***
Матово-черная Audi R8 была единственной вещью, которую отец когда-либо дарил ему, помимо случайного синяка под глазом и очередного жестокого урока. Кроме того, это было единственное, чем он гордился — не считая семьи. Оказавшись внутри, он некоторое время просто сидел, позволяя двигателю работать на холостом ходу, пока салон прогревался. Потянувшись к карману куртки, Микки вытащил листок бумаги и развернул его. Господи, у его отца был реально уебищный почерк:Кертис. Организуйте место с Марго М. @ Скиннер-Парк, Уэст-Луп.
— Кертис, — пробормотал он себе под нос. Пиздец как тупо. Скомкав бумагу, Микки бесцеремонно сунул ее обратно в карман, после чего вытащил пистолет из-за пояса и запихнул его под сиденье, только после этого заводя машину и выезжая на мокрые улицы Чикаго. Он поехал на запад, двигаясь в сторону скоростной автомагистрали, сворачивая на поворотах излишне резко и чувствуя при этом, как шины прижимаются к бордюру. Это было то, что он умел делать и делал хорошо — водить машину. Он гнал быстрее на прямых участках дороги, черпая удовольствие во взглядах пешеходов и других водителей, которые смотрели на тонированные стекла машины, не имея возможности по-настоящему разглядеть Микки за ними — что-то в этом успокаивало его. Скользя над южным ответвлением реки Чикаго, он проехал через Китайский квартал, направляясь к дому — в Саут-сайд. Удерживая одну руку на руле, он позволил своим мыслям блуждать: утешало то, как много он мог обдумать, пока вел машину. Он почти — почти — нервничал: странное напряжение в животе давало о себе знать. Это было неприятное чувство, которое не нравилось Микки, потому что оно не имело ничего общего с бизнесом. Бизнес для него был чем-то легким, и так было всегда. Преступления — вот в чем он был хорош. Но мужчины… Мужчины — это совсем другое дело. Конечно, это был не первый раз, когда он перевозил парня-эскортника, и он не думал, что это окажется последним разом, но Микки всегда чувствовал себя немного уязвимым в такой тесноте с кем-то похожим на него. «Если он вообще гей», — подумал Микки, прекрасно понимая, что так было не всегда. Большинство перевозок, которые он делал в прошлом, было ничем иным как наркотиками, деньгами, оружием или женщинами, и это являлось тем, о чем Микки не сильно беспокоился: трех вещей из списка у него было в избытке, а когда дело касалось последнего пункта, он знал, что сможет справиться — с почти отчаянными подкатами, прикосновениями, улыбками, — потому что это никогда не было тем, чего он хотел. Именно по этой причине он не чувствовал, будто бы должен устраивать шоу или быть тем, кем он на самом деле не был. Но уже дважды до этого Микки перевозил парней из эскорта, и хотя оба раза они оказывались немного старше, чем он хотел бы, это не меняло того факта, что в их присутствии он вел себя по-другому. И все же, Микки беспокоился, что однажды парень, который сядет в его машину, будет именно тем, от чьих прикосновений он не сможет отказаться, чья улыбка затронет так, что он не сможет контролировать себя, а Микки не очень нравились вещи, которые он не мог контролировать. Однако новые лица были хорошим бизнесом, а хороший бизнес означал знание клиентуры, а знание клиентуры, в свою очередь, было специальностью его отца. Да, Терри Милкович знал, что не каждый теневой бизнесмен высокого полета, который попадется ему на пути, захочет компании русских женщин: некоторые захотят мужчин, и это было в порядке вещей. Это был хороший бизнес. Сделки также были хорошим бизнесом: они обеспечивали сохранение прочных связей, сглаживая углы вокруг импорта и ценообразования на новые поставки, потому что если вы желаете качество, вы за него платите. Поэтому Микки изо всех сил старался сосредоточиться на дороге, ожидая от ночи таких же дел, что и обычно.***
Менее чем через двадцать минут он был возле «Сказки», где, не раздумывая, остановил свою машину прямо перед входом — может быть, потому, что это было место, рядом с которым он не возражал, чтобы его заметили, или, возможно, потому, что ему просто чертовски этого хотелось. В любом случае, он припарковался, положил в карман ключ и направился внутрь. Несмотря на то, что было почти два часа ночи, клуб все еще был переполнен. Оказавшись в помещении, Микки почувствовал, как застучали его зубы от громко игравшей музыки, басы которой посылали вибрации, отражающиеся толчками где-то в районе его грудной клетки. Охранник у двери встал и уже собирался спросить его удостоверение личности, но затем, прищурившись из-за цветных мигающих огней, в последнюю секунду явно рассмотрел, что это был Милкович. — Вы за Кертисом? — прокричал он сквозь музыку, наклонившись ближе. Его горячее дыхание обожгло ухо Микки, и на секунду ему это почти понравилось. — Да! — рявкнул он в ответ, кивая. Вышибала слегка щелкнул пальцами в жесте «следуйте за мной» и стал пробираться сквозь толпу к задней части клуба. Мужчины были повсюду — некоторые молодые и сексуальные, остальные старые и не столь горячие; одни танцевали на платформах, в то время как другие наблюдали за ними с кожаных диванов. Несколько мужчин окинули взглядом Микки, когда он проходил мимо, перешептываясь друг с другом и указывая на него пальцем. Микки задавался вопросом, было ли это потому, что они узнали его, или же причиной был тот факт, что они нашли его привлекательным: при любом раскладе, это заставляло его чувствовать себя чертовски хорошо. Он взглянул на танцора — парня не старше двадцати, — стоящего на вершине одной из приподнятых платформ: на нем были одеты лишь маленькие золотистые шорты, обтягивающие невероятно массивную выпуклость. Микки с любопытством приподнял бровь, прикусил губу и почти почувствовал, как что-то слегка дернулось где-то внутри него, прежде чем быстро ущипнул себя за переносицу, чтобы отвлечься, и отвернулся. Они вошли в служебное помещение, и Микки почувствовал облегчение, оказавшись вне поля зрения людей. Комната, очевидно, была тем местом, где они хранили дополнительную выпивку, поскольку вдоль стен выстроились ящики с пивом и бутылки с более крепким спиртным. Какой-то чувак в маленьком синем жилете, под которым ничего не было, таскал ящики туда-сюда, бесцельно болтая с другим парнем, сидящим в стороне от Микки на низком табурете, натянув на голову капюшон толстовки. Схватив еще одну сигарету, потому как нуждался в короткой передышке от близости стольких мужчин, Микки закурил, не особо заботясь о табличках «Не курить». — Ты Кертис? — спросил он «парня в жилетке», подойдя чуть ближе и лениво остановившись рядом с табуреткой. Тот был примерно того же возраста, что и другие, которых он забирал в прошлом, и у него были такие же темные волосы и черты лица, именно поэтому Микки предположил, что это был он. — Это, должно быть, я, — внезапно произнес «мальчик на табурете», застав Микки врасплох. Он посмотрел на парня, который говорил, и с трудом различил бледное лицо, выглядывающее из-под темного капюшона. Микки глубоко затянулся сигаретой. — Ну, — выдохнул он, наполняя комнату табачным дымом. — Я твой попутчик. Кертис встал, заставив Микки невольно сделать шаг назад: он был выше, чем казался, сидя так низко. Чуть наклонившись, он быстро обнял паренька в жилетке, сказав ему — довольно неискренне, как решил Микки, — что скоро они снова увидятся. Брюнет воспользовался маленькой возможностью проявить эгоизм и рассмотрел свою ночную «доставку»: помимо черной толстовки, на парне были темно-синие джинсы и ярко-красные высокие кеды. Микки предположил, судя по одежде, что этот парень довольно молод, и не то чтобы он мог сказать конкретнее, но что-то в его теле заставило Милковича подумать, что, возможно, он также был довольно сексуальным. Повернувшись, Кертис подхватил с пола рюкзак, вынудив Микки быстро развернуться и направиться к распахнутой двери, которую он придержал открытой, позволив сигарете бесцельно болтаться между губ, когда показал жестом — с небольшим намеком на раздражение, из-за того, что Кертис стоял там в ожидании, как туйбень, — чтобы парень прошел. — О черт, спасибо! — произнес он, явно смущенный, и протиснулся мимо брюнета, в то время как его необычно большой рюкзак чуть не выколол Микки глаз. — Господи, — раздраженно прошипел Миклкович и уже собирался последовать за ним на улицу, когда кое-что вспомнил. — Эй, Кертис! — внезапно крикнул он, резко остановившись рядом с молодым танцором с огромным членом. Кертис застыл на месте, оглянувшись, прежде чем подошел к месту, где стоял Микки. — Что? — он был весел, что Микки находил забавным. — Член этого парня настоящий? — спросил он и ткнул пальцем прямо в выпуклость танцующего парня. Несмотря на капюшон, Микки увидел широкую улыбку Кертиса, когда тот рассмеялся. «Большой член» посмотрел на них сверху вниз, и Микки помахал ему одними лишь пальцами в чрезмерно драматичной и в то же время дерзкой манере. — Определенно нет, — крикнул в ответ Кертис, слегка наклоняясь. — Свернутый носок! Микки выпятил нижнюю губу, изобразив на лице притворное изумление, прежде чем глубоко затянуться сигаретой. — Свернутый носок, — повторил он, задерживая дым, и направился обратно к выходу.***
Снаружи было еще прохладнее, чем раньше, хотя дождь прекратился. Микки снова спрятал голову за воротник и резко потер руки. Он взглянул вверх, гадая, действительно ли пойдет снег, однако небо было чистым, если не считать низко висящего тумана. — Твою ж мать, — внезапно воскликнул Кертис, заставив Микки поднять глаза, когда он подошел к двери со стороны водителя. — Это твоя машина?! Бросив окурок на асфальт, Микки слегка ухмыльнулся непринужденности паренька, чувствуя, как его эго немного возросло. Не всегда, но время от времени ему действительно нравились столь приятные вещи. — Ага, — признал он, как будто ему было все равно, и открыл машину, позволяя им обоим скользнуть внутрь. Несмотря на свой рост и низкую посадку «Ауди», Кертис вписался в нее, как в перчатку. Микки включил внутреннее освещение, открыл бардачок и принялся засовывать туда сигареты и телефон, быстро проверяя, не поступило ли сообщений. Когда он оглянулся, то понял, что его пассажир откинул капюшон. — Господи, — воскликнул Миклкович с еще большим сарказмом, прислонившись спиной к двери и положив руку на руль. Кертис взглянул на него, слегка улыбнулся и снова спросил: — Что? — Да ты, бля, рыжик, — выпалил Микки, тупо уставившись на волосы своего пассажира. На самом деле они не были рыжими, скорее огненными — цвета кончика его сигареты, когда он затягивался. Волосы были короче по бокам, но достаточно длинными сверху, чтобы их можно было зачесать назад, как сейчас. Фыркнув, Кертис уставился в лобовое стекло. — Это будет проблемой для мистера Милковича? — коротко спросил он. — Он предпочитает брюнетов? Микки прикусил губу, чтобы не улыбнуться: ему нравилось, как паренек произносил имя его отца, словно тот был королевой Англии, а также как будто он понятия не имел, что мистер Милкович вообще-то его отец. Внезапно Кертис оглянулся, встретившись с ним взглядом, и это был первый раз, когда Микки действительно посмотрел на него. Его лицо было бледным, как у долбаной фарфоровой куклы и, судя по его рукам, все его тело такое же; кожу покрывала россыпь веснушек, которые становились более заметными у основания шеи и на руках; квадратная челюсть чуть выпирала вперед; глаза были сине-зелеными, а уши казались слишком высокими. Над слишком уж розовыми губами виднелась глубокая, словно вырезанная ямка, на которую брюнет смотрел слишком долго. По мнению Микки, он выглядел странно — в том плане, как странно выглядят все эти мраморные статуи в музеях, — как будто они вовсе не чудные, просто чересчур идеальные, чтобы быть созданными с натуры. — Ты не для мистера Милковича, — резко сказал Микки, вырываясь из этой необоснованной задумчивости и заводя машину. Внезапный звук двигателя вернул его в настоящее, и он нажал на газ, чувствуя, как низкие вибрации заставили его зубы сжаться. Легкая улыбка промелькнула на его лице от этой успокаивающей фамильярности, и он случайно взглянул на своего пассажира. Кертис пристально смотрел на него, его глаза слегка сузились, а в уголках губ заиграла усмешка, как будто он хотел показать Микки, из чего он сделан. Микки не нужно было спрашивать. Включив передачу, он так сильно вдавил педаль в пол, что шины резко взвизгнули, подняв неожиданное облако дыма с запахом горелой резины, когда задняя часть автомобиля слегка сдвинулась в сторону, прежде чем, наконец, двинуться в направлении центра города. Обе руки Микки были на руле, и, по крайней мере, сейчас, когда машина развила скорость до 110 километров в час всего за пять секунд, он полностью контролировал хоть что-то. Тайком он снова взглянул на фарфорового мальчика: огни за пассажирским окном расплывались перед его лицом, бросая внезапные блики на белую кожу, в то время как руки небрежно лежали на коленях, словно он ехал в церковь на воскресную службу со своей бабушкой. Микки заметил, однако, что улыбка парня была немного более широкой, чем раньше — он наслаждался этим, он привык к хаосу. Что-то во всем этом заставило Микки быстро оглянуться на дорогу. Он выехал на скоростную автостраду, сбавив скорость вдвое, когда вдали показались две полицейские машины, а их фары ярко вспыхнули в ночи. — Ты довольно приличный водитель, — небрежно заметил Кертис, бросив взгляд на водителя. — Напомни, как тебя зовут? Микки понятия не имел, почему он снова заговорил, и с каких это пор его можно было назвать, блядь, приличным. — Михайло, — сказал Микки, ища любой признак узнаваемости, ведь он даже не был уверен, что Кертис знал, что он Милкович. — Все зовут меня Микки. Парень кивнул, глядя в окно, когда они проезжали мимо копов, которые остановили кого-то за то, что тот, вероятно, ехал вдвое быстрее, чем они. — Так ты просто водитель или что-то в этом роде? — спросил рыжик, откидываясь на спинку сиденья, чтобы иметь возможность смотреть на лицо водителя. «Нет», — подумал Микки. — «Ты даже не догадываешься, кто я такой». — Э-э, можно и так сказать, думаю, — признался он, рассеянно потирая нос, чтобы удержаться от смеха. И он не лгал: он действительно садился за руль для членов семьи, а иногда и по работе. На несколько минут воцарилась тишина, и единственным звуком было ровное урчание двигателя: его вибрация то усиливалась, то ослабевала, когда Микки нажимал на газ, либо на тормоз. Брюнет отстраненно размышлял, не зашел ли он слишком далеко или открылся, а может наоборот, открылся недостаточно. Возможно, он держался слишком сдержано, что было своего рода его коньком. В основном, он задавался вопросом, не слишком ли его поведение очевидно. Может быть, он должен что-то сказать… Внезапно его внимание привлекла машина в зеркале заднего вида, когда она неловко приблизилась к его бамперу. Это был черный седан с чрезмерно яркими фарами, которые заставили его прищуриться от их отражения в зеркале. Микки наблюдал за автомобилем с минуту, переводя взгляд с дороги на зеркало заднего вида, ожидая, проедет ли он мимо. Когда этого не произошло, он наклонился вперед, пошарив под сиденьем в поисках ствола. — Ты в порядке? — спросил Кертис, увидев это, и тоже наклонился вперед, судя по всему, желая посмотреть, не потерял ли Микки что-нибудь под сиденьем. Наконец брюнет нащупал дуло, схватил его, а затем вытащил пистолет и снял с предохранителя. Микки даже не заметил, отклонился ли Кертис при виде пистолета или изменилось ли его лицо вообще: он был слишком занят наблюдением, работой. Внезапно седан вырулил на проезжую полосу, и Микки, едва оторвав руки от руля, добавил пули в патронник. — Если я скажу, ложиться, ложись, — сказал он просто, как ни в чем не бывало, и положил пистолет себе на колени в правой руке, нацелив его на дверь. Все должно было быть тактически — даже оперативно, — как считал Микки, дожидаясь своего момента, когда седан поравняется с ними, готовясь к перестрелке, в которой он на самом деле не был уверен. Как только передний бампер седана достиг середины «Ауди», Микки сразу же ударил по тормозам, заставив второе авто проехать мимо них с большой скоростью, вместе с тем как они замедлились до скорости улитки. К счастью, в это время ночи на автостраде не было других машин, поэтому Микки просто сидел и наблюдал. Седан поехал дальше, продолжая двигаться на север, пока не скрылся из виду. Первым нарушил молчание Кертис. — Кто это был? — тихо спросил он, и Микки понял, что парень немного нервничает. — Точно сказать не могу. Может быть, никто, — ответил брюнет, снова начав движение вперед, пока его глаза осматривали горизонт внимательнее, чем раньше. — Возможно, я просто сраный параноик. Снова стало тихо, и потребовалось добрых десять минут, чтобы атмосфера в машине немного разрядилась — Так куда мы едем? — спросил Кертис, пытаясь (Микки был уверен в этом), восстановить самообладание, когда подпер голову рукой и посмотрел на своего водителя. Его глаза немного потемнели — белая, веснушчатая кожа под глазами стала нежно–фиолетовой — и Микки мог поспорить, что он устал. — Сирко тебе не сказал? — он был несколько удивлен, но Кертис в ответ лишь пожал плечами. — Мне сказали, что я переезжаю в другой ночной клуб, которым управляют Милковичи. А еще, что работа будет немного более эксклюзивной… — Кертис посмотрел в зеркало заднего вида, и Микки понял, что ему было интересно, действительно ли «эксклюзив» было подходящим словом после инцидента с седаном. В этой сфере деятельности эксклюзивность также означала опасность. — Будешь также танцевать и обеспечивать эскорт, — вставил Микки, стараясь быть хоть немного профессиональным и сдержанным, ради своего пассажира. — Но у тебя будет гораздо более… серьезная клиентура, — Кертис нахмурил свои оранжевые брови, обдумывая это. — Давай просто скажем, — продолжил Микки. — Что ты продвигаешься по карьерной лестнице. Несмотря на то, что Микки старался быть беззаботным, у него внезапно пропало желание смотреть Кертису в глаза: он почему-то чувствовал себя нечистым, как лжец, словно жизнь этого фарфорового мальчика была теперь просто пешкой в шахматной игре его отца. Микки знал, каково это, потому что он тоже был одной из них. И все же, независимо от того, что у него была тысяча опасных ситуаций и сотня перевозок эскорта, до этого момента его это никогда особо не беспокоило. Микки рискнул взглянуть на своего пассажира и почувствовал облегчение, увидев его улыбку. — Держу пари, чаевые будут просто пиздец какими огромными! — пошутил Кертис и рассмеялся, его глаза чуть-чуть прикрылись, отчего темно-рыжие ресницы слегка сошлись. Как будто все происходящее совсем его не беспокоило, несмотря на пистолет, который все еще лежал у водителя на коленях, и от этого Микки почувствовал необъяснимое освобождение.***
Уиллис-Тауэр снова появился в поле зрения, и ночной туман начал сгущаться по мере того, как медленно приближался рассвет. — Почти приехали, чувак, — объявил Микки, замедляя машину, когда они мягко въехали в центр города. Кертис наклонился вперед, глядя через лобовое стекло на здания, которые возвышались вокруг них, стеклянными окнами отражая свет в ночи. — Ух ты, — прошептал он, как будто никогда раньше не видел центр Чикаго ночью. Микки не был уверен, но он подумал, несмотря на свою любовь к хаосу, что этот фарфоровый мальчик был довольно нежным. — Мы уже подготовили тебе квартиру, — сказал Микки, пытаясь отвлечься от того, что заметил. — Завтра я попрошу грузчиков забрать все, что тебе нужно, с твоего старого места. Мы позаботимся об аренде и прочем дерьме… — Господи, — усмехнулся Кертис, осторожно потирая щетину на подбородке. — Я теперь, блядь, типа как королевская особа или вроде того? — Определенно, — рассеянно произнес брюнет, и это слово прозвучало непреднамеренно и тихо. Он почувствовал, что немного покраснел, и подумал, что не должен быть таким слабаком. Кертис поймал его взгляд, уголок его рта чуть приподнялся, пока он смотрел на него, как показалось Микки, слишком долго. Мысленно он послал попутчика ко всем чертям, однако, несмотря на то, что прошло совсем немного времени, он вдруг обнаружил, что в Кертисе было что-то, что он не хотел игнорировать. Он не мог точно сказать, что в нем было такого, потому что, честно говоря, и сам не знал. При этом Микки задавался вопросом, может быть дело в их близости по возрасту; небрежного отношения Кертиса; их, казалось бы, разных личностей; того, как он выглядел; или того факта, что он был абсолютно уверен, что в какие-то моменты рыжий флиртовал с ним, и что он не совсем возражал против этого. Если бы это были какие–то другие обстоятельства, он, возможно, — несмотря на то, что у него никогда не было парня или типа того — он бы воспользовался случаем. Просто чтобы посмотреть смог бы он или нет. Но, как напомнил ему Игги, о пробе товара не могло быть и речи, и технически — несмотря на архаичное представление — Кертис теперь был собственностью Терри Милковича.***
Микки больше ничего не говорил, пока они не остановились на стоянке перед многоквартирным домом в Уэст-Лупе у Скиннер-парка, хотя его пассажир всю оставшуюся дорогу безостановочно болтал сам с собой, вытаскивая телефон и комментируя что-то время от времени, пока делал случайные фотографии различных зданий и фресок. Он действительно пытался игнорировать его, но в основном просто слушал, находя какое-то утешение в этом новообретенном белом шуме. — Вот дерьмо, — выдохнул Кертис, выходя из машины и глядя на высокий стеклянный фасад своего нового дома. — Я же говорил тебе, парень, королевская особа… — Микки засунул ствол обратно за пояс и указал на сумку Кертиса. — Я возьму это, — он перекинул ее через плечо, немного удивленный как весом, так и этим внезапным гребаным чувством желания быть добрым. — Уверен? — рыжий приподнял бровь, улыбаясь той самой мягкой полуулыбкой, которая начинала действовать Микки на нервы. — Это всего лишь гребаная сумка, чувак, — выплюнул он, быстро открывая дверь в вестибюль, где подошел к панели на стене и позвонил в пентхаус. В динамике послышался сонный голос Марго: — Здравствуй, Михайло, — сказала она, даже не поинтересовавшись был ли это он. — Квартира семьсот, встретимся там, — последовала короткая тишина, прежде чем дверь зажужжала, и Микки распахнул ее. — Добро пожаловать домой, рыжий лобок, — сказал он, смеясь себе под нос, когда флуоресцентные лампы над головой заставили волосы Кертиса светиться. Фарфоровый мальчик показал ему средний палец — к большому удовольствию Микки — и рассеянно огляделся. Вестибюль был отделан белым мрамором и обставлен серой мебелью, обрамленной яркими абстракциями. На вкус Микки, это было слишком институционально, но, черт возьми, не ему нужно было там жить. Кертис протянул руку и нажал кнопку у дверей лифта, засунув руки в карманы, пока они ждали, когда тот опустится. — Немного напоминает психушку, — тихо сказал он, не глядя на Микки, решившего, что то, как он это сказал, было немного грустно, и он также подумал, что, возможно, этот мальчик иногда говорит слишком много. Лифт был довольно маленьким и Микки обнаружил, что его внезапная близость к Кертису стала слегка обременительной, когда они вошли внутрь — не потому, что ему это не нравилось, а как раз наоборот. Это было ново. Он чувствовал себя уязвимым, слушая его дыхание, как будто все, чем он был, внезапно обнажилось в этом огромном крошечном пространстве. Словно осознав это, Кертис внезапно повернулся и отстранился от него, принявшись разглядывать потолочные светильники, все еще держа руки в карманах, пока они не достигли седьмого этажа и двери не открылись. Микки посмотрел в коридор и увидел Марго в халате, прислонившуюся к дверному косяку. — Марго, — прошептав, кивнул он. Было уже поздно. — Наконец-то, блядь, — прошипела она, с силой пихая ему в руку ключи от квартиры. Взглянув на Кертиса, она подняла брови над черными очками. — Марго Межеевски, — холодно представилась она. — Э-э, Кертис, — ответил он и мило улыбнулся ей. Женщина просто оглядела его, казалось, не совсем впечатленная, прежде чем вернуться к лифту. Кертис повернулся и бросил на Микки «что-черт-возьми-это было?»-взгляд. — Да, она еще та пизда, — прямо сказал Микки, отпирая квартиру. — У нее куча недвижимости. Денег до хуя.***
Толкнув дверь, Микки щелкнул выключателем в коридоре и бросил сумку Кертиса на небольшой столик из темного дерева. В этом здании жили и другие эскортники — восемь, если быть точным, — так что он был знаком с планировкой. Кертис присвистнул тихо и протяжно, явно впечатленный. Сразу на входе в квартиру, открывался вид на город и — по словам Кертиса — был довольно приличным. Можно было спокойно разглядеть озеро Мичиган в темноте между некоторыми зданиями через дорогу. — Да, здесь довольно мило, — заметил Микки, включая одну за другой все лампы под звук его неловко скрипящих по каменному полу ботинок. Прихожая была длинной и вела в довольно большую гостиную со стеклянными окнами во всю длину квартиры. Комната имела открытую концепцию — не было стен, отделяющих гостиную от кухни, но посередине аккуратно стоял островок, окруженный табуретками. За кухней, по коридору налево, была ванная с массивной кадкой, а также душевой кабиной. За ней находилась спальня, которая занимала угловой вид — полстены уходящих в пол окон вокруг кровати. На каждом из них были жалюзи, наполовину опущенные. — Охуеть, — воскликнул Кертис, со вздохом плюхаясь на кровать. — Это место в два раза больше моей старой квартиры, — он положил правую руку на живот, отчего свитер слегка приподнялся, позволив Микки вскользь заметить мягкий пушок рыжеватых волос, который рос чуть ниже его пупка, над серым поясом боксеров. Знакомая вибрация из клуба внезапно вернулась с удвоенной силой, и Микки громко фыркнул, чтобы нарушить собственное молчание. Кертис зевнул и, повернув голову, взглянул на часы, стоявшие на боковом столике. Было почти три часа ночи. — Ладно, я, наверное, должен дать тебе немного поспать, — заявил брюнет, поспешно проводя рукой по волосам, в то время как Кертис сел, сцепив пальцы на коленях. — Да, эм, я увижу тебя завтра или…? — Микки показалось, что в его голосе прозвучала почти надежда, и ему это понравилось. Ему это чертовски нравилось. — Э-э, да, — солгал Микки, сам себе удивляясь. Подвоз, краткая информация и десятисекундная экскурсия обычно были настолько обширны, насколько позволяло его радушие: помимо этого, его единственные взаимодействия с эскортами были строго связаны с клубом. Уладить, отсортировать, перевезти и подтвердить все — было нелегко, но черт возьми, если он не хотел делать все это сам. — Хорошо, — выдохнул Кертис, глядя на него усталыми глазами и потирая затылок. — Я приду около полудня, чтобы разобраться со всем дерьмом с квартирой, — вставил Микки. «Ну вот», — подумал он. — «Я приду по делу». Кивнув еще раз, рыжий встал с кровати, чтобы проводить Микки обратно к двери. — Так я встречусь с боссом? — резко спросил он, небрежно прислонившись к дверному косяку, как раз в тот момент, когда Микки собирался уходить. — С одним из легендарных Милковичей из Саут-Сайда? — когда парень произнес фамилию Микки, он поднял руки — как блядский танцор джаза — словно говорил о чем-то мифическом и неуловимом, чего, вероятно, на самом деле не существовало. Задумавшись, Микки рассеянно потер висок. — Ммм, ты уже сделал это, — ответил он, закусив губу и приподняв брови типа «привет-приятно познакомиться», прежде чем резко повернуться и направиться обратно в некое подобие своего тайного мира.***
Привалившись спиной к дверному косяку, Йен наблюдал, как Микки вышагивает к лифту в своих облегающих черных джинсах и зеленой армейской куртке. Он, вероятно, знал, что Йен все еще стоял в дверях и наблюдал, но, несмотря на это, рыжий оставался на месте, желая испытать свою удачу еще немного. Лифт звякнул, и двери открылись: Микки вошел в него, откинувшись на стенку в углу. Йен терпеливо ждал, сдерживая растущее чувство паники, но когда дверь начала закрываться, это случилось: Микки взглянул на него, его голубые глаза встретились со взглядом Йена всего на мгновение, прежде чем он исчез из виду. Йен понимающе улыбнулся про себя: это маленькое знакомое чувство дало о себе знать, прежде чем он повернулся и быстро захлопнул дверь, заперев ее за собой, а затем поспешно расстегнул рюкзак и достал свой телефон. Оглядев квартиру, он заметил модем Wi-Fi рядом с телевизором возле одного из окон и подошел к нему, тут же взглянув на заднюю панель в поисках пароля. Подключившись, он мгновенно открыл домашнюю страницу Google, где торопливо набрал «Милкович» и «Чикаго», после чего нажал значок поиска. Первый результат касался Терри Милковича и его борьбы с городским советом за переименование его клуба в SS. Йен щелкнул по ссылке, прокручивая статью средним пальцем. Он помнил эту историю: очевидно, многие люди думали, что SS имело отношение к нацизму, но Терри Милкович клялся всему кварталу, что это означает ни что иное как Саут-Сайд. В конце концов — как и всегда — Терри победил, и теперь SS был его новым местом работы. Вернувшись на страницу результатов, Йен прокручивал ссылки, пока один из них в самом низу — пятилетней давности — не привлек его внимание. Он кликнул по нему, мгновенно найдя то, что искал, и его желудок сжался от чувства, которое было либо смущением, либо унижением. В верхней части страницы была фотография Микки, черно-белая, которая определенно не отдавала должного гладкости его кожи или пронзительности его глаз. Заголовок статьи гласил:Сыну магната Терри Милковича предъявлено обвинение в хранении наркотиков и превышении скорости.
— Бляяяяя, — осознавая, выдохнул Йен и плюхнулся на диван, держа телефон над лицом и откинув голову назад. Он прочитал первую строчку внизу:Михайло Милкович, младший сын чикагского миллионера Терри Милковича, был арестован в пятницу вечером в Саут-Сайде…
Микки, мать его, Милкович. Йен выключил экран и отбросил телефон в сторону, зажмурив глаза, быстро прокручивая в голове весь их разговор — от комнаты с выпивкой до спальни, — пытаясь вспомнить, сказал ли он или сделал что-нибудь, что могло или не могло повлиять на его репутацию. Возможно, был комментарий о том, что отцу Микки не понравятся его рыжие волосы?.. — Вот блядь, — Йен чуть не рассмеялся, потирая усталое лицо руками. Как он мог быть так глуп? С другой стороны, никто из близких родственников Сирко никогда не контактировал с ним за все время, пока он работал в «Сказке». Йен предполагал — довольно глупо, как он понял, — что Милковичи будут еще скрытнее, учитывая, что они являлись более крупной рыбой в пруду. Кроме того, Йен никогда не обращал внимания на людей, которых не знал: он, конечно, знал о Терри — он был королем Саут-Сайда, — но о его детях? — Блядь, блядь, блядь, — снова сплюнул Йен, лениво хватая телефон, прежде чем вернуться в спальню, вместе с тем чувствуя, как его лицо пылает от смущения. Он снял толстовку, затем футболку и снова лег на кровать, свесив ноги с края. В папке входящих сообщений в его телефоне было одно новое уведомление, и он открыл его, прочитав смс, которое Лип отправил за два часа до этого. «Фредди сегодня помочился на Дебби, и это было чертовски весело», — гласил текст, к которому прилагалась фотография Дебби, держащей крошечного голого Фредди подальше от нее, как футбольный мяч, а ее лицо сморщилось от отвращения, когда она смотрела на мокрое пятно на своей рубашке, пока Фрэнк и Карл на заднем плане смеялись. Йен мягко улыбнулся: он скучал по ним — ну, по всем, кроме одного, — немного больше, чем обычно. Несколькими нажатиями он сохранил фотографию в своей галерее. Пролистывая ее, он прокручивал одну за другой фотографии, сделанные в машине в центре города: не то чтобы он никогда раньше не видел Чикаго ночью, просто ему нравилось фотографировать вещи, которые он считал красивыми и хотел запомнить. Удалив около пяти снимков, которые были слишком размытыми, он внезапно наткнулся на фотографию Микки: он сделал ее, когда брюнет вел машину, положив телефон на колени, как будто он просто отдыхал от всей своей нервной болтовни. Микки не обращал на него никакого внимания, не слушал — Йен был уверен — ни единого слова, сказанного им; он просто смотрел в лобовое стекло, наблюдая за дорогой. Его левая рука лежала на руле, а локоть на подоконнике, в то время как в правой он держал «Глок». Йен поднес телефон к лицу, думая, что, возможно, это было немного похоже на сталкерство, и снова посмотрел на татуировки на пальцах Микки, которые теперь имели гораздо больше смысла. Микки просто выглядел…круто, подумал Йен, но это было так, словно брюнет даже не знал об этом, несмотря на то, что был Милковичем. Любой другой человек — нормальный человек, — вероятно, более логично отреагировал бы на события последнего часа, но что-то в том, что он был в той машине с Микки — внезапный трепет, который он испытывал при малейшем намеке на опасность, — заставило его память вернуться к грабежам домов с Липом на южной стороне, курению травки в школьном туалете и угону вертолетов у армии Соединенных Штатов. Он уже очень, очень давно не чувствовал себя таким реальным. При этой мысли его захлестнула новая волна смущения: он был таким болтливым, таким глупым, но вместе с тем настолько воодушевленным всей ситуацией — быть эскортом; быть эскортом перед Милковичем; быть эскортом, который не знал, что он Милкович; быть эскортом, считающим Милковича, не зная, что он Милкович, довольно горячим и опасным, и сказать Милковичу, что он надеется, что его рыжие волосы не будут проблемой для его отца.… Вот дерьмо! Если он и выставил себя полным идиотом, то теперь уже было слишком поздно что-либо предпринимать. И все же он был совершенно уверен, что у Микки Милковича не было с ним проблем — на самом деле совсем наоборот. В той машине была определенная атмосфера — Йен был в этом уверен, — и позже в лифте тоже. Конечно, возможно, внезапные взгляды и обрывки разговора были именно тем, чем был Микки, но этот взгляд — последний взгляд, которым он посмотрел из дальнего угла лифта… Нет, Йен был уверен, что, как минимум, Микки Милкович так же считал его немного привлекательным. Рука Йена рассеянно затрепетала над джинсами при воспоминании об этом, мягко потянув за молнию, когда он подумал о голубых глазах, черных, как смоль, волосах, кривой улыбке, остром и дерзком языке, о том, как он пах Саут-Сайдом, а еще о тех, казалось бы, идеальных татуировках на костяшках с надписью FUCK и U-UP. Йен вроде как хотел, чтобы…