***
— Переговоры! — пробурчал Осмунд, пока решётка ворот с грохотом поднималась, — Скорее уж, требование безоговорочной сдачи! Будут они с нами цацкаться! Вестник прибыл к главным воротам через два дня после начала осады. Лорд-консорт и знаменосцы короля Эйгона, объявил он, желают говорить с Осмундом Кэттлблэком, самопровозглашённым лордом Харренхола. Решено было провести встречу в стенах замка: осаждающие всё ещё полагались на право гостеприимства. Ошибались они или нет, Осмунд ещё не решил. — Да ладно тебе, — пожал плечами Осфрид. На нём была горностаевая шуба, стянутая на груди тремя чернёными медальонами в форме котелков, — Разве тебе не интересно, что они скажут? — Кроме выпивки, мне уже ничего не интересно, брат. Осфрид вздохнул и понизил голос. — Помни: говорю я. Ты молчи. — А, играй в свою дипломатию! — огрызнулся Осмунд. Делегация была внушительная. Во главе колонны, вынырнувшей из-под надвратной башни, ехал лорд Петир Бейлиш. На нём был тёплый шерстяной плащ ярко-зелёного цвета, отороченный мехом и шитый золотой нитью. Его маленькое лицо с неизменными усиками поминутно перекашивала судорога то ли боли, то ли необъяснимой тревоги. За ним ехал крепкого телосложения старик с серой бородой, в замысловатых бронзовых доспехах — лорд Джон Ройс, Осмунд помнил по своим годам в Долине его и других знаменосцев, ехавших тут же: лорда Графтона и лорда Темплтона. Юношу, на конской попоне которого красовался пёстрый герб Росби, он не помнил, как и девицу, закутавшуюся в тёплую шубу до самого носа и дрожащую от холода. Зато он смутно помнил сира Доннелла Сванна, с которым перекинулся парой нелицеприятных словечек на переговорах в Каменной Септе, больше года назад. Ну конечно же, он не мог остаться в стороне. Слуги Бейлиша помогли ему слезть с коня. Он приблизился к Осмунду, с трудом опираясь на трость. Окинул того мрачным взглядом. — Осмунд Кэттлблэк. Давненько мы с тобой не виделись. Осмунд слегка склонил голову в приветствии. — Теперь я лорд Осмунд Кэттлблэк, милорд Бейлиш. — О-хо-хо! — Мизинец хлопнул себя по бедру, — Теперь он лорд! Посмотрите-ка на него! — Лорд-протектор, — вмешался Осфрид со сдержанной улыбкой, — Милорды, миледи. Мы рады приветствовать вас в Харренхоле. Меня зовут сир Осфрид Кэттлблэк, — обратился он к спутникам Мизинца, излучая дружелюбие, — Лорд Осмунд — мой старший брат. Я служу при нём кастеляном. Милорды Ройс, Темплтон, Графтон, мы с вами знакомы, хотя вы, скорей всего, нас не помните. Милорд Сванн, мы с вами уже встречались, и тоже на переговорах… — Это я помню, не волнуйтесь, — угрюмо проговорил молодой Сванн, демонстративно положив руку на рукоять меча. Осфрид перевёл взгляд на девицу. Та была юна, невысока и очень изящно сложена. Она с вызовом вскинула ресницы, и что-то в её выражении лица Осмунду сразу не понравилось. Затем она начала говорить, и он тут же понял, в чём дело. — Меня зовут леди Далла Стонтон, — улыбка девушки была лезвием ножа, — Возможно, лорд Осмунд помнит, как он убил моего отца и братьев. Осмунд разинул рот, чтоб поведать леди, по какому борделю и по каким позам он её помнит, но брат незаметно толкнул его в бок. — Они храбро сражались, миледи, — выдавил он в итоге, — Мы сожалеем, что их сейчас нет с нами. — А вы, юный сир? — поспешно обратился Осфрид к последнему участнику делегации, парню со смутно знакомым лицом, пока леди Стонтон не успела сообразить ответ, — Кажется, с вами мы не встречались. — Я лорд Оливар Росби, милорды. Росби, Росби… Кажется, что-то такое было… А, голова ни к чёрту. Только дурное помнит. — А у вас я кого убил? — ляпнул Осмунд. Лицо мальчишки оживилось. — Моего брата Бенфри. Вы убили его на Красной свадьбе, — он горько усмехнулся, — Но Бенфри был мерзавцем, поэтому в этом я не могу вас винить. — Хоть кто-то меня не обвиняет, — проворчал Осмунд. Осфрид же вгляделся в мальчишку попристальнее. — Так вы… вы Оливар Фрей? Лицо мальчишки брезгливо дёрнулось при упоминании этой фамилии. Теперь Осмунд и сам разглядел в нём отчётливо фреевские черты. — После отвратительного преступления, совершённого моей семьёй, я отрёкся от этого имени. Лорд Джайлс Росби назвал меня своим наследником. После его кончины я вступил во владение его землями и, с благословения Верховного Септона, принял родовое имя его семьи. Меня зовут Оливар Росби. Теперь Осмунд вспомнил. Они обсуждали молодого Оливара Фрея в Красном замке, накануне бунта в столице. Он был воспитанником старого лорда Росби, оруженосцем короля Робба Старка. Тогда братья Кэттлблэки смеялись над его верностью, затем Осмунд искал его в Риверране, потом в Близнецах. Именно его отсутствие заставило Осмунда догадаться, что свадьба была ловушкой — но слишком поздно. Теперь, когда Кэттлблэки о нём и думать забыли, он сам пришёл к ним. Как гость. Как враг. Тот самый Оливар. Осфрид расплылся в улыбке. — Помилуйте, Семеро! Лорд Оливар! Верьте или нет, мы с братом наслышаны о вас, и уже давненько хотели встретиться с вами. Подумать только, два года прошло! И каких два года! Столько событий! Как сильно всё поменялось за эти два года! В голове не укладывается! — Полагаю, что так, — ответил Оливар, немного смущённый таким приёмом. — Два года! — Осфрид поражённо покачал головой, — Что ж, видно, эта затянувшаяся история наконец близка к своему завершению. Добро пожаловать в Харренхол, лорд Оливар, добро пожаловать! А теперь, милорды и миледи — завтрак уже ждёт нас! Прошу за мной!***
Это было странно. Живые люди в его зале. Эдакая кавалькада набилась в чертог, издавая шум и уминая его пищу. Осмунд уже отвык от этого, чувствовал себя скованным с непривычки. В Волантисе, в Королевской Гавани, в Риверране он был привычен к крупным застольям, но здесь он вот уже год проводил свои трапезы в обществе брата, холода и призраков. Холод он чувствовал и сейчас. Неприязнь, витавшую в воздухе. Для них он клятвопреступник и предатель. Они снизошли до переговоров с ним, но дай им повод — вскочат и уйдут, обжигая его презрительными взглядами. Знаем, знаем, проходили. Осмунду досталась роль злодея, роль чудовища. В детстве ему рассказывали сказку про дракона, что сидел в древнем чертоге на горе золота, которое герои хотели забрать. Сказка имела счастливый конец: дракона убили. Осфрид поддерживал светский разговор за двоих, улыбаясь направо и налево. Говорили с ним в основном лорд Ройс, лорд Росби и Мизинец. Бейлиш тоже светил дружелюбием, но у него плохо получалось: сквозь ласковую мину проглядывала злоба. Леди Далла вежливо отвечала Осфриду, но была очень сдержана. Сванн всем своим видом выражал неприязнь. Темплтон и Графон в основном молчали. — А что же Тиреллы? — Осфрид отпил аккуратный маленький глоток вина, — Я слышал, что они наконец вышли из-за белых стен Хайгардена и вступили в войну, но на чьей стороне? — Ах, слухи, всё слухи, — Бейлиш неопределённо развёл руками. — Вы не можете прокомментировать? — Осфрид хитро посмотрел на него. — Мы не обладаем всей полнотой информации, — сухо заметил Ройс. Будь Тиреллы на стороне короля Эйгона, его вассалы не преминули бы этим похвастаться. Или правда не знают, или эта новость им на самом деле не благоволит. Если последнее, то немудрено: ведь Эйгону присягнули Флоренты, с которыми Тиреллы были не в ладах. Стоило его Золотым Мечам, высадившимся в Штормовых землях, подойти к стенам столицы, как десница Алестер Флорент мигом сдал ему и город, и свою маленькую королеву. К счастью для девочки, новый король проявил милосердие, и её всего лишь постригли в септы. Что ж, отсутствие ответа — тоже ответ. Может статься, Тиреллы и Старки на одной стороне, и скоро придут на помощь Харренхолу. Нужно лишь продержаться. Девица Далла будто угадала его мысли. — Не стоит тешить себя напрасными надеждами, сиры, — проворковала она, обводя глазками хозяев замка, — Эта осада будет короткой. Осмунд ухмыльнулся в ответ, хищно, по-волчьи. — Простите, миледи. Не распознал в вас эксперта по осадам. Леди Стонтон с невиннейшим видом захлопала ресницами. — Что вы хотите этим сказать, милостивый сир? — она прижала руку к груди, и её губки слегка задрожали, будто в испуге. — Отстаньте от леди! — вдруг гаркнул мальчишка Оливар, весь раскрасневшийся, словно рак. Леди Далла опустила взгляд и тоже покраснела, очень мило и очень фальшиво. — Спасибо, лорд Росби, — сказала девушка тихо, но так, что её услышали все, — Отрадно видеть, что на нашем веку ещё не перевелись настоящие рыцари, — при этом она как бы случайно слегка задела мальчишку локтем, отчего тот покраснел ещё больше. — Но так же, в большому сожалению, не перевелись мерзавцы и подлецы, — процедил сквозь зубы Оливар, глядя прямо на Осмунда. Повисла неловкая пауза. Осмунд смерил голубков взглядом. — Прошу меня простить. Не имел умысла оскорбить леди, — медленно отчеканил он, — Я всегда с крайним уважением относился к женщинам. Осфриду удалось сохранить бесстрастное лицо, но глаза его после финального заявления чуть не лопнули прямо в орбитах. Пересилив себя, брат улыбнулся. — Может статься, никакой осады и не будет, если нам удастся уладить это дело миром. Ведь за этим вы сюда пришли, милорды и миледи? — Наконец-то мы переходим к делу, — проворчал лорд Темплтон, скрестив руки на груди. — Итак, — Осфрид сложил руки домиком, — Сперва я желаю уведомить вас, что произошло досадное недоразумение. Мой старший брат не имел намерения оскорбить посла Его Величества Эйгона. Имело место всего лишь… недопонимание. — Он подговорил девицу плюнуть послу в лицо! — возмутился лорд Ройс. — И мы… — Осфрид замялся, — …сожалеем, что переговоры вышли несколько более напряжёнными, чем им стоило. Позвольте мне более чётко прояснить позицию Дома Кэттлблэк. «Ишь, как гладко стелет», подумал Осмунд. Ройс окинул братьев холодным взглядом. — Извольте, сир. Осфрид благожелательно улыбнулся. — Благодарю, милорд. Видите ли, своим положением мой брат полностью обязан покойному королю Роббу Старку. Он даровал Дому Кэттлблэк этот замок, ему Осмунд присягал на верность… — …Ах, присягал?! — язвительно заметил Сванн. Осфрид перевёл взгляд на него. На мгновение Осмунду показалось, что он заметил в глазах брата отблеск звериной злобы, с которой тот, бывало, забивал людей насмерть голыми руками. Но тут же лицо Осфрида озарила дружелюбнейшая улыбка. — Мой брат, — медленно произнёс он, — совершил определённые ошибки, о которых глубоко сожалеет. Он извлёк из них уроки, и не намеревается повторять их в дальнейшем. Дом Кэттлблэк из Харренхола верен Дому Старк, а в нынешней неопределённой обстановке мы не имеем возможности узнать, какую позицию в войне занимает Север. Наши руки связаны. Именно поэтому, лорды и леди, когда посол Его Величества столь категорично потребовал от моего брата присяги своему сюзерену, разговор пошёл… на повышенных тонах. Надеюсь, теперь вы яснее видите наше непростое положение, — он подчёркнуто беспомощно развёл руками. Лорд Ройс задумчиво кивнул, запуская руку в бороду. — Долина Аррен с пониманием относится к трудностям Дома Старк. Но наше положение теперь тоже непростое, милорды. Я вижу только один выход из этой ситуации: мирная сдача замка. Вам и вашим людям не причинят вреда. Если пожелаете, мы обеспечим вам безопасный проход к Перешейку, через который вы сможете отправиться на Север и присягнуть своим сюзеренам. Не хочу выглядеть задиристым, но ведь сопротивляться вам в любом случае нет смысла. Вас несколько сотен, а нас пятьдесят тысяч. В нашей армии собрались войска Долины, Трезубца, Простора и Королевских земель со Штормовыми. Один только наёмный отряд сира Джона Хилла, что присоединился к нам, составляет две тысячи воинов. Север далеко, а на юге у вас союзников нет. Сдавшись, Дом Кэттлблэк может сохранить свои жизни и достоинство, а иначе потеряет всё. Джон Хилл! Ушлый сукин сын уже нашёл свою сторону! Осмунд чуть не поперхнулся на упоминании этого имени. Наверняка, тоже пришёл выпустить ему кишки. — А что же Неуловимый Джон не почтил нас своим визитом? — осторожно осведомился он. Ответил ему звонкий голос леди Даллы: — Хилл отказался преломлять хлеб с клятвопреступником. Он считает, что гости не могут быть в безопасности под вашим кровом, ибо священное право гостеприимства для вас — пустой звук. «Ублюдок слишком умён», со злобой подумал Осмунд, «А вы слишком тупы». — Леди Далла! — Ройс скосил на девицу взгляд, в его голосе сквозило неодобрение, — Я прошу вас… — О, не стоит беспокойства, лорд Ройс! — перебил его Осфрид, суетливо жестикулируя руками, — Ведь этими переговорами мы как раз надеемся развеять все предубеждения против нас, показать делом, а не словами, что с нами можно вести разговор! Лорд Ройс, мы готовы… — А где ваш младший брат? — неожиданно каркнул Бейлиш. Осфрид застыл с открытым ртом, покосился на Мизинца. — Осни, к сожалению, больше нет с нами, — процедил он сквозь зубы, силясь удержать остатки вежливости, — Он погиб около года назад. Ко всеобщей неожиданности, лорд Саймонд Темплтон испустил смешок. Злой смешок. Довольный. Лицо Осфрида тут же стало бесстрастной маской. Он медленно повернул голову к засмеявшемуся. — Лорд Саймонд, что-то в моей реплике вас позабавило? Темплтон выдержал его взгляд, ухмыльнулся сквозь свою чёрную бороду. — О, я прекрасно помню вашего младшего братца Осни. Я помню, как взял его в свою домашнюю гвардию, как он ел мой хлеб и пил мой мёд. Я помню, как он обесчестил мою дочь. Я жалею лишь о том, что не придётся убить этого ублюдка лично. — А я помню вас, сир Осфрид, — пробасил широкоплечий лорд Графтон, до этого в основном молчавший, — Вы служили в страже моего города. Помнится, мне пришлось уволить вас после того, как вы за три месяца забили двух торговцев насмерть. — Они отказывались подчиняться авторитету городской стражи, — выдавил Осфрид. Вид его был мрачен. — Они отказывались подчиняться вам, сир Осфрид, — расхохотался Графтон, — Вы мне чуть всех торговцев из города не распугали! Таких трудов стоило утрясти это дело! Представляете, какой ущерб вы нанесли моему кошельку? — Почему я не удивлён? — фыркнул Сванн, — Кэттлблэки. Гнусность у них в крови. — Мерзавцы! — фыркнула леди Далла. — Негодяи, — поддакнул ей лорд Оливар. — Нечего с ними договариваться, — пробурчал Темплтон, сложив руки на груди. Другие заворчали, выражая согласие. Осфрид сидел с видом крайней растерянности. Он даже как-то сник, ссутулился. Лорд Ройс неуверенно разглядывал своих союзников, переводя глаза с одного на другого. Очевидно, он не ожидал этого. Осмунд последовал его примеру, с любопытством вглядываясь в их лица, будто не решалась сейчас его судьба. Он дошёл до Бейлиша, который сидел молча, не издавая ни звука. Вот оно. Осмунд знал своего бывшего работодателя слишком хорошо. Сейчас на его губах была лёгкая, неопределённая улыбочка. Но эта-то дрянь ничего не значила. Улыбался Мизинец постоянно, а вот глаза его обычно были серьёзными. Очень редко они улыбались вместе со всем лицом, за годы Осмунд наблюдал это всего несколько раз. И они улыбались сейчас. В глазах Питера Бейлиша Осмунд видел выражение полного, уверенного торжества. Понимание пронеслось по его телу, как озноб. «Он всё это спланировал. Это его рук дело». Осмунду явно представилась вся картина. Бейлиш настоял на штурме, но Ройс желал провести переговоры. Мизинец был вынужден уступить… но выбил себе право выбирать членов делегации. И вышло так, что она, за исключением самого лорда Ройса, состояла почти исключительно из людей, ненавидящих братьев Кэттлблэков до колик в животе. Да, Оливар Росби мог не любить своего брата, но он поддакивал каждому слову девицы Стонтон. О, это было умно, и глупо было ожидать иного от Бейлиша. Да. Умно. Осмунд громко откашлялся. Гомон прервался, все взгляды обратились на него. — Лорд Графтон, — обратился Осмунд елейным голоском, широко улыбаясь, — Вы помните такого человека, как Раймун из Каменной Бочки? Широкоплечий белокурый лорд Графтон непонимающе нахмурился. — Он был землевладельцем на моей территории, обстряпывал для меня кое-какие дела. Я не понимаю… — Как давно он пропал? — Э? Семь… пять лет назад. — И его не нашли? Лорд покачал головой. Осфрид пихнул брата ногой под столом, но тот не обратил на это внимания. — Поищите у холма Бычья Голова, я закопал его там. У оврага, там ещё ясеневое дерево растёт, кривое такое. Глаза лорда Графтона округлились. — Вы… Сванн хохотнул и ударил ладонью по столешнице. Осмунд не удостоил его взглядом. — Лорд Питер Бейлиш хорошо мне за него заплатил. За него, и за других тоже. Я многих убил для него, тогда, в Долине. Он был хорошим нанимателем, а я — хорошим работником. Ни одного не нашли. — Это гнусная ложь! — Мизинец вскочил с места, его лицо дёрнулось в гримасе, — Это-это-это клевета! Посмотрите, что делает этот мерзавец, он хочет настроить нас друг против друга! Все взгляды теперь были устремлены на Мизинца Он судорожно дышал, его лицо было бледно и покрыто красными пятнами. «Это не может продолжаться вечно. Од-днажды врагов у него станет больше, чем друзей, и тогда…». — Лорд Джон! — дрожащий палец Бейлиша дёрнулся в сторону Ройса, — Я пошёл вам навстречу, согласившись на переговоры, но больше этот фарс продолжаться не может! Это всё было большой ошибкой, и теперь я ясно это вижу! Лорды и леди снова загоготали хором, выражая согласие с мужем своей владычицы, бросаясь ругательствами в адрес хозяев Харренхола. Лорд Ройс тяжело вздохнул. Его взгляд, устремлённый на Мизинца, был задумчив. — Да, лорд Бейлиш, — проговорил он, медленно оглядывая своих товарищей, — В этом я с вами согласен. Теперь я тоже осознал, что эти переговоры были ошибкой. — Милорды, — Осфрид бессильно откинулся в кресле, признавая своё поражение, — Милорды. Дождитесь хоть конца трапезы. На кой-то же хрен мы приказали наготовить все эти блюда. Глаза Осмунда Кэттлблэка встретились с глазами Петира Бейлиша, который уже снова сидел, хмурый и усталый. От прежнего торжества не осталось и следа. Он внимательно рассматривал Осмунда, будто впервые его увидел. Никто из них не отвёл взгляда. «Я вижу тебя, ублюдок», подумал Осмунд, «А теперь и ты видишь меня».***
Над Харренхолом сияли звёзды. Маленькие белые засранцы. Они останутся там висеть, а Осмунда убьют. Как-то тоскливо было об этом думать. А может, в этом была и какая-то надежда: он исчезнет, но на долгие века останутся эти звёзды, на которые он смотрел, о которых думал. Осмунд тряхнул грязными лохмами. Глупости какие! И что только в голову лезет. Не хотелось умирать. Он вышел на балкон, потому что не мог больше переносить обстановку за столом. Все ужинали в этом гадком молчании, которое говорило о ненависти. Даже не о ненависти — о презрении. Так презирают ядовитую гадину. Её не ненавидят. Ей просто отрезают голову, а потом тут же забывают об этом. Где в своей жизни он повернул не туда? Послышались шаги, сопровождаемые стуком дерева о камень. Осмунд думал, что разучился удивляться. Но вид Петира Бейлиша, присоединившегося к нему на балконе, смог его удивить. Давно Осмунд не видел этого человека наедине, так близко и так запросто. Кажется, это было два года назад в богороще Красного замка, когда он отчитывался нанимателю о своих успехах. Осмунд вспомнил, чем это кончилось, и почувствовал внезапный зуд в руках. Так просто было бы схватить этого коротышку за шиворот и швырнуть его вниз с балкона. Так просто — и так приятно. Хоть что-то за последний год доставило бы ему удовольствие. Потом он отдал бы своим солдатам приказ… Осмунд не сделал ничего из этого. Он просто смотрел на непрошенного гостя и молчал. Мизинец подошёл, стуча тростью, и протянул Осмунду руку. Его глаза блестели отражённым светом далёких звёзд. Осмунд остался недвижим. Подождав некоторое время, Петир Бейлиш вздохнул и опустил руку. — Это не твоё, — кивнул он на трость Кэттлблэка. — Это не твоё, — эхом отозвался Осмунд, мотнув головой на огни огромной армии, горящие в ночи. — Выходит, мы оба воры, — Бейлиш грустно улыбнулся, — Ларис Стронг был мастером шпионажа и интриг. Большой источник моего вдохновения, знаешь ли. В мирное время я бы заплатил тебе за эту трость большие деньги. Но теперь я надеюсь получить её задаром. Лицо Осмунда оставалось хмурым. — Много болтаешь. Как всегда. — Скажи, ты всегда презирал эту мою слабость? Даже когда работал на меня? — Особенно когда работал на тебя. Ты любишь звук своего голоса, как зелёный юнец любит свой член. — Подумать только, Осмунд Кэттлблэк — мастер изысканных метафор! Я всегда считал тебя неотёсанным чурбаном. Я недооценил тебя. Повисло молчание. Видимо, Бейлиш ждал от Осмунда ответа, но тот, в конце-концов, только пожал плечами. Бейлиш сделал шаг, встал рядом с ним у перил балкона, на самом краю рукотворной бездны, обрывавшейся во тьму. Вокруг них замок Харренхол дышал своей необъятностью. — Я могу понять, что ты удрал тогда из Королевской Гавани — сказал наконец Мизинец, — Станнис подходил, а умирать за шлюху Серсею не хотелось. Но людей-то моих ты зачем убил? Осмунд помолчал, а затем сказал только: — За Ари. — За Ари? — Бейлиш поражённо покачал головой, — Знаешь ли ты, что эта маленькая сучонка натворила? Когда войска короля Эйгона вошли в Королевскую Гавань, в бумагах покойного Станниса Баратеона нашли письмо… — Я знаю, что было в этом письме, — прервал его Осмунд, сам поражённый внезапной мыслью. Бейлиш уставился на него. — Так вы с мерзавкой были заодно? Что-то внутри Осмунда дёрнулось, но он сдержался. — Нет. Я узнал… позже. Это было правдой! Тот сон, где Ари… Это был не просто сон! она говорила с ним во сне, её призрак! И выдала свою тайну! Кажется, он сошёл с ума. — Почерк был её! — прошипел Бейлиш, — Девчонка сделала меня калекой! Опьянённый то ли морозным вечерним воздухом, то ли страшным открытием, то ли внезапной откровенностью со злейшим врагом, Осмунд сам не понял, как сказал: — Она любила меня. Бейлиш испустил смешок, горький и язвительный. — Тогда ты должнен был сбежать с ней, а не с милашкой Сансой! Но ты выбрал девицу Старк, а Ари… бедной малютке Ари достались холодные объятья Черноводной. Подумать только, ты пытаешься свалить свой выбор на меня! Ты жалок. Осмунд стиснул зубы. Он слишком отчётливо понимал, что нападение на Бейлиша в этот момент будет признанием правоты его слов. Но больше ему ответить было нечем. Нечем оградиться от обвинений, если они правдивы. Он два года закрывал уши руками, но смех его призраков стал слишком громким. — Да, — произнёс он наконец, — Да. Бейлиш взглянул на него с мерзенькой полуулыбочкой. — Что — «да»? — Ты прав. Наступило молчание. Они просто стояли на балконе в ночи, две хромых сутулых тени, одна высокая, с широкими костлявыми плечами, другая низенькая, маленькая, зябко кутавшаяся в плащ. Два злодея, объединённые общими преступлениями, общими уродствами. — А тебя кто покалечил? — спросил неожиданно Бейлиш. Осмунд помолчал ещё. — Арья Старк. Бейлиш снова испустил смех, и на этот раз он был похож на злобное воронье карканье. Осмунд вздрогнул, поймал себя на том, что невольно высматривал чёрные крылья в ночи. Нет, он определённо сошёл с ума. — И это всё — Осмунд повёл рукой по линии горизонта, очерчивающей море огней за замком, — Из-за пары твоих пешек? Тебе ж насрать на них всегда было. Или ты за замок обиделся? Так могли бы договориться. Почти договорились. Зачем устраивать блядский цирк и срывать переговоры? Бейлиш фыркнул. — Во-первых, Хайли мне нравилась. Я её трахал. Но, положим, мне правда было на неё плевать. А вот помощника моего ты зря убил, много дел насмарку пошло. Но это лишь малая часть. Я хотел Харренхол, это правда. За Харренхол я поехал к Горькому Мосту. Меня покалечили за этот сраный замок, и ты знал, что его обещали мне. Ты знал, что делаешь. Ты потребовал его, чтоб уязвить меня. Чтоб унизить меня. — Положим. — Молчи. Далее. Санса Старк. — Что? — Санса Старк, — глаза Бейлиша гневно блестели в темноте, — Я желал её, Кэттлблэк! Желал! С первого взгляда я пожелал её сильнее, чем когда-либо желал её мать! Я строил планы, планы того, как я заберу её у Ланнистеров и перевезу в Долину! Как мы… — боги, это был не гнев, это были слёзы! — Но ты опередил меня. Ты забрал её у меня, забрал, ту, что я желал больше всего на свете — единственное, что я по-настоящему желал! Ты отнял у меня моих слуг, отнял мой замок, отнял мою женщину! Я ненавижу тебя, Осмунд Кэттлблэк! Осмунд даже несколько опешил от яростного напора этой тирады. Он просто смотрел на Бейлиша сверху вниз, на этого карлика, набросившегося на гиганта. «Маленький человек», вот как называла его Ари. Осмунд почувствовал, как отступает под этим напором, не телом, но как-то… вглубь своей души. Дурацкий был разговор: он проигрывал. — Ты прав на неё имел не больше, чем я, — осторожно, будто оправдываясь, произнёс Осмунд, — Ты просто злишься, что я украл её первым. Но, удивительно, Бейлиш уже сам как-то сник после своей речи, будто истратил на неё всю силу своего духа. Он только пожал узкими плечиками и поднял на Осмунда взгляд грустно улыбающихся глаз: — Выходит, мы оба воры. Тут уже Осмунд не выдержал и усмехнулся. Бейлиш снова был прав. Два вора во тьме на вершине мира, ненавидящие друг друга больше всего на свете. В этом что-то было. К удивлению своему, Осмунд почувствовал нечто вроде… товарищества. Он протянул Бейлишу руку. Тот опешил, но всё же, после небольшой заминки, пожал её. — Если мы тебя схватим, обещаю быструю смерть, — сказал Бейлиш тоном серьёзным и угрюмым. Осмунд кивнул, затем сказал: — Если мы тебя, обещаю то же. Бейлиш уставился на него с некоторым недоумением, но также кивнул в ответ. Они расстались, пожелав друг другу доброй ночи. За этим причудливым пактом в молчании наблюдали звёзды, сияющие над Харренхолом.***
— Знаешь, это пройдёт, — сказал Осмунд, — Тебе станет лучше. Бактана равнодушно пожала плечами. Её взгляд скользил по комнате, старательно обходя Кэттлблэка. — Душевные раны со временем проходят, — продолжал он, — И от них не остаётся ничего, кроме едва заметных шрамов. На лице воительницы появилась гримаса, как будто та хотела выразить какую-то эмоцию. Может, согласие или несогласие. Нерождённая эмоция распалась на куски, будто неспособная сложиться во что-то цельное. Бактана неловко схватила бокал вина криво сросшимися, торчащими в разные стороны пальцами, и осушила его. Её руки видимо дрожали. — Ты снова будешь в порядке, — пообещал Осмунд. Неожиданно Бактана взглянула прямо на него, и он вздрогнул от боли, отразившейся в её раскосых глазах. Будто почувствовал эту боль на себе. — Лучше бы ты убил меня, — выразительно сказала она, — Лучше бы ты убил меня сразу. Когда меня принесли. Осмунд опустил взгляд. Его пальцы беспокойно возились с краем его белого гвардейского плаща. — Я не мясник, — проговорил он. — Когда животное ломает ногу, его убивают, — проскрипел голос Бактаны, — Чтоб оно не мучалось. Это милосердие, Кэттлблэк. Но ты отказал мне и в подмоге, и в милосердии. Да, ты не мясник. Ты просто трус. И твоя трусость разрушила мою жизнь. Он вздрогнул, ударился головой о стену. Не очень больно, но досадно. Осмунд затравленно огляделся. Он сидел на бочке, прислонившись к стене одного из строений замка. Как он так… задумался. Или заснул? Бес его знает. Он медленно помотал головой. Больная нога ныла — затекла. Поморщившись, Осмунд поднялся и заковылал прочь. Харренхол готовился к осаде. Солдаты бегали туда-сюда, перебрасываясь отрывистыми командами, крестьяне таскали воду и камни. Бегали собаки, оглашая морозный вечер звонким лаем, где-то ржали лошади. Чёрный кот мерзко зашипел на Осмунда, затем удрал. Воспоминание смущало его. Он помнил этот разговор. Было дело незадолго до того, как Осмунд впервые отодрал королеву Серсею. Он тогда зашёл к Бактане, чтоб проведать её. Пытался утешить. Это все было понятно. Но разве у Осмунда был тогда его белый плащ? Разве его уже посвятили в Королевскую гвардию к тому времени? Осмунд не помнил. И когда это Бактана научилась так складно говорить на всеобщем? Хрень какая-то. Неужели у него уже воспоминания путаются? Он ковылял, думая на ходу, и грязь под ногами недовольно чавкала каждый раз, когда он высвобождал из неё трость. Вот двор расплавленного камня. Здесь солдаты выстроились рядами, и командир муштровал их. Это был щербатый малый, который командовал лучниками Осмунда на бродах. Теперь он стал командиром гарнизона Харренхола, третьим человеком в замке после Осмунда и Осфрида. Осмунд кивнул ему, постоял там некоторое время, наблюдая за бойцами. И вовсе они не трусы и не оборванцы. И вовсе они не побегут и не предадут его. Глупость какая. Вон они какие бравые ребята. Два раза кивнув самому себе, будто соглашаясь с собственной мыслью, Осмунд развернулся и заковылял прочь. Он проходил через длинный вытянутый двор, когда услышал песню.Призраки с Дженни танцуют, кружась, В чертогах былых королей. Призраки тех, кто остался не с ней, И тех, кто любил всех сильней.
Осмунд вздрогнул. Пела одна из женщин, развешивавших вдоль двора бельё. Он вспомнил её. Элора, её звали Элора. Худая, жилистая женщина лет сорока. Волосы её были длинными и мягкими, а серые глаза были мягкими и спокойными. В замке ходили разговоры о всех тех ужасах, через которые Элоре пришлось пройти во время войны. Они не сломал её, даже не ожесточили. Но что-то было в ней, какая-то непоколебимая безмятежность, которая внушала к ней уважение, а у иных даже боязнь. Хозяева замка, братья Кэттлблэки, и те как-то сторонились её. Элора не видела Осмунда. Стоя спиной к нему, она деловито развешивала бельё своими узловатыми побуревшими руками. И пела. Осмунд застыл, разинув рот, будто железный штырь прошёл через его череп и пригвоздил его к земле.Призраки тех, кто ушел столь давно, Что имен их не вспомнить впотьмах. Среди старых камней в танце кружат её, Изгоняя печали и страх.
И правда, чёрные камни Харренхола будто закружились вокруг него. Осмунд быстро потащился прочь, прочь, не разбирая дороги. Что-то рвалось наружу из него, сотрясало всю его костлявую фигуру. А песня самозабвенно неслась ему вслед:И ей так бы кружиться всегда. Ей так бы кружиться всегда. Так бы кружиться всегда. Ей так бы кружиться всегда. Танцуют они день и ночь напролёт, И снег вместе с ними кружит. Закончилось лето, зима настаёт, И уж время стены крушит.
Стоило ему найти укромный угол, как Осмунд уселся прямо на холодный камень, прислонившись спиной к стене. Слёзы, душившие его, вырвались наружу. Он рыдал, рыдал горько и уродливо, как может только взрослый человек, запятнавший свою душу неискупимыми злодеяниями. Он думал об Ари, о Данае, и о детях, сгоревших на той барке, о Бейлоне Сванне и Винсенте Стонтоне. Он думал о жреце, которого сдал храму, о Роберте Стоуне, которого зарезал во сне как свинью, о Бактане и Сансе, которых бросил на поругание. О Серсее и Джоффри. О Бернадетте и Серелле. О Данси и Алайайе. Мысли его путались, тонули в потоке слёз. Это сделал ты. Это всё сделал ты. Ты-ты-ты-ты-ты-ты-ты… — Я… — простонал Осмунд, опуская голову в ладони, — Ну да, я… Его плечи сотрясались от рыданий. Борода жёсткой щёткой елозила по огрубевшей коже ладоней. Вдруг он затих. Глубоко вздохнул. — Я, — прошептал он, поднимая голову, выпрямляясь, подставляя лицо холодному вечернему воздуху, — Всё я. Кожа на его черепе натянулась в волчьем оскале. Он злодей. Он сраный злодей. Вчера он взглянул в Бейлиша, словно в зеркало, и увидел там себя. Да, он злодей и подонок, разрушивший множество невинных жизней. Хватит бегать от себя. Хватит делать вид, что он может быть чем-то лучшим. Не может. Он всегда был злодеем, всегда обречён был быть злодеем. Осмунд издал короткий воинственный звук, похожий на какое-то гавканье, вонзил трость в грязь и резко поднялся. В голове помутилось, но он совладал с собой и не упал. Когда прошло, Осмунд задрал голову. Он был у самой крепостной стены. Отлично. Он нашёл башню, поднялся наверх, пошёл поверху, цокая тростью о камень. Ветер трепал его злую чёрную гриву, будто знамя. О да, он злодей и сукин сын, дракон, окопавшийся в своём логове. Пусть так. Они увидят, что дракона им не взять голыми руками. О, ублюдки! Он будет жечь их, отбиваться, кусаться. Он заставит дорого заплатить за возможность попасть в миленькую песенку о подвиге. Осмунд остановился. Он был на восточной стене, напротив осадного лагеря. Где-то там лорд Бейлиш и его союзники стояли над картой, планировали, спорили. Пусть. О, Бейлиш! Осмунд рассмеялся счастливым злым смехом, и ветер подхватил его. Да, там, за полем, в богатом шатре, сидел его враг, его главный, злейший враг. Тень его тяготела над каждым шагом Осмунда за эти два года, каждым его преступлением. Теперь он понял эту связь, это порочное родство, что было тесней братских уз, слаще плотской любви. Взаимную злобу, которую не может долго выносить мир. Груз обид, что должен раздавить одного из них. Я вижу тебя. Петир Бейлиш. Враг. Два года, подумать только, два года! Осфрид был прав. История затянулась, и её следует заканчивать. Вот и отлично. Бейлиш бросит на эти стены всё, что у него есть, всю свою злобу и ярость. И Осмунд ответит тем, что припас он. Всё, что привело их обоих сюда, решится в этом бою, в этом последнем бою. Скоро всё закончится. История, питаемая их жадностью и злобой, придёт к завершению. После этой битвы останется только один.