Из альфы в омегу

      Обуреваемый самыми разнообразными степенями гнева и раздражения, Бенджамин остался один. Чувство облегчения от долгожданного одиночества, впрочем, превратилось в тяжелый кирпич осознания, что он остался один на один со своей пугающей проблемой, и поделиться ею было не с кем. Идея рассказывать обо всем альбиносу в нем потухла окончательно. Как и вера в то, что он чудесным образом заснет и снова проснется в своем родном и привычном теле, перед которым уже хотелось извиниться — он не ценил того, что имел, а потеряв, метался как загнанная птица по клетке. И в данном случае клеткой ему служило чужеродное непривычное тело, со своими привычками и инстинктами.       Однако поддаваться панике мужчина не стал, быстро взяв себя в руки. Крылатая фраза, что надежда умирает последней, была взята не с потолка. А пока стоило продолжать двигаться вперед, ни в коем случае не останавливаться.       Бен думал о том, что доступа к его электронным счетам и кошелькам с криптовалютой у омеги в его теле не было, ведь он не знал ни паролей, ни логинов. Конечно, доступ к основному счету у него оставался: тот сохранился на телефоне альфы и открывал доступ по отпечаткам пальцев и снимку радужки глаз. Однако какой из Бена был бизнесмен, если бы у него имелся только один счет?       — «Технически, денег у меня сейчас хоть жопой жуй», — размышлял он, мысленно беседуя с самим собой. — «Другое дело, что я должен поддерживать имидж нищего омеги, который висит на шее у своего альфы. Тьфу».       И все же терять эти деньги альфа не планировал. Он догадывался, что рано или поздно омега-тезка догадается, что счетов у альфы было не один и не два. И через банк он мог добиться сброса паролей, заполучить к ним доступ, ведь для всего остального мира он был Бенджамином Киддом, законным владельцем всех этих денег. И допустить этого Бен никак не мог.       Однако все его помыслы заняться финансами в условиях пребывания в чужом теле быстро нарушились, стоило ему только поднять осмысленный взгляд и заметить состояние жилплощади, в которой ему придется какое-то время жить.       — «Да как они вообще живут в таком свинарнике?» — изумился альфа.       Бенджамин с юных лет был педантом и чистюлей. К этому его приучил дедушка по линии папы. Мальчик учился убирать за собой, поддерживать окружающую обстановку в чистоте и порядке, ровно как и следить за собой. Ведь опрятный внешний вид характеризовался не только физической чистоплотностью и ухоженностью, но и тем, что человека окружало. Бен соглашался с этим утверждением, поэтому преданно ему следовал. К тому же, беспорядок в помещении, в делах, в одежде, в мыслях — во всем иными словами, — мешал ему сосредоточиться на делах и работе.       В бардаке этой квартиры обвинить альбиноса у него не поднялся язык. Парень явно работал не на легкой работенке, и, вполне очевидно, домой возвращался уставшим. Бен не понаслышке знал, как усталость может вклиниваться в дела, что порой нет сил даже одежду по вешалкам развесить, и приходилось делать это все через себя. Поэтому винить этого парня ему было не в чем.       А вот кого можно смотрел на него сейчас из зеркала своей симпатичной мордашкой. Бенджамин поджал губы и стиснул кулаки. Этот неряха сидел дома сутками, не работая — неужели было так сложно хоть чуть-чуть поддерживать порядок в квартире? Неужели ему было приятно жить среди этого хлама? Или не мог ли он подумать о том, что его парню было неприятно возвращаться с работы в какой-то засранный хлев? Впрочем, чего он хотел, если этот мальчишка даже не провожал и слова доброго альфе не говорил на прощание?       — «Я уже просто морально не могу гневаться еще сильнее», — мысленно ворчал альфа, подойдя к спинке стула, на котором оставил домашнюю одежду утром.       Та представляла собой белую футболку с милым принтом и короткие, даже чересчур короткие, шорты. Впрочем ворчать на это Бен не стал, ведь ходить в таком виде дома, где это мог видеть лишь только бойфренд, не являлось чем-то зазорным по меркам самого альфы. Надев это все на себя, он не удержался от кривляний перед зеркалом, осматривая свое новое тело более внимательно.       Стройные и прямые ноги, упругие и округлые ягодицы, осиная талия и тонкие руки с изящными пальцами — все эти детали по всем параметрам вписывались в идеал Бенджамина. Он не мог оторвать вожделенного взгляда о того, что видел сейчас в зеркале. И ведь парень мог похвастаться не только красивой фигурой.       Лицо омеги сияло красотой, достойной высокопарных эпитетов и комплиментов. Большие выразительные глаза с густыми длинными ресницами, как любили их романтично характеризовать, «оленьи», напоминали два чистейших синих сапфира. Маленький нос, чуть округлые щеки, аккуратный подбородок и линия челюсти, а главное милые насыщенно-каштановые кудряшки длиной до лопаток, которые изящно обрамляли лицо и игриво лезли к кончикам губ. Растянув эти губы в улыбке, Бенджамин задержал дыхание, придя в восхищение от того, что увидел. Эта улыбка была достойным завершением прекрасного образа.       У альфы совершенно в голове не укладывалось, как в теле настолько прекрасного омеги могла содержаться настолько гнилая душа. Что, что, черт возьми, в этой линии судьбы пошло не так, раз это произошло? Он пришел к справедливому выводу, что тот парень совершенно не заслуживал своей внешности. Внешности самого Бенджамина он, впрочем, тоже не заслуживал, ведь для альфы Бен считался очень привлекательным, но жаловаться и выбирать мужчине уже не приходилось.       Он тяжко вздохнул. Его инстинкты альфы прямо вопили о том, чтобы схватить нечто столь прекрасное, что он видел сейчас своими глазами, украсть это у всего мира и навсегда пометить своим. Но этот порыв был больше душевный, как и сами инстинкты. Потому что на самом деле сейчас в его голове, в его несчастном, работающем на пределе мозгу, фиксировались совершенно иные, незнакомые сигналы и инстинкты. Инстинкты, которые принадлежали омеге. И это пугало.       Все оставалось хорошо на словах до тех пор, пока он напрямую не сталкивался с различиями полов. Запахи омег для него утратили былой влекущий аромат, померкли и стали какими-то раздражающими. Зато запахи альф, наоборот, стали ощущаться куда сильнее, и, в случае с альбиносом, так и вовсе кружили голову. Возможно сам омега, застрявший в его теле альфы, уже давно не придавал этому всему значения, ведь он привык жить со всеми этими ощущениями, но вот для Бенджамина словно открылся новый дивный мир.       Он мало знал о гигиене, особенностях ухода, лечении и заботы об омежьем теле. Он не имел никакого понятия, что и когда ему необходимо было делать, чтобы поддерживать это тело в полном порядке. Он не знал, как правильно контролировать чужеродные ему инстинкты. И, если судьба распорядилась так, что он в этом теле навсегда, он совершенно не представлял, как ему с этим телом жить. Ведь душой он все еще оставался альфой, который любил омег и терпеть не мог альф, видя в них исключительно соперников, когда дело касалось в первую очередь отношений между полами.       — И что мне со всей это красотой теперь делать… — пробормотал он уныло, стукнувшись лбом о зеркало.       Если бы в этом идеальном по меркам Бенджамина теле была такая же идеальная душа, он бы не задавался вопросом, что делать. Таких мальчиков днем с огнем не сыщешь, а потому к их ногам стоило весь мир кидать, моля лишь об ответной любви. Учитывая, что Бенджамин, которому стукнуло уже 30 лет, мечтал о крепкой полноценной семье, чтобы окончательно почувствовать себя успешным альфой, который в этой жизни, как говорилось, и дерево посадил, и дом построил, и сына вырастил, понять его расстройства над неудачными отношениями было не сложно. Понять его мечты и надежды тем более, ведь он также не был чужд ко всему прекрасному.       — «Ты предлагаешь мне теперь самому что ли становиться тем идеалом омеги, который я себе нарисовал?» — тоскливо обратился он к своему новому отражению и, устав от этих тяжелых размышлений, махнул на него рукой.       Чтобы отвлечься от переживаний и хоть как-то поспособствовать наведению порядка в собственных мыслях, он решил начать с наведения порядка в квартире и вещах. Во-первых, надо было разобраться, что здесь где лежит. Он совершенно не ориентировался в этом жилище, а это стоило бы исправить.       Начал Бен непосредственно со шкафа, у которого залипал все последние десять минут. Открыв его створки, он снова оказался лицом к лицу с тем кошмаром, что был бездушно запихнут по полкам и ящикам. Забавно, на вешалках висела одежда альфы, да и та единственная полка, что занимал альбинос, была в полном порядке — одежда сложена в стопки, выглажена и структурирована, отчего в ней легко можно было разобраться. И совершенно противоположная картина царила с одеждой омеги.       — Что ж ты за чудовище-то такое, — ворчал альфа, безжалостно выбрасывая все на пол.       Мнение, к которому он бегло пришел утром о том, что у омеги совершенно отсутствовал вкус, сейчас только подтвердилось, пока он разбирал все эти залежи мятой одежды. Бен обладал своей точкой зрения практически на все, где он свое мнение мог составить, опираясь на знания или личные вкусовые предпочтения. И внешний вид омег не являлся исключением.       В моде Бен был сведущ постольку поскольку. Как альфа, вертящийся в верхушке общества, он следил за своим внешним видом и видом тех, под руку с кем появлялся на улице. И если в случае с самим собой никаких кривотолков и пересудов не возникало — Бенджамин всегда одевался в сшитые на заказ из дорогих тканей костюмы, выглядя прекрасно и презентабельно, то с противоположным полом велась игра на выживание.       Иногда омеги соглашались с его выбором. Иногда нет. Выбирая всякий раз осторожно, ибо характер прекрасного пола не зря был притчей в языцех, Бенджамин зачастую сталкивался с возмущением. Оно звучало всегда примерно одинаково: какое он имеет право вообще судить и утверждать, как должен одеваться омега, если он сам родился альфой и ничего в этом не понимал.       И теперь, возвышаясь над этой горой дешевой вычурной одежды, Бен впервые злорадно возликовал. Теперь никто. Никакой на свете омега не посмеет ему заявить, что он не волен выбирать одежду для прекрасного пола. Теперь он сам прекрасный пол! И сам может одеть эту идеальную во всех смыслах фигуру так, как посчитает нужным! Чтобы было со вкусом, достаточно строго и элегантно, и чтобы мужской взгляд альфы утопал в блаженстве, лицезря такую красоту рядом с собой. И сейчас Бен совершенно не вспоминал о том, что альфой, которому и будет дано лицезреть эту красоту, станет вовсе не он.       Спустя всего полчаса разбора тряпья, Бенджамин распихал по пакетам почти все содержимое гардероба омеги. Одежда эта отправилась прямиком в стирку, так как бережливый во всем альфа не мог просто так взять и выбросить вещи — всем им уже была уготована участь отправиться в секонд-хенд.       Разумеется, совсем без одежды он себя не оставил. Среди вещей омеги все же нашлось несколько, что, может, не вписывалось в видение альфы о том, во что следовало бы облачать это тело, но в целом выглядело опрятно, прилично и неброско. Особенно на фоне всего остального. Так в шкафу к вечеру и остались разложены по полочкам и вешалкам, выглаженные и выстиранные парочка джемперов нейтральных тонов, несколько пар джинсов с высокой талией, довольно милый джинсовый комбинезон, пара футболок и шорт.       Настоящие трудности возникли с ящиком нижнего белья. Бенджамин ощущал себя каким-то извращенцем, копаясь в нем. Впрочем, на качественное кружево и белье у этого мальчишки явно не было денег, поэтому к потайной досаде альфы ничего сексуального в его вещах он совершенно не усмотрел. Новая галочка купить побольше сексуального белья, когда можно будет сделать вид, что все деньги были честно заработаны, моментально возникла в его мысленном списке.       Помимо шкафа, мужчина разобрал и будуар. Вся косметика, в которой он совершенно, увы, не разбирался, тем не менее была аккуратно расставлена по местам. Те украшения, что он сохранил, теперь были красиво развешены на специальной бархатистой подставке. Эти украшения действительно ему понравились. Они были небольшие и изящные, на тонких цепочках. Будь у него необходимость подарить омеге украшение, Бен бы точно выбрал что-нибудь такое.       И пока еще он не знал, что все эти украшения, на самом деле, являлись подарками альбиноса его второй половинке.       Время клонилось уже к глубокому и позднему вечеру, когда Бенджамин, наконец, закончил с капитальной уборкой. Ни одну поверхность в доме не обошла участь встречи с тряпкой в руках мужчины. Теперь в квартире все пахло чистотой и свежестью. В шкафу был полный порядок, на будуаре и тумбочках лежало минимум вещей, ибо те были аккуратно сложены и рассортированы по ящикам. Рабочий стол, где стоял ноутбук альбиноса тоже был протерт и приведен в божеский вид, хотя там работы оказалось меньше всего. Все-таки тот альфа хоть как-то хотя бы за собой следить пытался. Кухня и ванная были вычищены, полы во всей квартире вымыты, а кровать застелена новым и свежим постельным бельем, накрытым сверху вязаным крупными петлями нежно-бирюзового цвета пледом.       Именно на кровать и упал вымотанный до смерти Бен. Еще никогда он столько не убирался. Оно и логично, он никогда и не запускал все до такой степени. Ни о каких деньгах и махинациях со счетами сегодня речи уже не шло. Бен, может, и хотел этим заняться, но логика подсказывала, что альбинос может скоро вернуться, и тайно сделать все задуманное у него уже не выйдет. Да и чего греха таить, сейчас ему больше хотелось спать, нежели чем заниматься какими-то важными и сложными финансовыми вопросами.       Он прикрыл ненадолго глаза. Сколько прошло времени, когда он вот так неподвижно лежал, упав наискось на кровать в форме звезды, Бенджамин не знал. В чувства его привел закономерный щелчок входной двери.

***

      На часах стояла половина двенадцатого, и Гин, совершенно выжатый, вернулся домой. Рабочий день вышел довольно мерзким, но все это было заслугой не коллег по работе, а банальной погоды.       Еще когда он вышел из дома, застигнутый врасплох внезапным вниманием со стороны омеги, он заметил висящее над головой солнце, которое уже к полудню раскалилось до предела, а ведь на дворе стоял еще только май. И когда он прибыл в порт, ему почудилось, что это самое солнце уже потирало в предвкушении свои несуразно маленькие ладошки, коварно над ним насмехаясь.       — Н-да, мы здесь до самой ночи, — уныло заключил бригадир их смены, оглядывая то количество грузов, которые придется перетаскать и перевезти на склад с прибывшего в полдень сухогруза.       Видят всевышние силы, Гин был только рад работать хоть всю ночь, но вот перспектива возиться с тяжестями под палящим солнцем в жару его совершенно не прельщала. Уже совсем скоро он обливался потом, и терпеть эту духоту в спецовке он уже не мог. Пришлось снять свою хлопчатобумажную куртку и остаться в одной майке. Гин прекрасно знал, чем это закончится, но выбора у него оставалось мало — или схлопотать тепловой удар, или спалить себе кожу.       К вечеру кожа на руках нещадно ныла и болела от долгого воздействия солнца. Хотелось поскорее вернуться домой и замазать ее метровым слоем специального крема, который хоть немного облегчал неприятные ощущения и успокаивал возникшие покраснения. Единственное, что как-то радовало альфу во всей это ситуации, так это то, что на руки им дали куда большую плату за смену. Больше груза — больше денег.       Зайдя домой, разувшись, альфа устало зашел в комнату, и тотчас остолбенел.       — «Ясно. Либо я помер в порту и попал в чистилище, либо для Бена пора вызывать скорую», — подумал он, ошалело разглядывая свою спальню.       Вокруг сияла приятная глазу чистота. Гин уже и забыл, когда в последний раз видел спальню такой. Когда работал в офисе, наверное. Тогда у него еще оставались хоть какие-то силы на поддержание чистоты и уборку, с которой Бен ему тоже не хотел помогать. А ведь мог бы. Все равно дома сидел.       — Надо же. Ты убрался. Молодец, — сказал он, замечая наконец лежащего трупиком Бенджамина.       Пройдя внутрь, он положил свой рюкзак под стол, где и хранил его всегда. От чистоты ему сделалось непривычно, но болящие руки снова напомнили о себе. Поэтому тот пошаркал в ванную, где его ожидала все та же поражающая картина: белоснежная отмытая эмаль ванной, раковины и туалета, вымытые полки с гигиеническими принадлежностями, свежие выглаженные полотенца, а также полностью рассортированные тюбики и бутыли с предметами гигиены.       — ….       У альфы уже даже мысленных слов не находилось. Осмотрев все тюбики с кремами, он, впрочем, к своему вящему неудовольствию, не обнаружил того, чего искал. И вновь сделавшись раздраженным и злым, вернулся в спальню, вырастая огромной тенью над телом омеги.       — Бен. Ты же сказал, что купил мой крем от солнечных ожогов, — начал он отчитывать с легко угадывающимися раздосадованными нотками в строгом голосе. — Я ведь просил тебя! Неужели так сложно было сходить и купить? Зачем ты опять соврал, что купил его? Ты ведь знаешь, что я не могу без него!       Омега резко распахнул глаза и смотрел на него каким-то совершенно непонимающим взглядом. Даже скорее растерянным и испуганным. Гинга резко ощутил укол совести. В конце концов, парень, наконец, убрался. И не так, как обычно, когда он заставлял его это делать, тяп-ляп да и так сойдет, а нормально, еще и без указки. Это действительно заслуживало похвалы, а он на него опять наехал.       Альфа прикусил губу, растеряв весь свой боевой настрой.       — Ладно. Прости. Ты все же убрался, реально молодец. Очень приятно вернуться с работы в чистую квартиру. Ничего страшного, что мазь не купил. Схожу за ней потом сам, — сказал он уже куда более мягким голосом.       Устало вздохнув, он обошел кровать с другой стороны и завалился рядом, складывая руки за головой и прикрывая глаза. Очутиться в горизонтальной плоскости после стольких часов таскания тяжестей было манной небесной.       — Послезавтра у меня опять собеседование, — зачем-то поделился он с омегой, хотя тот обычно на это реагировал всегда так, что уши вяли. — Не знаю, как все пройдет. Надеюсь, лицо под кепкой у меня не так сильно обгорело как руки, — усмехнулся он, после чего, так и не дождавшись от Бена никаких слов, окончательно замолк.       Бенджамин продолжал лежать на кровати и смотреть в потолок, как застигнутый врасплох суслик, не решаясь пошевелиться. Услышав ругань от альбиноса, он инстинктивно напрягся и испугался, хотя морально его это совершенно никак не напугало. Реакция была обусловлена телом и гормонами омеги, и это снова выводило альфу из привычной колеи.       Но что еще больше его заботило, так это взявшийся из ниоткуда крем. Точнее, его отсутствие. Он не припоминал никакого средства против ожогов. Пока убирался в ванной, да и в целом по квартире, ничего даже близко похожего на сам тюбик или коробку от него здесь не было. Он точно ничего похожего не выкидывал из-за просрочки сроков годности, а значит, вина за это лежала отнюдь не на его плечах.       — «И сколько мне еще за тобой проблем подчищать?» — вновь обратился он к исконному владельцу тела, пусть и прекрасно знал, что тот его не слышал.       Пусть он ощущал себя страшно усталым от целого дня потрясений, а потом еще и уборки, совесть подсказывала ему, что альбинос устал куда больше. Об этом не трудно было сказать по одному только взгляду на другого альфу. И Бен справедливо затолкал свою усталость куда подальше.       — Я схожу сейчас и куплю, — известил он. — Какой крем нужен? Ты можешь пока поужинать, еда в холодильнике, — добавил он, догадываясь, что альфа, возможно, вернулся очень голодным.       Гин не удивлялся тому, что диалог с омегой у него не клеился. Такое продолжалось уже давно. Но вот то, что тот внезапно подорвется в полночь идти куда-то за каким-то кремом, — это уже был повод засомневаться, может, действительно Бен ударился головой? Обычно в это время его от кровати было не отодрать.       Ощущая какой-то подвох, Гин осторожно напомнил название нужного крема. Так как заплатили ему сегодня по двойной ставке, он мог позволить себе хорошую мазь, не из дешевых, которые обычно толком не помогали. Нехотя поднявшись, альфа достал из кармана толстовки купюру, вручая в руки омеги, ведь тот действительно переоделся, готовый идти на улицу. Приятно поразило то, что оделся он довольно скромно: простые не вызывающие джинсы, футболка и ветровка поверх, чтобы не простыть, ведь ночью погода еще оставалась прохладной. Это не умаляло тревоги альфы, что омега собрался в ночь куда-то идти, но, по крайней мере, альф со всей округи он своей вертлявой задницей не соберет.       Отпустив парня, Гин подошел к шкафу, чтобы переодеться в домашнее, и снова был застигнут врасплох. Полки с одеждой, где лежали вещи Бенджамина, как-то непривычно пустовали. Там оставалось всего ничего, пара вещичек на выход, да и только. И это не говоря уже о том, что сложены вещи были весьма аккуратно, словно у Бена завалялся в загашнике опыт мерчендайза, чего у него точно не было.       Гин впервые испытал какое-то необъяснимое чувство страха, когда все привычное вдруг выходит из-под контроля.       Бен меж тем плелся по темной улице, нисколько не переживая за собственную безопасность, вновь позабыв о том, что он больше не альфа, и методы самозащиты, подходящие альфе, совершенно не работали со слабым и нетренированным телом омеги. К счастью, круглосуточная аптека была совсем рядом, так что идти было всего ничего.       По дороге он продолжал копаться в телефоне омеги, пытаясь узнать как можно больше о том, кем он являлся, кого он должен изображать. Листая страницы его соцсетей, он узнал, что тому Бенджамину стукнул всего 21 год в прошлом месяце, в апреле. Удивительно, у самого Бена день рождения тоже был в апреле. Совпадение ли?       Мужчина тряхнул головой. На глаза вдруг попалась старая запись трехгодичной давности с опубликованной фотографией. Это была селфи, запечатлевшая омегу вместе с альбиносом. Это стало первой фотографией, где беловолосый альфа, наконец, был изображен. И, к ликованию Бенджамина, под фоткой находилась подпись: «С Гином приехали прокатиться на колесе обозрения!».       — «Гин!» — мысленно воскликнул Бенджамин, наконец узнав имя альбиноса. — «Его зовут Гин!».       Он тотчас вспомнил, что листая списки друзей омеги видел профиль с этим именем. Было такое, точно. Ведомый своей цепкой памятью, он действительно нашел профиль альфы. На аватарке у того стоял рисунок с белым тигром, информации в профиле толком никакой, да и записи на странице отсутствовали. Казалось, профиль был неживой. И это натолкнуло Бенджамина на мысль, что Гин являлся довольно замкнутой и сложной личностью. Узнать предстояло еще многое.       Так он и дошел до аптеки. Там его явно знали, ибо у фармацевта невольно скривилось лицо. Бенджамин выгнул бровь, ощущая, что дурной омега палок в колеса вставит ему еще с целую гору. Придавать значения реакции фармацевта он, впрочем, не стал. Если тому не хватало профессионализма держать лицо на рабочем месте, это была не его, Бенджамина, проблема.       Озвучив необходимый список лекарств, Бенджамин расплатился деньгами, что ему дал альбинос, а когда получил сдачу и пакетик с купленными медикаментами, по привычке сказал «спасибо» и «до свидания». И эта простая вежливость почему-то вызвала на лице фармацевта теперь уже удивление и растерянность.       — «Да ты издеваешься!».       И снова обращение отправилось в никуда.       — Я вернулся! — известил он о своем приходе, заходя домой, и заметил альбиноса лежащего на кровати уже в домашних вещах.       Тот, кажется, задремал за те пятнадцать минут, что омега отсутствовал, и будить его Бен не хотел. На цыпочках он подошел к тому поближе, улучив момент разглядеть альфу поподробнее.       Гин обладал довольно резкими и острыми чертами лица. То было худое, с острыми скулами и подбородком, тонкими губами. Бенджамин вдруг поймал себя на мысли, что альфа выглядел как метис европеоидной и азиатской расы: черты и тех и тех легко угадывались в нем. Довершал эту необычную внешность альбинизм парня, отчего порой казалось, что он светится, как ходячий led-фонарь.       Тут альбинос резко раскрыл глаза, застав Бенджамина врасплох. Вздрогнув, он хаотически размышлял, как бы объяснить свое подозрительное зависание над лежащим в полудреме человеком.       — Что, убить меня вознамерился? — с кривой усмешкой спросил Гин, и Бен обратил внимание, что глаза у альбиноса действительно обладали больше азиатскими чертами, а также хранили в себе удивительный голубой оттенок.       — Нет. Я твой крем принес, — ответил Бен, доставая из пакета коробку с мазью и вручая альфе. — Ты еще не ел, да? Я тоже голоден. Пойдешь?       Гин хмуро посмотрел сначала на Бена, потом на коробочку в своей руке, потом снова на Бена. Вопросов в голове у парня роилось все больше, но он даже не знал, как их грамотнее стоило сформировать, чтобы они не звучали как полный бред.       — Угу, — коротко бросил он в ответ и, сев на кровати, принялся распаковывать крем и наносить его на свои покрасневшие руки.       Бен проводил эти действия взглядом, а потом молча удалился на кухню. Там его ждали приготовленная с утра кастрюля спагетти с поджаристыми и сочными кусочками мяса, сверху политыми соусом с начинкой из тушеных овощей. На деликатес блюдо не претендовало, но сейчас была и не та пора, чтобы баловать гурмана в своей душе. Изыски следовало оставить на потом, а сейчас сосредоточиться просто на питательной и вкусной пище.       Пока он раскладывал еду по тарелкам, разогревая в микроволновке, на кухне появился альфа. Он молча прошел к стулу и устало на него опустился. Бенджамин пока не рисковал задавать тому каких-либо вопросов, ощущая в душе досаду. Найти общий язык с конкретно этим альфой оказалось гораздо труднее, чем он предполагал. К тому же его тело так и преследовало цепенящее чувство страха, которое, казалось, ничем не было обусловлено. Альбинос за все время так и не поднял на него руку. Что это были за реакции? Инстинкты? Или просто Бенджамин еще не научился правильно управлять телом и расшифровывать все те сигналы, что поступали ему в мозг?       — Ты вроде упоминал о каком-то собеседовании… — наконец-то решился он заговорить, ставя перед альфой тарелку с едой, после чего разогрел то же самое себе и сел напротив. — А куда ты устраиваешься? Что за должность? — поинтересовался он после короткого кивка со стороны Гина.       Тот с подозрением нанизывал на вилку спагетти. С виду блюдо выглядело шикарно, но в душе так и сидел червяк сомнения, что подгрызал интуицию альфы, вопящую, что здесь творилось что-то совершенно неестественное. Однако, попробовав, он удивленно приподнял брови.       Бен и до этого умел готовить, но крайне ленился это делать. Не раз он объявлял, что терпеть не может стоять у плиты. Поэтому своей стряпней омега баловал его редко, но если баловал, то получалось всегда вкусно. Ну или может Гину просто не с чем было сравнивать?       Сейчас же еда показалось ему в десятки раз вкуснее, чем все, что он ел до этого. То ли дело было в специях и соусе, то ли еще в чем, но в этот раз Бенджамин превзошел сам себя. И вместо того, чтобы порадоваться этой вкусной домашней стряпне, Гин ощутил тревогу и панику.       Ему казалось, что его пытаются одурачить. Облегчения, что омега наконец-то взялся за ум, не было и в помине.       — Управляющим. В ресторан в центре города, — скупо ответил он на вопрос омеги, подозрительно исподлобья наблюдая за ним.       Бен вроде бы остался все тем же, но чем внимательнее альбинос присматривался, тем все больше замечал несостыковок в привычках и повадках своего парня. И это не говоря уже о том, что он разговаривал будто с другим человеком. Даже сейчас, услышав о должности, Бенджамин не закатил глаза, как обычно, а вдруг заговорил о хитростях и уловках на собеседовании, давая вроде неплохие советы. Откуда он их узнал? С чего его вообще понесло давать ему советы, если до этого Бена не устраивала любая должность, на которую пытался устроиться альфа?       Гину было невдомек, что перед ним на самом деле сидел акула бизнеса, который уже собаку съел на собеседованиях и прекрасно был осведомлен о том, на что в первую очередь будут обращать внимание квалифицированные эйч-ары.       — Бен, — позвал он его, не находя в себе сил больше терпеть этой недосказанности. — Давай поговорим о тебе. Что происходит? Ты вдруг начинаешь убираться, готовить. Продал все свои украшения, шкаф разобрал… За моей мазью в ночи поперся. Ты не подумай, я это все не в претензию тебе… — он осторожно подбирал слова, памятуя о том, что Бен мог взорваться и начать кричать от любой неосторожной фразы. — Просто все это на тебя совсем не похоже. Скажи мне честно… Ты кого-то убил?       Бенджамин аж поперхнулся от его предположения. Альфа меж тем все продолжал:       — И теперь ты боишься, что я тебя выдам, если ты не начнешь вести себя нормально? Или ты брат-близнец, о существовании которого я не подозревал, а моего Бена уже подменили, закатали в бетон и утопили? Объясни мне, пожалуйста, какого черта происходит, пока я себе не накрутил. Потому что напоминаю тебе, я детдомовский и умение накручивать себя у меня развито на сотни тысяч процентов, и плевать, что такого процентного соотношения не существует. Я проснусь завтра утром или ты ночью меня задушишь?       У Бенджамина на душе кошки заскребли. Он не знал, что ответить альфе на его совершенно справедливые вопросы. Актер из Бена всегда был никудышный, а тут он даже не знал, кого играть, стоило ли удивляться, что уже к вечеру альбинос потерял терпение и начал задавать вопросы?       Но что еще было хуже, так это новость о том, что Гин оказался детдомовцем. Помимо фонда помощи пострадавшим омегам, Бенджамин владел еще одним узконаправленным на помощь больным детям и детям-сиротам фондом. С самых юных лет мальчик ощущал какой-то тяжелый якорь из чувств, глядя на тех детей, у которых не было ни родителей, ни дома, ничего. Ничего из того, что в достатке было у него самого.       Эмпатия в нем хорошо развилась благодаря грамотному воспитанию дедушки. Он не хотел предаваться жалости ко всем этим маленьким людям, впереди у которых была сложная жизнь, полная одинокой борьбы со всеми ее превратностями, но желал помочь. Хотел хоть как-то восстановить справедливость по отношению к ним.       И теперь он остался лицом к лицу с тем фактом, что парень, об которого вытер ноги тот, кого он любил, оказался тем самым сиротой.       — Я никого не убивал, — спокойно признался Бен, пытаясь отделаться от неприятного липкого чувства вины за действия и поступки, которых он не совершал. — И тебя я убивать тоже не собираюсь, как ты можешь о таком думать. Я… не знаю, как тебе объяснить и ответить на все эти вопросы. Мне кажется, если я скажу хоть слово, то сразу за мной выедет бригада психиатрической помощи. Мне такого счастья сейчас явно не надо, — предельно честно говорил мужчина.       Аппетит куда-то пропал, и Бенджамин отложил вилку. Ситуация накалялась и ее хотелось как-нибудь разрядить. А потому в голову ему пришла совершенная глупость.       — А вообще идея с бетоном прекрасная! — вдруг бодрым голосом заявил он. — Завернуть прошлого меня в бетон и нахер. Нахер отсюда, — хмыкнул он, действительно уже предаваясь в уме такому желанию, только вот родное тело было жалко. — Я знаю, я прошу невозможного, но пожалуйста… Гин, — впервые за весь день он обратился к нему по имени. — Давай сделаем вид, что жизнь просто началась сначала, хорошо?