Цыплят по осени считают.

— Вы читали новую статью в свежем выпуске «Ведьмин час»? — Зельда, казалось, не спала всю предыдущую ночь, о чём говорила её впервые не уложенная копна рыжих волос и весьма усталый вид всего зрелого лица, — Принц Калибан признан предателем и был казнён отцом Блэквудом. Вот так новости! — Как любопытно, — отозвалась леди Фомальгаут на новость, вызвавшую у собеседницы неподдельный интерес, — И что же такого сделал этот демонёнок? Чем-то пришёлся не по вкусу нашей юной госпоже? — полная сарказма, женщина стряхнула пепел на пергамент, разложенный на столе и на который она только сейчас нашла время. Это был один из отвалившихся пожелтевших листов из гримуара Елены, её наставницы. Она внимательно читала корявые строчки, помечая кое-что острым грифелем.       Теперь Академия была в полной её власти, и она могла распоряжаться своевольно судьбами учеников. Правда, не всех. Она не помнила каждого, но точно знала, что двое не присутствовали на вчерашнем обряде. По крайней мере, об этом говорили её списки, которые ей передала мадам Блэквуд. Хотя... Следовало ли ей так её именовать после того, как та ей поведала о решении Верховного жреца?.. Наверное, нет. — Здесь нет ничего точного, однако скажу Вам так: если сам Владыка вынес приговор, то оспорить или, уж тем более, осудить его мы не имеем права. Значит, Калибан сотворил нечто непростительное, о чём знать нам вовсе не следует, — старшая Спеллман понимающе кивнула и, встав со своего места, что являлось кожаным диваном, приблизилась к сестре Реджине. Её руки взяли её под локоть, заскользили ладонями по предплечью. Обе расслабленно вздохнули. Но вдруг вторая отпрянула, отходя далее к столу, где, укрываясь пиджаком, принялась любоваться сверканием рубина на кольце и выяснять мысленно причину сего явления. — Кто-то пожаловал к нам прямиком из Ада. Сестра Зельда, отправляйтесь к детям, а я постараюсь уладить всё как можно скорее. Никто из низших не должен узнать о том, через что мы заставили пройти учеников. Зазеркалье и его последствия — только наша забота, только наша тайна. Секрет. Понимаете? — леди Фомальгаут обхватила лицо Зельды и троекратно расцеловала каждую её щёку, — Соберите всех ведьм и колдунов в церкви. Скажу гостю, что независимо от отсутствия в стенах Академии Блэквуда, у нас всё так же стабильно ведётся служба.       Когда бестия покинула кабинет директора через одну дверь, в других сразу же появился мужчина в шляпе и тёмном одеянии. Стоило ему эту шляпу снять, как на плечи посыпались пышные белые локоны. Мишель, будто возникший из воздуха, преодолел небольшой порог и замер у стола, за которым теперь сидела леди Фомальгаут, успевшая приобрести самый спокойный вид, какой только могла когда-либо изобразить. Демон приподнял витой тростью её сумку за ручки, которая в тот момент стояла на полу у стола, затем оценивающе пробежался глазами по полке с книгами, где отсутствовала достаточная часть её коллекции. Не хватало и мешочков с травами, которые ранее висели на стене, когда он сам руководил данным учебным заведением, пускай и один день. — Чем могу быть полезна? — леди Фомальгаут убрала в ящик стола недочитанные страницы и сложила длинные когтистые пальцы в замок, — Я временно исполняю обязанности директора Академии Незримых искусств, о чём должно было давно быть известно. После некоторых этапов выборов адская воля выбрала меня, а посему я постараюсь Вам помочь. — Хорошо устроились, Реджина, похвально. Однако, не пойму, куда Вы дели папки с документами, до которых у меня не дошли руки? Разве позволено Вам от чего-либо избавляться? — Мишель сел в кресло и уложил руку на подлокотник. Его ныне строгий костюм отличался от той свободной рясы, в которой он когда-то вёл занятия в Академии. Для своих лет он выглядел молодо, поэтому многие ученики позволяли себе называть его юношей. Благо, леди Фомальгаут узнала его как верного слугу Лилит и уже могла спокойно с ним вести разговор. — Я лишь убрала их от собственного любопытного взора, чтобы, не дай Сатана, самой в них не залезть, Мишель. Это таинство, дарованное отцу Блэквуду, мы обязаны это чтить. Ах, да! Вы слышали о том, что он готовит на суд Тёмного Господина пьесу? — она так изящно врала, что умело перебирала нужные ей темы, прикрывая как себя, так и надеясь узнать что-нибудь новое, — Детишки так обеспокоены экзаменами, что совсем забыли об отдыхе. Стараюсь не угнетать их и вводить новые дисциплины, чтобы не напоминать о зачётах. Я слышала, что каждое театральное представление здесь венчается успехом. — Я ни о чём таком не слышал. Провожу время больше в Аду, наслаждаясь истошными криками грешников. Это гораздо полезнее и приятнее, нежели какой-то спектакль, — Мишель всё ещё осматривал кабинет директора на предмет неприличного вмешательства сестры Реджины в привычный уклад Академии, — Тем не менее, за этим иногда стоит понаблюдать. В прошлом году, насколько я помню, тут разыграли встречу Лилит с нашим Владыкой. У Блэквуда талант. Или, скорее, дар. А, может, одна из тех просьб, за которую он продал свою душу.       Пауза была долгой, ибо оба решали, что же такое компрометирующее можно высказать, и первой на такое рискнула пойти леди Фомальгаут, вальяжно сдвинув настольную лампу в угол стола, отчего стало на тон мрачнее во всём помещении. — У Вас есть для меня что-то важное или просто зашли узнать, как идут дела без Верховного жреца? — Думаю, всё-таки первое. И мне отчего-то кажется, что Вам это понравится, учитывая всю Вашу неприязнь к Спеллманам. — Абсурд. Я абсолютно спокойно отношусь к их семейству. Что было в прошлом, то там и остаётся. Нет более причин для обиды, нет и самого отца Спеллмана вместе с его супругой. Всё идёт так, как и должно идти. Мне нечего Вам на это ответить и не о чем просить. — ещё чуть-чуть, и Реджина намеревалась выставить незваного гостя за дверь, чтобы тот больше не смел нарушать её душевный покой такими отвратительными расспросами и предложениями. Но тот, по всей видимости, решил, что поймал её на крючок, так как после этого он выдал следующее: — Неприязнь есть, не отрицайте. Такая боль никогда не забывается. Владыка выбрал смертную, а не Вас, чтобы на свет появилась мисс Морнингстар. С этим бы следовало смириться, но кто же знал, что Эдвард полюбит Диану? Действительно, что полюбит! Теперь Ваши планы сместились на уничтожение плода их любви. Коли убить её Вам не по силам, Вы готовы растоптать её репутацию. — Мишель говорил бесстрастно, но внутри него всё адски горело, бурлило, изрыгалось. — И? — сестра Реджина издала короткий звук, не сообразив сразу, что ему на это ответить. Но тот расценил это как глубокую заинтересованность в его словах. — Отец Блэквуд... Он проводит дни и ночи с маленькой королевой, всегда встаёт на её защиту во время собраний, о которых она сама и не догадывается, вечно помогает ей и прикрывает. Не кажется ли Вам, что это очень и очень странно? Он никогда и ни с кем так не сближался после Сойер, с которой у него давным-давно был жаркий роман. Может быть, Фаустус переключился на её миниатюрную копию? — он многозначительно заиграл острыми бровями. Леди Фомальгаут лишь громко и раскатисто рассмеялась, пока не стала отъезжать на стуле назад. Её просто распирал смех, и она уже не задумывалась о том, насколько это выглядело глупо. — Уж я-то знаю, что Блэквуд и на дух не переносит эту маленькую выскочку. Он всю её сознательную жизнь ненавидит её. Он бы давно от неё избавился, если бы не страх перед Тёмным Лордом и боязнь всколыхнуть позор прошедших лет. Связь со смертной — та ещё авантюра, но, как я погляжу, довольно-таки популярная, — леди Фомальгаут поймала себя на мысли о том, что нужно срочно отдышаться после такого взрыва смеха, — Не говорите мне больше такого, иначе я расскажу Владыке, что за слухи Вы распускаете о Его дочери и верном советнике. — сестра Реджина, конечно, ещё бы поспорила о верности последнего, но продолжать не стала. Обелила она себя и впрямь достаточно. Они молча уставились друг на друга и смотрели так ещё долго, пока посланник Лилит не отвёл взгляд. — Что за пьеса? — Нечто новое и интересное. Это всё, что я знаю. Увы, не успела ознакомиться с текстом более подробно, но могу попробовать уговорить отца Блэквуда дописать её и поставить в ближайшее время, чтобы успеть до коронации Сабрины, — сестра Реджина улыбнулась так едко, что демон напротив неё поморщился, как от кислого лимона, — Мне думается, что Вы остались не довольны моим отказом участвовать в интригах, придуманных Лилит. Хотите, я дам Вам совет? — Воздержусь. — Мишель пошатнулся, ибо желал уже двигаться обратно к двери, хотя его состояние больше походило на апоплексический удар. Он чувствовал какую-то необъяснимую опасность, исходящую от этой провокационной женщины, и её сдавленная улыбка лишь доказывала его предположение. Им завладело кровяное давление, отчего он затрясся, ухватившись за рукоятку собственной трости и надавив её концом на пол. Только после этого его глаза сфокусировались на ярком свете, исходящем от рубинового кольца собеседницы. — Творите добрые дела, очаровательный Мишель, добрые настолько, насколько это позволяет нам Библия Сатаны. Представьте, что в прошлой жизни Вы сделали так много всего омерзительного, что в этой жизни Вам придётся за все эти преступления отвечать. Сразу захочется держать язык за зубами, — леди Фомальгаут развернулась к мужчине спиной, взяв со стола чашку нетронутого кофе, уже достаточно остывшего и ставшего невкусным, отпила немного и продолжила, — Я вышлю Вам пригласительные, если отец Блэквуд поставит пьесу. А на данный момент могу лишь пожелать Вам всех благ и выдворить за дверь. У меня много дел. До свидания! — Если вдруг Ваше решение станет иным, дайте знать моему начальству об этом, — Мишель вытащил из кармана широких брюк чёрное воронье перо, положил рядом с отодвинутой лампой, затем надел шляпу и, кивнув, вышел вон, что разрешило леди Фомальгаут с облегчением выдохнуть.       Её улыбка сползла с лица в тот момент, когда дверь хлопнула. Губы натянулись, побледнели, несмотря на то, что их украшала алая помада, от которой теперь отливали румянцем щёки Зельды Спеллман. Её тревожило любопытство Лилит и её приспешника, волновало их предложение, так как ясно понимала, что это значит — у неё появились сильные конкуренты, готовые биться за адский престол, а это, как известно, совсем не есть хорошо. Было необходимо думать быстро, в спешке, невменяемо.       Она вернулась к гримуару Елены, стала бешено бегать глазами по строчкам, вертеть лист в руках, уже без всякого опасения лишний раз схватиться неправильно и оторвать уголок или и вовсе половину страницы. В самом начале обучения Реджины наставница вывела один способ избавления от Лилит, матери всех демонов, ибо мечтала вывести свою ученицу в высший свет, однако этой самой ученице теперь придётся постараться отыскать спасение среди всех цифр и букв с рисунками. — Сволочь ты, Эдвард, ах, какая ты сволочь! — леди Фомальгаут хоть и обещала успеть на службу, но уже и не вспоминала о ней, когда, вороша бумаги, ей под руку попалась иная страница, на которой было косо нарисован медальон с изображением гарпии по центру, — На какие жертвы я иду, чтобы исправить всё, что ты натворил своей гордостью... — её пальцы блуждали вокруг находки, боясь прикоснуться к указанному созданию. Так же, как Спеллман подарил ей когда-то рубиновое колечко, так же и ЛжеБог передал Лилит этот медальон, заключив в него её храбрую и непокорную душу.       И она поняла — не гарпия это вовсе, а сама демоница, слившаяся телом со своим фамильяром. В записях не было сказано, где искать сей подарок, но, учитывая, что Лилит распоряжался Тёмный Лорд, вероятно, именно Он и является его хранителем, к которому напрямую идти было бы опрометчиво. От злости сестра Реджина сломала парочку карандашей. Она подменила результаты выборов заместителя директора, она подчинила себе всех учеников Академии Незримых искусств, она овладела старшей Спеллман, но ничего из этих трёх достижений не могло помочь ей украсть медальон с душой Лилит. — Единственный, кто мне может помочь, — это Блэквуд. А он... Он свинья. — зачем-то произнесла колдунья вслух, возможно, на эмоциях. Она бросила в стену кожаные перчатки и зарылась пальцами в волосы, накручивая локоны у корней. Как уговорить Высшего жреца на подобное, если он является правой рукой Господина и ему ничего не стоит передать весь заговор вышестоящему лицу? Бедная, бедная Реджина. ***       Фаустус пребывал в страшном молчании. Ни единого слова он не вымолвил с тех самых пор, когда ему, заикаясь и белея от тяжкого волнения, Плутониус наперебой с Эмброузом сообщил новость об убийстве его детей. В доме Спеллманов воцарилась такая звенящая тишина, от которой тошнило, какая давила на голову, раскатывая по полу и стенам. Малейший шум был кратковременным — его порой издавал Салем, срываясь с верхней полки буфета, где было решено спрятаться от всеобщей катастрофы. Кот то и дело случайно цеплялся лапой за тканевую салфетку, отчего тянул за собой чайный сервиз, позвякивая ложками в чашках и грязно вымяукивая ругательства. Любой бы родитель на месте Блэквуда хотя бы пустил слезу или, наоборот, набравшись сполна ярости, отправился бы мстить, но он лишь молчал. И от этого становилось ещё хуже. Окружающие боялись к нему подступить, приблизиться на целый метр, сказать что-нибудь громче обычного (обычным они восприняли еле слышный шёпот), посмотреть в сторону двери, ведущей к дорожке в сад, где Первосвященник решил остаться на остаток ночи. Он ни о чём не думал и в то же время размышлял обо всём.       Мания уткнулась носом в собственные колени, забыв смыть с лица потёкшую за несколько часов тушь. Как же она устала от всех этих игр, в которые её насильно втянул гнусный ублюдок Пан, с которым они были неразлучны со дня её тёмных крестин. Она буквально видела в нём смысл жизни, считала центром всех деяний, на какие сумела бы только пойти. А теперь вляпалась во что-то кошмарное. Девушка поверила приятелю и перешла в круг предателей Дьявола, за что могла серьезно поплатиться в случае полного провала. Но никто её не жалел. Все снова собрались вокруг принцессы. Наверное, ей стоило бы подойти и начать суетиться тоже, но сейчас она была, скорее, занята самой собой, мыслями, страхом. — Милочка, хочешь булочку? — Хильда выглядела, как чёрная бездна с огромным горем вместо сердцевины; трясущимися руками она удерживала поднос с горячей выпечкой, а слёзы струйками спешили то по её щекам, то по шее, а какие-то достаточно накапали на пышную грудь, — Съешь хотя бы ты. То, что случилось ночью, — это жестоко. Детки ведь не виноваты, да? Они детки... Детки. — Давайте сюда Ваши булки, мисс Спеллман, я голодна, — мисс Браун сочувственно взглянула на заплаканную женщину, и ей стало так её безумно жалко, что она испугалась того, какой чувствительной стала. От былой стервозности не осталось и следа, — Я... Могу я Вас обнять? — с раннего детства Мания была лишена родителей, она и понятия не имела, что это такое — обнять кого-то без сексуального подтекста. И Хильда обняла её, как мать обнимает перед сном ребёнка. Девушка сдерживала хныканье, но в итоге проиграла: она заплакала тихонько, осторожно, будто пытаясь разобраться, что с ней происходит. — Ну, милочка, ну, мы должны быть сильными. У отца Блэквуда потеря больше нашей. А убиваемся мы. — младшая из сестёр Спеллман гладила плачущую девочку по спине и плакала сама. Ей вспомнились дни, когда она вот так сидела с Сабриной и они шептались о дальнейшей судьбе племянницы. Теперь всё изменилось, и ей было трудно в это поверить. Очень не хватало Зельды, но, когда она была в Академии, она тоже прежней не осталась. Поведала ей о разводе с Фаустусом, рассказала о возвращении бывшей пассии брата, сообщила, что более не хочет возвращаться к погребальному бизнесу, а, значит, больше ноги её не будет в родовом доме. Сама Хильда вскоре выйдет замуж за Доктора Цербера и переедет в их семейное гнездышко, в котором они всё ещё делают ремонт. Дорогой Эмброуз отправится в новое путешествие. Морг Спеллманов опустеет, зарастёт, вокруг него постепенно станет сгущатся непролазный лес, и не будет там ничего, кроме призраков болезненных воспоминаний. Всё-таки ей было, по чём убиваться. — Надеюсь, Сабрина в порядке? Она вернулась не в лучшем состоянии. Я заметила, что платье порвано, а волосы спутаны. — Мания отодвинулась от взмокшей шали ведьмы и ладонями растерла тушь по вискам. — Сабрина всегда в порядке, даже если на деле это совершенно не так. Иногда я сравниваю её с нашим Первосвященником. Посмотри на него, он узнал нечто ужасное, потерял детей, но держится. Мне кажется, Сабрина такая же. Ей нужно, чтобы все считали её сильной в минуты слабости. Я попытаюсь разузнать подробности, но не сейчас. Всем нам нужно отдохнуть. Тебе не холодно сидеть в мертвецкой прямо на полу? — Мания лишь помотала головой вместо конкретного ответа на её вопрос. Тогда Хильда просто молча закутала девушку в шаль, снятую с её плеч, поставила поднос с булочками прямо на разделочный стол и поднялась по лестнице на кухню, где столкнулась с самой Сабриной, только-только вышедшей из ванной комнаты. От неё пахло земляничным мылом. Друг другу они не сказали ни слова, только обменялись понимающими всё взглядами.       И ведь Сабрина не сказала ей, что пыталась утопиться несколькими минутами ранее, так как чувствовала вину перед всеми за свою беременность, не сказала, а Хильда, будто и вправду одними глазами, видела её насквозь и всё понимала.       Вернувшись в свою комнату, Морнингстар первым делом стащила с тела банный халат, повесив его на дверцу платяного шкафа, быстро влезла ногами в чистенькое нижнее белье, закрепила ремешком юбку после того, как с горем пополам надела на липкую кожу тонкие колготки, и снова покинула спальню, уже по пути натягивая красный свитер крупной вязки. На улице как раз перестал идти дождь, но холод сохранился. От мокрых волос становилось зябко, однако это не помешало ей разыскать Фаустуса в саду. Больше всего ей хотелось поговорить именно с ним, решить, что делать с их общим ребёнком, но она, увы, не могла этого совершить сиюминутно — жрец никого не подпускал к себе. — Отче... — её приятный голос впервые не мог развернуть Блэквуда и оторвать его от бестолкового разглядывания потрескавшейся штукатурки на стене дома. Девушка, обнимая себя за плечи, подошла к нему и тоже остановилась у стены в попытке понять, куда же тот смотрит, — Отче, я хочу с Вами беседовать. — Какая честь. — сухо произнёс Блэквуд, даже не коснувшись Сабрины беглым взором. Она вздрогнула. Бешено забилось нежное сердце в груди. Он никогда так ей ещё не отвечал, даже когда злился. Она нахмурилась, желая уйти, но ноги словно вросли в мокрую землю.       Сад стал некрасивым. Листва облетела, деревья стояли голые, такие же одинокие, какой чувствовала себя Сабрина. Что случилось с человеком, с тем могущественным мужчиной, которому она вздумала молиться?.. он лишился детей. Она и не думала, что он мог вообще к ним привязаться, ведь он так не привязался к Пруденс. Что ж, теперь он к ней и не приблизиться вовсе. Девушка сглотнула, и собственные слюни показались ей горьким ядом, который тут же обжёг ей гортань. Она достаточно настрадалась, больше Фаустуса, который начал вдруг её избегать, и он был обязан ей в эту секунду уделить внимание. И дело было не во влажных волосах или лёгкой одежде. Она должна называть себя матерью из-за него. Только он, вероятно, не особо этот факт осознавал, погруженный в траур. — Нет, я хочу... — Уходи. — Сабрина ахнула и даже не поняла, чем это было вызвано — обидой или злостью; она с силой дёрнула мужчину за рукав, и тот от неё отмахнулся, отправляясь в противоположную сторону сада. Она не могла в это поверить. Он велел ей тотчас уйти. Ей. Она упрямо пошла следом. — Фауст, погоди, пожалуйста, прошу тебя по-хорошему. Я прекрасно понимаю, что случилась трагедия, что ты сейчас подавлен, растоптан и уничтожен обстоятельствами, и мне бесконечно жаль Иуду и Юдифь! Да, я не меньше твоего хочу разобраться в произошедшем и наказать виновного. Да, я маленькая дрянь, которая лезет не в своё дело, но, прежде всего, я тоже нуждаюсь в тебе. И не когда-либо ещё, а сейчас. Прямо сейчас! И если ты смеешь вот так от меня закрываться, то ты... — Фаустус резко развернулся и больно схватил говорящую за плечи, грубо встряхнув, — Ты трус! — она выкрикнула это, и крик её был нагло сбит звонкой пощёчиной, которую ей щедро даровал Блэквуд, смотрящий на неё неживым взглядом. Россыпь иголок затанцевала у неё по алеющему лицу, и ведьма, вместо того, чтобы замолчать, только продолжила яростно восклицать о том, как несправедливо с ней обошёлся её учитель. — Умолкни, дура, заткнись! — он всё тряс её двумя руками, подобно тряпичной кукле, крутил, толкал, — Что я сделал не так, великая госпожа? Не уделил внимание, когда Вы больше всего этого хотели? О, тогда прошу покорно прощения за то, что отказался исполнять Ваш очередной каприз и погрузился в собственные проблемы! Ах, простите, мои дети мертвы, я действительно в трауре. Извините, что не пожелал Вам доброго утра, а ушёл в сад, чтобы сосредоточиться и не выдать Вам то поведение, которые Вы наблюдаете сейчас. Отправляйся в дом, глупая девка, пока не заболела ангиной. Не думаешь о себе, подумай о ребёнке. Я не стану вытирать тебе сопли и греть ноги. — Верховный жрец сплюнул на землю и вновь зашагал прочь, но и этого у него не вышло: Сабрина поймала его за руку, поплелась за ним, однако, споткнувшись об один из камней клумбы, упала, после, сообразив, встала на колени, уткнулась лицом в мужское бедро и принялась умолять о прощении. Фаустус сжалился и помог ей встать. Он вполне мог её избить, тем не менее, заключил её в объятия, а потом расцеловал лицо. — Я ведь правда тебя люблю. — пропищала Морнингстар, сжимая в кулаке краешек его пиджака. Фаустус рассмеялся. — Я знаю, цыплёнок. И знаю ещё кое-что. Я лишился детей. Но вновь приобрёл их. Благодаря тебе. Не подумай, что это даёт тебе какие-то особые привилегии... Просто я буду вынужден защищать тебя в двойном размере, а ты обязана учиться вести себя адекватно, то есть исполнять всё, что я скажу, — мужчина отстранился от девушки, присел, чтобы стряхнуть с её синеньких коленок грязь, — Как жаль, что я временно не смогу тебя трахать. Ай-яй-яй. Ладно. Делу время, а сексу и часа не дано. Я отправляюсь в Академию. — Пожалуйста, не убивай Пруденс! — Сабрина удивилась тому, о чём просила. Они с мисс Найт всегда ссорились, всегда соперничали, а сейчас она умоляла не лишать её жизни, хотя та и впрямь не была безвинной. Принцесса до сих пор не могла простить её издевательства над Элспет и недавно даже хотела требовать извинений от Доркас, которая когда-то увела у неё Николаса. Почему-то ей казалось, что Пруденс тут была совсем не причём. Если Плутониус говорил про какой-то рубиновый свет, то кто знает, под какими чарами находилась её однокурсница и кто их навёл на неё за то время, за которое она не появлялась в Академии Незримых искусств. — Не убью, если она не попадётся мне на глаза. Я вздёрну Фомальгаут и вытрясу из неё правду. Что-то мне подсказывает, что это её рук дело. — стальным голосом ответил на её просьбу Первосвященник и притянул девушку к себе. Ему её не хватало. Не хватало близости с ней, её поцелуев, простых касаний, разговоров. Она была нужна ему. А после гибели близнецов особенно. Он винил себя в том, что сотворил, ведь если она беременна, то убивать её будет гораздо тяжелее, чем он предполагал. — Я тоже пойду. Загляну на несколько уроков, расписание и домашнее задание Ник занесёт, если я попрошу его об этом, — Сабрина посмотрела на учителя так, как он обожал — по-цыплячьи, как он сказал бы, — Ты ненавидишь Ника, я знаю, но... — Ты не обязана его об этом просить. И являться тебе в Академии с этого дня запрещено. Эмброуз сообщил мне, что там Реджина устроила переворот, с чем я собираюсь сегодня разобраться. Видимо, под её влиянием Пруденс и совершила то, что совершила, — Блэквуд повёл на выход из сада Сабрину за ручку, и та послушно двинулась рядом с ним, — Нет, помощь мне тоже не требуется. Со мной уже и так отправляется целая святая троица из двух колдунов и одной ведьмы. — Эмброуз, Плутониус и Мания... Признаюсь, я удивлена, что двое из них увидели здесь не столь наживу, сколь возможность защитить чью-то жизнь. В данном случае, мою жизнь. — Сабрина захохотала, но смех был коротким. Она вскоре просто улыбалась, перешагивая лужи. — Твою жизнь и жизнь нашего ребёнка. Я развёлся с твоей тётушкой. Твой женишок мёртв. Теперь я волен объявить тебя своей невестой. — Фаустус сказал это настолько спокойно, словно это было чем-то, что шло в порядке вещей. Девушка остановилась, над чем-то размышляя. — Не надо. — Знаю. Сейчас не самое лучшее время. И я не сделаю этого, пока ты не взойдёшь на адский престол, — они вышли из сада и продолжили прогулку, свернув на дорожку, ведущую через кладбище домашних животных ко входу в оживленную часть Гриндейла, — Так или иначе, я не давал обещания на тебе жениться. Да даже если бы и дал. Обещать можно всё, что и сколько угодно. Это аксиома, мисс Спеллман. — Мисс Морнингстар, отче. — Так уж и быть, миссис Блэквуд. Идите в дом. Вы продрогли. Вам нужно выспаться. — колдун поцеловал её в ледяной нос, когда они вернулись к крыльцу. Там он взял трость, пальто, перекинутое через перила, и ушёл. Сабрина ещё немного посидела прямо на пороге дома, постукивая пальцами по стеклу оставленного Хильдой фонаря. Её волосы так и не высохли из-за скопившейся в воздухе влаги. Но она была почти уверена в том, что рано или поздно всё станет на свои места, всё будет хорошо. И её перерождение действительно окажется причиной для поздравлений. *** — Что вам нужно? — Плутониус крутил в руках телефонную трубку, пытаясь понять, откуда идёт звук. Звонили смертные друзья Сабрины, собравшиеся после ночных событий у Розалинд, пока её отец задерживался в церкви; на учебу им идти не пришлось, так как в связи с субботой в Бакстер-Хай были объявлены выходные, — Никого нет дома. Всего наихудшего. — Стой, парень, не клади трубку, только попробуй. Нам нужна Сабрина, слышишь? Диктую по буквам: С... — говорил Тео, старающийся объяснить понятнее отвечавшему Пану, что такое домашний телефон и как с ним нужно обращаться. — Это что, какой-то прикол? — Харви негодовал от недосыпа. Он держал в руках реликвию, настоящее оружие, которым можно было убить Дьявола, того самого рогатого человека, которого в детстве увидел в шахтах Гриндейла. И держал так крепко, что вовсе не намеревался в ближайшее время выпускать его из напряжённых рук, — Просто отдай эту штуку Сабрине, если она вернулась из Ада. — Алло, да-да? — Розалинд взяла телефон и стала от нервов мерить гостиную короткими шажками, Харви закатил глаза, но ничего не сказал, потому что был очень увлечен копьём Каина, которое с огромным интересом рассматривал и щупал, — Привет, скажи, пожалуйста, ты колдун, да? — Это зависит от того, кто спрашивает. Я могу назваться и Мефистофелем, — Плутониус обожал композиции, написанные вышеуказанным, поэтому иногда и вправду представлял себя им, когда пытался сочинить хоть что-нибудь, используя для этого свои навыки игры на фортепиано. Выходило, конечно, скверно, но и ругать он себя не ругал, — Повторяю ещё раз, человечища, никого нет дома. — Если никого нет дома, тогда кто нам отвечает? Вор-лгунишка? Позови-ка тогда Эмброуза, может, хоть он нам поможет. Или отца Блэквуда. — Розалинд разозлилась не на шутку, она швыряла подушки и то садилась, то вставала, чтобы подойти к окнам. — Блэквуда? Ой, ну уж нет, только не его. Лучше самого Дьявола пригласить на разговор, чем Верховного жреца. Я могу долго жить, но не бесконечно. — Плутониус, будучи не в самом лучшем состоянии, да с головной болью, хотел уже бросить телефонную трубку, но успел из буфета выпрыгнуть Салем, который, качаясь на тумбочке, закричал по-своему: — Товарищи кожаные, Сабриночка дома, но беда здесь за бедой случается. Если раздобыли копьё, то лучше спрячьте так, чтоб не нашли. И Блэквуда не дергайте! Ни за что не дергайте!!! — кот, удерживая телефон в лапах, орал в трубку, отчего теперь друзья Сабрины затыкали уши. Не успев вовремя подпрыгнуть, Салем выронил тяжёлое для него человеческое средство связи и шлёпнулся сам. — Ты знал, как этим пользоваться, и молчал полчаса? Салем, ты садист. — Плутониус зачесал платиновые волосы назад и пнул легонько фамильяра под хвост. — А мне вот с той полочки было очень смешно за тобой наблюдать, мы с графином обхохотались. Не хватало лафиту, шоколада и фруктов в сахарной пудре! — Салем бил лапкой по полу и смеялся. — Чего ещё угодно Вашей душеньке, господин Кусок потасканной шерсти? — Плутониус фыркнул, пошатнулся на месте и отправился в мертвецкую, чтобы поговорить с Манией, которая, доедая третью булочку, уже начинала дремать. — Эх, голубчик, когда я был человеком, я мог поработить весь мир. Теперь же я желаю кошачью мяту и немножко валерьянки. — Салем вскочил на все свои четыре лапы, обеспокоенный местонахождением горячо любимой хозяйки и чуть не набросился на неё с намерением расцарапать ей лицо, когда застал ту сидящей на улице с мокрой головой и без всякого пальто или курточки. ***       В Аду было неспокойно. Да и что есть спокойствие, когда вокруг одна смерть? И что такое смерть, когда везде мертвецы, подвешенные вниз головой? Грешники вопили истошнее прежнего. Чертята бегали между ними и били их раскалёнными железными пиками, чтобы музыкой их страдательных криков успокоить хозяина тьмы. О, в какой мощной агонии пребывал Дьявол! Всякий боялся Его гнева, а ведь Он за это утро уже успел замучить самостоятельно тысячу душ. И никто не мог утолить жажду убиения в Нём. Князья Ада были Ему омерзительны, во всех Он видел предателей, тех, кто желал отобрать у Него власть. И потому Он задавался всякими вопросами, думая всё, почему взяли только копьё, а не чёрный агат, чтобы окончательно взять вверх над Ним. А если оно так получилось, то куда в конце концов Калибан дел дорогое Ему копьё, от которого зависела Его жизнь? — О, великолепный Властитель, Вельзевул просит Вас об аудиенции, — дрожащий миньон кланялся Сатане в ноги, стуча лбом о мраморный пол, — Я говорил ему, что Вы не расположены к разговорам, но он меня ударил и велел срочно к Вам обратиться. — человечек зажмурился, чтобы не видеть, как Люцифер стаскивает голыми руками кожу с грешника, у которого на шее болталась табличка с надписью «насильник». Он в принципе не мог поднимать головы выше ног Его. — Шли его вон! — прорычал Дьявол звериным рёвом, и в его руках хрустнул сложившийся вдвое позвоночник, — Пускай катится туда же, куда Блэквуд отправил его сосунка. — Господин, я говорил... Я ведь сказал ему, но Вельзевул... — миньон засуетился, потому начал заикаться и на ходу забывал, что должен произнести, ибо просто не мог сконцентрироваться. Под звук ломающихся костей сделать этого не получалось. — Я убью и его, и всех его приятелей. Это моё последнее слово. Пошёл прочь, вонючий клоп! — Его слова оттолкнули миньона от двери и бросили того безвольно за пределы царской опочевальни. Он на четвереньках пополз к длинному коридору, в конце которого его ждал один из князей Ада, тот, кто оказался смелее всех из них, Вельзевул. — Что Он сказал? — Их Темнейшество велело Вам уйти, иначе с Вами станется то же самое, что сталось с принцем Калибаном. Но Он сказал немного по-другому, и, если я скажу так же, как Он рыкнул, Вы в очередной раз огреете меня каблуком по лицу! — обиженно проскулил миньон, поднимаясь на ноги и отдергивая манжетики на рукавах, — Так что, я правда советую Вам идти подальше от покоев Господина, а лучше – забыть сюда вообще дорогу. Спрячьтесь где-нибудь на пятом круге. — слуга попятился назад, когда Вельзевул замахнулся на него большой рукой. — Ты кем себя возомнил, гадкий таракан? — Вельзевул схватил миньона за острое ухо и принялся с жаром за него таскать его из стороны в сторону, — Ты что за советы мне даёшь?! — Отпусти его, — голос Лилит прозвучал пугающе и настолько строго, что князь сразу же отступил от потрепанного слуги. Демоница сегодня выглядела иначе — её голубые глаза выглядели холоднее, копна кудрявых волос была собрана в высокий хвост, а вместо платья её тело облегал бежевый брючный костюм. Она была этаким светлым пятном на фоне адской пелены страданий, кошмаров и боли, — По какому вопросу ты посмел сюда явиться после такого предательства, Вельзевул? Пришёл раскаяться и молить о прощении? — А тебя это волновать не должно, женщина. Это дело касается меня и Властелина. Возвращайся к Мишель, радуйся его мальчишескому романтизму. И не лезь в дела мужчин. — Вельзевул дико рассмеялся, но смех его больше похожил на противное и протяжное кряканье. — В дела мужланов, ты хотел сказать, да? — Лилит приподняла уголок рта, не стала улыбаться полностью, сложила руки в замок и, обойдя говорящего, кивнула миьону, разрешая удалиться, — Видишь ли, сейчас туз в моём рукаве. И я в праве выиграть, что я прекрасно и делаю. Ты и твои братья обязаны быть в изгнании. Остаётся Люциферу только пожелать об этом, и развеетесь пылью по всему Низшему царству. — У тебя талант чесать языком, Лилит. — демон сузил хитрые глаза и скрыл пол-лица в меховом воротнике. — Не талант это, а умение. Со временем приобретается. Может быть, также со временем вы научитесь признавать поражение. Ступай-ка ты отсюда. Да поскорее. Я иду к Господину, чтобы уточнить некоторые детали скорой коронации Его дочери. — Лилит расслабленно выдохнула и пошла вдоль стены по коридору, направляясь в покои Дьявола. — Подстилка идёт успокаивать хозяина. Всё, что Ему нужно от тебя, шлюха, — это приятная компания на ночь или день. Любой час, лишь бы ты громко стонала! — Вельзевул вновь прыснул смехом, но Лилит на это только обернулась, воскликнув: — Не говори мне того, о чём мечтаешь, Вельзевул. Пока я там Владыку ублажаю, ты тут стоишь и вымаливаешь встречу. Мне открыты любые пути, а тебе только один, и он являет собой дорогу, ведущую подальше от девятого круга.       Двери перед ней отворились. Склонив голову, женщина вошла в открытые для неё покои и замерла у входа, зная, что дальше без разрешения проходить нельзя. Да и она особо никуда не торопилась. Мишель был в Академии, один из противников мёртв, принцесса вернулась к Спеллманам под присмотром Блэквуда. Она долго думала, стоило ли ей вообще являться в ранние часы, когда Люцифер особенно зол, но она понимала, что иного времени у неё совершенно нет — завтра она будет давать индивидуальный урок Сабрине по истории магии, а также готовить к первой репетиции коронации. Как много, однако, дел возникло из-за этой занозы!       После её унёс другой поток мыслей. Ей стало вдруг боязно и страшно интересно, как отреагирует Тёмный Лорд на её обновленный внешний вид. Когда она ещё притворялась обыкновенной учительницей, ей понравилось экспериментировать с внешностью, но всё это было так давно, что Лилит по-хорошему уже успела соскучиться по былым дням, проведённых под крышей школы для смертных под таким странным названием – Бакстер-Хай. — Лилит... — золотая штора колыхнулась, и из-за неё вышел прекрасный мужчина. Его невероятно красивые руки были по локоть окрашены чужой кровью, которую ей вдруг захотелось слизать. Как давно она здесь не была не как служанка, а как необходимая женщина, чьё тело успокаивало Владыку быстрее, нежели опера, которую Тот любил иногда слушать и какую сам создал и передал людям, — Дорогая Лилит, не устала ли ты заменять мои ласки ручным демонёнком? Я простил тебе Адама. И ты решила вспомнить о Мишель... — она испугалась за жизнь любовника, но, узнав этот беззаботный тон, тут же успокоилась, потупив взгляд. — А что же мне ещё делать, если Вы совсем про меня забыли, мой Господин? Перебивалась, как могла, извечно думая, что более не получу приглашения снова стать Вашей, — Лилит встала на колени перед Дьяволом, но сама она этого не хотела, ведь это Он так возжелал, Он так её поставил, чтобы знала она, кому принадлежит, — Что же, стращать меня будете, как ревнивый супруг?.. — Нет. Я соскучился, Лилит, — Люцифер коснулся пальцами её лица, и она прикрыла глаза, блеснув чистой голубизной, — Разве это не взаимное чувство, к которому скорее тянется тело, плоть, кровь, а не душа? — Он также помог ей встать, затем повёл к шикарной кровати, на которой оба бывали не один раз. Женщина присела на самый край, медленно стягивая с себя пиджак и бросая его прямо на пол. Люцифер улыбнулся, наблюдая её покорность, о которой давно не слышал и какую давно в ней не видел. Затем Он сел и сам, не выпуская из пальцев её руку. Он всё ожидал какого-то подвоха от неверной женщины, а она всё думала, как могла просчитаться так глобально, что Он обо всех её игрищах узнал, и пыталась выдумать, как защитить Мишель от гнева Господина. — Это было взаимным до той поры, пока Вы не решили сделать своей королевой Сабрину, а не меня. — Лилит развела руками и увлекла Люцифера в первый поцелуй; тот воспользовался этим новшеством и погрузил раздвоенный язык в её лживый рот. Он больно нажал ей на нижнее левое ребро, заставляя лечь на постель, где живо развёл её ноги, наваливаясь на неё сверху. Брюки оказались порванными, что слегка обидело Лилит, явно готовившуюся к данной встрече долгие часы. Внутри царя всегда бушевал неистовый огонь, и, сливаясь с первой женщиной, он пробирался далее, завладевая не только Его физической оболочкой, но и чужую, той, с кем Он делился этой пламенной тайной.       Поцелуи, вздохи. Он не был никогда с ней нежен. Он её царапал, резал, душил, подчинял, напоминал, кто она такая и кому принадлежит. Она извивалась под Ним, отдаваясь Его рукам, Его фантазиям, желаниям. И злилась на себя за то, что снова отдалась, хотя хранила верность Мишель достаточно долго, впервые потому, что хотела быть для него таковой. Белья на ней не оказалось, пускай она была уверена в том, что украсила своё тело в новенькое кружево. Это Он её раздевал, это Он её решил использовать так, как Ему больше всего того хотелось. Его руки пачкали её не только грешной кровью, в которую Он угодил и сам, когда разделывал смертного недавно; они пачкали её собственными прикосновениями, от которых ей всё больше и больше становилось дурно. Но кто в этом виноват? Она сама явилась на Его зов, хотя была в праве остаться в покоях и не вспоминать о том, что когда-то была близка с Повелителем. — Так чья ты, Лилит, чья ты служанка? — Люцифер предстал перед ней настоящим мохнатым козлом, но ей не было страшно. Она уцепилась за Его венценосные рога и облизала сухие губы, нуждаясь в воздухе, — Отвечай! — но она всё ещё молчала, пока это животное входило в её лоно и насильно вжималось в её фигуру. Всякому неприятно представлять сладострастие с животным, но Лилит не следовало и представлять; она это ощущала. И точно не в первый раз. Сначала ей было противно, ей было страшно, но позже она стала получать от этого особенное наслаждение. — Ваша, мой Господин, Ваша я служанка, вечная служанка, единственная, верная. — Лилит стонала, путаясь руками в шерсти зверя и пропуская в себя поглубже. Её женское естество ликовало, ощутив знакомые толчки. Она слышала, как громко бились Его копыта, когда Тот действительно невзначай касался мрамора, от какого потом отталкивался всей козлиной тушкой и продолжал двигаться в демонице. Он мог вернуть себе человеческий облик, но она того не заслуживала. Она вообще более не заслуживала Его доброго, славного великодушия. Её бы ждала гибель, если бы Он и сам не был к ней так насильно привязан.       Вместо поцелуев чёрный козёл тёрся шершавыми дёснами о женскую шею, длинным языком двигался от неё к двум провисшим грудям; верхние ноги копытами уже вбились в изголовье кровати, а тонкие руки из-под Его мощного тела обвивались вокруг, лаская и поглаживая голую кожу, скрытую жёстким мехом. Лилит было и приятно, и больно, или просто от последнего она уходила в дикий экстаз. Её голова была откинута, однако она вскоре превратилась в болванчик, ибо она тотчас же заходила туда-сюда, вправо-влево, вперёд-назад. Это её рассмешило. Да и не только это. И смех выдался странным — она смеялась над собой, над этим идиотским положением. Может быть, она и вправду слабая, ничтожная и ею легко манипулировать?       Может быть. Всё может быть. Но и сдаваться не хотелось. Её перевернули, и женщина оказалась сверху. Теперь закрывать глаза не выходило. Она смотрела на морду козла и различала в ней черты Люцифера. Он не верил ей, и она тоже себе не верила, так как не могла являться Его, не могла Ему принадлежать, потому что того не хотела и о том не мечтала. — Не ври мне. — это не было похоже на что-то человеческое, но Лилит, хоть и с трудом, различала здесь каждое слово. Сменяя череду стонов вздохами, она не сдержалась и вскрикнула. Всё в ней протестовало, бунтовало, сопротивлялось. Всё ломилось, терзалось, рвалось, натягивалось. Всё ёрничало и капризничало. Как она могла не врать, если саму себя когда-то провозгласила царицей лжи? Люцифер не давал ей ни минуты на отдых. Он распоряжался ею, пользовался, что ещё раз доказывало — к кому бы Лилит ни бежала, за кем бы ни пряталась, Он найдёт её, Он вернёт её себе, потому что подчинил и приватизировал, сделал своею и не собирался отказываться от старой игрушки не под каким предлогом. Даже если Ему подарят новую, Он всё равно вспомнит про неё, про Его Лилит, про Его строптивую жену, которая женой никогда и не станет. — Я напомню тебе кое-что: в следующий раз, когда захочешь разделить постель с тем мальчишкой, вспомни о том, как пала ты в моих глазах. Вспомни, какой величественной я тебя считал и какой тряпкой ты для меня стала из-за всех твоих непослушаний и поисков любви, когда любовью твоей должен был стать я. Я! — Дьявол ударил её копытом, оставляя огромный след на её лице и приводя в чувства. — В отличие от Вас я всегда для него буду величественной. А тряпкой меня сделали Вы... И я... — Лилит чувствовала, что вот-вот мучение должно было кончиться, поэтому постаралась всем телом расслабиться, чтобы Повелителю было легче её покинуть, — Я всё ещё Вам улыбаюсь, а он видит моё истинное лицо, мои слёзы.       Толчки стали ещё грубее. От них чувствовалась только острая боль, только ненависть, только желание заткнуть непокоренную и непокорную. Он не выдержал, перекатился на свободное место на кровати и излился на шёлковую постель. Лилит почувствовала, как грешная страсть овладевает ею вопреки её воле, но бороться с ней не стало — это было благодарностью за такую телесную жертву. — Если бы Мишель увидел твоё истинное лицо, не думаю, что он бы остался тебе верен, — Лилит увидела человекоподобное лицо, руки, под покрывалом её коснулись тёплые мужские ноги. Женщина легла головой Ему на грудь и тяжело задышала, — Как выйдешь отсюда, так он сгинет. Или ты думала, я казнь в жизнь не воплощу?.. Наивная, а мудростью своей прославиться хотела. — Вы этого не сделаете. — ведьма затаила дыхание, чтобы лишний раз не выказывать свою тревогу на обозрение Дьявола. — Сделаю. Адама уничтожил, уничтожу и Мишель. И всякого твоего любимчика замучаю до смерти, пока ты сама ко мне на коленях не приползёшь и прощения вымаливать не станешь... — Люцифер запустил пятерню в её волосы, а Лилит вдруг осознала, что больше никого в этой жизни полюбить не сможет.       Значит, и её ждёт смерть. Самая страшная. Самая мучительная. И выйти из опочивальни она не сумеет, если захочет спасти любимого демона. У неё только два варианта — стать затворницей или убить возлюбленного — и ни с одним из них она мириться не хотела.