Хорт

Не тихо в лесу заповедном. Листья на деревьях меж собой шепчутся, птицы распевают, ручей бежит-журчит, будто напевает голосом серебряным. Да только всё поутихло вдруг, будто засмотрелся лес - не на диво дивное, а на двух гостей незваных-непрошенных. Идут по тропинке лесной два добрых коня, один черен, как полночь, другой бел, что кора березовая. А верхом на конях тех добры молодцы, видом несхожи, да красой равны. - Что встревожился ты, Олежа? - вопросил красавец огневласый в наряде княжеском. - Не тревожен я. Да, думаю, отдохнуть бы нам малость, дух перевести. Жажда томит, да к тому же... - повел сопутник его окрест взглядом настороженным, ровно волк. - Мнится мне, водит нас, Сережа. - Водит? Да с чего бы это? Всё, как и сказал ты, до леса добрались, тут мара и обитает, коль правду люди сказывают. А тропинка-то - только в лес вошли, так она будто сама под ноги стелется! - Стелется, да куда ведет-то? - хмурит Олег брови густые. - Непростой это лес, Сережа. Колдовской. Всякое тут быть может. И сам ты ведаешь - любят лесные хозяева над человеком шутки шутить! - Так сам же ты сказывал, Олежа, добра та Мара, людей не губит, а окромя нее иных хозяев тут не водится? - Слышал я такое, да всему ли верить надобно? - придержал коня Олег, улыбнулся будто повинно. - Ты прости меня, видно, себя не переделать мне. Не о себе ведь - о тебе тревожусь, брате... А ныне вот дивиться не перестаю. - Дивиться? Это чему же? - придержал Сергий коня, спешился, Олег, ровно тень следом наземь соскользнул. - Тому, что обещанье я дал тебя в лес заповедный отвести, Мару отыскать, а ныне вот мнится мне, будто не я тебя, а ты меня ведешь. И дорогу лучше моего ведаешь, да и дерева здешние перед тобою будто расступаются! - Расступаются? Да неужто? - рассмеялся Сергий, эхо лесное смех подхватило, серебром рассыпало. - А ведь и правду, Олежа, как мы здесь от опушки самой, чудное что-то творится. Смотрю на дорогу, и ясно мне, что верна она. Окрест гляжу, так каждое дерево, куст каждый, ручей вот этот - всё знакомым кажется. Будто бывал я уж в местах здешних, а во сне, наяву ли - не ведаю. Поглядел Олег на побратима своего с изумленьем, да Сергий того не приметил, к ручью подошел, над водою склонился. - Иди-ка, Олежа, испей водицы. Вон как чиста-то, и сладка, поди... Враз усталость прогонит. - Чего ж не испить? Только, дозволь уж, княже, мне первому. Улыбнулся Сергий, не спорит. Черпнул Олег горстью водицы родниковой, хлебнул - сам себе не верит. - Ох, и впрямь сладка водица! Будто меду в нее подмешали, вот диво-то! И Сергей воды зачерпнул, отпил - улыбнулся. - Меду, говоришь? Ты не ошибся ли, Олежа? Будто яблоками спелыми пахнет. - Да как же ошибиться? - сызнова Олег водицы родниковой глотнул. - А теперь земляника будто... Это что ж такое-то? И верно говорят, лес колдовской, и водица здешняя, видно тоже. - А Мара-то, видать, затейница! - Сергий молвил. - Ежели уж с водой такое сотворила, моё-то дело ей и вовсе нипочем станет. - Дело, говоришь? - зазвенел ручей, затрепетали листья на деревьях смехом девичьим. - Ай и скор же ты, я погляжу! И поздороваться не успел, а уж о деле речь завести спешишь? Вздрогнул Олег - будто отовсюду голос тот слышится, не страшен, не грозен, да близко так, будто вот тут рядом девица стоит да смеется, на гостей незваных поглядывая. А не видать никого. Олегу не видать, а Сергий поворотился, да поклонился в пояс будто кто перед ним стоял: - Прости, душа-девица, не хотели незваными являться, не хотели непочетниками прослыть. Да молва одна нас к тебе вела, не знали мы, не ведали, где тебя повстречать доведется. - Вот как? Не знали, не ведали, а ко мне прямой дорогой пришли? - вопрошает голос девичий, да не гневно, а весело. - Такая удача нам выпала, Мара, коль так себя величать позволишь. - Люди так зовут. Зови и ты, коли хочется. Глядит Олег - у Сергия лицо цветом маковым разгорелось, будто красу несказанную пред собой узрел, да кого же? Никого не видать, деревья одни кругом! - Так зачем же в путь пустился? Совета просишь, аль грядущее узреть захотел? - Не совета, а помощи твоей прошу, Мара, - молвит Сергий в ответ, а сам будто наглядеться не может. - В граде своём я князь, а здесь-то вотчина твоя, потому приказывать мне не гоже, просить лишь могу тебя - не пойдешь ли со мною, не поможешь ли дело совершить, всему княжеству моему на благо? - И что ж за дело то? - удивленье в голосе девичьем вдруг послышалось, да чем же удивили ее учтивые речи княжеские? Смутился Сергий, будто сызнова отроком стал. - Дивный ручей у тебя течет, Мара. А сможешь ли водицу речную взаправдашним молоком обернуть? Вздохнул Олег про себя, ведая, что думка одна у них обоих мелькнула - хорошо с братом названым разговоры такие вести, шутя да сказки нянюшкины вспоминая. А каково-то говорить такое перед силой тайной, незримой? Своевольны они, обидчивы, ну как решит Мара, что насмехается над ней князь, докучает сказками ребячьими? Приумолкла Мара. Неуж и впрямь обиделась? Да не успел Олег подумать о том, как зазвучал голос сызнова, изумленьем полный: - Таить не стану, и прийти-то едва успел ты, а удивил уж дважды! - Дважды? - Сергий переспросил. - Да когда ж впервой-то? - Как на меня взглянул. Не думала я, не гадала, что сызнова очам этим глянуть на меня доведется, да с лика человечьего. Давно, давно уж не встречала я взора Сирина! Вздрогнул Сергий невольно. - О птице ли Сирине говоришь? - О ней. О той, первой, которая роду твоему началом стала. О той, кто силу великую тебе даровала. О той, чьими очами ты меня видишь ныне. Слышит Сергий, да не верится. - Как же узнала ты? - шепнул, а Мара улыбается. - Мне ль не узнать? Ведь не один век я той птице Сирин служила, за ней повсюду поспешала и волю ее исполняла. А какова ее воля была - и сам ты, поди, ведаешь. Верно я служила, да не по нраву мне было людей в царство загробное завлекать, веять погибелью близкою, вести горькие нести. С того сурова со мной была Сирин-птица. Серчала часто, а уж просить меня о чём - того и вовсе никогда не бывало. Приказы лишь. И не ведала я, что иначе бывает... - Кто таков я, чтоб тебе приказывать? И вправду, просить лишь могу тебя, а что взамен дать - не ведаю, да ты лишь слово молви... - И так уж плату ты дал мне щедрее щедрого, - Мара в ответ. - Да только правду тебе скажу, за иным кем не пошла бы. А за тобой не пойти не могу, ведь Сирина глас в тебе слышу, а с Сирином судьбою мы связаны. Изгнала она меня, нерадивую - ты возвращаешь. Что же, пойду. И не приказом одним, а своею волей. - Вправду ли? - поклонился Сергий красавице низко. - Спасибо тебе за то! И что б там ни было, а мне, Мара, ничем ты не обязана. Держать ни словом, ни силой не стану, а захочешь остаться - на то воля твоя. - И впрямь сладок он, глас Сирина. Как же устоять-то? - сызнова Мара смеется. - А скажи-ка мне, сопутник твой, верно, тем же голосом заворожен? И будто ветерком Олега овеяло, будто персты незримые коснулись плеча могутного, власы касаньем легким приласкали. - Олегу гласа Сирина не надобно, чтоб за мной пойти, брат он мой названый, неразлучный, - Сергий в ответ. - Да только и очей Сирина ему не дадено. - Ах вот оно что, не по нраву ему не видеть, с кем князь беседы ведет? - подивилась будто Мара. - А и то верно, вдруг да опасность пред ним иль чудище болотное пред собой узрел, таким ли взор сквернить? Смеется да так округ Олега и вьется - чует он, хоть и не видит, а взор всё одно незримое ловит, да сам на себя серчает, что поймать не в силах. - Что ж томить друга верного, коли на то воля твоя, так покажусь ему ненадолго. Позволишь ли? - Как не позволить? - улыбнулся Сергий, и в тот же миг ясно Олегу стало, с чего брат названый ликом как заря вспыхнул. Будто виденье сонное аль морок лесной - глазам не поверить впору, а только привиделась вдруг Олегу девица-краса в сарафане лазоревом, бела да румяна, стройна, что березонька, златая коса до пояса, а очи - будто синие озера лесные, ясные, да глубокие такие, что глянешь - самое сердце утопишь, и не выберешься. - Ну что ж, молодец, на меня поглядел - мне говорить с князем своим дозволишь ли? - улыбнулась Мара, а у воеводы княжьего ноженьки чуть не подкосились. - Как не позволить? Да и разве ж во власти моей тебе запрещать? А уж ежели на то и воля княжеская... Да в граде нашем с красы такой головы кругом пойдут! - То верно, - Мара в ответ. - А людей смущать ни к чему. Марой меня прозвали, да не любо мне людей-то морочить. Коли и вправду с собою зовете, так в виде ином за вами пойду. Ведаю, что и он людям дивен, а всё ж болтовни досужей меньше будет. - Что же за вид то? Признаем ли тебя? - Олег спросил, а Мара опять смеется. - Не ошибешься. А коль сомненье возьмет, на князя погляди, его-то очи не подведут! Ночь не спал Игорь, хорт княжеский. Мало ли хлопот, мало ль в городе татей, ночью темной на разбой выходящих? Да к тому ж и сердцу неймется, тоскует оно по солнцу ясному, князю Сергию. Отбыл едва ль не украдкой, и Игоря не взял с собою, с того и на душе неспокойно, и ночью не спится, только дрема сладкая, предутренняя сморить и может. Вот и ныне задремал Игорь. Мало спится ему, да много видится. Видится, будто поспешают вдоль берега речного Сергий князь с побратимом верным, гонят коней ретивых - усталы, да веселы. Знать, ко благу дело задуманное совершилось. А вослед им птица летит неведомая. Наяву Игорь таких и не видывал. Ворона будто бы, да пером - белей лебеди. Летит она за князем Сергием, будто нитью незримой привязана, да вдруг и спорхнула вниз, над водой самой полетела, омывает в ней крылья белые. И вот диво-дивное - от тех белых крыл забелела и сама водица речная, не замутилася, а будто молоком парным обернулась. И на то глядя, рассмеялся Сергий весело. И с того улыбнулся Игорь сквозь дремоту. Знает сердце вещее - ныне Сергий домой возвратится и будет то ему, заждавшемуся, чудом стократ желаннее даже и рек молочных, что в сказках старых текут.