МОСКВА

Прошедшая неделя была для меня столь утомительной, что, когда Вероника гневно захлопнула дверь в свою спальню, я без сил упала на кровать и провалилась в глубокий сон. Напрочь забыв завести будильник, я проснулась только в десять утра. Ники уже дома не было. Её постель была аккуратно заправлена, а чашка после утреннего кофе чисто вымыта. «Какая потрясающая организация для похмельного утра», - подумала я с иронией. И с завистью, конечно. Несмотря на позднее пробуждение, чувствовала я себя неважнецки. Я наплевала на утренний спорт и, после душа, кофе и лёгкого завтрака, отправилась бродить по окрестностям. Было объявлено штормовое предупреждение, и мне очень хотелось посмотреть на волнующееся море. Я уже замечала в своей жизни ранее, что, когда мне неспокойно на сердце, морская буря становится созвучна моему внутреннему состоянию, тем самым приглушая душевные терзания. Однако, настоящий шторм ожидался только во второй половине дня. Сейчас же моросил такой типичный для Нормандии - мелкий и частый - дождь, а всё сильнее сгущавшиеся тучи значительно снижали интенсивность естественного света. Пасмурна была природа, и так же мрачно было мое душевное состояние. Я вернулась домой к обеду, но Вероники всё еще не было. Я быстро поела и уже пила кофе, читая книгу, но не запоминая ни строчки, когда, наконец, входная дверь в наш дом резко распахнулась, и влетела она. Я вздрогнула. Выражение её лица не предвещало ничего хорошего. - С каких пор тебе известно, что мой контракт сократили? - произнесла она угрожающе, бросая свою сумку, подходя к столу и двумя руками опираясь на противоположный от меня стул. - Я узнала вчера днём, на объекте, во время обеденного перерыва. От Пьера. - ответила я как можно более спокойно. Ника недобро усмехнулась. - И тебе, конечно, не пришло в голову известить меня, не так ли? - прорычала она. Я покачала головой. - Сказать тебе должен был Пьер. Мы обе работаем на Пьера. Было бы крайне неправильно для меня вмешиваться в дела, которые касаются только тебя, твоего агента и твоего клиента. - осторожно парировала я. Она на мгновение замерла, а потом тряхнула головой, не найдя, что ответить. Для меня это означало, что она была со мной согласна. - Пьер сказал, что Лоран был согласен оставить меня на объекте еще на два дня, без оплаты, но что ты выступила категорически против, и поэтому Пьер ему отказал. - сказала она грозно и с упрёком. Я вскинула обе брови. - Я совершенно не в курсе этого предложения. Пьер об этом не упоминал. - ответила я в удивлении, чувствуя, как во мне поднимается волна раздражения по отношению к грязным манипуляциям этой рыжей задницы Лорана. - Значит, лично ты не видишь проблем в том, чтобы я поработала - пусть и бесплатно - еще два дня? - спросила она провокационно. Я на несколько секунд замерла. - Если тебя интересует моё личное мнение… Даже если тебя интересует и моё личное, и моё профессиональное мнение. - начала я, наконец. - Я считаю абсолютно недопустимым, что твой клиент ставит тебя в такие условия, когда ты - блестящий архитектор - вынуждена работать бесплатно целых два дня, чтобы просто остаться на проекте, пусть и очень престижном. Он вынуждает тебя делиться с ним ценнейшими идеями, за которые не готов платить. Это крайне неприемлемо. Речь идёт о твоей компетенции, о твоей работе, которую никто не имеет право недооценивать. - произнесла я с чувством. Мне казалось таким странным, что я должна была объяснять ей столь простые, столь очевидные вещи! - Да мне плевать на эту работу! - вскричала она. - Всё, чего я хотела - это быть здесь, с тобой… - Ника, ты смешиваешь личное и профессиональное. - парировала я с чувством. - Мы говорим о твоей работе и о решениях, которые приходится принимать перед лицом наглых, недобросовестных клиентов… - я хотела продолжить, но она меня перебила. - О решениях, которые принимаешь ты и только ты! Ты решаешь за меня, думая, что знаешь, что для меня лучше. - закричала она. - А правда заключается в том, что тебе не терпится избавиться от меня и вернуться поскорее в Париж, где тебя так ждут! - я глубоко вздохнула, на секунду закрыв глаза, чтобы обрести контроль. Эта невыносимая женщина обязательно сведёт меня с ума! - Никто не ждёт меня в Париже, Ника. Я уже говорила тебе, что если бы я не смогла быть здесь с тобой, если бы я не хотела быть здесь с тобой, меня бы здесь не было. Всё, что я делала и делаю, с самого первого дня нашей встречи, я делаю исключительно, защищая твои интересы. - произнесла я как можно более спокойно, подходя к ней. Она же попятилась к выходу в сад, избегая находиться слишком близко ко мне. - Именно так ты защищаешь мои интересы, да? Не спрашивая меня, чего хочу я? Желая, чтобы всё быстрее закончилось, и чтобы мы, наконец, поскорее расстались, да? - произносила она с болью. Её голос дрогнул, и слёзы побежали по её щекам. - Нет, Ника, конечно нет… - я постаралась прикоснуться к ней, но она отпрянула. - Зачем я только встретила тебя… - прохрипела она сквозь слёзы. - Ты знаешь, какой простой и понятной была моя жизнь, пока я не встретила тебя? Я будто получила удар в солнечное сплетение. Я знала, конечно, что она была очень расстроена, и что явно не имела в виду сказанное, но, тем не менее, это знание не отменяло того, что я почувствовала острую боль в груди. - Ты сама не веришь в то, что говоришь. - прошептала я. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, но она отвела взгляд и выбежала в сад. - Даже не думай идти за мной. - проговорила она с болью и угрозой. И я не пошла. Конечно, я не пошла за ней. С другой стороны нашего сада была калитка, которой мы никогда не пользовались, но через которую, тем не менее, можно было выйти в город. Я была уверена, что она бесцельно бродит по улицам Гранвиля, или же пьёт вино и болтает с кем-нибудь в баре. Мне было спокойнее думать именно об этом, более прозаичном, сценарии: она была крайне расстроена, и я очень волновалась за неё.

***

Её не было уже три часа. Я бесцельно ходила по гостиной из угла в угол, не зная, что предпринять. Началась гроза, и приближался такой долгожданный утром и такой вызывающий сейчас беспокойство шторм. Я не выдержала и, найдя свой телефон, позвонила ей. Раздался звонок из её сумки. Она ушла без телефона! - Боже мой… - прошептала я в страхе. Я быстро оделась, взяла куртку и выбежала в сад, желая пройти путём, которым она ушла из дома три часа назад. Я добежала до калитки и… моё сердце часто забилось. Калитка была закрыта на глухой замок. Ни Ника, и никто, за последние несколько лет, не мог выйти через неё. Я запаниковала. Оглядевшись по сторонам, я стала бегать по продолговатому саду, но не было видно ни следа присутствия здесь Ники. - Думай, Саша, думай. - цедила я сквозь зубы. Меня трясло. Я знала, что она вышла в сад. Я видела, как она вышла в сад. Не было никакой возможности для неё вернуться в дом незамеченной: я всё время провела в гостиной. Где она может быть, черт возьми? «Саш, почему у тебя ссадины на ногах?», - всплыли в моей голове её слова, и оглушающая, угрожающая реальность обрушилась на меня. - Не может быть! - закричала я и бросилась к парапету, за которым скрывалась «дорожка», ведущая от нашего сада к берегу моря. Я одним рывком запрыгнула на каменный парапет, и… у меня в груди похолодело. Примерно из того же самого места, где несколько дней назад я поскользнулась на камне и покатилась вниз, виднелась штанина светлых спортивных брюк Ники. - Ника! - закричала я как умалишенная и спрыгнула с парапета на скользкие камни. Шел сильный дождь, и я не поскользнулась и не упала только чудом. Ника издала болезненный стон. «Она в сознании. Всё хорошо. Она в сознании», - твердила я себе. - Дорогая моя, я иду. Я скоро буду. Я уже очень близко. Ты ранена? - лепетала я дрожащим голосом. Она не ответила. Холодный, липкий страх сжал в тиски всё моё существо. Шел такой сильный дождь, что я в любую секунду рисковала поскользнуться и просто улететь вниз с обрыва. Я должна была действовать быстро, очень быстро, так как Ника могла быть ранена. Но я также должна была быть крайне осторожной: если я улечу вниз, это ничем ей не поможет. Разве только, её жизнь снова станет простой и понятной? Я чувствовала себя солдатом на поле боя: опасность была повсюду, и эта опасность была реальна, подлинна. Я рисковала не только своей жизнью: от моей сноровки, от моей быстроты зависели жизнь и здоровье Вероники. Я должна была вытащить её отсюда, и в ту минуту это было главной целью моей жизни. Я не упала. Чудом, божественным чудом я не упала, и когда я достигла её, наконец, мои ноги подкосились от страха: Ника лежала на животе в очень болезненной позе, а вся её правая нога была в крови. Я кинулась к ней. - Ника… милая моя, я здесь. Ты слышишь? Я здесь. - мой голос дрожал, как дрожали и руки, когда я гладила её по голове. - Саш… Мне так больно. - простонала она. Это было невыносимо. - Где тебе больно, милая? В ноге? - спросила я как можно более спокойно. «Она в сознании, - думала с я облегчением. - Она в сознании, и это главное». - Да… Камень… Острый… Он прорезал… прорезал ногу… Я поскользнулась и покатилась. И наехала на острый камень. - силилась она объяснить. Я резко выпрямилась, сняла куртку и укрыла её. У меня на брюках был матерчатый ремень, и я быстро сняла его. - Милая, нужно остановить кровотечение. Мне нужно посмотреть, где находится твоя рана. Ты сможешь приподняться или повернуться чуть в бок? Я помогу тебе. Это было очень трудно. Ей было очень больно. Но я смогла, наконец, увидеть значительную рану на внутренней стороне бедра её правой ноги. Она теряла кровь. Может быть, была повреждена артерия или вена, но в этих условиях я не могла сказать точно. У меня всегда с собой, по старинке, имелся тканевый носовой платок, и я смогла с его помощью и помощью ремня создать нечто, похожее на жгут. Как мне показалось, это помогло замедлить потерю крови. Мы должны были выбраться отсюда как можно скорее. До парапета оставалось не более трёх метров, но Вероника была ранена, а сильный дождь приводил в опасное движение мелкие камни под нашими ногами. Конечно, рациональнее всего было пойти и позвать на помощь. Но я находилась в таком состоянии испуга и обеспокоенности, что не было и речи о том, чтобы оставить Веронику одну, пусть и на несколько минут. Я была просто не в состоянии это сделать. - Ника, мы выберемся отсюда. Это будет очень сложно. Но мы выберемся отсюда вместе. Мне очень нужна будет твоя помощь. Я знаю, что тебе очень больно, милая. Обещаю, как только мы достигнем парапета, дальше будет только легче. Самое трудное - это достичь парапета. Но мы сделаем это, Ника. Я обещаю тебе. - лепетала я. Мне было очень страшно. Но я не должна была заражать Нику этим страхом: ей приходилось очень несладко. Было трудно. Было чертовски трудно. Я помогла Веронике перевернуться на спину, с упором на правый бок, так, чтобы она могла здоровой ногой отталкиваться от земли и помогать мне тащить её вверх. Я надела на неё свою куртку и, расчищая камни за её спиной сантиметр за сантиметром, тащила её вверх. Не знаю, сколько времени нам понадобилось, чтобы преодолеть три метра, но, достигнув парапета, мы обе были без сил. - Милая, теперь - самое трудное: тебе нужно подняться на здоровую ногу, опереться на парапет и помочь мне посадить тебя на него. Когда ты это сделаешь, всё остальное - это не твоя забота. - проговорила я подбадривающе. Она слабо улыбнулась. Впервые. - Вечно ты пытаешься меня чем-то заманить, Александра. - пролепетала она. - Для уникальных женщин - уникальные методы. - тихо ответила я, смотря на неё с любовью. Я так боялась потерять её. Я не могла позволить себе потерять её. Это было чертовски трудно. Ей было очень больно: здоровая левая нога то и дело задевала рану правой, и она вскрикивала при каждом движении. Когда мне удалось-таки посадить её на парапет, я запрыгнула на него и, обойдя его с другой стороны и найдя опору, взяла Нику на руки и понесла в дом. Мы были спасены. Я отнесла её в спальню, положила на кровать и бросилась за аптечкой. Я дала ей таблетку кодеинового парацетамола - самого сильного из имеющихся у нас дома обезболивающих - и вылила на её рану бутылочку «Бетадина». - Нет-нет-нет! Только не йод! Будет щипать, и я умру от болевого шока! - проговорила она, еле ворочая языком, но всё равно умудрялась протестовать. - «Бетадин» не так сильно концентрирован, как русский йод. Щипать не будет. Ты доверяешь мне? - пустила я в ход «тяжелую артиллерию». Она улыбнулась. - Я никому не доверяю так, как тебе. - ответила она тихо. - Не это ты говорила мне сегодня днём. - лукаво ответила я, набирая номер «скорой». - Я соврала. - хрипло ответила она, и я погрузилась в самую любимую, самую манящую, самую противоречивую, самую восхитительную пучину аквамариновых глаз. И мир перестал существовать. - Привет, Алекс. Как дела? - ответил на мой звонок Пьер, которому я срочно позвонила, так как «скорая», узнав все подробности и убедившись, что Вероника в сознании, дала мне инструкции и сказала ждать их приезда до вечера: из-за шторма у них было очень много страшных аварий и происшествий. Но меня такое положение дел не устраивало. Я заставила Пьера срочно приехать и увезти нас в госпиталь. Действительно, приёмное отделение «скорой» было переполнено: кто-то упал, кто-то рисковал утонуть, кто-то попал в аварию, в дом кого-то попала молния. Но черта с два я сейчас собиралась войти в положение всех этих замечательных людей: моя Ника была ранена, и её должны были принять в первую очередь. Я замучила весь персонал госпиталя. Я подходила к ним каждые три минуты. Я убеждала их, что рана Ники может быть такой опасной, что любое промедление рискует привести к ампутации. Я даже докатилась до того, что утверждала, будто Ника поранилась не просто камнем, а настоящей окаменелостью ископаемых морского происхождения, которая вполне могла содержать в себе древние бактерии, которые столь же вполне могли привести к смертельному заражению. - Frédéric, peux-tu, s’il te plaît, t’occuper en priorité de cette folle Russe et de sa copine, j’en peux plus. - услышала я, наконец, как медсестра скорой помощи обратилась к молодому врачу. Мои усилия принесли свои плоды. Я ходила туда-сюда по залу ожидания хирургического отделения, когда Пьер, внимательно смотрящий на меня вот уже несколько минут, шутливо произнёс: - Вот уж я не думал, что она будет настолько расстроена, что решит броситься в море. - Я остановилась и посмотрела на него убийственным взглядом. - Знаешь, что? Если бы ты не трусил перед Никой как мальчик, не прикрывался бы мной и моими словами, а делал бы свою работу, то ничего бы этого не было! - грубо произнесла я. Он замер и опустил голову. Было видно, что я его обидела. Я молчала несколько минут, смотря в окно. - Прости. Я не должна была этого говорить. Ты здесь ни при чем. Это просто… Ника. С ней всегда так. - наконец, произнесла я с грустной ухмылкой. Пьер снова внимательно посмотрел на меня. - Что происходит, Алекс? Что происходит с тобой? Это же не просто работа, правда? - произнёс он осторожно. - Я люблю её. - медленно произнесла я и снова задумчиво посмотрела в окно. - О ла ла. - произнёс он по-французски и присвистнул, качая головой так, будто я раскрыла ему секрет вечной молодости. - Для тебя это «О ла ла», а для меня - моя любовная жизнь. - усмехнулась я. Он проникновенно посмотрел на меня. - Теперь, кажется, я лучше понимаю... всё. Ваши отношения. - произнёс он задумчиво. - У нас сложные отношения, Пьер. - я грустно покачала головой. - Да ладно! С Вероникой-то и сложные отношения? Даже как-то не верится. - пожурил он меня, и мы рассмеялись. - А ведь ты не ищешь лёгких путей, Алекс, верно? - подмигнул он мне. Я пожала плечами и грустно улыбнулась. - Знаешь, Алекс. Если тебе всё же покажется, что Волчица тебе не по зубам, я уверен, что та официантка всё еще свободна для тебя. - сказал он со смехом. - Только в твоих мечтах, дорогой. Это тебе Волчица не по зубам. Даже думать не смей. - угрожающе произнесла я, подходя к нему, и мы снова рассмеялись. Нас прервал вышедший из палаты врач и сообщил, что Вероника чувствует себя хорошо и готова увидеть нас обоих. Ей обработали и зашили рану. К счастью, артерия была не повреждена, а кровотечение было вызвано тем, что камень глубоко вошел в ногу, вызвав и колотую, и рваную рану. Ей сделали прививку от столбняка, выписали рецепт на лекарства, сказали прийти завтра днём на обследование и отпустили. По пути домой мы заехали в аптеку. Дома мы вдвоём помогли Нике дойти до кровати, и я отпустила Пьера к семье. Я дала ей выпить лекарства и сделала чай. От еды она отказалась и, выпив чай и попросив меня не уходить, заснула. Пока она спала, я тихо читала ей вслух «Маленького Принца». Было уже поздно, поэтому я подоткнула ей одеяло, ласково поцеловала в лоб и, с нежностью посмотрев на неё еще пару мгновений, потянулась к ночнику. - Нет… - неожиданно прошептала она, открывая глаза и нежно касаясь моей руки. Я смотрела на неё несколько долгих мгновений и думала лишь о том, какое счастье - быть с этой женщиной, выслушивать её невозможные, нерациональные речи, спасать её, лечить её, ухаживать за ней, вызывать её улыбку, удивлять её, радовать её. Просто, быть с ней рядом. Как сейчас. - Ты так меня напугала... - хрипло произнесла я. - Не могу даже представить, что бы я делала, если бы потеряла тебя... - на моих глазах выступили слёзы. Её глаза потемнели. Она резко запустила руку в мои волосы и притянула к себе, увлекая в захватывающий, страстный, чертовски возбуждающий поцелуй. Она целовала, кусала, посасывала мои губы, вторгаясь языком в мой рот и лаская его так, будто делала это в первый и в последний раз в своей жизни. Я застонала. - Ника, мы не можем делать этого. - прохрипела я, с огромным усилием отстраняясь. - Заткнись. - прорычала она и снова притянула меня. - Ника, ты ранена. - пыталась объяснить я. Тщетно. - Я раню тебя, если ты не заткнёшься. Я хочу тебя. И я хочу тебя прямо сейчас. И это не обсуждается. - прохрипела она угрожающе. Я не могла сопротивляться. Я не могла ей отказать. Я была не в состоянии отказаться от её прикосновений: моё тело горело в сладком предвкушении, и по нему расходились мощные вибрации, сводящие меня с ума. Я силилась также не совершать никаких резких движений, чтобы никоим образом не задеть её раненую ногу. Я подчинилась ей. И она чертовски этим наслаждалась. Она повалила меня на кровать и, ловко опираясь на здоровую ногу, нависла надо мной. В её состоянии и без моей помощи она не могла стянуть с меня всю одежду, но вместо этого ловко приподняла мою футболку и расстегнула бюстгальтер. Она впилась губами в мою грудь, выписывая сводящие с ума круги на моей коже. Её горячий язык проделывал неописуемый, вызывающий сладкую дрожь путь от сосков к моей шее, уху, губам и возвращался обратно, погружая меня в умопомрачительную негу. Она целовала мою кожу дико, свирепо, по-собственнически, оставляя на ней неповторимый, ни с чем не сравнимый след. Когда её губы опустились на мой живот, я невольно приподняла бёдра: казалось, весь жар моего тела сконцентрировался где-то внизу, отдаваясь нестерпимо желанными пульсациями. Мои руки потянулись к резинке её брюк, но она перехватила их, заведя их за мою голову и пригвоздив к подушке. - Сейчас… - прохрипела я. - Сейчас… что? - провокационно спросила она. - Войди в меня. Сейчас. - умоляла я. - Я хочу услышать не это. - сексуально прошептала она. - Возьми меня, Ника. Пожалуйста. - только и смогла ответить я, сходя с ума. Одним ловким движением она расстегнула мои брюки и, запустив руку в моё скандально - я это знала - мокрое бельё, резко вошла в меня двумя пальцами. - Боже мой… - прошептала я, задыхаясь. Она победоносно улыбнулась и энергично задвигала рукой. Я была близка к оргазму. Я знала это. Она знала это. Ника подняла левую руку и прикоснулась к моим губам. Я приоткрыла рот и провела языком по каждому её пальцу, посасывая. Её глаза потемнели пуще прежнего. Эта сцена была чертовски эротичной. Я смотрела на эту сцену её глазами и знала, что Ника упивается её сексуальностью. Я знала, что она нуждется в моём оргазме, как если бы посредством моей разрядки она могла получить собственное освобождение. - Весь жар в твоём теле скопился внизу живота, и в этот самый момент он нарастает одной мощной лавиной, чтобы через несколько мгновений взорваться и наполнить тебя целиком, до кончиков пальцев. - прошептала она, пожирая меня взглядом. - Я знаю это. Я чувствую это каждый раз, когда ты наполняешь меня. Это так… восхитительно. Это так сексуально. Я хочу, чтобы ты почувствовала это. Сейчас. - она увеличила ритм, и я стала жадно глотать ртом воздух. - Я хочу, чтобы ты ощутила, насколько ты - моя. Только моя. Позволь мне обладать тобой. Позволь мне подарить тебе этот оргазм. Отдайся мне, малыш. Пожалуйста. - шептала она. Эта последняя, чертовски соблазнительная фраза будто запустила божественный механизм в моём теле: мощная лавина сменилась огненным комом, который тотчас же взорвался множеством восхитительных осколков, наполняющих всё мое существо. - Ника! - закричала я, цепляясь за неё. Потрясающе. Вся обеспокоенность, весь страх и ужас этого трудного дня забылся в потрясающих объятиях этой неповторимой женщины.

***

Я проснулась в десять утра. Это уже становилось привычкой. Ники рядом со мной не было, и я вышла в гостиную. Кофеварка шипела, извещая о том, что кофе готов. Я выключила её и, завидев силуэт Ники в саду, направилась туда. Когда я подошла к стеклянной двери и увидела её целиком, то встала как вкопанная, не в силах поверить в происходящее: Ника, уже почти полностью одетая в экипировку наездника, пыталась безболезненно для своей раны натянуть узкие бриджи. Я не верила своим глазам. Я вышла в сад, и она улыбнулась мне. Я же мрачно свела брови. - Только не говори мне, что это то, что я думаю! - начала я грубо. - Ты поедешь с Лораном на ипподром? Ты сошла с ума? - прорычала я. Она опешила и нахмурилась. - Я не могу позволить ему думать, что я испугалась. Только не после того, что он сделал! - ответила она с чувством. - Да мне плевать на Лорана! - закричала я. - Ты ранена, Ника! Тебе наложили швы! Как ты можешь даже думать о том, чтобы ездить верхом в таком состоянии?! - Я в порядке. И я буду очень внимательна и осторожна. - ответила она обидчиво. - Ты сошла с ума! Вчера ты чуть не погибла, а сегодня ты снова берешься за своё. И из-за чего? Из-за глупой гордыни? Из-за ущемлённого чувства собственного достоинства ты готова подвергнуть себя опасности? - кричала я. Она невозможна! - Во-первых, не кричи на меня! Во-вторых, всё не так драматично, как ты думаешь. Не надо драматизировать! - повысила она голос. - Всё не так драматично, значит? Ты поступаешь безответственно! Ты понимаешь это? Ты ведёшь себя как ребёнок! Как капризный ребёнок! - кричала я. Я готова была её разорвать. Она остановилась. Недоумение сменилось на её лице недоверием, а потом и яростью. Она оттолкнула меня и прошла в дом. Я последовала за ней. Несколько мгновений она молчала. - Вот, значит, как ты думаешь обо мне, да? Ты думаешь, что я ребёнок, что я капризна, что я безответственна, что я стерва, что я жестока, что, когда я пьяна, мне без разницы, с кем трахаться. Так ты думаешь обо мне, да?! - закричала она. - Я так не думаю, Ника. - ответила я осторожно. - У тебя даже не хватает смелости это произнести! Признайся, наконец, что именно это ты думаешь обо мне! - Я так не думаю! - закричала я так, что зазвенела посуда. - Я так не думаю, Ника. - повторила я уже спокойнее и замолчала. Мы сверлили друг друга взглядом. Я остро чувствовала, что наступил момент истины. Момент истины, который я так долго ждала. Я прищурилась. - Но даже если бы я так думала: с каких пор тебя волнует, что думают о тебе люди? С каких пор тебя волнует, что думаю о тебе я? Тебе глубоко плевать, что я думаю о твоих поступках: я считаю, что сегодня ты собираешься подвергнуть опасности своё здоровье этой чертовой ездой на лошади, после раны, которую ты получила только вчера. Тем не менее, тебе плевать, что я думаю о том, что ты делаешь. Верно? Так почему же тебя интересует, что я думаю о тебе самой, а? Это никогда не было важным! Почему, вдруг, это стало важным сейчас?! - решительно воскликнула я, глядя ей прямо в глаза. - Потому что я люблю тебя! - закричала она и, пораженная своими собственными словами, приложила руку к губам. - Я люблю тебя. - проговорила она тихо, всё так же ошеломлённо смотря на меня. Я медленно подошла к ней и медленно и нежно улыбнулась, не в силах поверить в то, что только что услышала. Не в силах поверить, что она сказала это. Что она всё-таки сказала это. На моих глазах выступили слёзы. - Только ты способна признаться мне в любви в таких обстоятельствах. Только ты. - прошептала я с нежностью, любовью и грустью.