Из альфы в омегу

      Бенджамин осознал. Осознал все с кристальной ясностью.       Он облажался.       Гин развернулся на пятках и спешно исчез в толпе людей, которые не обращали внимания на разыгравшуюся у них под носом маленькую трагедию.       Бенджамин испытал ни с чем несравнимый страх. Страх потерять Гина. Ему казалось, что сейчас он был близок к этому, как никогда. Он же сам подтвердил, что боится воды и не умеет плавать — и прямо сейчас поплыл на глазах у альфы, делая вид, будто все вообще круто. Ну где, где, черт возьми, были его мозги?!       Бенджамин прытко выскочил из бассейна и ринулся в толпу. Заметную, выделяющуюся своей белизной фигуру однако нигде не было видно. Куда альбинос уже успел уйти?       Мужчина приказал себе успокоиться и взять свою панику в кулак, не давая ей воли разрастись до размеров катастрофы. Первое место, где нужно было проверить — была каюта. Это логично. Там лежали их документы, там хранились их вещи, там было все. Если Гин не ушел в бар напиваться с горя от непонимания происходящего сюра, то его точно надо было искать там.       Омега заторопился к каюте. Он не обращал внимания на прохожих, нервничал; его руки заметно дрожали. В голове пыталась построиться логическая цепочка, объяснение тому, что Гин увидел, но все это уже казалось жалкой ложью, которую раскусил бы и полный идиот. А чаша терпения у альфы уже давно и очевидно была переполнена.       Бен ворвался в каюту, и его догадки оказались верны. Гин был там и, кажется, вовсе не был удивлен его скорому появлению.       — Гин, я могу все объяснить… — начал было Бенджамин, замечая взвинченное состояние альбиноса, но тот не дал ему договорить.       — Можешь?! Объяснить??? И какую чушь ты теперь мне наплетешь?!       Бенджамин сглотнул. Мантра, которую он твердил себе всю дорогу до каюты, что все хорошо, уже не работала, и паника подступала к горлу.       — Ну, давай! Объясни! Уж постарайся! Например, когда ты успел научиться плавать?!       Бенджамин сжал ладони в кулаки, больно впиваясь ноготками в собственные ладони. Поджав губы, он испуганно смотрел на альфу. И сейчас по-настоящему боялся. Боялся облажаться еще сильнее. Боялся даже хоть одно слово сказать, потому что весь его шаткий карточный домик, казавшийся таким идеальным, рушился на глазах.       — Молчишь? — расходился Гин, пребывавший в состоянии отнюдь не лучше. — Ну молчи! Молчи! Нечего сказать, да?!       Он пнул ногой кровать, счастье, что та была прочной и не сломалась. Старые мысли, казавшиеся ему полнейшей ересью, сейчас снова проникали в голову, заражая липким страхом. Он столько ужастиков пересмотрел, высмеивая их глупые сюжетные повороты и спецэффекты, а теперь сам ощущал себя тем самым глупым главным героем в этой комедии об ужасах.       Потому сейчас он не знал, кто перед ним стоял.       — Кто ты?.. — прохрипел он, впиваясь обезумевшим взглядом в фигуру омеги. — Кто ты, черт возьми?!       Мужчина видел, что Гин уже был напуган. Осуждать его было не за что. Эта хрень кого угодно могла напугать. Бен сам еще не сошел с ума лишь потому, что не думал о самом факте случившегося и старался просто подстроиться под весь этот абсурд, словно все так и было задумано.       — Ответь! Кто ты? Ты не Бенджамин! Брат-близнец? Клон? Пришелец? Кто?!       — …       Бенджамин вздохнул и закрыл глаза, пряча подступающие слезы.       — …       — Не молчи!       — …       — Бенджамин!       — Кто я? — наконец переспросил он. — Что ж… Ладно. Я скажу.       Гин смотрел на него выжидающе, но не казался сейчас человеком, способным здраво воспринимать информацию. Но дальше тянуть было уже некуда, ситуация накалилась до предела. Бенджамин понимал, что дороги назад не было.       — Ну?..       — Меня действительно зовут Бенджамин. Но я не твой Бенджамин. Это тело мне даже не принадлежит. Потому что на самом деле я альфа. И моя фамилия… — Бен поджал губы, ощутив, как сердце упало в пятки, — Кидд. Меня зовут Бенджамин Кидд. Которого ты так сильно ненавидишь.       Бен замолчал и внимательно посмотрел на Гингу. Тот стоял и глупо хлопал ресницами, кажется, вообще не понимая, что ему только что сказали. Оно и было понятно. Жизнь все-таки не дешевое кино с мистическим сюжетом.       Градус накала страстей резко потух. Гин засмеялся.       — А можно серьезное объяснение, а?       Сказать он сказал, а вот в душе засел ужас. Эти нелогичные пугающие слова казались очень логичными. И многое объясняли — эта бизнес-жилка, знания, взрослый характер, взвешенные решения. Дай кому такую характеристику — такие люди, как Кидд, первыми бы пришли на ум.       Бенджамин молчал. Молчал весьма красноречиво, и Гин ощутил пробежавший по спине холодок.       — Подожди… Подожди-подожди, — выставив ладонь, Гин ошеломленно уставился в пол перед своими ногами, начиная лихорадочно все вспоминать и анализировать.       Все пробелы в этой ситуации один за другим начали закрываться. Все ответы на неразрешенные вопросы находились сами собой, получив свою логичную точку отправления.       — Бенджамин Кидд? — с ужасом посмотрел Гин, хмурясь и не понимая, как такое вообще было возможно. — Я не понимаю… Все удивительно сходится, но как… Как такое вообще возможно?       Бен в ответ улыбнулся очень грустной улыбкой и пожал плечами.       — То есть, ты хочешь сказать, что ты, Бенджамин Кидд, находишься в теле моего омеги, а мой Бенджамин в… твоем теле?       Мужчина молча кивнул в ответ.       Гин отшатнулся. Ему прямым текстом сообщили несусветную чушь, в которую он должен был поверить. И что самое пугающее — он, кажется, верил.       — Не веришь? — спокойно спросил Бенджамин. — Помнишь тот день, когда пришел на собеседование? Хотя бы приблизительно?       — Ну да… — кивнул растерянно.       — Значит, тебя позвали на третий этаж здания. Тебя встретил омега, секретарь начальника отдела кадров. Такой блондин с кудрявым хвостиком, заплетенным на бок. У него родинка была под глазом. На бирке на красном жилете сотрудника было имя Алан. Он дал тебе кофе и предложил ириску в аляпистой обертке. Так?       Гин с еще большим ужасом смотрел на омегу. Все действительно было так. Он не помнил таких деталей так досконально, но когда Бенджамин это проговорил, он действительно вспомнил. Все так и было. Откуда бы его Бенджамин знал подобные мелочи, если он не имел с этим дела чуть ли не каждый день?       Одни вопросы стали закрытыми. Но вместо них появились новые. И на них получить ответы будет еще сложнее.       Вдруг Гина осенило, и от этого осознания липкий неприятный холодок прошелся по спине.       Все это время он говорил столько гадостей о Кидде этому же самому Кидду в лицо. И Бенджамин все это терпел? Зачем? Почему?       — Я сейчас сойду с ума… — альфа вцепился в волосы и растерянно опустился в кресло около окна каюты.       Бенджамину было даже грустно за Гина. Правда раскрылась и явно ошеломила юношу. Что было, в общем-то, неудивительно. Он осторожно прошел вперед и сел на край кровати, скромно уложив руки на колени.       В душе образовался какой-то штиль. Он все потерял, опять, но сейчас ему было как-то даже спокойно. Больше не было нужды врать, притворяться кем-то. Теперь он снова был Бенджамином Киддом, тем, кем и был рожден.       — Как… — заговорил Гин. — Как это случилось?       — Я и сам не знаю. Я напился чуть ли не до смерти, а очнулся уже в этом теле с тобой в постели. Это все, что я знаю.       Гин замолчал. На некоторое время каюта погрузилась в цепенящую тишину.       — Ладно. С этим ничего непонятно, и ясности ждать явно нет смысла… Но… Ты ведь… Я столько дерьма тебе наговорил, а ты все просто с улыбкой слушал. Почему? Почему ты скрыл это?       Бенджамин усмехнулся. Они подбирались, пожалуй, к ключевому моменту их судьбоносного разговора.       — Честно? У нас были хорошие отношения, и я не хотел их ломать. Да, мне было очень больно от твоих слов, но эта боль ничто по сравнению с той, что я испытывал до того, как очутился в этом теле.       — До того? — переспросил Гин и получил утвердительный кивок. — Расскажи?       Бенджамин грустно улыбнулся и посмотрел на свои переплетенные пальцы.       — Знаешь, весь этот образ идеального жениха, богатого, доброго, красивого, любимца всего и вся — это действительно всего лишь образ. Да, я богат, но эти деньги не принесли мне совершенно никакого счастья. Только дали возможности, чтобы получать их больше. Все. Омеги мне постоянно изменяли. В семье я никогда не был любимым сыном, а лишь игрушкой, в которую можно было вложить все, что захочется, в надежде вырастить покладистую марионетку. Свой бизнес я выстроил потом и кровью, но он развалился удивительно быстро, и это случилось еще до того, как я стал этим «омегой». Я оказался неудачником. Моя жизнь очень далека от того идеала, который мне приписывают. Честно говоря, я просто хотел умереть. И собирался это сделать. Я отказал тебе в собеседовании не потому, что я скотина такая, а потому что я был занят завершением всех дел. Я собирался уйти без долгов за моей душой. И нанимать сотрудника в погибающую фирму мне не хотелось. Но, так или иначе… Мне не хватало храбрости закончить начатое, и я напился. Перемудрил с количеством, да, вот и отрубился. А проснулся совершенно другим человеком. В новом теле. В другой жизненной ситуации. И мне захотелось жить. А потом я влюбился в тебя. Даже отринул свою сущность. Я ведь альфа все-таки. Но я решил стать омегой. Полностью. Потому что так я был счастлив. У меня было то, чего мне не хватало всю мою жизнь. Я не хотел, чтобы эта сказка заканчивалась, и все возвращалось на круги своя. Так как ты думаешь, почему я ничего не сказал тебе?       Гин снова замолчал. У него все это просто не укладывалось в голове.       — Я хочу выпить. Вот прямо напиться.       — Ну, я понимаю тебя…       — Пойдем в бар?       — Ладно. Пойдем.       Оба переоделись и вышли наружу, направляясь в бар, который находился этажом выше. Он уже был открыт, но людей там было еще немного. Заказав крепкого алкоголя, парочка села в дальний угол на кожаные диванчики, оказавшись вновь друг напротив друга.       В глазах альбиноса все еще плескалось целое море вопросов. И Бен не был уверен, что у него сейчас хватит моральных сил ответить на них все. Это случилось слишком внезапно, он не успел подготовиться.       Однако говорить ничего и не приходилось. Альбинос молчал.       Отпив стопку виски одним махом, Бенджамин шумно выдохнул. Крепкий алкоголь обжег горло. Это тело не обладало той устойчивостью перед этим туманящим разум ядом как его родное, и приходилось знать меру. Только в этой ситуации кого это волновало?       Он набрался смелости поднять глаза и сразу же встретился взглядами с Гином.       Тот сидел совершенно угрюмый. В себя он опрокинул уже две стопки. Бенджамину было даже страшно предположить, какой раздрай и мрак творился у альбиноса сейчас на уме. Мало того, что он встречался и спал, как оказалось, с совершенно другим человеком, так это еще и не был в классическом понимании подлог. Это было чертово переселение душ!       Задумавшись об этом сейчас, Бенджамин впервые сам ощутил весь ужас своей ситуации. Он смотрел на нее с логической точки зрения как деловой человек. В расчет шел лишь сухой анализ. Эмоции были под замком с семью засовами. Но сейчас тот был открыт, и Бенджамина захлестывало эмоциями, от которых предательски щемило грудь.       В скорбном молчании в углу столика в баре страшно хотелось кричать.       — …       — Пойду еще возьму… — пробормотал Бенджамин, собираясь встать и отойти к стойке, лишь бы сделать хотя бы один вдох свободно, не ощущая этой стиснувшей горло невидимой руки.       Но не успел он встать, рука альфы резко дернулась, перехватив его за запястье, и больно сжала. Этот сигнал Бен понял отчетливо.       Сидеть.       Гин буравил его взглядом. В его голове не укладывалось уже больше ничего.       Если в первые минуты он воспринял это все логично и справедливо, то теперь логика оставила его, оставив после себя зияющую черную дыру неразрешенных вопросов. Если такая чертовщина, как переселение душ существовала в реальности, то что существовало еще? Параллельные миры? Магия? Демоны? Все сразу?       После открывшейся правды, на удивление, он отчетливо заметил разницу, которую до этого упрямо не замечал. Взгляд. У его Бенджамина взгляд был совершенно другой. Холодный, отчужденный. Словно за хрусталиками скрывалась прочная стена, стена во внутренний мир омеги, куда доступа альфе никогда не было. Гин не знал, что на душе у этого удивительно красивого и странного омеги.       Но сейчас взгляд был совершенно другой.       Несмотря на природную холодность ярких и насыщенных голубых глаз, взгляд этот был теплым, открытым, но при этом весьма умудренным опытом. Это был взгляд совершенно иного человека, открывающие двери ему в душу.       И сейчас в этих глазах Гин отчетливо видел страх, смятение и то, что говоря о смерти, Бенджамин отнюдь не приукрашивал…       — Пойдем на палубу? — спросил он. — Как-то в баре не сидится.       Бенджамин снова согласно кивнул, не проронив ни словечка.       На носовой палубе открывался совершенно сказочный вид на морской горизонт в теплой расцветке заходящего солнца. Здесь звуки музыки доносились уже не так громко, и она не раздражала своим наигранным и неуместным сейчас позитивом. Да и людей пока было еще не так много — видимо, пока не заметили, какая красота открывалась с носовой части.       Бенджамин шел на шаг впереди. Кажется, он пребывал где-то в себе, в своих мыслях, и совершенно прослушал слова альфы о том, чтобы присесть на лавочку в центре палубы. Словно загипнотизированный, омега подошел к краю, положил изящные ладони на поручни, и задумчиво уставился в сторону горизонта.       Легкий бриз мельтешил его локоны и свободного кроя рубашку. Со спины Бенджамин казался таким уютным и прекрасным в этот момент.       Гин смотрел на это. Смотрел долго, не находя в себе сил отвести от этого прекрасного парня взгляда.       Только вот перед ним стоял не тот, кого он любил с детства. Это был Бенджамин Кидд. Человек, совершенно ему незнакомый. Совершенно чужой.       Что чувствовал Кидд, очутившись в теле омеги? Гин неосознанно вспомнил тот случай, когда столкнулся с ним лицом к лицу, пусть и тогда, получается, в том теле был его родной Бенджи.       Этот альфа был выше его, шире в плечах. Его запах был сильнее, резче, буквально вдавливая альбиноса в пол. Кидд как альфа был во всем лучше его самого. Смотрел на всех сверху вниз. Сильный, крупный мужчина, перед которым был открыт весь мир.       И в один момент этот сильный альфа оказался в теле этого крошечного слабого омеги, стоящего у края палубы, с такой хрупкой маленькой спиной.       Что он чувствовал?       Бенджамин поежился и сильнее закутался в свою летнюю бежевую рубашку. Ветер усиливался, и омега явно начал подмерзать.       Гин не знал, что говорить. Он вспоминал каждый момент, что был между ними. Течка. Как этот величественный мужчина справился с этим унижением? Оказаться под другим, совершенно незнакомым альфой? Робкие улыбки и попытки объяснить, почему он другой. Амнезия, раздвоение личности. Гин догадался, что Бенджамин говорил это по той простой причине, что он боялся. Боялся сказать правду.       Он очутился в теле никому не нужного слабого омеги, у которого было и так слишком мало прав и возможностей выжить в одиночку. Что ему еще оставалось?       Бенджамин развернулся и заметил на лице альфы какую-то застывшую гримасу отчаяния. Поджав губы и посмотрев себе под ноги, он решился.       — Думаю, на корабле еще остались свободные каюты. Я оплачу себе отдельную, не хочу тебя беспокоить.       Гин очнулся, увидев, что Бенджамин уходит. Казалось, уходит навсегда.       Рефлексы сработали моментально.       Нагнав омегу в два широких шага, он схватил его за руку, дернул за себя, развернул, и, бережно обхватив лицо обеими руками, накрыл губы поцелуем со вкусом полнейшего отчаяния.       Бенджамин ошеломленно уставился на альфу, забыв об ответе. Дыхание у него перехватило, и он стоял, словно истукан, во все глаза глядя на альбиноса, у которого словно открылась червоточина отчаяния.       — Мне… Мне нужно больше времени, чтобы все это осознать… — прохрипел он в самые губы, разорвав поцелуй. — Только не уходи… Пожалуйста…       Бенджамин промолчал.       Но потом согласно кивнул.       — Пойдем в каюту?       Гин согласился. Но теперь выпускать руки омеги из своей не стал.       Весь вечер до самого отбоя они сидели молча. Гин остался на балконе, пользуясь возможностью побыть одному, а Бен сидел в каюте и занимался рабочими моментами через мобильный. Теперь все равно не было смысла скрываться. Так он хотя бы мог отвлечься, чтобы не начать кричать.       Он понимал состояние альбиноса и ничего не требовал. Лишь надеялся, что когда-нибудь альфа оправится и скажет ему что-нибудь, что прольет свет на то, какими теперь будут их отношения. Будут ли они вообще?..       Гин зашел обратно в каюту где-то через час. Он выглядел загруженным, но уже не взвинченным. Словно смирился с абсурдной реальностью. И, кажется, это действительно было так.       Он опустился на кровать рядом с Беном, убрал из его рук телефон и сжал ладони омеги в своих. Голос его зазвучал как-то глухо и тихо.       — Бенджи… Я могу ведь тебя так называть? — Бенджамин кивнул. — Бенджи… Попытка осознать, что ты совершенно другой человек, которого вот так по щелчку пальцев перенесло в чье-то чужое тело, сквозит сумасшествием. Мне даже страшно принимать эту правду. Но сейчас это неважно, потому что я не знаю, как вообще такое можно принять?..       Бенджамин снова молчал, не зная, что сказать.       — Это неважно. Я… хочу спросить. Все это время… Ты притворялся моим парнем. Тем Бенджамином, что теперь занял твое тело. То, что ты говорил мне… Все твои слова… Они тоже были частью образа? Притворством?..       Бенджамин задумался, пристально посмотрев на Гина. Он уловил, о чем думал альбинос, в чем он сомневался. Это были справедливые сомнения, поэтому он не находил причин сердиться, пусть это снова причинило ему боль.       — Это не было притворством, Гин, — спокойно и прямо ответил он, и у альбиноса мурашки по спине пробежались от звука этого голоса.       Он даже звучал по-другому. Почему он был настолько слеп и глух, что не замечал таких очевидных вещей?!       — Это правда, что, очутившись в этом теле и поняв, что вернуться мне быстро не получится, я решил действовать по ситуации и не выбиваться из образа, насколько это было возможно. Но очень быстро… Эти попытки быть другим превратились в мои истинные чувства. Я не стану врать, мне было сложно. Я альфа. Я всегда любил омег. Альфы были для меня соперниками, но никак не предметом любовного интереса. Но…       Бенджамин вздохнул. Он ведь так устал жить, все тая. И теперь, когда настала та самая возможность быть до конца откровенным, слова, как назло, разбегались от него как испуганный рой муравьев.       — Сначала я понял, что ты… Мне стало жалко тебя. Я увидел в тебе самого себя. Израненного, уставшего. Боящегося одиночества. Я возненавидел того, кому принадлежит это тело, пусть и не знаю его, не знаю, почему он так поступал. А потом… Я не знаю, как, почему и когда это произошло.       С его губ сорвался еще один вздох, в этот раз пронизанный невысказанной горечью.       — Я влюбился как дурак. Застрявший в чужом теле, вынужденный притворяться не собой, пытавшийся примириться с тем фактом, что мне больше не нужны никакие омеги, и что я больше не альфа — я засыпал и каждый раз боялся проснуться в родном теле. Потерять тебя.       Его голос срывался от эмоций. Было видно, как тяжело ему давались эти слова. Во тьме погружающейся в ночь каюте, его глаза заметно блестели от застывших в них невыплаканных слез.       Гин не смог больше на это смотреть и обхватил омегу за плечи, прижимая к себе и позволяя наконец разреветься.       От осознания, что если бы не эта чертова ночь, не этот чертов алкоголь, этот мужчина, что бросил к его ногам весь мир, подарив крылья, был бы уже мертв. Альбиноса прошибло холодным потом.       Он обнял такое привычное тело еще сильнее. Теперь все те слова, что он говорил Бенджамину, были правдой. Что это были отношения с нуля. С совершенно другим человеком. И он мог этого волшебного человека потерять навсегда, так и не познав этого счастья.       — Бенджи… Обещай мне. Обещай, что больше не будешь думать о смерти… — хриплым голосом попросил он.       — …       — Обещаю, — прошептал он.       — «По крайней мере, пока ты со мной».       Утерев предательски намокшие глаза, Бенджамин выпрямился и посмотрел на альфу. Гин смотрел ему в ответ, и теперь та непримиримая стена исчезла. Принял Гин эту пугающую правду или нет, их чувства были настоящими.       И сейчас они зашкаливали.       Одежда летела с их плеч с ожесточенной скоростью. Поцелуи сквозили отчаянием, невысказанными словами и эмоциями. Страсть захлестывала их одним за другим цунами, и никто из них не знал, было ли это сейчас правильно.       Бенджамин еле сдерживал слезы, которые так и норовили скатиться с его щек. Вовсе не от боли или дискомфорта от слишком активных движений бедер. Его переполняло эмоциями.       — Бен. Правда в том, что я очень люблю тебя. Именно тебя. Ты дал мне все. Ты заставил меня поверить в себя. Ты дал мне взаимную любовь. Ты сделал все ради нас. Как я могу тебя не любить после этого? Я не представляю, как ты терпишь меня. Все мои недостатки. Я не дурак. Я понимаю, чтобы терпеть меня — надо любить. И ты любишь меня. Сколько причин у тебя, чтобы любить так сильно? Поэтому мне все равно, что ты альфа. Мне все равно в каком ты теле. Твоя душа — вот магия, вот истинная аномалия. И я люблю твою душу. Без тебя, родной, я уже не я.       Именно эти слова сказал ему Гин, прежде чем их тела слились воедино. Все его тело открылось навстречу этим словам, распахивая душу будто окна навстречу утреннему ветру, знаменующему новый день.       Бенджамину только очень хотелось верить, что Гин не заберет своих слов обратно, если он снова станет альфой. Что все это не блеф от поехавшей крыши.