Пять лет назад
Я приехала домой, прошла к дивану и опустилась на него, охватила голову трясущимися руками и закрыла глаза. Я должна была решить, что делать дальше. Я должна была установить дату своего возвращения в Париж, чтобы дать Веронике достаточно времени для принятия решения, не затягивая, вместе с тем, мой отъезд. Я понимала, что такие решения не принимаются за один час: Вероника рискует своим сердцем, своим доверием к людям, своим доверием ко мне, может быть, даже своими жизненными принципами. Я знала, что ей нужно время. Но я не могла знать точно, сколько времени. И, конечно, ни в коем случае я не могла позволить себе давить на неё: я могла полностью принять лишь ответ, исходящий исключительно от её сердца, от её разума, от её существа. Так, каким бы странным это ни было, её решение больше меня не касалось: оно было её личным, интимным делом наедине с самой собой. Однако лишь от меня зависел выбор даты отъезда, и именно этот выбор казался мне наиболее сложным. Наиболее болезненным. - Лучше уехать через три дня. - пробормотала я вслух, в пустоту гостиной. - Да, три дня - хороший срок. За три дня, как известно, можно умереть и воскреснуть. - проговорила я задумчиво и рассмеялась своей «интеллектуальной» шутке. Но я боялась даже представить, какими трудными будут эти три дня ожидания. Что я буду делать? Смогу ли я работать? Смогу ли я выходить на улицу или же так и буду сидеть дома, у двери, ожидая её прихода? - Это будет чертовски трудно, Александра… - проговорила я в отчаянии. - Ты обещала себе, что ты уедешь сразу после разговора. И что этот разговор будет последним. Но ты нарушила своё обещание. И тебе лучше уехать прямо сейчас. - вслух спорил со мной мой внутренний голос. - Но я не могла так с ней поступить… - возмущенно парировала я самой себе, когда услышала решительный стук. Я застыла и тупо уставилась на дверь. Доставщик не заказанной пиццы? Василиса, решившая проверить, не началась ли у меня гангрена? Лиза, запоздало решившая набить мне морду? Судебные приставы, получившие от «Нахабино Кантри-Клаб» заявление об угоне лодки? Я встала и медленно прошла к двери. Постучали еще раз, громко и решительно. Я открыла дверь, а также и рот: в изумлении. В самом большом изумлении в моей жизни. - Ника? - прошептала я. Ника была явно наспех одета, её кудри растрепались, а дыхание было частым и рваным: вероятно, она бежала по лестнице. Она резко вошла в квартиру, захлопнула дверь и решительно, даже немного агрессивно уставилась на меня. - Ты не уйдёшь от меня больше. Ясно? Ты не уйдёшь, не уедешь на такси, не улетишь от меня на чертовом самолёте. Больше. Никогда. Ясно тебе? Я опешила и замерла, не найдя, что ответить. Мы молчали несколько мгновений. Ника сжимала челюсти и пронзительно смотрела на меня. - Но… - начала я нерешительно. Эта ситуация, смысл которой я не понимала, сбивала меня с толку. Точнее, с толку меня сбивала её решимость и исходившая от неё властная энергетика. - Никаких «но». Ты не уйдёшь от меня больше, ясно? - всё так же твёрдо проговорила она, но, видя мою растерянность, подошла ко мне, медленно подняла руку и ласково провела большим пальцем по моей скуле. Черты её лица смягчились, и она наклонила голову на бок, заглядывая мне в глаза с нежностью и… любовью. - Александра, когда ты ворвалась в мою жизнь - незапланировано, неожиданно, неуместно - ты перевернула вверх дном весь мой мир: внешний и внутренний. Ты протянула мне руку и пригласила меня в новую - удивительную, потрясающую - вселенную. И я не хочу больше ни одного дня своей жизни провести вне неё. Я отказываюсь провести хоть день вне твоей любви, вне твоего мира, вне твоей жизни. Так яснее? - тихо спросила она, и улыбка тронула её губы. Я улыбнулась тоже. Моё сердце ликовало от услышанного. Так, будто сбывалась моя самая заветная мечта. - Но разве ты больше не боишься? - прошептала я. Сперва Ника замерла, а затем подошла ко мне еще ближе и охватила руками мою голову, медленно лаская большими пальцами мои скулы. Она внимательно осмотрела каждый миллиметр моего лица, пока её взгляд не остановился на моих глазах. Я снова завороженно тонула в её тёмно-синем мерцании. - Я люблю тебя, Александра Дюшателье. Я люблю тебя. Я люблю тебя. И с тобой я не боюсь ничего. - твёрдо, но нежно проговорила она. Моё сердце билось так громко, что Ника - я была уверена - слышала его стук. - Если ты можешь простить меня за мой дрянной характер, за мои сомнения, если ты всё еще хочешь меня, если ты всё еще любишь меня, то… будь со мной. Пожалуйста. - хрипло проговорила она, и на её глазах выступили слёзы. Я притянула её к себе и крепко обняла, нежно поглаживая по спине и вдыхая потрясающий, столь любимый, столь желанный запах её кожи. - Боюсь, что полностью смириться с твоим дрянным характером мне будет непросто. Сама понимаешь. - прошептала я, и мы рассмеялись. - Но одно я могу тебе гарантировать абсолютно точно: я хочу тебя, Ника, как никого и никогда прежде. Я люблю тебя, Аристовская Вероника Андреевна. Как никого и никогда. Ясно тебе? - спросила я, имитируя её властные интонации. Я сжимала её в своих сильных руках, чувствовала гулкий стук её сердца, слышала её частое дыхание, её всхлипы, и думала о том, какое это непроизносимое, непередаваемое счастье: быть любимой этой потрясающей женщиной. - Теперь, когда мы признались друг другу в любви, может, ты, наконец, скажешь мне, как тебя по отчеству? - с улыбкой спросила она. Я же, резко притянув её за воротник футболки-поло, впилась поцелуем в её мягкие, тёплые, манящие губы. С усилием отстранившись на миллиметр, я прошептала: - Боюсь, у нас есть дела поважнее. В моей голове проносились воспоминания этой сногсшибательной сцены, когда я наблюдала, с мечтательной улыбкой, как эта потрясающая женщина идёт ко мне. - Почему ты так на меня смотришь? - спросила Ника, загадочно хмурясь и улыбаясь. - Мне тебя очень не хватало. - хрипло проговорила я. - Дорогая моя, мы виделись только сегодня утром. - мягко рассмеялась Ника, поправляя воротник моей рубашки. Когда её пальцы коснулись кожи моей шеи, меня пронзил удар током, и я невольно пошатнулась. Я на несколько секунд прикрыла глаза, стараясь вернуть самообладание. - Восемь часов - это чертовски долго. - прошептала я. Она нежно улыбнулась и провела тыльной стороной ладони по моей щеке. - Я обожаю, когда тебе меня не хватает. - хрипло проговорила она, и её глаза потемнели. - Вот ты где, Санёк! - услышала я голос спешащей к нам Васи. - Ой, я ничего не прервала? - смущенно спросила она, останавливаясь и оглядывая нас с Никой, стоящих очень близко. - Нет, ну что ты, Васёк! Ты, как всегда, вовремя. - насмешливо проговорила я, состроив недовольную гримасу, за что получила несильный удар в плечо от Вероники. - Да ладно вам, вы и так всё время проводите вместе, голубки. А мне нужно шампанское! - с вызовом проговорила Вася, защищаясь от моих насмешек. Я достала из кармана брюк ключи и передала ей. - В багажнике. - ответила я с нахальной улыбкой. Вася сперва опешила, а потом высунула язык. - Тебе повезло, что мальчики уже приехали и помогут мне. Ты, как всегда, галантна! - насмешливо бросила Вася, уходя к парковке с моими ключами. «Мальчики» - это так Вася называет своих друзей-мужчин, некоторым из которых уже под сорок! - Надо было, наверное, помочь ей… - с тревогой заметила Ника. - О, поверь, если бы Васе, действительно, нужна была моя помощь, она бы не преминула об этом упомянуть. - ответила я с улыбкой. Ника улыбнулась тоже и взяла меня под руку. - Ладно, теперь я спокойна. - улыбнулась она, а потом посерьёзнела. - Я рада, что никто тебя у меня не украл, потому что мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Пройдёмся? - спросила она и потянула меня к пустынному берегу озера. Я кивнула. Мы жили вместе уже пять лет. Я предложила Веронике переехать в Париж, сказав, что мы можем возвращаться в Москву так часто, как она того пожелает. Она согласилась, и после того самого разговора с признаниями мы уехали очень быстро. Вместе. Ника совсем не хотела, чтобы мы расставались даже на считанные недели, пока она не завершит дела в Москве. Так, дело со своим архитектурным бюро она провернула очень быстро, предложив Вадиму выкупить долю компании и стать её полноценным партнёром. Вероника открыла в Париже филиал своего бюро, а Вадим стал директором московского офиса. Вероника доверяла Вадиму, и он, всё еще не в силах поверить в то, что его некогда мегера-начальница доверяет ему своё детище, работал изо всех сил, и даже приобрёл для компании несколько ценных контрактов от заказчиков, которые опасались работать с Никой, но которые быстро нашли общий язык с Вадимом. После фиаско с контактом на реставрацию церкви в Гранвиле, Нике на наш парижский адрес пришло письмо с личной благодарностью от президента Фонда Кристиана Диора. Надо отдать должное Пьеру: он взял это письмо, отправился в головной офис бюро «Руссо&Ришар» и тряс им перед дирекцией, да так, что вызвали самого Лорана Мартена, который вынужден был объясняться. Так, «Руссо&Ришар», в качестве неустойки, предложили Веронике контракт на другом объекте, и… это был её настоящий триумф. Парижское отделение бюро «Дельта» с каждым годом становилось во Франции всё известнее, и эта европейская деятельность приносила свои плоды и в России. С тех пор Ника и Пьер часто работают вместе: когда Вероника перестала быть стервой и Волчицей, Пьер потерял к ней интерес и подобострастие, и с тех пор их профессиональные отношения, на мой скромный взгляд, вышли на качественно новый уровень, что, к тому же, заметно повысило доходы обоих. - Мне всегда очень трудно сюда приходить. - глухо проговорила Ника и сжала мою руку, когда мы подошли к лодочной станции. Удивительно, но ничего здесь не изменилось: даже «наша» с Лизой лодка всё еще была на своём месте! Единственно, конечно, пятен моей крови на набережной более не было видно. Я хотела пошутить по этому поводу, но видя, в каком напряжении пребывала Ника, передумала. - Давай, ты мне расскажешь, о чем ты хотела со мной поговорить? Это позволит тебе отвлечься. - мягко предложила я. Она кивнула. - Это Маша… Я не знаю, как с ней управляться. - нетерпеливо произнесла Ника, разводя руками. Ах, да, забыла сказать. Маша теперь работает с Вероникой. Да, та самая Маша, которой Ника шесть лет назад вещала о спасительном труде. Уезжая в Париж, Вероника пожелала встретиться с ней и, неожиданно для всех - для меня в том числе - предложила ей работу. Сперва Маша должна была помочь Нике завершить все дела в Москве и перенести её деятельность во Францию, и, когда с этой задачей Маша справилась блестяще, Ника предложила ей очень перспективную должность: коммерческий директор «Дельты». Я с восхищением наблюдала, как Маша, будто совершенно забыв об эпизоде, когда Ника жестоко довела её до слёз, оставила его далеко в прошлом и полностью посвятила себя компании Ники. Я бы сказала: самозабвенно. Маша уже неплохо знала английский язык, но для «Дельты» и Ники выучила и французский, а теперь учит немецкий. Маша оказалась очень талантливым коммерческим директором: она выбила для Ники самые лучшие, самые сложные, самые престижные контракты. Она также находится в прекрасных отношениях и с Вадимом, и с Инной. «Дельта» молится на Машу. К сожалению, на Машу не всегда молится сама Вероника, хотя - надо отдать ей должное - всеми силами старается быть с ней максимально справедливой, а не идти на поводу у своего легендарного дрянного характера. - Расскажи. - просто ответила я и взяла её за руку. - Маша отказывается взять меня на переговоры с конторой из Германии. Она говорит, что я могу всё испортить. Представляешь?! - с возмущением воскликнула Ника. - Ты уже говорила с кем-нибудь из этой конторы? Или встречалась? Как это было? - просто спросила я. Она пожала плечами. - Да, и Маша была со мной, когда мы говорили по видеосвязи. Она утверждает, что я повысила голос. Ты представляешь?! - возмущалась Ника. Я силилась не рассмеяться. - А ты повысила голос? - просто спросила я, тогда как меня распирало от смеха. - Ну, может быть и повысила чуть-чуть… Но они там такие идиоты! - всплеснула Ника руками. И тут я не удержалась и рассмеялась. Она нахмурилась. Я подняла руку в знак извинений. - Почему тебе важно там быть, Ника? Почему ты не можешь позволить Маше ехать одной? Ты не доверяешь ей? - просто спросила я, вдоволь насмеявшись. - Я доверяю ей, и ты знаешь это! Но «Дельта» - моя фирма, а не её! - возмутилась она. - Если тебя интересует моё мнение, всё, что делает Маша, она делает это в интересах твоей фирмы. Доходы твоей компании повысились в три раза с тех пор, как её коммерческим директором стала Маша. И с тех пор, как ты занимаешься только архитектурой. Стало быть, компании выгоднее, если ты будешь заниматься архитектурой, а директорством - другие люди, которым ты доверяешь. Понимаешь? - разъясняла я ей как маленькой. Она вспыхнула. - Ты считаешь, что я плохой директор? И ты защищаешь Машу, так? - грозно проговорила она, скрещивая руки на груди. Я закатила глаза. - Дорогая моя, я всегда защищала, защищаю и буду защищать только тебя и твою работу. Но я, действительно, думаю, что переговоры, обсуждения контрактов, конфликты с клиентами и прочее отнимают значительную часть твоей творческой энергии, которую лучше направить на то, что ты делаешь блестяще и лучше всех: реставрация особо значимых объектов. Где переговоры с немцами, а где настоящая работа, в которой ты можешь проявить лучшее, на что только способна. А? - мягко произнесла я, нежно улыбаясь. Она сперва нахмурилась, раздумывая, а потом нерешительно улыбнулась. - Наверное, ты права… Так у нас было всегда: Вероника делилась со мной, когда в какой-то ситуации чувствовала себя неправой, но не могла объяснить самой себе свою неправоту. И тогда она обращалась ко мне: человеку близкому, но имеющему иное видение ситуации. И я всегда очень ценила, когда она спрашивала моего мнения, совета или же просто хотела поделиться. Я знала, что для неё это крайне непросто, и я никогда не высказывала своей точки зрения, пока Ника сама не обращалась ко мне. Мы стали друзьями. Мы любили друг друга, мы были любовницами, но мы также были и близкими друзьями. И я очень ценила дружескую часть наших отношений. Вероника стала мягче. Деликатнее. Она всё более пребывала в сомнениях касаемо своей реакции на события или поведение людей, когда её захлёстывали негативные эмоции. В такие моменты она всё чаще предпочитала отсрочить свой ответ: уйти, перезвонить, обдумать. Она менялась. Надеюсь только, что менялась она не под моим давлением, и что она не чувствовала, что я жду этого от неё. Я не ждала. Я всегда принимала её такой, какая она есть. Но она менялась на моих глазах, день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, и эта перемена была подтверждением того, что я всегда предчувствовала в ней, но что так трудно было разглядеть: интуиция, тонкая восприимчивость, проницательность, эмоциональная даровитость. Ника - это победа, и она также являла победу над самой собой. Я обожала эту женщину. И каждый день, проведённый с ней, был праздником. Да простит меня Хемингуэй: для меня не Париж, а Ника - это праздник, который теперь всегда со мной. - Удивительно, как изменилась моя сестра… - задумчиво проговорила Елена, когда мы наблюдали за Никой, несущейся за футбольным мячом по саду в компании подростков. - Находишь? - ответила я с улыбкой. Она кивнула и улыбнулась. - Да, нахожу. Она счастлива, Саш. Я никогда не видела её такой счастливой, как в последние пять лет. Каждый раз, когда мы приезжаем к вам, каждый раз, когда она приезжает в Москву, она светится. - я покраснела. Мне было очень приятно это слышать. - Даже наша мама это отметила. Её это интригует. Поверь мне, зная нечувствительность нашей мамы, это дорогого стоит. - Елена нервно рассмеялась. - Знаешь, наша мама хочет познакомиться с тобой. Но, когда она обмолвилась об этом, Вероника вспылила и наотрез отказалась. - я вскинула бровь. - Ника ничего не говорила об этом… - пролепетала я. Елена кивнула. - Меня это не удивляет. Ника еще не готова. Хотя, видя, как быстро она меняется, она может и передумать. - она обернулась ко мне и осторожно добавила: - Если, конечно, ты не будешь против познакомиться с нашими родителями… - Я буду счастлива. - искренне ответила я. Мы очень подружились с Еленой. Маленькая Ника - племянница Вероники - гостит у нас каждые каникулы, а её родители - Елена и Владимир - часто приезжают к нам. Вероника обожает свою племянницу: кажется, маленькая Ника - единственный человек, с которым её тётя может быть ранимой, беззащитной, смешной, нелепой, и девочка - почти девушка - будто чувствует это и наслаждается её обществом и их сообщничеством. Вероника также сблизилась со своей сестрой: всё чаще они проводят время вдвоём, и я знаю, что иногда Ника уезжает в Москву не по работе, а чтобы просто побыть с Еленой. Она не говорит мне этого прямо, но мне это и не нужно: я понимаю её, и мне всегда этого было достаточно. День прошел чудесно: мы веселились в компании семьи Ники и друзей Васи и Юли. Когда, после ужина, по традиции была показана наша с Васей фотодиапорама, в зале выключился свет, и, с криками «с Днём рождения!» внесли торт. В этот раз я решила не давать Васе преимущество и дула изо всех сил. Когда мне осталось задуть только три свечи, я подняла голову и столкнулась с мерцанием тёмно-синих глаз любимой, потрясающей женщины, держащей этот внушительный торт. На фоне синего сияния её красивейших глаз прыгали отблески от огня свечей, и я думала о том, что с каждым днём, с каждым месяцем, с каждым годом она становится еще красивее, тогда как, кажется, что её красота столь совершенна, что это попросту невозможно. «С Днём рождения, моя любовь» - прошептала Ника одними губами, я счастливо улыбнулась и задула, наконец, последние свечи, под аплодисменты друзей. Когда я съела свою порцию чизкейка, а также половину порции Васи (да, он всё еще в моде, и я спешила съесть как можно больше, ибо никогда не знаешь, какие парфе, крем-брюле и всякие муссы придут ему на смену), ко мне подошла Ника и соблазнительно прошептала на ухо: - У меня есть для тебя сюрприз. - и протянула мне руку. Вася игриво подмигнула мне. Я встала, взяла руку Ники, и она потянула меня к лестнице. Мы поднялись на второй этаж гостиницы, и когда Ника открывала дверь в номер, мне показалась, что это место - эта часть коридора, эта дверь, это расположение дверей соседних номеров - мне уже знакомо. - Прошу. - с улыбкой проговорила Ника и пригласила меня внутрь. Я вошла в номер и… воспоминания шестилетней давности нахлынули на меня. Шесть лет назад этот номер с замечательным видом на озеро выбрала для меня Вася. Из этого номера я ушла за шампанским на парковку, где впервые увидела Нику. Именно здесь мы впервые поцеловались. Здесь всё было так, как раньше. Я закрыла дверь и провела пальцем по дверной ручке, за которую тогда схватилась Ника, дерзко заявив, что я трусиха. Я провела ладонью по внутренней стороне двери, к которой тогда грубо прижала Нику, разъярённая её наглостью и всепоглощающей страстью. Воспоминания нахлынули на меня. Я тихо застонала и прикрыла глаза. Когда я открыла их, то увидела, как Ника присела на рабочий стол и опёрлась на него двумя руками, изучающе смотря на меня. - Здесь ничего не изменилось. - хрипло проговорила я. Моё сердце бешено билось. - Кое-что здесь всё-таки изменилось. - хрипло ответила она и медленно провела ладонью по поверхности стола. - Я до сих пор помню ощущение материала этого стола под моими ладонями, когда я, будучи чертовски зла, опёрлась на него, стараясь убить тебя взглядом. Или просто убить. - она помолчала. - Никто никогда не отказывал мне, Александра. Знаешь, что меня злило больше всего? - хрипло спросила она. Невиданной силы горячая волна прошла по всему моему телу, и я сглотнула, не в силах выдавить ни слова. - Я точно знала, что ты хотела меня. Я видела это в твоих глазах. Я слышала бешеный стук твоего сердца. Я чувствовала это. Ты хотела меня. И ты отказала мне. - её голос становился всё ниже. - Что меня больше всего разозлило, что привело меня в ярость - это твоя выдержка. Твоё тело хотело меня, но вся ты - такая, какая ты есть - не была согласна с этим. И ты отказала мне, чего бы тебе это ни стоило. И я разозлилась не только потому, что всегда считала себя неотразимой. Я пришла в ярость перед твоей стойкостью и непоколебимостью. Которыми с тех пор я восхищаюсь каждый день. - Ника… - хрипло прошептала я. Я не была уверена, что сейчас я могу похвастаться этими выдержкой и контролем, которыми восхищается моя любимая женщина. Она подняла руку, положила на длинную молнию своего платья, проходящую от груди к животу, и стала медленно её расстегивать. Перед моим взором предстало розового цвета кружевное белье, в тон её бархатистой коже, и я невольно застонала. - Боже мой… - прошептала я и на секунду прикрыла глаза. - Ты сводишь меня с ума… - она победоносно улыбнулась. - Знаешь, что изменилось здесь, Александра? Шесть лет назад я требовала, чтобы ты прикоснулась ко мне. Сегодня я прошу тебя. - она медленно провела пальцем по ложбинке между грудей, а затем протянула мне руку. - Я знаю, как сильно ты любишь моё тело. Я знаю, как сильно ты любишь меня. Иди ко мне, малыш. И возьми то, что принадлежит тебе. - прошептала она и облизнула свои соблазнительные губы. Есть моменты любви, когда нежность уступает страсти, когда ласка уступает сладострастию, когда желание уступает вожделению. Приглашение любимой женщины к обладанию ею, то самое мгновение, любимейшее, потрясающее, вожделенное тело раскрывается перед тобой в беззащитном, доверчивом, исключительном всех и вся объятии - умопомрачительно. Я не могу знать, конечно, что испытывают мужчины, когда им отдаётся любимая женщина, но этот опыт, который я испытала только с Вероникой, столь уникален, что каждый раз я словно перемещаюсь в тело другого человека - или в же в иную часть моего сложного женского «я» - , испытывая мощнейшей силы вожделение: дикое, необузданное, примитивное, триумфальное. И это ощущение невозможно вызвать искусственно: это - подарок. И я уверена, что имела шанс испытать его с самого начала наших отношений с Никой только потому, что любила её. Так, для меня это дикое сладострастие - не закономерность сексуальных переживаний. Это - прерогатива любви. Я сделала три больших шага, притянула её к себе и неистово впилась в её губы. Я кусала их, сосала, снова кусала, заставляя её приоткрыть рот. Она застонала. Когда наши языки переплелись, я исступлённо исследовала внутреннюю поверхность её рта, и прикосновения к её нежнейшей коже посылали сильнейшие вибрации по всему моему телу. Я отстранилась, и мои губы скользнули по её шее. Её обожаемый запах, её нежная кожа, её сладкие стоны сводили меня с ума. Она запустила руку в мои волосы и провела по затылку, и я обезумела. Я хотела её. Я хотела обладать ею. Сейчас. Я отстранилась, расстегнула молнию платья до самого конца и обнажила её плечи. Кожа на её груди и животе раскраснелась, а её глаза стали почти черными. Она тяжело дышала. - Ты потрясающе красива… - прошептала я, всё еще не в силах поверить - за все эти годы - в сногсшибательность красоты этой уникальной женщины. Она соблазнительно улыбнулась, и я застонала. Не в силах больше ждать, я одним движением спустила бретели и чашечки её бюстгальтера и припала ртом к её потрясающей груди. Её грудь была такой манящей, такой соблазнительной, такой очерченной, такой горячей, такой бархатистой, что для меня она была воплощением самой Вероники: такой рельефной и такой нежной, такой чувственной и такой скрытой глазу. - Что ты со мной делаешь… - хрипло простонала она, сжимая в кулак волосы на моём затылке. И я совсем потеряла голову. Я резко отстранилась, запустила руки под её платье и, быстро нащупав скандально мокрые трусики, разорвала их. Она ахнула, и я резко вошла в неё. - Ты хочешь знать, что я с тобой делаю? - прохрипела я, входя в её плоть и выходя одним плавным, четким, дразнящим движением. - Да… Я… О Боже… - сбивчиво шептала она, крепко держась за меня, будто боясь так скоро упасть в сладострастную бездну. - Ты, действительно, хочешь знать, что я с тобой делаю? - прохрипела я снова, увеличив ритм. - Да, что ты делаешь… - прошептала она сбивчиво, и я почувствовала первое сокращение стенок её влагалища. - Я люблю тебя! - прорычала я, совершив последнее энергичное движение и почувствовав, как её горящая плоть сжала мои пальцы. Потрясающе. Вероника пронзительно закричала и легла на стол, прикрыв глаза. Я смотрела на неё. Она была невероятно красива. Она была такой любимой. Такой близкой. Такой родной. Такой моей. Как и каждый раз, я задавалась вопросом, смогу ли пережить этот восторг. Эту красоту. Эту любовь. Через несколько долгих мгновений Ника поднялась, притянула меня к себе и крепко обняла. «Дай Москве шанс», - пронеслось в моей голове. - Je t’aime tellement. - прошептала она и отстранилась. Когда она посмотрела на меня, я погрузилась в самую любимую, самую дорогую, самую желанную мерцающую пучину аквамариновых глаз. И мир перестал существовать.Fin