, но скажет опять тем чужим и холодным голосом, что, Роман, сейчас не вовремя и он сам когда-нибудь перезвонит. — Ты сегодня свободен? — поинтересовался Никита. — Да, — все еще не успев прийти в себя, ответил Рома, — сейчас еду в студию… — Я зайду к тебе вечером, поболтаем, — не дал договорить Никита, — ты больше не пропадай так надолго! Ну все, пока, мне бежать надо. В трубке раздались гудки. Рома озадаченно убрал телефон и закурил. Он только успел сказать «привет» и даже не успел сказать «пока», больше ничего. Вот тебе и решительный разговор… Как так получилось? Еще это «Ромка», будто он ровесник ему. Никита и раньше иногда такое позволял, но в контексте разговора было незаметно, а теперь Роман усматривал в этом опасную и непозволительную фамильярность. И еще это было так сладко, словно мгновенный укол счастья. Эта детская «к» в его имени полностью обезоруживала. А что это за «зайду вечером»?! Это во сколько? В пять? В девять? В одиннадцать? Рома был счастлив оттого, что сегодня снова увидит Никиту, и оттого, что Никита был рад ему. Но и злился на себя, опять, как и в первый разговор, Рома абсолютно ничего не смог противопоставить ему. А это «не пропадай ТАК надолго», будто это Рома обещал когда-нибудь позвонить и не позвонил, а не он сам, наглец! В общем, все чувства, которые возможно было испытать, Роман испытывал одновременно, то есть буквально все в одно мгновение: и радость, и возмущение, и предвкушение, и досаду. Так, наверно, чувствуют себя люди с клиническим раздвоением личности. Что и говорить, надеяться, на то, что будет легко, уже не приходилось. Целый день Рома был как на иголках в ожидании предстоящей встречи. Ему несколько раз казалось, что в дверь кто-то звонил, он нервно проверял телефон, выходил на улицу курить несмотря на дождь. Никита так и не появился. Рома закрыл студию ближе к полуночи, набрал номер Никиты, но абонент был недоступен. Рома подождал еще пять минут на случай, если тот решит перезвонить, но звонка не было. И в дурном настроении Рома отправился домой. Никита появился на следующий день, точнее утром. По привычке он снова сидел на заборчике, склонив голову в капюшоне. Рома даже сначала не поверил, вздрогнул, как будто увидел привидение. — Так вот когда у тебя наступает вечер, — холодно поддел Роман. — Прости, я не смог, — Никита виновато поднял голову. Выглядел Никита неважно. Заметные синяки под воспаленными глазами, словно от недосыпа, да и одет он был как-то… помято. Словно загулявший кот вернулся домой… Даже на рюкзаке были какие-то пыльные потертости. — Что у тебя случилось? — Ничего… — виновато улыбнулся Никита, — я, кажется, в историю влип… — Что за история? — недоверчиво спросил Рома, желая как можно дольше оставаться неприступным и важным. — Может, ты уже откроешь дверь, а то я тебя час жду, и от этого забора у меня на попе еще одна полоска будет — поперек. — А что, как раз под крестовую отвертку! — не удержался от сарказма Рома. — Фу, пошляк! — с осторожностью улыбнулся Никита. — Заходи, — растаял Рома, — кофе наконец-то мне сваришь, а то за целую неделю я уже замучался сам с чашками к умывальнику бегать. — Конечно, сварю! — осмелев, улыбнулся Никита. — Только есть хочется, у тебя там случайно пиццы не осталось? — А как же! Весь шкаф пиццей забит! Прям, там и готовлю! — съерничал Рома. — Тебе какую? С грибами? Или ветчиной? — С ветчиной! — серьезно ответил Никита. — Хороший выбор! — вздохнул Рома. — Сейчас, закажем… Рома открыл дверь и жестом пригласил Никиту, пропуская вперед. Тот попытался сдержать довольную улыбку, кажется, он был рад встрече не меньше. А когда проходил мимо, вдруг коротко и почти незаметно сжал Ромкино запястье. Что это было? То ли упрощенный, ничего не значащий ритуал рукопожатия, то ли немое спасибо, то ли… дальше гадать Рома побоялся, но как же тепло стало от этого касания! — Так что за история с тобой приключилась? — Кажется, меня ищут… — Кто? И зачем? — усмехнулся Рома, полагая, что речь идет о родственниках Никиты. — Менты, кажется… — Никита снова бросил быстрый испуганный взгляд на Рому. — Ты что-то натворил? — удивился Рома. — Или… — Натворил, — кивнул Никита. — Так! — нетерпеливо заерзал Рома. — Рассказывай… — А ты не будешь ругаться? — опасливо и совершенно серьезно спросил Никита. — Я?! — искренне удивился Рома. «Вот уж не думал, что для тебя это важно!» — подумал он, но вслух заверил: — Обещаю, не буду. — В общем, я связался с какими-то бандюганами… — С кем?! — Ты сам меня перебиваешь, а потом злишься, — заметил Никита. — Извини, молчу! — Они нашли меня через сайт знакомств, на котором у меня анкета висит. Ну и типа парень мне пишет: красивый мальчик, все как обычно, можно ли встретиться, сказал, что ему девятнадцать лет. Я ответил, что меня молодежь не привлекает и встречаюсь только за деньги. Он отстал, а вечером уже написал взрослый дядька, сказал, что готов оплатить встречу, спросил сколько. Я и назвал цену, он не торговался… Я уже тогда почувствовал, что между тем первым парнем и этим дядькой есть связь, типа просто анкеты подставные, но подумал: «Какая разница, если он все равно готов заплатить…» — И? — нетерпеливо вставил Рома. Никита снова осуждающе посмотрел на Рому, тот жестом показал, что молчит. — …Я поэтому на всякий случай подальше от своего дома встречу назначил. Приехал хмырь лет двадцати пяти, в машине один был, ну я и сел к нему. Он сказал, что просто покатаемся, поболтаем для начала. Катались мы недолго, заехали на парковку к торговому центру, там он как будто случайно знакомых встретил, и те тоже к нам в машину сели… меня назад попросили пересесть. Я-то думал, один спереди сядет, на мое место, а он тоже назад, ну и зажали с двух сторон. И начали мне на уши приседать по поводу того, как страшно жить в этом мире, и что они занимаются отловом взяточников и еще кого-то. Говорили, что у них в разработке какой-то чиновник и на него компромата не хватает. И хотят на живца подловить, а я должен договариваться с ним на встречу, они в засаде, видео снимут, и со всеми доказательствами возьмут, а я потерпевший. Я отказался, тогда они предложили деньги, те, которые клиент должен был за заказ заплатить. Типа, что я все равно зарабатываю и ничего не теряю. Я снова отказался, думал, это обычные гопники в «крышу» набиваются или так просто шантажом промышляют. Ну тогда один показал свое удостоверение, и пригрозил, что меня самого возьмут за проституцию, и пообещали в отдел отвезти. Я опять отказался. Ну они и привезли в отдел, но из машины выходить не стали и меня не выпустили. Предупредили, что если внутри окажемся, то мне они уже помочь не смогут. И все будет плохо. — Похоже, на обычных аферистов… — Может и так, но проверять не захотелось, их трое, я — один. В общем, договорились, что я один раз им помогу по этой схеме, но без интима, только сама встреча. И они от меня отваливают. С моего телефона нашли того клиента на сайте, он как на зло ответил, и я ему назначил встречу. Адрес мне продиктовали… Ну, мы приехали туда, расставили две камеры, самый главный из этих, спрятался в какой-то кладовке за стенкой, остальные остались в машине. Приехал клиент, взрослый мужик оказался, деньги сразу показал, чтобы я не переживал, ну и, не теряя времени, раздеваться начал и стал подкатывать, уже меня на половину раздел, а этих все нет. А мы про такое видео не договаривались, ну я и шепнул ему, что это подстава. Что тогда началось! Тот, который за дверью сидел, наконец-то влетел в комнату, наезжать на клиента начал, что, мол, записи уже достаточно, чтобы понять его намерения. Еще один прибежал, мужика прессуют и никуда его везти не собираются, а хотят тупо на деньги развести! Как я и предполагал. Мол, сколько он готов за эту запись заплатить. Тот держится уверенно, а потом тоже корочку достает, типа подполковник какой-то, и что моим шантажистам еще сам срок впаяет… Меня от страха вырвало. И я под этот шумок сказал, что боюсь его, меня из квартиры выпустили, сказали в машине подождать. Ну я и сбежал. Чем у них там дело кончилось, не знаю. — А с чего ты решил, что тебя ищут? — Эта же машина потом всю ночь в нашем дворе простояла. Я ее увидел и домой не пошел. — Ты уверен, что это именно та машина? — Я же не дурак, еще днем номер запомнил, и главное — задний фонарь разбит, он меня и спас. Я его издалека увидел, потом уж и номер рассмотрел. А так бы как раз к ним сам пришел. — А зачем ты им нужен-то? — Понятия не имею, но мне они точно не нужны! — А как они твой дом нашли, если ты говоришь, что встречался вдалеке от него? — Может по IP с интернета домашнего, когда в первый раз с ними переписывался, или по симке — не знаю. Но если они это смогли сделать, значит, я им сильно нужен. — Так у тебя и сейчас телефон включен, значит, они тебя и здесь найти могут? — Нет, симку я еще вчера около дома выбросил, а телефон выключил. — Ты поэтому вечером был недоступен? — Наверно… — виновато пожал плечами Никита. — А почему сразу ко мне не пришел? — Я приходил, только уже все закрыто было. — И где же ты всю ночь был? — Тут недалеко «Красный Бургер» круглосуточный есть. — Мда, — Рома переваривал услышанное, — знать бы, чего хотят от тебя. — Это уже не важно, в любом случае, уж не деньги за беспокойство собираются вернуть с извинениями. — Резонно. А паспорт ты им свой не показывал? — Нет, конечно! Они и не спрашивали, не думали, что я сбегу, наверно. — А кстати, почему они тебя из квартиры одного выпустили, не побоялись? — А куда там бежать-то? Один выход на улицу, сразу около подъезда машина стоит, в ней водитель… — И как же тебе все-таки удалось? — Толстовку надел, рюкзак под нее спереди спрятал, волосы в бейсболку заправил, под козырьком глаз не видно, щеки надул, челюсть опустил — все, бабушкин внук готов! В сумерках сойдет, до угла дошел, а дальше побежал. — А в фильмах про Джеймса Бонда не снимался? — присвистнул Рома. — Нет, — буркнул Никита, — знаешь, как страшно было! — Представляю, — вздохнул Рома, с интересом, словно в первый раз, рассматривая Никиту. Рома и предположить не мог, что хрупкий и откровенно немужественный Никита способен на такие приключения. — Значит, у них твое видео осталось и фото с сайта? — На видео я не поворачиваться лицом, я же знал, куда они камеры поставили. А на сайте не мои фотки были, я их в интернете нашел — все так делают! — Предусмотрительно, — снова восхитился Рома, — смекалки тебе не занимать. Выходит, настоящего имени-фамилии они не знают, фото твоего у них нет, точного адреса тоже… правда, могут по номеру телефона… — Не могут — симку около метро покупал, без паспорта. — Да тебе в разведку можно идти работать! — Не хочу, — мрачно отказался Никита. — Ну что ж, все не так уж страшно пока, — словно пытаясь приободрить, резюмировал Роман. — Наверно, — пожал плечами Никита, — только мне теперь жить негде — домой-то нельзя. — А друзья твои? — наивно поинтересовался Рома, делая вид, что не понимает, куда тот клонит. — У меня нет друзей… — нехотя признался Никита. — Как это? У такого смелого милашки обычно целый ворох друзей бывает… — Я не такой! — обиженно огрызнулся Никита. — Или мне надо было к другим клиентам вчера поехать? — Да я не в этом смысле, я про настоящих друзей, из секты твоей радужной, например. — У меня нет друзей, — снова устало повторил Никита. — Почему? — Откуда мне знать! Их никогда не было. — Даже в школе? — недоверчиво спросил Рома. — Я не учился в школе! Я тебе уже говорил! — Но тебя даже на Таганке узнают в травоядном кафе, — не сдавался Рома. — И что? — Никита стрельнул глазами. — Знакомых много, а друзей, кроме тебя и Андрюхи, нет. — Андрюха — это трансгендер, с которым ты живешь в одной комнате? — уточнил Рома. — Ладно хоть это помнишь! — вздохнул Никита, закатив глаза. — Значит, ты одинокий и некоммуникабельный гей, который уверяет сам себя, что ему никто не нужен, и поэтому ему даже переночевать не у кого, — словно размышляя вслух, резюмировал Роман. — Ты что, совсем доебать меня решил?! — чуть не плача от обиды возмутился Никита. — Ладно, прости, я шучу, — довольно улыбнулся Рома, — это тебе обратный привет за гомофоба прилетел. — Ну ты и гад! — с восхищением отозвался Никита. — Мне кажется, у тебя много страхов и агрессии, над которыми стоит поработать, — наслаждаясь моментом, добавил Рома, — помнишь историю про зайца и волка и что в их отношениях нет места для ненависти… А где, кстати, в той истории ночевал заяц? — Ну хватит! — взмолился Никита. — Я думал, ты взрослый и умный… — Тебе просто надо понять природу своего страха, — не унимался Рома. — Сейчас точно из машины высажу! — едва сдерживая смех, предупредил Никита. — Ну вот, ты уже улыбаться начал, — обрадовался Рома, — Ты молодец, что пришел. Я очень рад тебе! — Блин, ну наконец-то! Я уже серьезно думал на тебя обидеться! — залившись краской, с облегчением выдохнул Никита. — Спать хочешь? — Не очень… — У тебя глаза красные… — Вообще-то, сине-зеленые… — кокетливо поправил Никита, но тут же смутился от неуместности своей ремарки, — пиццу привезут — потом посплю. — Когда ее привезут, я тебя разбужу, не переживай. — Ну ладно, — вяло согласился Никита, — а где спать-то, прямо здесь, что ли? — Пошли, я тебе тайное место покажу. Я там сам иногда… отдыхаю. Это была гримерная, ну или, правильнее сказать, комната, где Роман иногда трахал своих похотливых моделей, а Маша складировала реквизит. Широкий кожаный диван, кресло и душ. В последнее время Рома редко ею пользовался, а модели обычно красились прямо в павильоне, так было удобнее. И Маша грозилась переоборудовать ее под будущий детский садик. — Хорошо устроился! — присвистнул Никита, оглядывая небольшую, но достаточно функциональную комнату. — Даже душ есть! Представляю, как ты здесь отдыхаешь… — Душем можешь воспользоваться, — не желая акцентировать внимание на последнем замечании, ответил Рома. Достал из раздвижного шкафа полотенце и гостиничный комплект постельного белья. — Можешь спать сколько влезет. — А пицца?! — Разбужу, разбужу, — заверил Роман и направился к двери. — Не уходи, — капризно попросил Никита. — Боишься, что с душем не справишься? — Справлюсь… просто не уходи. — Надо, — вздохнул Роман, — сейчас уже арендаторы приедут… и Толик. Скоро пиццу привезут, а ты как раз помыться успеешь. Никита ничего не ответил, он сидел, сонно моргая, вид у него был усталый, казалось, еще чуть-чуть — и он уснет сидя. Рома помедлил еще секунду и спросил: — Ты мне все рассказал? — Все, — глядя в глаза, спокойно ответил Никита и, пожав плечами, добавил: — Я тебе никогда не вру. Это прозвучало так, будто они знакомы не пару недель, а тысячу лет, ну или, по крайней мере, с рождения, и потому вопрос Ромы был бестактным, ведь он и сам должен был это знать. Рома неловко кивнул и вышел. Успели приехать и арендаторы, и Толик, и еще пара временных сотрудников, и только потом приехал доставщик пиццы. Никита уже крепко спал. Рома, честно говоря, особо и не старался разбудить. Сначала он негромко позвал его по имени и, подождав, легонько потряс за плечо, Никита лишь сладко пошевелил губами. Рома сел напротив в кресло. Видеть спящего Никиту — это было как прикосновение к волшебству, словно это зрелище заставляло светиться все внутри. Ромке стало стыдно за то, что даже не пытался отвернуться, а напротив, смотрит не отрываясь. Никита спал на животе, подогнув одну ногу и положив руку под голову. Из-под простыни едва были видны лопатки, изогнутая шея и разлетевшиеся острые локоны разноцветных волос. Под легкой тканью угадывались все изгибы его тела. Было ли это зрелище сексуальным? Безусловно, но это было вовсе не главным, в этом таилась та самая чистая красота. Как говорил когда-то Слава, «редкие кусочки красоты». Рома любовался бы Никитой, даже если бы это был незнакомец или, например, просто картина на стене. Сцена полностью закончена: академические складки ткани, естественный рассеянный свет пасмурного дня, весь «кадр» отлично «бился» по золотому сечению, ритм застывшего тела в противовес полному умиротворению и, конечно же, неряшливое световое пятно, вырывающее из складок драпировки на передний план теплые тона кожи. Оно легло поверх всех объемов, связав их, словно грубый и поспешный мазок титановых белил, брошенный наискосок. Он противостоял и уравновешивал «движение» все тех же изломов «холодной» ткани. И из всего этого, словно из осколков, собиралось то самое расслабленное и беззащитное тело. В этом призрачном равновесии было доверие к миру, если быть точным, это и было частью мира, незатейливой и чистой. И, наконец, в самом низу, где простыни контрастировали с темной обивкой дивана, создавалось ощущение незаконченности работы, будто художник отложил полотно и теперь снизу таращился на зрителя грубый подмалевок. Рома долго сидел с глупой улыбкой на лице, которая бывает в тихие минуты радости. И сидел бы до вечера, но в кармане вдруг зазвонил телефон, Рома вскочил, быстро убрал звук, чтобы не разбудить Никиту. Оставил коробку с пиццей на столе и осторожно закрыл за собой дверь. Никита появился в павильоне под вечер. Как раз заканчивалась съемка, он тихо вошел с чашкой в руках и уселся около стены на пол. Рома не позволял держать лишние стулья на площадке, чтобы ни у кого не возникало соблазна стать зрителем процесса. Рома увидел Никиту сразу, будто почувствовал спиной, но не подал виду и лишь тогда, когда пропищал таймер и стал плавно разгораться основной свет, улыбнулся ему. Народу было немного, снимали двух девушек, решивших увековечить нежные чувства. Неизменно присутствовал Толик, и была еще одна девушка по имени Алина, желающая постичь искусство фотографии; денег она платила условно-символически, зато была отличным подспорьем для Толика и вообще прекрасно справлялась с постановкой, потому Роман в отсутствие Маши позволял ей находиться на съемках безвылазно и бесплатно. — Выспался? — отложив камеру, спросил Рома. — Угу, я давно проснулся. На щеке у Никиты отчетливо виднелся след от подушки, и примятая прядь волос упрямо топорщилась в сторону. — Я вижу, — усмехнулся Рома. — Значит, ты все так же фотографируешь? — просто и без претензий спросил Никита, когда в павильоне не осталось никого, кроме них. — Да, — напряженно ответил Рома, все-таки ожидая или подвоха, или колкой реплики. — За деньги? — невинно поинтересовался Никита. — Да, только я их пока складываю… в сейф, — стыдливо признался Рома и, вздохнув, добавил: — Пока еще не решил, что с ними делать. — Бери себе, — пожал плечами Никита, — я же брал… Рома посмотрел на Никиту, тот отвел глаза и поднес кружку к губам, как будто собирался сделать очередной глоток, но кружка уже явно была пустой, он просто спрятал за ней лицо. — И как же мы будем жить дальше? — осторожно спросил Рома, все еще глядя на дно кружки. — Ты выиграл — фотографируй сколько влезет, — наконец убрав фарфоровую броню, ответил Никита. — А ты? — А я — нет… — Что нет? — Я больше не буду… по крайней мере, пока. — Ты не будешь спать за деньги, пока что? — дожимал Рома. — Пока мы вместе. — Новая сделка?! — Нет, — смущаясь, быстро ответил Никита, — я от тебя ничего не жду, просто, пока мы вместе, мне это точно не нужно. Рома молчал, обдумывая услышанное. — Это не сделка! — упрямо заверил Никита. Конечно же, это все равно была сделка, но на условиях, которых Рома и сам желал. В этом был и бесстыдный деликатный шантаж, и обескураживающая трогательная искренность. — А что значит «мы вместе»? — все-таки уточнил Рома. — То же, что и всегда, — с ноткой досады холодно ответил Никита, — ничего такого, чего бы мы раньше не делали. — Тогда, получается, все по-старому… Пока мы вместе, у тебя бы и так не получилось спать с кем-то за деньги — я же рядом. Но как только меня не будет, ты снова готов на подвиги, даже несмотря на то, что из-за этого уже не можешь даже домой попасть? — Чего ты хочешь? — как будто боясь заплакать, нервно спросил Никита. — Я хочу точно знать, что означает «пока мы вместе»! — Ты это сам почувствуешь! Повисла пауза. Вытягивать ответ дальше было бессмысленно и, зная импульсивность Никиты, даже опасно. Рома молчал, ему все же не хватало конкретики. Полагаться только на интуицию, прожив почти сорок лет, бывает так трудно… — А ты можешь меня сфотографировать? — словно и не было минувшего диалога, беззаботно спросил Никита. — Конечно, — выдохнув все тяжелые мысли разом, ответил Рома, — для чего тебе фото? — Ну, ты же сам говорил, что для агентства нужны… Роман замолчал. — Мне надо раздеться? — спросил Никита. — Да… — словно решившись, ответил Рома и снова достал только что сложенную камеру. — Как мне встать? — Ничего особенного не требуется: в полный рост — передом, боком, сзади и еще несколько портретов. Дальше посмотрим выгодные ракурсы… эмоции… Когда разденешься, встанешь на этот круг, — Рома указал рукой на едва заметный контур на полу. Выключил пультом основной свет, тот медленно погас, снова разгорелся тусклый пилотный свет. Пройдя на сцену, Рома поменял темно-синий фон на белый и вернулся к столу, сменив объектив на резкую семидесятку, взял камеру в руки и был готов к съемке. Он посмотрел на Никиту, тот стоял на «пятачке» абсолютно голым, с вызовом уперев руки в бедра, этой позой он то ли старался скрыть стыд, то ли у мальчишки действительно не было никакого страха перед собственной наготой и съемкой. — Ты чего?! — удивился Рома, оглядев голое тело. — Трусы надень! — Ты же сам сказал раздеваться! — Раздеваться до трусов, — терпеливо уточнил Рома. — Хм… Мне так больше нравится! — нагло заявил Никита. — А тебе нет? Рома отложил камеру и, глядя в пол, ответил: — Мне тоже, но для портфолио нужны фото в белье! — Ну, если тебе тоже, тогда пусть эти будут не для агентства, а потом я оденусь и сфотографируем еще. — Если не для агентства, то для чего? — Просто так… Рома усмехнулся. — Как бы тебе хотелось меня снять? — приняв молчание за согласие, игриво спросил Никита. В пустом помещении его негромкий голос слышался весьма отчетливо. Помедлив немного, Рома решительно направился к Никите, от неожиданности тот закрылся руками, но не по-мальчишечьи, а как девчонка, обхватив несуществующую грудь. Рома прошел мимо него в метре, дошел до фона, отстегнул застежку, и огромное белое полотно с жужжанием поползло вверх. Вместо него Рома опустил темно-серый фон. И снова пройдя мимо Никиты, направился к столу, на котором оставил камеру. Выключил боковой рисующий и вместо него включил портретную тарелку. И без предупреждения сделал первый тестовый снимок. Все фонари разом вспыхнули на мгновение, и почти сразу запищал сигнал заряда ламп и их готовности к новому кадру. — Ты чего?! — возмутился Никита. — Я же даже подготовиться не успел. — Это просто пробный снимок, только чтобы посмотреть, все ли удачно со светом… — ответил Рома, уже разглядывая фото на большом мониторе. Со светом все было в порядке, точка съемки тоже выбрана правильно, разве что стоило бы опустить камеру чуть ниже. А еще, приблизив фото, Рома разглядел на теле Никиты какие-то странные пятна, то ли паразитные тени от лампы, то ли синяки… — Что за пятна у тебя на ребрах? — спросил Рома. Никита оглядел собственное тело. — Ой, — только и сказал он, разглядывая кожу. Рома, не дождавшись ответа, направился к нему, по дороге щелкнув пультом. Снова разгорелся основной свет. — Что это? — озабоченно спросил Рома, когда подошел почти вплотную. На теле Никиты, не только на ребрах, но почти везде, были странные мелкие синяки. — Тебя что, били?! — Нет, — заверил Никита, — это просто… — Что? — У меня такое бывает… особенность тонкой кожи. — Настолько тонкой? — недоверчиво спросил Рома. — Да, иногда от простого прикосновения след остается. Рома смотрел в лицо Никиты и пытался понять, говорит он правду или пытается что-то скрыть. — Что это за касания должны быть? Ты как будто под град камней попал. — Говорю же, кожа тонкая! Ты что, не веришь?! Рома молчал. — Ну хочешь, ты меня за руку схвати, — Никита протянул тонкую руку, — завтра сам увидишь, что на ней синяк остался. Рома не стал хватать его, но все же спросил: — Это кто ж тебя так везде хватал-то? — Ну, я же работал… эти дни. — Значит, все-таки били? — Нет, просто работал, ничего такого… — теряя терпение, устало заверил Никита и, наконец посмотрев в глаза, «успокоил»: — Обычный секс, даже не жесткий, а обычный… просто он в машине был, а там везде какие-то жесткие ручки и сидения… это все… никто меня не бил! Рома молчал. Сказать на это было нечего. Он и так знал, чем зарабатывал Никита, но услышать подробности оказалось таким же потрясением, как если бы он вообще впервые узнал о его работе. — Мы будем фотографироваться? — прервал молчание Никита. — Ты хочешь фотографии с синяками? — А что мне с ними делать? Тоналкой обмазаться? Можешь потом сам на компьютере убрать… — Я ничего не убираю на компьютере, если только добавляю, — задумчиво возразил Рома. — Ну и отлично! Значит, добавишь еще синяков, тогда этих не будет видно, — нервно предложил Никита, явно испытывая дискомфорт от пристального разглядывания неожиданных недостатков собственного тела. — Пусть будет так! — вдруг согласился Рома и направился обратно к столу, по дороге щелкнув пультом, — свет снова начал медленно гаснуть. — Что, даже обрабатывать не будешь? — недоверчиво вслед спросил Никита. — Нет, — не оборачиваясь, ответил Роман, — эти гематомы натолкнули меня на интересную идею… — Какую? — Будешь послушным — и сам потом все увидишь! — Я всегда послушный, — буркнул Никита, — хоть что делать скажи! — Разведи руки в стороны, раз такой нестеснительный! — не оборачиваясь, громко ответил Роман. Он снова подхватил увесистую камеру. Никита, словно не решаясь, медлил, потом сцепил руки за спиной, запрокинул голову, как будто хотел потянуться, и на его теле каждое ребро под скользким высоким светом оставляло за собой глубокие тени. Роман сделал кадр, и словно какой-то неведомый ветер вдруг оживил все в его мире. Рома почувствовал, как мороз побежал по спине от предчувствия. А Никита уже медленно и свободно развел руки, как и просил его изначально Рома, и тут же снова вспыхнул белый холодный свет, словно молния, Рома даже испугался от неожиданности, он не помнил, как палец снова нажал на спуск. Именно тогда мгновенно, словно от вспышки, Роман почувствовал, что вот и наступила та лучшая съемка его жизни, которую он ждал и после которой можно вообще никогда не прикасаться к камере. Волнительное и трепетное чувство оттого, что наступил шанс использовать все, чему учился и к чему шел всю жизнь. Словно слабо звякнул школьный колокольчик и начался самый важный экзамен. Шансов понять это сразу было немного, потому Рома никогда и не думал о том, что он будет ощущать в момент своего триумфа как фотографа. А недавние творческие метания и вовсе заставляли усомниться в том, что съемка вообще состоится или еще хуже — она уже случилась, а он даже не заметил ее, например, потому, что был не готов. Похожее волнительное чувство ощущают спортсмены перед стартом, которые всю жизнь готовились к одной-единственной олимпиаде, но с ними жизнь обошлась честнее — они точно знают, когда состоится их соревнование. Съемка длилась почти два часа. Волнение и мысли о торжественности момента прошли в первые секунды, дальше было лишь отточенное годами следование тому, что он делал всегда. Рома давно уже не испытывал такого азарта и так долго не снимал без перерывов… Это все напоминало полет: суетливость и волнение только на взлете, а дальше — спокойствие, высота, уверенность в собственных силах, вселенское радостное одиночество, нескончаемый тонкий купол неба и весь мир внизу, как на ладони… Он даже не помнил про время, пока Никита внезапно и буднично не заявил, что устал. Роман опустил камеру, пытаясь снова осознать произошедшее… Неужели это все? А где восторженные педагоги? А где оценка? Мог ли он справиться лучше? Может, стоило для убедительности сделать еще несколько кадров? И последний вопрос, который неожиданно и даже невпопад прозвучал в голове, будто и не он задал его себе, а кто-то посторонний: «Ты счастлив?» И Рома, глубоко вздохнув, уже даже собирался на него ответить, но… — Ром, кто-то из твоих моделей тут трусы забыл, — беззаботно сообщил Никита. Теперь стало очевидно, что Ромкин экзамен окончен. Никита одевался. — Может, это твои? — усмехнулся Рома. — Не, я свои только что надел, — Никита демонстративно оттянул резинку трусов и, отпустив ее, щелкнул себя по пузу. Эти фотографии впитали в себя все лучшее, что ценил и на чем учился Роман, но в то же время они не были похожи ни на что ранее виденное. Безусловно, здесь отчетливо читалась реминисценция Святого Себастьяна, образ которого Роман считал неисчерпаемым для вдохновения, но всегда опасался напрямую использовать его в своем творчестве. И динамические объемные позы великого Ренессанса, боготворившего анатомию, и, напротив, ломанные плоские линии модерна, лишенные этого самого объема, и безумная пугающая игра теней в стиле декаданса. Те самые многочисленные синяки, происхождение которых так напугало Романа, наполнили снимки пугающим надрывом Теодора Жерико. Верхний свет добавлял кадрам музейности, но не пыльной, от которой начинает першить в горле, а скорее недосягаемой и заповедной подиум-ной красоты. Красоты античной и точной, и даже в чем-то эталонной, но не выхолощенной, а живой. И если бы Никита уже был знаком с работой моделей, скорее всего, тогда бы не получилось ни единого снимка. — Показывай, что ты там нащелкал, — по-хозяйски и буднично заявил Никита, одеваясь и разбираясь с ремнем на джинсах. У него вообще было собственное субъективное мнение, и значимости события он не ощущал. Роман улыбнулся, он уже успел привыкнуть к отрезвляющей способности Никиты «задуть свечи», потому и не обижался, но и наслаждаться моментом, пусть в одиночестве, это ему охоту не отбило. Включив акустическую систему, которая использовалась иногда для того, чтобы моделям было проще держать образ, выбрал концертную запись Massive Attack. Роман их очень любил, но для съемок эта запись не использовалась, а вот сейчас в выборе музыки он не сомневался. Со всех углов студии вкрадчиво полилась композиция «Everywhen». Рома с предвкушением включил проекционный монитор и запустил на него слайд-шоу отснятых кадров. Никиту не вдохновила ни первая, ни вторая музыкальная композиция «Angel», но он промолчал, лишь легкая недовольная гримаса промелькнула на его лице, будто что-то ему мешало смотреть фото, а уже на третьей песне «Paradise Circus» он следил за монитором, не отрываясь, даже слегка приоткрыв рот. В середине просмотра, где-то на «Inertia Creeps», он, не глядя, сел на пол, прямо там же, где стоял, подперев голову руками, и был полностью захвачен зрелищем. На финальную композицию «Heat Miser» фото уже не хватило, на черном экране появилась стандартная заставка студии Романа Райца, а Никита сидел все так же неподвижно и смотрел в монитор. Роман напряженно ждал вердикта. Наконец, музыка стихла. — Это что, правда я? — осторожно спросил Никита. Вопрос, конечно, был риторическим, но прозвучал он с неподдельным недоверием. — Сам удивлен, — довольно пожал плечами Роман. — Ты колдун! — выдохнул Никита. — Я думал, мы десять кадров щелкнем и все… Как тебе удалось заставить меня кружиться голым два часа? Я ведь даже раздеваться не собирался, если честно. — Ну, я-то тебя точно не просил об этом… — Ты, наверно, теперь думаешь, что я распущенный? Я, честно, так ни разу не фотографировался! — Это я и сам вижу, — заверил Рома, — и нет, ты не распущенный… чокнутый слегка, но не распущенный. — А тебе понравились фото? — осторожно поинтересовался Никита. — Кажется… это лучшее, что я снял в своей жизни, — признался Рома. — Цинично врешь или нежно успокаиваешь? — Нет, абсолютно серьезно! — А как же синяки? Замажешь? — Ты их тоже заметил?! — с притворством удивился Рома. Никита зло посмотрел на Романа. — Нет, — вздохнул Рома, — здесь нечего замазывать или добавлять, все получилось просто отлично! — Правда? А что теперь делать с этими фото? — Боюсь загадывать, — Роман уселся за стол и закурил, — но есть шанс, что это станет открытием года! Но показывать их до возвращения Маши никому нельзя… — Почему? — Сегодня на артрынке зарабатывают те, кто умеет надувать мыльные пузыри. Искусство давно уже непросто искусство, а индустрия счастья. Сами предметы неинтересны, люди ждут сказки и ее артефактов — комплексный продукт с историей. И тогда ни у кого не возникнет вопроса, почему обычный моток скотча вдруг стал стоить миллион… — А при чем здесь моток скотча и Мария? — Надо продумать, как подать эти снимки. И возможно, твоя карьера модели начнется вовсе не с нуля! Думаю, недостатка в предложениях у тебя не будет. Главное, не продешевить… — Я тебя доверяю, — Никита чуть заметно улыбнулся и поднялся с пола. — Спасибо, очень тронут, — растерявшись, ответил Рома, — а тебе разве фото не нравятся? — Мне тоже, — Никита подошел вплотную и положил руку на плечо, — но я в этом не разбираюсь… и прости, что не давал тебе фотографировать… Ты настоящий мастер, мне до тебя далеко! Он вдруг нагнулся и поцеловал Рому в щеку. И прежде, чем Рома успел прийти в себя, он чуть крепче сжал его плечо и отпустил. В этом поцелуе не было сексуальности, это был скорее жест признательности. Так воспитанные дети по телевизору, в рекламах, вставая из-за стола, целуют ненастоящую маму за то, что та накормила их каким-то сомнительным полуфабрикатом. Никита даже будто и не придал значения этому поцелую, глаза его не блестели в предвкушении ответных ласк, и рядом он не задержался даже на мгновение, а спокойно пошел за своей оставленной на полу чашкой. Рома окаменел от этого влажного касания и смотрел Никите вслед, не зная, стоит ли что-нибудь сказать, или даже, может, надо было возразить, время уходило, а никакой стоящей мысли так и не пришло. Никита поднял с пола чашку, а Рома так и не проронил ни слова. — Может, поесть съездим куда-нибудь? — несмело предложил Никита. — Земля начала крутиться в другую сторону? — удивился Рома. — Обычно это я тебя пытаюсь накормить, а не наоборот… — Чего-то горячего — домашнего — охота, — словно извиняясь, пожал плечами Никита, — а то последние дни только жареная картошка и пицца… уже смотреть на них не могу. — Поехали, покажу тебе настоящее место, где человек еще может почувствовать себя человеком, возможно, это даже последнее место на Земле. — А что мне теперь с одеждой делать? — спросил Никита, когда они уже ехали в машине. — В каком смысле? — Ну, у меня же все вещи дома остались, а мне туда нельзя… — Ты всерьез думаешь, что они до сих пор тебя караулят? — Даже проверять не хочется. — Попроси Андрея своего, чтобы в окошко выглянул. — В течение суток они меня не дождались и теперь уже точно поняли, что я их засек. Значит, либо поменяли машину и дальше спокойно ждут, либо приедут через недельку неожиданно, чтобы застать меня врасплох, в любом случае мне там теперь лучше не появляться. — Логично, — согласился Рома. — Поживешь пока у меня, а дальше посмотрим… — Ты серьезно?! — А куда же тебе деваться? — Просто ты же вроде не один живешь, — отвернувшись и разглядывая вечерние огни, сказал Никита. — А мы разве собираемся делать что-то противозаконное? — А что ты ей скажешь? — вздохнув, словно его заставляли говорить неудобные вещи, спросил Никита. — Скажу, что ты мой помощник и тебе пока жить негде, кстати, ее зовут Ксюша, и она уже про тебя тоже в курсе. — Откуда? — Пришлось объясняться, когда мы с тобой на болоте застряли. — Ну, тогда как хочешь, — сдался Никита. — А за одеждой завтра поедем, купим. У меня как раз в сейфе лишние «грязные» деньги завалялись… — Я сам могу заплатить! У меня тоже… завалялись, — словно передразнивая, с прищуром ответил Никита. Рома усмехнулся, покосился на своего обидчивого спутника, но промолчал. — Тебе бы тоже не мешало гардеробчик обновить… а то «завалялись» у него! — буркнул Никита, снова отвернувшись к окну. — И что во мне не так? — Завтра узнаешь! — устрашающе предупредил Никита, довольный тем, что все же удалось зацепить любопытство Романа. По правде сказать, Роман совсем не был уверен в своем решении позволить Никите жить у себя. Несложно было представить, сколько неудобных вопросов задаст Ксюша, и ответы на них должны быть такими, что даже детектор лжи их признал бы истинными. Но вместе с этим действительно хотелось пройти этот «тест» на чистоту собственных помыслов. Уж слишком близко был Никита, чтобы Рома мог объективно оценить границы их отношений. Ну и самое главное, отпускать Никиту не хотелось, Рома поймал себя на том, что безумно боится его снова потерять. Это был нездоровый и даже панический страх, о котором Роман даже боялся думать. Он снова боялся бояться. — Я вина хочу, — неожиданно заявил Никита, когда они уселись за столик в ресторанчике. — Маленький еще, — не удивившись, отозвался Рома. — Хорошо, — сухо согласился Никита, — тогда я сам его себе закажу. — Тебе откажут. — Тогда я при всех, громко снова попрошу тебя взять мне вина, а если опять откажешься и будешь разыгрывать из себя строгого папу, я заявлю, что ты мне вовсе не отец, а любовь всей моей жизни. Рома ошарашенно посмотрел на Никиту, открыв рот. — …представляешь, как все на нас тогда посмотрят? — Ну ты и… — Рома не на шутку разозлился и даже не подобрал приличного слова, чтобы заменить им неприличное. — Да шучу, шучу! — беспечно успокоил Никита и, вздохнув, добавил: — Просто вина хочется, один бокальчик всего, закажи, а? — Ты думаешь, если ты будешь сверкать бокалом вина в руке, никто не поймет, что я тебе не отец?! — Не злись. Неужели ты думаешь, что я мог на самом деле так поступить? — Ну, по крайней мере, расписал ты все очень правдоподобно… — Извини, но ты все еще трус, Ромка! Боишься даже того, чего не может быть… Ведь, если бы я хотел неприятностей, я бы еще вчера в ментовке оказаться мог. Ты что, серьезно полагаешь, что я променял бы тебя на стакан вина? — А зачем же ты тогда это сказал? — Просто хотелось тебя побесить, — признался Никита, довольно пряча глаза, — никто не говорил, что лечение от страхов приятное. Только можно я не буду сейчас выходить из машины? — Шиш тебе, а не вино! — отрезал Рома. — Ну Ромочка, — дурачась, по-детски заныл Никита, — ну пожалуйста! — И ты будешь размахивать бокалом, чтобы все видели? — Ну возьми мне сок еще — перельем… что ты как маленький-то? — Этот способ что, генетически передается? — удивился Рома. — Помню, Кир такое прям слово в слово предлагал. — И что ты ему тогда ответил? Вместо ответа Рома тяжело вздохнул. — К чему такие сложности, если можно вообще не заказывать вино. — А может, у меня сегодня день рождения? — Врешь! — Я тебе никогда не вру! — вмиг сделавшись серьезным, ответил Никита. — И сколько тебе исполнилось? Шестнадцать? Никита поджал губы и молча, путаясь в недрах своих карманов, достал оттуда паспорт. — Это зачем? — Посмотри, ты же не веришь… — почти с презрением ответил тот. — О, неужто я удостоился чести наконец увидеть твой паспорт, — Рома осторожно взял красную книжицу со стола. На фотографии Никита был еще совсем мальчишкой, хотя, казалось бы, куда еще моложе-то. «Никита Юрьевич Морозов, — значительно прочитал Рома, — выдан отделом…» — Что ты там рассматриваешь?! — всполошился Никита. — Дату рождения посмотри и все. — Первое ноль девятое… — Рома задумался, вспоминая дату, все совпадало, на календаре действительно было первое сентября. — Значит, тебе уже восемнадцать исполнилось? — Молодец, хорошо считаешь и читаешь! — холодно ответил Никита. — Теперь мне уже можно бокал красного вина? — Что же ты раньше не сказал, Морозов? — Рома виновато вернул паспорт. — «Рома, привет, меня менты ищут, теперь мне ночевать негде, и еще поздравь — у меня день рождения…» — так надо было сказать? — Ну, ты почти так и сказал, только про день рождения почему-то ни слова… — растерянно пробормотал Рома, — я бы тебе хоть подарок приготовил. — Это ни к чему… после смерти отца не люблю дни рождения — всегда какая-нибудь дрянь происходит! И не зови меня по фамилии… — Ну сегодня-то вроде все спокойно. Сидим, ужинаем, даже почти уже вино пьем! — Зато вчера побегать пришлось, — вздохнул Никита и доверительно добавил: — Я два раза в туалете ревел, пока ночью в закусочной сидел. — Себя жалел? — тут же ввернул Рома. Никита зло сверкнул глазами. — Извини… — смутился Роман, — поздравляю с днем рождения! Хэппи бездэй… ту ю… блин. — Закажешь вино? — А пожелания насчет подарка будут? — Нет, сам думай, — буркнул Никита, — ну так закажешь? — Закажу, — сдался Рома, — но твоим упрямством можно города ломать… по программе реновации. — Мне некислое, — предупредил Никита и, смягчившись, добавил: — Завтра за одеждой поедем, может, и подскажу тебе идейку для подарка. Наконец появился усталый официант, сухо поздоровавшись, он уткнулся в свой блокнот, готовый записать заказ. Рома заказал и выжидающе взглянул на Никиту, тот, не обращая внимания на диалог с официантом, что-то читал в телефоне. Повисла пауза. — А ваша спутница что будет? — не дождавшись внимания от Никиты, снова обратился к Роману официант. Никита вспыхнул, готовый высказать возмущение, но Рома, пряча довольную улыбку, его опередил: — А спутница будет то же самое, и еще бутылку красного полусладкого вина с собой, пожалуйста. — Спасибо за заказ, — невозмутимо поблагодарил официант и умчался прочь. — Почему ты его не поправил?! — прошипел Никита, сверкая глазищами. — Стараюсь излечиться от фобий и не реагировать на мнение окружающих! — невозмутимо пожал плечами Рома. — Кажется, у меня уже неплохо получается, похвали меня, моя спутница! Никита откинулся на спинку стула, оценивающе смерил его взглядом, пряча улыбку, и задумчиво изрек: — А из тебя еще может выйти толк!