Слайд-шоу

В комнате горела сутулая настольная лампа. На разложенном диване Саша читала книгу. Рома тихо закрыл за собой дверь и еще секунду постоял в нерешительности. Наконец подошел, скромно присел на край дивана и поправил на себе полотенце. Саша закрыла учебник и вполне добродушно посмотрела на Рому. — Ты в этом полотенце как в мини-юбке, — весело подметила она. — Ну, в Шотландии мужики вроде ходят в юбках… — Это да, но на них, кроме юбки, еще много одежды. — Значит, я просто похож на девочку? — Нет, — Саша грустно, едва заметно улыбнулась, — на девочку ты точно не похож. Плечи широкие, волосы коротковаты. — В школе… у меня была длинная стрижка. — Косички заплетал? — развеселилась Саша. — Не настолько, конечно, — смутился Рома, — просто челка длинная была. — Забавно было бы на тебя посмотреть… Саша легла, потянулась к подоконнику — убрала книжку. Из-под футболки мелькнули, словно подмигнули, черные трусики и снова скрылись под белым балахоном футболки. Рома украдкой наблюдал за ее движениями, и этого небольшого представления оказалось достаточно для того, чтобы между ног наметилось оживление. Оба замолчали. Рома медленно коснулся неприкрытого колена, Саша не отреагировала. Тогда Рома робко провел ладонью до щиколотки. Саша все так же молчала и не шевелилась. Теперь рука двигалась в противоположном направлении. Чем выше, тем нежнее становилась кожа, она скользила под ромкиными пальцами, словно только что отпечатанная фотография. Саша, хоть и не препятствовала, все же оставалась напряженной, словно ждала подвоха. Казалось, еще мгновение — и она передумает. Излишнее волнение передавалось Ромке, и возможно поэтому, вместо одной-единственной мысли о предстоящем наслаждении, словно стая ворон, неслась мрачная череда угрызений совести, страха, что все может сорваться, и уж совсем деструктивный и явно не к месту вопрос: «А что сейчас делает Артик?» Но все же физиология брала свое, и Рома уже суетливо стягивал ее черные трусики. — Чувствую себя школьницей на первом свидании, — неожиданно с досадой призналась Саша. — И как же это исправить? — с надеждой спросил Рома, не оставляя попыток грациозно избавиться от нижнего белья. — Давай лучше я попробую, — предложила Саша. Не дожидаясь согласия, легко высвободилась из-под Ромки — за плечо уверенно уложила его на спину. Откинула полотенце. Вместо прелюдии, три медленных и даже почти нежных движения и, придерживая свободной рукой короткие волосы, склонилась над его телом. Саша почти сразу нашла нужный ритм и стала отсасывать, словно пожарная помпа. Рома не мог отделаться от ощущения механичности происходящего. Он и сам-то с трудом мог сконцентрироваться на приятных ощущениях, а уж та скорость, с которой Саша взялась за дело, и вовсе заставляла сомневаться в ее намерении растягивать удовольствие. Рома попытался перехватить инициативу или хотя бы сравнять положение, добравшись до неприступных трусов, уже не думая о грациозности, он все же стянул их до колен. Саша вздрогнула, но не остановилась и не увернулась. Рома попытался перевернуться на бок, но Саша рукой удержала его за бедро. Еще пара минут такого темпа, и Рома кончит без возможности выбора. Этого Рома допускать не хотел. После вчерашнего он уже знал, что второго раза с Сашей может и не представиться, потому, если имелись желания, надо было воплощать их сразу. Происходящее стало напоминать борьбу, и пока Рома проигрывал. А Саша, так ни разу и не сбившись с ритма, словно Восточный экспресс, неумолимо двигалась по своему расписанию к конечной станции. Это была чистая победа. Несколько финальных плавных движений… Как говорится, грех жаловаться. Саша вытерла губы и упала рядом. Рома лежал и смотрел в темный потолок, его не покидало ощущение обманутых надежд и даже какого-то унижения. Если бы он не делал попыток проявить активность, а лежал бы, закинув руки за голову, наслаждаясь, это было бы одно. Но он пытался, а ему не дали — это другое! — Тебе понравилось? — все еще тяжело дыша и тоже глядя в потолок, поинтересовалась Саша. — Да, это было… безупречно, — холодно ответил Рома, вовремя подобрав подходящее слово, пытаясь хоть как-то замаскировать разочарование. — А чего тогда такой… напряженный? Да, Роме нравилась Саша, но вот каждый раз, когда доходило дело до соития, он оказывался в каком-то ущербном положении. Даже когда вчера он был сверху, ее отрешенное лицо и совершенно ясный взгляд как бы говорили о некой снисходительности к его действиям. И от этого Рома не чувствовал, что владеет ее телом, скорее ему просто позволили небольшую шалость. А уж каким жестким и даже властным был ее голос вчера, когда она потребовала, чтобы он удалился из комнаты. И ему опять пришлось подчиниться. С другой стороны, в общении Саша могла проявлять просто вершины женственности и даже заботы. Она казалась такой хрупкой и беззащитной, что невольно забывалась ее ледяная холодность. И вот снова оказавшись в постели, Саша с решительностью, которую обычно привык проявлять Рома, взяла все в свои руки, не оставив ни единого шанса. Эти две противоположные Саши никак не складывались в одну. — Я думал, мы сможем растянуть удовольствие… — Я тоже так хотела, но потом передумала. — Почему? Саша не торопилась с ответом. — Потому… потому что ты у меня первый, и мне непривычно… — Как это? А как же вчерашнее… — Рома, ты первый мужчина, которого я сама захотела! Так понятнее? — Постой, значит, до этого у тебя только с девушками было? — недоверчиво уточнил Рома. И тут его осенило: — Нет, ты сказала: «…сама захотела». У тебя были другие мужчины, но ты их не хотела… Изнасилование? Догадка настолько потрясла его, что он позабыл о всякой деликатности. И только когда, довольный своей смекалкой, он посмотрел на Сашу, то увидел, как она уже отвернулась к стенке и, кажется, бесшумно всхлипнула. — Прости, я не хотел… — Рома не закончил фразу, потому что не знал, чего именно он не хотел. Он осторожно погладил ее по плечу. — Ты ни при чем, — Саша моментально успокоилась, и голос снова стал спокойным и, может, даже чересчур спокойным, — вообще-то, это случилось трижды. — Если тебе неприятно, можем об этом не говорить. — Все нормально… — Я слышал о таких случаях, но чтобы трижды… — Вот такая я невезучая, — Саша оглянулась по сторонам, словно ее занимали совсем другие отвлеченные мысли. — Все началось из-за ухажера мамкиного. Маме показалось, что я и он уж больно тесно стали общаться, хотя просто смеялись часто. Ревновала. Однажды, застала его в моей комнате и устроила скандал. Потом ссоры продолжались… Дядя Толя долго терпеть не стал и ушел в закат. А мать в этом винила меня. У нас дом на две семьи был, стены тонкие, соседи тот скандал слышали и по поселку поползли слухи, дошли и до моих одноклассников. Сначала вроде только шуточки плоские, а потом подруга сказала, что ее мама запретила со мной общаться. Мальчишки с каждым днем наглели все больше, и все чаще руки распускали. Их двое было, самых противных и «озабоченных», остальные редко участвовали. Я быстро научилась их избегать, но однажды, после дежурства, пошла домой через школьный стадион. Уроки давно закончились. Не думала, что они поджидать станут. — На стадионе? — Ну это мы его так называли. На самом деле это всего лишь поле за школой — пара турников ржавых да беговая дорожка, а за ней сразу деревья и кустарник — короткий путь до моего дома, — Саша замолчала, будто решая, говорить дальше или нет. — Они тебя догнали? — Нет. В кустах прятались. Один сбил меня с ног, второй держал руки… Все быстро случилось, они будто тренировались перед этим. Меня как парализовало, даже не сопротивлялась. Потом такая ярость пришла, сумела вырвать руку. Одному нос разбила, а тому, что сверху, успела щеку прикусить и по самому чувствительному месту коленом треснуть. Вырвалась. — Ужас! Дети страшнее взрослых. — Это точно. По одному — трусливые, как дворняжки, а вместе — как дикая подлая стая, не отобьешься! — Страшно такое вспоминать? — Самое страшное — это тишина. Все молча происходило, ни звука не проронили. Даже когда их била, они молчали. Словно не люди, а твари немые и бесчувственные. Если бы не это, может, сразу бы сумела от них отбиться, а так… Как в фильме ужасов — ни рукой, ни ногой пошевелить не можешь от страха. — Их наказали? — И да и нет. У того, который по яйцам получил, они опухли. Он родителям сказал, что это я его ударила, но не сказал за что. Его мама в школу прибежала на меня жаловаться. Ну тогда и я все рассказала, как было. Тем же вечером его родной отец чуть насмерть не забил. Сыночка — в больницу, папашу — в изолятор. Мать его — к моей, домой прибежала, денег много давала. Мать деньги взяла — заявление на ее сына писать не стала, дескать он свое уже и так получил. — А со вторым что? — Не знаю. Но вроде ничего. В эту школу я больше не ходила. Меня к тетке отправили в другой поселок, ближе к городу. Я уже через два дня в новой школе училась. Там и доучивалась. — А мать? — Мать хотела дом продать, денег добавить и квартиру купить рядом с теткой. Но дом старый — не продавался. Потом цены на квартиры подскочили, а деньги обесценились, и их уже ни на что не хватало, за год она почти все потратила. Остатки тетке привезла, уговаривала, чтобы та и ее пустила у нее пожить. Тетка не согласилась и денег не взяла. У нее однокомнатная была; она с мужем и ребенком маленьким, свекровь и я. Так и остались: я — у тетки, а мать — на старом месте. — Плохо без нее было? — Без матери? Нет. После того случая с дядей Толей мы с ней особо и не ладили. У тетки хоть и тесно было, и ругались, бывало, но жилось веселее. Да и соседи нормальные были, все двери всегда нараспашку. С классом тоже повезло: мальчиков всего трое, а девчонок — двенадцать. — Ого, у нас в классе тридцать человек было, и мальчиков, и девочек — поровну. — Ну так ты в городе учился. А в поселке с четвертого класса родители почти всех мальчишек в городские школы перевели, чтобы сами на автобусе добирались. Вот и остались у нас только трое, самые мелкие, как семиклассники. Даже при огромной конкуренции среди девчонок они популярностью не пользовались. Все старались в старших классах парней найти, а там они тоже на вес золота — своих «принцесс» хватало, особо не подпускали. Вот и страдали мои одноклассницы от недостатка мужского внимания и детских фантазий. А мне после моего «знакомства» с мужским полом все эти бабьи игры до фонаря стали. Наоборот, радовалась, что пацанов нет. Училась нормально — учителя хвалили. И я как самая независимая быстро собрала вокруг себя всех девчонок. Они мне рассказывали, про свои чувства к парням. Правильно, с моей стороны-то угрозы для их счастья никакой. Мне их избранники на фиг не нужны. Да и рассказы эти только злили, если честно, — все как под копирку. Что ни история, то принц на белом пони, а в жизни — сморчок с перхотью, и рукава от соплей блестят. Ну и как-то раз ляпнула, что секс у меня был и нет в этом ничего хорошего. Думала, что после этого отстанут со своими романами, а вместо этого еще больше внимания и постоянные вопросы: а как? а больно? а куда? Сама не обрадовалась, что взболтнула. Понятное дело, я им правды не сказала, а вместо этого приходилось выдумывать разные небылицы. Каждый раз новую, чтобы нескучно было, — всему верили и слушали, раскрыв рот. Ну и Кристина, соседка по парте, как-то раз попросила научить ее целоваться. Я, конечно, офигела, но согласилась — мне несложно. А потом еще одна подружка попросила. Так я стала учителем по целованию! Все девчонки по разу ко мне бегали с этой просьбой. С умным видом сначала объясняла теорию, как надо. Хотя толком и сама-то не представляла как, но мне понравилось. — У нас девчонки только в тетрадках матрешек и принцесс фломастерами рисовали. — Это тебе только так казалось! Ты бы сильно удивился, узнав, о чем они думают. В зеркало смотреть страшно. Грудь за ночь вырастает по одной. «Внизу» зудит, как при ветрянке. А в голове такая каша: то ли с крыши сброситься, то ли весь дом в розовый покрасить. Вот и остается принцесс рисовать, чтобы еще больших глупостей не наделать. — Значит, поцелуями не ограничились? — Нет, но не сразу! — усмехнулась Саша. — Как-то наша отличница Софи пригласила всех девочек к себе домой, на «романтический» вечер. У нее родители не бедствовали — часто в разъездах были. А Софи неделями одна жила в четырехкомнатной квартире. Сюрприз обещала. У нее уже тогда компьютер свой был. И сюрпризом оказалось порно, точнее, фото. Такого даже я не ожидала, завело всех жутко. Даже возмущенные соседи на шум приходили, и потом родителям Софи рассказали. Софи выкрутилась, заявила, что престарелым соседям все показалось, а девчонки просто смеялись и дурачились. Все обошлось. Но с тех пор толпой не собирались, только по трое, и вели себя тихо, как мыши. Иногда видеокассеты доставали… — Почему по трое, а не парами? — Ну… хотелось-то всем, а Софи и я — это уже двое. Мы как бы организаторами были. Вот и получалось так, что Софи сразу домой шла после уроков, а я к ней следом с очередной подругой. — С очередной? — удивился Рома. — У вас что там, очередь была? — Конечно! В блокноте даже график расписали: кто и когда может. Это у нас как тайное общество образовалось. Но недолго. — Почему? — Лето наступило, — Саша пожала плечами, — все разбежались. — Но это же не последний год, осенью-то, наверно, опять началось? — Нет, не началось. Летом на даче у подружки жили. А там приехали еще две соседки по даче — постарше, студентки. Одна из них на меня запала. Она меня сюсюкала и ухаживала, как за маленькой. Я и растаяла. Мы неделю в ее домике жили — ну сам понимаешь… Потом ее парень приехал. Намекал, что хотел бы «втроем». Подруга тоже говорила: «давай», но я так и не согласилась… Потом она меня игнорировала, оставшиеся дни с парнем проводила. А я страдала и назло ей с Кристиной, своей одноклассницей, замутила… ну с той, у которой на даче жила. Но не помогло, моя взрослая принцесса все равно со своим ухажером в город укатила, даже не попрощалась. — А одноклассница твоя… не та ли это Кристина, которая с нами вчера была? — предположение было маловероятным, так как события происходили давно и не здесь. А даже в небольшом городе наберется не один десяток девушек с таким именем. Но Рома интуитивно почувствовал, что имелась какая-то связь. — А ты молодец! — Саша оживилась. — Да, та самая. Как ты догадался? — Не знаю, почему-то показалось… — Или, пока ты вчера ее провожал, она тебе рассказала? — Ничего она не говорила! — запротестовал Рома. — По крайней мере про то, что вы давно знакомы… — Да, это и неважно, — махнула рукой Саша. — И что дальше произошло? — Осенью, после каникул, наша общая знакомая Кристина сразу все Софе доложила, и та на меня обиделась. Так и закончился наш тайный клуб. Встречаться больше было негде, да и перессорились все. И мне уже неинтересно стало с ними. — А как же твой второй раз? — Второй раз был не совсем понятный… — Это как? — Ну… — Саша села на кровать, спиной к стене, — по факту это дважды случилось с разницей почти в год. — И так бывает? — не смог скрыть своего удивления Рома. — Бывает, — заверила Саша. — Первый раз произошел осенью. Все банально, физрук не хотел оценку за четверть ставить. Мы с ним вечно на штыках были. Я спорт не любила, а он меня все время позорил, типа слабачка, ничего не умею. А я среди девочек «главный парень» была и не могла быть слабой! Ну и тогда, чтобы в грязь губами не шлепнуть перед классом, я сказала, что он все равно поставит пятерку. Он тоже это слышал, но даже бровью не повел. После уроков я к нему пришла, пока никто не видит, и просить стала, как первоклассница. Он сказал: «Хочешь тройку, поставлю». А сам усмехается. Я отказалась, сказала, что мне нужна пятерка. Тогда он молча меня отвел в «тренерскую», усадил на стул. Время на раздумья не было. Если бы он начал уговаривать или слюни размазывать, за грудь лапать, я бы точно сбежала! Потом дал какую-то вонючую футболку, чтобы я лицо вытерла, и в журнал поставил пятерку. — Он тебя не удерживал? — Нет, пальцем не тронул, ему будто вообще плевать было… — Но, получается тогда, ты сама согласилась, — несмело заметил Рома. — В тот раз — да. И до конца года не придирался и не цеплялся больше. Отношения нормальные были, как у всех. Ни на что не намекал, но и не избегал, оценки ставил и по канату больше лазить не заставлял. А вот на выпускном напился, ко всем целоваться лез. Всех танцевать заставлял. Потом нашу математичку молодую в туалет утащил. Ну и надо было мне пойти ее спасать. Захожу, а она уже в одном лифчике от него отбивается вяло, тоже пьяная «в ноль» была. Меня увидела: «Ой, Сашенька, тут Геннадию Александровичу плохо, ты пока с ним побудь, а я скорую вызову» — и бегом из туалета. А я, дура наивная, осталась. Он меня тут же лицом к стене развернул без уговоров и брачных танцев фламинго. — Так просто?! — Да. Он сказал: «Подожди минутку». — И ты не сопротивлялась? — Нет, он мужик мощный. — Саша помолчала и добавила: — И неудобно как-то — какой-никакой учитель все-таки… — Ты серьезно?! — возмутился Рома. — Разве учителя могут такое позволить! — Не смеши! Все говорят, что учитель должен любить детей, но разве не из-за этой самой чертовой любви происходят подобные эксцессы? Где грань, которая отделяет педагога от извращенца? Учитель сам определяет ее, и каждый раз, с каждым новым учеником, он должен находить ее для себя заново. Никто не застрахован от того, что, рано или поздно, ему не приглянется какой-нибудь переспелый ученик. И уж тем более никто не скажет наперед, как он с этим справится, когда столкнется. Все обычные люди, со своими тараканами-извращенцами в голове! А уж за ту зарплату, и вовсе ни один здравомыслящий не пойдет. — Но дело же не только в деньгах! — с досадой возразил Рома и тут же устыдился собственной патетики, которая больше подходила для агитации масс за светлое будущее. — Конечно, не в них, — Саша тактично не обратила внимания на его громкое заявление, — но кушать каждый день хочется. А что может быть сильнее постоянной нужды? Только неограниченная власть и голод собственных тайных желаний, — вкрадчиво, словно играя, закончила Саша. Ромка молчал. — …Так что либо они сами еще не повзрослели из-за собственных страхов и комплексов, либо дрочат, запершись в своем кабинете после уроков, нюхая тетрадку отличницы. — Фу, прекрати — противно! — не сдержался Рома. — Все равно не все такие! — Надо же, какой ты впечатлительный! — с неприятными нотками пренебрежения усмехнулась Саша и, вздохнув, добавила: — Не все… Бывают и другие, но они надолго не задерживаются и предпочитают больше никогда не вспоминать об этом кошмаре. — У нас в школе такого не было! — упрямо заявил Рома. — То, что ты этого не знаешь или тебя не коснулось, еще не значит, что этого не было, — резонно заметила Саша. — Все равно, я бы знал, — Рома не отступал, но уверенность его заметно пошатнулась. — Это потому, что ты мальчик. К мальчикам подкатывают осторожнее почему-то. Хотя и такое было тоже. А любую старшеклассницу с фигурой спроси, как на нее педагоги смотрят. — Педагоги, которые мужчины? — Не только! И женщины, и мужчины. Первые — чаще с завистью, вторые — с похотью… Мужики, конечно, вообще ничего не стесняются. Тот физрук, например, сквозь трико своего «удава» постоянно из стороны в сторону перекладывал, стоя перед классом, думал наверно, что никто не замечал. Вот это и правда «фу». А женщины — они незаметно делают. — А что и такое было? — Да сколько угодно! Физичка наших мальчиков в свои кружки по физике таскала чуть ли не силком. Математичка с десятиклассницей встречалась почти год. — И что, все об этом знали? — Нет, конечно! Я же говорю: осторожные. Просто после того, как математичка Надю-десятиклассницу разлюбила, та с горя ненадолго к нашей компании прибилась. От нее и узнали. Только я и Софи — остальные не знают до сих пор. Парочка шифровалась так, что даже мы ничего не подозревали. Я бы и не поверила, может быть, но Софи тоже призналась, что та учительница когда-то давно и ей намеки делала неоднозначные. А ей я верю. — А с физичкой как? — Это уже после школы узналось. Максим на выпускном напился и рассказал, что она весь последний год их обоих, по очереди, раз в неделю кхм… обучала, дескать, полюбила их как родных, ну и символическая плата за факультатив. — Ужас… — Почему ужас? Мальчики, кстати, в Москву уехали оба, на физфак поступать. И оба поступили — гордость всего поселка! — Это те двое из трех парней, которые в вашем классе учились? — Ну, парней — это громко сказано, — усмехнулась Саша, — оба с длинными волосами, и вместе везде ходили — не разлей вода. Видимо, женский класс их так испортил. Физичка опять же… — Они что, тоже… свой «кружок» организовали? — Внешне — да. А так, я за ними не следила, врать не буду — не знаю. Но они адекватные, хоть и шнурки у них на обуви разноцветные были. Я нормально общалась, да и у других с ними проблем не возникало. Просто сами по себе. — Ну и класс у вас подобрался, — растерянно подытожил Рома, пытаясь переварить весь рассказ. — А третий? Он тоже… каким-то особенным был? — Третий — это Сережка. Его убили в десятом классе, — буднично ответила Саша. — За что?! — Никто не знает. Пропал, через три дня в озере нашли с пробитой головой. Сказали, что с моста упал и о камень ударился — никого не искали. Я его плохо помню. Мы почти не общались, у нас тогда «тайный» клуб был в расцвете, а потом Сережки не стало. Жалко, незаметно как-то ушел. Мальчишки к нему на могилу часто ходили, а девчонки — нет. — Не школа, а Содом какой-то… — задумчиво выдохнул Рома. — И все равно учителя не должны быть такими. Они, наоборот, должны защищать! — Ага, и пятерку тоже тогда надо было «наоборот» получать? — грустно усмехнулась Саша. — Сам же говоришь, что я как бы сама согласилась. А других вариантов я бы даже сейчас не придумала, как эту оценку получить. Ну не могу я по канату лазить и бегать не люблю! — Ты что, его еще оправдываешь?! — удивился Рома. — Нет, конечно! Но школьники и сами постоянно провоцируют. Флиртуют неумело, оттого и вульгарно. Ну, и конечно, хотят казаться взрослыми! — Ты хочешь сказать теперь, что они сами во всем виноваты?! — Я не ищу виновных, и хватит этих сентенций! — резко оборвала Саша, видимо устав от поучительного тона. — Не мое это дело! Но если что-то случается, то это редко насилие, настоящих отморозков немного… — У нас в классе тоже девочки молодому учителю по биологии глазки строили и записки даже писали, но дальше этого ничего не было! — уже, словно стесняясь своей уверенности, ответил Рома. — А ты откуда знаешь, что не было? Или ты считаешь, что он должен был всем докладывать? — Не должен… — растерялся Рома, — но кто-нибудь из девчонок все равно бы проболтался, если бы что-то было… — Дети умеют хранить тайны, вопреки расхожему мнению, — многозначительно возразила Саша, — заметь, из двенадцати девчонок никто ни одному взрослому ничего не сказал о нашем тайном клубе, хотя были девочки, которым этот клуб совсем не нравился. — Помолчала и сухо поинтересовалась: — И долго он у вас проработал? — Кто? Учитель? Два года… почти. — Ну, про таких я уже тоже говорила, — отмахнулась Саша, — может, и правда ничего не было, если сбежал от вас, — но, поразмыслив, все-таки добавила: — Хотя мог сбежать и «после», когда все осознал… Знаешь, почему учитель и школьница не могут быть вместе? — И почему же? — не чувствуя подвоха, спросил Рома. — Потому что он мечтает трахнуть ученицу на ее парте, в наказание за двойку. А она хочет, чтобы он трахнул ее на учительском столе, в награду за пятерку. — И что из этого следует? — растерянно спросил Рома, не оценив шутку. — А то, что одно и то же может быть и наградой, и наказанием. А причины и непреодолимые преграды мы придумываем сами, — разочарованно ответила Саша. — Но большинство учителей вообще не пользуются популярностью у школьников. — И что ты хочешь сказать? — Если ты утверждаешь, что педагоги ради похоти работают, а ученики с ними секса не желают, как быть этим учителям? Значит, у них другие мотивы? Значит, все-таки бескорыстная любовь? — Иногда, но не обязательно, скорее срабатывает теория подчинения… — Что за теория? — А вот это и есть то самое унылое большинство. Согласно экспериментам, человек способен быть и садистом, и жертвой — в зависимости от ситуации. Вопрос лишь в том, какую роль необходимо сыграть. У доминантов мораль и эмпатия уступают место чувству долга и наслаждению властью. А если еще на это выдают законное разрешение «влиять на подчиненного» и вручат индульгенцию в виде высокой и чистой цели, то круг причинно-следственной связи замыкается: «он плохой — я хороший; я причиняю ему страдания, чтобы он перестал быть плохим и стал хорошим, как я. Я творю зло во имя добра! Я делаю благородное дело». — И в эксперименте разрешали издеваться над детьми? — усомнился Рома. — Нет, участвовали взрослые, им создали тюремные условия. Случайным образом одних сделали надзирателями, а других — заключенными. — Ты сравнила: тюрьма и школа! — А ты подумай сам, такая ли уж большая разница? И там и там те же люди, у одних власть и установка — «воспитать», а другие обязаны исправляться и становиться лучше. Остальные правила игры придумывают сами участники, по ходу действия. Кстати, эксперимент тогда прервали, по сути, случайные люди, увидевшие происходящее. — Откуда ты про все это знаешь? — На социолога учусь… — Тебя послушать, так все кругом только и думают, как унизить, заставить и совратить! — с нескрываемой досадой подытожил Рома. — А ты сам, порнограф-моралист, вчера что в этой квартире устроил?! — не сдержалась Саша. — Вообще-то, когда я в комнату вошел, вы уже и без меня «все устроили»… — Верно, но разве не таких фотографий ты хотел от нас? А вот штаны скидывать тебя никто не просил! Мы с Кристиной и вдвоем прекрасно справились бы. — Тогда закрываться надо было. — Да, дверь мы не закрыли, потому что ждали от тебя продолжения съемки. Или ты уже совсем забыл, зачем мы вчера собирались? И обрати внимание, никто и не рвался к нам до тебя — только ты! Да и после все по «разику» свое получили и успокоились, но вот тебя рвало на части, от одного к другой! А если вспомнить, как ты притащил Кристинку ко мне, то и вовсе получается все, как ты сказал: «и унизить, и заставить, и совратить». Все тебе мало было! Катался по всей квартире как сыр в масле, — Саша говорила жестко и с презрением, словно метала дротики точно в цель. — Но ты же сама просила ее привести, — беспомощно возразил Рома. — Нет, не просила! Я сказала, что у тебя будет секс, если ты ее приведешь. Это была не просьба, а выбор. И ты принял условия, хотя мог и отказаться. Так что не для меня ты это сделал, а чтобы «свое» получить. И уж тем более я не просила ее силой приводить. Это тоже твоя инициатива! Как тебе такой «тюремный» эксперимент?! Эти слова были хуже пощечин. Рома и сам не успел понять, как из поборника морали в мгновение превратился в похотливого жалкого подопытного кролика. — Я не знаю, как так вышло, — Рома был раздавлен. При воспоминаниях о той гипнотической эйфории, в которой пребывал вчера, ему казалось, что это был вовсе не он. Желания полностью парализовали волю. И тогда Рома с удивлением осознавал, что не хочет и не может остановиться в удовлетворении этих самых желаний. Его нес какой-то бурный поток, и он не принадлежал сам себе. Более того, все его незыблемые моральные бастионы, которые казались вечными, рухнули смехотворно легко под натиском этого самого потока, оставив едва заметный укол стыда. И сейчас вдруг стало противно от самого себя. — Человек никогда не узнает себя до конца, пока не дойдет до последней черты, — примирительно изрекла Саша, словно утешая и извиняясь за свою несдержанность. — Откуда тебе знать, ты что, доходила «до последней черты»? — Это не я сказала, а Маркиз де Сад — он доходил. Слышал про такого? — Слышал. Его вы тоже в институте проходите? — Нет, — улыбнулась Саша, — просто читала, но суть наслаждения властью он, пожалуй, честно описал. Не грусти, все довольны же вчера остались. Просто хватит этой «лапши» про добрых учителей и идеальных школьников. Все люди, и у всех есть слабости. Так что давай без этих пионерских соплей — относись философски! — Как ты? — все еще мрачно спросил Рома. — Как я, — почти дружелюбно согласилась Саша и, помолчав, добавила: — Если дотронуться до дерьма, то потом еще долго сам вонять будешь. — К чему ты это? — Тот случай, — задумчиво сказала Саша, — в тренерской… То есть я, конечно, удивлена была и закричать могла, и даже уйти, но этого не сделала. Не от страха… просто мне тоже любопытно стало, как это бывает… захотелось узнать, до какой низости сама могу пасть. Можно считать, что это тоже был мой личный эксперимент, потому и не стыдно сейчас рассказывать. Но оказалось, что не все так просто. Тогда я как бы с этим гадом вступила в договор негласный и пролонгированный. И потом, в туалете, он посчитал, что вправе воспользоваться им… И самое ужасное, я тоже как будто весь этот год ждала и знала, что будет «завершение», как наказание за ту слабость. Если бы не тот первый раз, то и не случилось бы ничего потом… — Я же говорил, что он козел! — потерянно сказал Рома. — Все такие… К тому времени я уже привыкла, что мужики либо силой берут, либо хитростью. Разочарований не было — мир не рухнул. Я тогда снова с Софой уже вовсю встречалась, вот это было главным и ярким! — Вы с ней снова подружились? — Да, еще зимой. И никого лишнего, только она и я. Хотя, изредка еще одну подружку с собой брали… — Кристину? — догадался Рома. — …Кристину, — нехотя подтвердила Саша, — все всё простили и жалко ее было, — Саша вздохнула, помолчала. — Этот год был самым бурным и самым прекрасным в моей жизни! А после школы Софьины родители хотели отправить ее в Европу учиться. Из-за этого предстоящего расставания выпускной уже не в радость был. Через два дня Софи уехала… — Вы с ней больше не виделись? — Нет. Она говорила, что экзамены провалит и вернется. Но не провалила, и не вернулась. И я с Кристиной поехала в город поступать на искусствоведа. Кристина поступила, а я — нет. Так и оказалось, что Кристина у Вячеслава Андреевича теперь учится, а я у него работаю. Десять раз пожалела, что поехала с ней… — Почему? — Как только Софья уехала, Кристи сразу начала доставать меня своими чувствами. Про Софи гадости всякие говорила, что типа кинула та меня, советовала быстрее забыть. Потом в любви призналась, сказала, что это еще со школы… В общем, поступила я на социолога и переводиться передумала, чтобы от нее подальше оставаться. Та сначала ко мне в салон часто приходила, но потом перестала. И вот опять встретились… раз в год — даже приятно! А она, похоже, опять на что-то обидеться успела, или душевные раны ей глубокие разбередила. — Это поэтому ты ее в комнату вчера на глазах у всех утащила? — Да, — Саша грустно улыбнулась, — хотела ей приятный «подарок» сделать, как раньше. — А тебя девчонки за «буйную лесбиянку» приняли… — Да мне все равно! Сначала думала, как бы все по-тихому сделать, но раз уж вы с Артемкой в туалете закрылись, то и я ждать своего часа не стала. — Мы пленку перезаряжали! — в который раз за последние сутки запротестовал Рома. — Неважно, — устало отмахнулась Саша, — я в чужие трусы не люблю заглядывать. — А что с Софьей? — быстро спросил Рома, чтобы избежать дальнейших подозрений на неудобную тему. — Созванивались, плакали, а что толку? Я часами на переговорном пункте торчала, ползарплаты там оставляла. Потом Софья постоянно занята стала, говорила, что учебы много. А два месяца назад сказала, что замуж выходит и там жить останется: «I’m sorry». Вот так. — И поэтому ты согласилась фотографироваться для Славы? — догадался Рома. — Угу, — усмехнулась Саша. — Я свою жизнь из-за нее на паузу поставила, два года ждала, пока она вернется… — Саша замолчала. — Хотя уж лучше замуж… Если бы она другую девку нашла, я бы не пережила, наверно. — А ты решила ей в отместку со мной попробовать? — Ничего я не решила! Само так получилось, мне бы и Кристинки вчера хватило! Саша устало закрыла глаза. — А кто был третьим? — Тебе все еще интересно? — усмехнулась Саша. — Интересно. — Ты! Ромка вздрогнул и испуганно сел напротив. — Как это?! — Да шучу я, шучу, — развеселилась Саша, — просто лежишь весь такой довольный и догадливый, вот и решила тебя немного взбодрить. Испугался? — Удивился, — холодно ответил Рома. — Ладно, не злись. Зато так разговаривать интереснее. Да и если быть точными, то вчера ты меня тоже все-таки без спроса трахнул. А суть изнасилования как раз в том, что трахают без спроса. — Но ты же сама вроде не против была! — «Не против» и «согласна» — это все-таки разные вещи, не кажется? А ведь перед этим я тебе четко сказала, что только руками тебя удовлетворю, и ты согласился. Ромке снова нечего было ответить, это было правдой. — Я думал, тебе тоже понравилось… — Чему там нравиться? — хмыкнула Саша. — Минет люблю, руками люблю, даже на других посмотреть люблю, а «так»… сам понимаешь — плохие ассоциации, — Саша сделала паузу и уже миролюбиво продолжила: — Да ладно, я не обижаюсь, просто вчера устала, потому и выперла тебя из комнаты. — Прости… — Проехали… Если бы правда обижалась, сегодня бы сама тебя не позвала, — резонно напомнила Саша, — но на будущее имей в виду — наглых не люблю. Сыта ими по горло! Другого на твоем месте не подпустила бы и близко даже. Так что да, можешь считать, что мне тоже понравилось. — Так кто же третий? — Это не ты, — с интригой и все еще веселясь сказала Саша, — но ты его знаешь… Общих знакомых мужского пола было только двое — Артем и Слава. — Артем?! — почему-то со страхом спросил Рома. Оба варианта, честно говоря, были фантастическими. Вспоминая, как Вячеслав Андреевич почти открыто демонстрировал свое пренебрежение и равнодушие к женскому телу, а также его зрелый возраст… и какая-то внутренняя, но отчетливая аристократичность в его манере держаться делали невозможным предположение о том, что он способен на это. К тому же, если верить Алисе, у него была связь с Артемом, и это дополняло общую картину бессмысленности его насильственных действий по отношению к Саше. Что же касается Артема, то, на первый взгляд, здесь еще труднее вообразить, что он оказался способен физически совладать с Сашей, пусть даже и не самой сильной, но все же… Опять же его сексуальное безразличие к противоположному полу и полное отсутствие агрессии в характере. Но Рома видел, как вчера ему делала минет Настя, и он не выглядел несчастным. А всего час назад он пытался поцеловать Сашу, и теперь, хоть и с трудом, но Рома допускал, что в порыве своего безудержного веселья и без злого умысла Артем мог совершить какой-то необдуманный поступок. К тому же Артем и сам говорил, что они с Сашей часто спали в одной кровати… — Нет, не Артем. У тебя осталась еще одна попытка, — Саша грустно усмехнулась и устало легла на подушку. — Не может быть! Это, конечно, было невероятным и печальным, но вместе с тем облегчения от того, что Артем оказался ни при чем, было куда больше. — Да, наш дядя Слава отличился… — потерянно сообщила Саша. — Так, значит, ты поэтому у Артема чаще ночевать стала? — Нет, не поэтому. Славы по ночам не бывает в салоне. Хотя и лишний раз там оставаться теперь тоже неохота. — Но ты же с ним все равно каждый день видишься. — И что? — Тебе не страшно? Изнасилование в Ромкином понимании — это было что-то… с криками, синяками, слезами и последующей длительной депрессией. А насильник непременно должен иметь ярко выраженную уголовную внешность, мешковатую темную одежду и холодный взгляд убийцы. Но после рассказа Саши вдруг выяснилось, что насилие совершается не только в темных переулках и сами насильники, оказывается, могут быть совершенно обычными и даже хорошо знакомыми интеллигентными людьми. Но все же так быстро избавиться от стереотипов не получалось. Рома не мог ни представить, ни поверить, что Вячеслав Андреевич… — Почему мне должно быть страшно? — Ну, если он сделал с тобой это один раз, то может сделать и еще, — для Ромы это казалось очевидным. — Нет, не страшно, — немного подумав, ответила Саша. Такая уверенность вызывала не меньшее удивление, чем сам факт насилия между этими двумя людьми. — Может, ты расскажешь тогда, как было дело? — Как-нибудь потом, — сказала Саша, — на сегодня мне уже хватило ностальгических воспоминаний. За стенкой у соседей замолчал телевизор. И в комнате стало совсем тихо. Рома все еще сидел на краешке. Вопросы, которые мучили его последние дни, вдруг стали еще острее. Кто он? Как получилось так, что в одночасье сумел забыть о своей неразделенной любви и теперь ему кажется глупым и бессмысленным сам факт страдания. Как получилось так, что все эти тихие душевные терзания, словно поршнем кондитерского шприца, выдавила безумная порция секса? Как получилось так, что незнакомая симпатичная работница салона, где он получал свои фото, оказалась сейчас рядом с ним в постели, но при этом все, и даже она сама, считали ее лесбиянкой? Как получилось так, что за какие-то сутки он успел переспать с множеством красивых девушек, а бесстыдно думает, и уже почти не пугаясь и не стыдясь этого, что лучшим из случившегося был парень? Рома осмотрел хорошо знакомую комнату, в которой провел почти сотню съемок. И разве мог он когда-то подумать, что будет сидеть здесь ночью голым и размышлять о бренности своего существования. — Я вообще теперь думаю, что пора увольняться из фотосалона и начинать жить заново… в другом месте, — оборвала Ромкины размышления Саша. — В каком другом? — возвращаясь в реальность, спросил он. — Не знаю, там же, где и все — в Питере или в Москве, — мечтательно сказала Саша. — Ну, если так хочется — значит, переедешь. Поезда каждый день туда ходят… — А ты не хочешь начать жизнь заново? — У меня смелости не хватит… — усмехнулся Рома, — да и кому я там нужен? — Там никто никому не нужен — в этом и прелесть, поэтому и находится место для всех, кто этого хочет. — Ну, значит, я не хочу, — легко и без сожаления сдался Рома. Его по-прежнему не отпускали собственные мысли — о Саше, об Алисе, о Вячеславе Андреевиче, даже о Кристине, о чем она хотела предупредить его? Может, она и правда способна заглянуть в будущее? Как бы сейчас хотелось получить ответы на свои вопросы! Или никакого предначертанного будущего нет? Странно, но после того, что поведала Саша о своей жизни, Рома ощутил, насколько далекими друг от друга они были с ней. И жизнь у них разная, и мысли, и даже мечты. Странно, потому что искренность априори должна сближать людей, даже сам порыв довериться и открыться уже есть не что иное, как желание стать ближе. Но сейчас Ромке стало неловко от своей наготы. Словно он находился не в комнате с разложенным диваном, а на приеме у врача. Даже холодок по ногам побежал неприятный, как от кафельной плитки. — Ну и что ты замолчал? — спросила заскучавшая Саша. — Не знаю… думаю над тем, что ты рассказала… — Хватит думать — голова треснет, — игриво предостерегла Саша. — Может, лучше еще раз попробуем… «стать ближе»? Ну или спать давай, — тут же поспешила смазать свое предложение выбором. — Знаешь, — осторожно начал Рома тоном, который не сулил ничего хорошего, — после того, что я узнал и посмотрел на все твоими глазами… — Саша пыталась что-то сказать, но Рома продолжил: — Мне очень стыдно за то, как я себя вел. И если бы мы могли отмотать все назад… — Не болтай чушь! — раздраженно оборвала Саша. — Как в дешевом фильме, ей-богу. — Я так не могу, — упрямо сказал Рома. И вдруг почувствовал огромное облегчение от принятого решения. — Давай попробуем все сначала, но не сейчас, когда-нибудь. — Хорошо, — подумав, вдруг согласилась Саша. — Тогда спокойной ночи. В этом ее спокойствии спокойствия как такового было не больше, чем на минном поле в дождливую ночь. — Наверно, спать мне сегодня, лучше не здесь, — осторожно, как будто делая медленный последний шаг, сообщил Рома. — С Артемом? — холодно хмыкнула Саша и уже мягче добавила: — Хорошо, может, ты и прав, давай попробуем еще раз… когда-нибудь… Только хочу тебя предупредить: если ты думаешь, что так будет проще, то ты ошибаешься. — Почему? — Теперь ты знаешь больше, а значит, и спрашивать стану строже, — пытаясь придать тону легкости, сказала Саша. Но за этой легкостью все еще сквозила абсолютная серьезность, и даже тень угрозы. — Это разумно, — согласился Рома и, подхватив ее аристократичный шутливый тон, добавил: — Позволишь ли ты поцеловать тебя на ночь? — Если только руку, — придерживаясь образа, холодно сказала Саша и протянула ему место для поцелуя. Рома тут же вскочил и, прикрываясь полотенцем, поцеловал в позволенную область. — Прошу вашего разрешения откланяться. — Да иди уже! — грустно усмехнулась Саша.