***
Сэм всегда думал, что последствия психологических травм наступают моментально. Когда ты, например, попал в аварию и сразу начинаешь бояться машин. Оказалось, бывает по-разному. Поначалу Сэм жил на адреналиновом пике. Гонка по штатам вместе с Дином, вихрь воспоминаний, видения, контракт, смерть Бобби и беременность — всё это валилось сплошным потоком на голову. В какой-то момент младший Винчестер вообще перестал что-либо чувствовать. Ему казалось, что жизнь идёт сама по себе и он уже ничего не может контролировать. Даже своё тело, которое было, строго говоря, не совсем его. Сэм жил на автопилоте. Ел, спал. Вставал по утрам. Когда родилась Мира, забот прибавилось. Приходилось делать то, что было необходимо: кормить, купать, укладывать спать. Иногда он зачарованно смотрел, как с дочерью общается Дин: нежно баюкает, напевает свои любимые песни, нещадно фальшивя при этом. Как смотрит на Миру, словно это чудо небесное, а не беспомощный человечек, не способный ни мыслить нормально, ни говорить, ни даже позаботиться об элементарных нуждах без посторонней помощи. В эти моменты Сэм понимал — что-то с ним не так. Он же тоже должен что-то чувствовать. Радость, любовь, умиление… Ну, он ощущал страх. Это считается? Наверное, нет. Сэм боялся за Миру, и он боялся её. Это было так странно, ведь она ровным счётом ничего не могла сделать ни с ним, ни с Дином. По крайней мере, пока что. Но Сэм, когда смотрел на дочь, невольно вспоминал смеющегося ему в лицо Люцифера и голову брата, сервированную, словно коронное блюдо жуткой последней трапезы перед концом света. Это прошло. Не сразу, конечно. Постепенно. Сэм успокоился, привык, освоился заново в собственном теле и даже был счастлив. До тех самых пор, пока Дин не завёл речь о работе. — Пойми, Сэмми. Ну не могу я сидеть на месте, сложа руки. Охотников так мало, и больше не становится. А монстры… Сам знаешь — гибнут люди. — Подожди ещё немного, — просил он тогда брата. — Мира подрастёт, будем оставлять её с Джоди и работать вместе. В принципе можно было бы обратиться к Джоди уже тогда и поехать с Дином. Но Сэм опасался. Ему казалось, пока их не будет дома, за ней обязательно явятся демоны. Сэма рвало на части. Половина души стремилась быть рядом с братом, прикрывать ему спину и следить, чтобы всё прошло хорошо. А другая половина приказывала остаться и не спускать с дочери глаз ни на минуту. Сэм надеялся, что это со временем пройдёт, как прошёл и его шок после обратного превращения. — А до этого что мне делать? В окошко глядеть? Да я рехнусь от скуки! — гнул свою линию брат. И Дин добился своего. Сэм согласился. А потом наблюдал, как брат, насвистывая, носился по дому, собирал вещи, возмутительно бодрый и счастливый. Сэм видел, Дин уже не здесь — он весь там. Собранный, целеустремлённый. Готовый ко всему, с оружием наперевес. В своей стихии. Сэм стоял на крыльце и смотрел, как взвивались клубы пыли из-под колёс тачки. В груди основательно угнездилась тревога. Она грызла изнутри, словно выводок голодных мышей. Сэм метался по дому, бесконечно проверял телефон и бросал тысячный по счёту взгляд на часы. Время шло невозможно медленно. Потом Дин вернулся. Через двое суток, по брови в тине, грязи и с распоротым острыми когтями плечом. Сэм снова, словно со стороны, наблюдал, как его руки разрезали рукав, промывали рану, готовили иглу, зубную нить, антисептик, бинты. Совершенно автоматически на кожу ложились ровные стежки, как это было и до того. Раньше. Словно сто тысяч лет назад — до превращения, до потери памяти. Дин кривился, шипел, стискивал зубы. Глотал виски и терпел. Уже когда заштопанный, вымытый и накормленный брат спокойно дрых, на Сэма навалился ужас. Он вдруг отчётливо понял, что Дин мог умереть на этой охоте, а он даже не знал бы точно, где искать тело. Дыхание участилось, сердце забилось, как пойманная птица. Сэм не понимал, что происходит, отчего слёзы катятся по вискам. Почему так сложно дышать? Ведь Дин — вот он, рядом. Стоит руку протянуть, и дотронешься до горячей кожи, отмеченной старыми и новыми рубцами. Просто ещё одна царапина, да? Вот тогда-то и пришли эти сны. Сюжет всегда был один и тот же, менялись только роли и декорации. Сэм видел смерть брата, дочери, Бобби. Стоило закрыть глаза и провалиться в мир грёз, перед ним вырастал лес копий, и на каждом из них Винчестер видел головы тех, кто был ему дорог, с кем он когда-то общался или пытался дружить. Почему-то в память врезалась Джессика с выпученными глазами, мутными и матовыми. По ним ползали отвратительные, жирные чёрные мухи, а Сэм кричал и размахивал руками, чтоб они улетели, чтоб оставили её в покое. Иногда на потолке сгорала мать. Порой — Дин, маленькая или взрослая Мира или он сам. Видеть себя со стороны оказалось самым жутким. Ещё и потому, что в этих снах его двойник мог быть как женщиной, так и мужчиной в зависимости от того, что за фокус подсознание решало выкинуть на этот раз. В такие моменты Сэм вскидывался в постели, тяжело дыша, весь мокрый от пота. Сердце отстукивало бешеный ритм, а в горле было сухо, как в пустыне Гоби. Однажды во сне ему явилась демоница с длинной, белой, нежной шеей. Она покорно позволила накручивать тёмные волосы на кулак, откидывала голову назад, словно для поцелуя. Но Сэм не собирался её целовать. В том сне он полоснул ножом тонкую кожу, под которой виднелась сеть синих вен, а затем припал к ране. Он рычал и едва ли не вгрызался в неё, как дикий зверь. Сэм проснулся со ртом, полным крови, и не сразу смог понять, что просто прикусил щёку. Обычно после таких снов он первым делом проверял, на месте ли Дин. И только увидев стриженый русый затылок на подушке рядом, спокойно вздымающуюся грудь и ноги, что брат вечно высвобождал из-под тёплого одеяла, Сэм немного успокаивался, вставал с кровати и шёл в детскую, чтобы посмотреть на дочь. Сэм стоял над кроваткой и прислушивался к едва слышному дыханию. Уверившись, что и с Мирой всё хорошо, он направлялся в ванную и долго плескался в раковине. Стягивал потную майку и боксёры, переодевался в чистое. А потом… потом следовали часы метаний. Хотелось бы уснуть, правда, но внутри что-то глухо ныло, словно душа кровоточила. Обычно Сэм шёл на первый этаж и садился за работу: просматривал почту и сообщения от охотников, рылся в архивах, читал статьи или систематизировал хаос библиотеки Бобби. Когда в окна начинал литься бледный розоватый свет, он отправлялся готовить кофе и завтрак. Затем просыпалась Мира, вставал Дин, и начинался новый день.***
Дин захлопнул багажник и повернулся к Сэму. Джоди стояла рядом с Мирой на руках. Та уже вовсю лепетала что-то на ухо Миллс — шериф частенько забегала к ним в гости, чтобы повозиться с ребёнком, и для дочери успела стать «своей». — Вроде всё, — резюмировал Дин и вопросительно глянул на Сэма. Тот неловко топтался на месте, не зная, куда себя деть. Что-то вдруг вспомнив, брат повернулся к Джоди: — У тебя же есть список продуктов, на которые у Миры аллергия, так? Ох и намучились они с этой аллергией. Самое обидное, что ни у Сэма, ни у Дина не было пищевой непереносимости. Хотя с учётом их случая, можно сказать, Мира ещё легко отделалась — брат был в этом свято убеждён. — Ребята, я и так всё помню. Но список сохранила, не волнуйтесь, — отозвалась Джоди. — Всё будет нормально, вы уезжаете всего-то на день. — Ну да, — рассеянно произнёс Сэм. Судя по его напряжённому лицу, слова Миллс не особо его успокоили. — Ладненько, давай, залезай в тачку, — взял дело в свои руки Дин. Брат неохотно послушался. Оглянулся на дочь ещё раз, а затем с сожалением вздохнул и приземлился на пассажирское сиденье. Дин помахал Джоди и Мире рукой и вырулил из двора. Дело было плёвое. Дин рассчитывал управиться меньше чем за сутки и пригнать назад поскорее, чтобы Сэм не переживал. Тот глядел в окно, старательно делая вид, что всё хорошо. Но Дин-то видел — каждая его мышца напряжена, как струна. Ничего нормального в этом, конечно, не было. Они успели проехать восемьдесят миль, когда Сэм повернулся к Дину. Он был необычайно бледен, глаза лихорадочно блестели. — Разворачивай машину. — М-м? — не понял Дин. — Сэм, что с тобой? — Разворачивай. Чёртову. Тачку! — прорычал сквозь зубы брат. Импала по инерции проехала ещё немного вперёд, прежде чем затормозила на обочине. Брата била крупная дрожь. Он тяжело, с присвистом дышал. Побелевшие пальцы вцепились в колени. — Сэмми, — Дин схватил его за плечо и потряс. — Сэм! Вот чёрт! — Д-домой, — выдавил тот, едва дыша, словно в Импале не хватало воздуха. Двигатель взревел, шины с визгом прочертили дугу на асфальте, а потом Импала рванула вперёд. Сперва тяжело и медленно, но с каждой секундой всё быстрее и быстрее. Дин поминутно оглядывался на Сэма. — Что с тобой? — обеспокоенно допытывался он. — Сэмми, ну, скажи что-нибудь! — Мне… мне нужна помощь, Дин. Сэм облизал губы, беспомощно обхватил плечи руками и повторил: — Мне нужна помощь.***
Дин наворачивал круги вокруг парковки и поглядывал на часы. Сэма всё не было, сорок пять минут у мозгоправа никак не заканчивались. Сидеть в Импале и просто ждать казалось невыносимым. Наконец высокая фигура брата появилась на крыльце больницы. Дин махнул ему рукой и поспешил к тачке. Они подошли почти одновременно. Брат выглядел спокойным. Это было хорошо. Дин юркнул в салон и выдохнул. Ладно, они и с этим разберутся. Дверь скрипнула, впуская брата в машину. — Ну? Как всё прошло? — Нормально, — пожал плечами Сэм. Дин помолчал. Вообще-то до этого тоже всё было «нормально». — Знаешь, нам надо поговорить. Сердце упало и укатилось куда-то под педали. Дин прикрыл глаза, пользуясь тем, что на перекрёстке горел красный свет. Он уточнил: — О чём? — О Мире. Ты должен кое-что знать. И лучше бы нам где-нибудь остановиться. Сердце забилось чаще. Вот же чёрт. Что там с Мирой? Может, Сэм сейчас заявит, что не хочет её воспитывать, снова заведёт ту жуткую бодягу с гипотетической идеальной семьёй для неё, какой им самим не стать? Или… Дин поразился внезапной догадке. А вдруг брат скажет, что отец Миры — не Дин, а кто-то другой? Он покрутил эту мысль со всех сторон и решил — ну и пусть. Это вообще ничего не меняет. Немного жаль, конечно, но она не перестанет быть ему родной. Дин свернул в первый же съезд и остановился у какого-то магазина. Брат начал рассказывать. Говорил он долго. Дин не перебивал, хотя иногда хотелось. Почти всегда хотелось, если честно, но он держался. Сэм не смотрел на него. Он уставился ровно вперёд и рассказывал всё словно бы и не брату вовсе, а столбу, что возвышался перед Импалой. Дин слушал и не мог поверить, что это правда: Люцифер, Апокалипсис, какое-то будущее. Звучало как бред, но Сэм выглядел крайне серьёзным. Когда он закончил, в салоне воцарилась тишина. — Ну, что скажешь? — нарушил молчание брат. Дин тяжко вздохнул и повернулся к нему. Сэм смотрел на старшего Винчестера со смесью страха и надежды. — Вот что. Смотри. Наша Мира — это не та девочка. Ясно? Её зовут иначе. Она растёт с нами, она Винчестер, а это чего-то да стоит! И если даже какие-то пернатые сучки и черноглазые твари замутят Конец Света, мы надерём им задницы. Знать, где ловушка, — первый шаг к тому, чтобы избежать её, так? ¹ — Наверное, — пожал плечами Сэм. — Не наверное, а точно. Раз уж мы остановились, может, сгоняем за пирогом? Сэм растерянно уставился на Дина, потом покрутил головой по сторонам, пока не увидел большую вывеску «Лучшие пироги Су-Фолс». И тогда он рассмеялся — искренне, легко и свободно. Дин давно не слышал от брата такого смеха. — Помнишь, ты как-то сказал мне, что чинил бы машины, — задумчиво сказал Сэм, когда они вышли из магазина с крафтовыми свёртками в руках. — В смысле, если не был бы охотником. Дин смутно что-то припоминал, но не был уверен на все сто процентов. — Ну, допустим, — осторожно произнёс он. — У Бобби на свалке чёртова прорва всякого хлама. Я тут подумал, может, привести в порядок парочку и продать? И делом займёшься, и денег заработаешь. — А это идея, — Дин хмыкнул и крепко задумался. В конце концов, не самый плохой способ развеять скуку, раз уж Сэм пока не в форме для охоты. Возиться с машинами и приглядывать за братом — звучало, как план. Пирог обжигал пальцы сквозь бумажную упаковку, рот полнился слюной от аппетитных ароматов, а солнце ласково гладило лицо закатными лучами. Не всё было в порядке. Но теперь хотя бы стало ясно, в чём суть проблемы. Дин умел чинить вещи. Если уж в его руках оживали давно мёртвые тачки, о которых даже Бобби, бывало, говорил: «Труп, без шансов, брось», — то уж со своей семьёй он как-нибудь разберётся.