***
— Джеймс, только тише, все уже спят. Мориарти бесшумно переступил порог и аккуратно затворил за собой дверь спальни. Амелия в одной ночной рубашке стояла перед ним, держа перед лицом зажжённую Люмосом палочку. Они договорились ещё несколько часов назад. Амелия согласилась впустить Джима в соседнюю спальню. И кто придумал глупое правило, что парни не могут заходить к девушкам без их приглашения? Джим едва заметно кивнул, сказал бы что-нибудь в своём стиле, но ночью рисковать не стоило. Амелия едва заметно улыбнулась и тенью выскользнула из спальни. Джим знал, эта девушка одна из того множества поклонниц, до безумия влюблённых в него. А значит, она сделает всё, что он попросит. Скучно. Невербальный Люмос зажёг на кончике палочки синеватый огонёк. Джим обвёл взглядом спальню. Простенько, уютно, мило. Слишком обычно. Четыре кровати, закрытые пологами, стояли друг напротив друга. Если верить Амелии, то все девушки уже давно спали. Но даже теперь Джим мог с лёгкостью найти нужную кровать. Записка на тумбочке стала своеобразным ориентиром. Джим покрутил кусок пергамента в пальцах, в который раз перечитывая выведенные на нём слова. Холодно, равнодушно, без намёка на чувства. Этой запиской он был доволен. Под лёгким движением руки открылся черно-желтый полог. Молли лежала на кровати, её грудь мерно вздымалась в такт дыханию. И пусть на щеках застыли мокрые дорожки от слёз, теперь она была спокойна. Русые волосы небрежно рассыпались по подушке, так уютно и по-домашнему. Джим не заметил, как аккуратно коснулся горячей кожи Молли, едва заметно сжал её запястье, как в те моменты, как в последний раз на Астрономической башне. Мягкие волосы рассыпались под пальцами, словно он снова обнимал её в гостиной. Молли не могла видеть грустную полуулыбку на лице Джима, не чувствовала его осторожных прикосновений. Спокойная, неподвижная, она вообще не чувствовала ничего, погрузившись в пустоту зелья. Джим не понимал, что происходит. Зачем он здесь? Почему ему больше не всё равно? Почему приятное тепло растекалось по телу от одного взгляда на Молли? Почему он впервые понял, что такое боль, именно сейчас, именно рядом с ней? Джим до сих пор уверял себя, что это нужно для его плана, что Молли простая марионетка, очередная интересная ему игрушка, которую всего лишь стоит подчинить своей воле. Даже теперь, сидя на краю её кровати, он судорожно старался уверить самого себя в этом. Только уже было поздно. Джим ещё не понимал, что происходит, когда стоял рядом с Молли в своём укромном месте, куда не приводил даже Джулию, когда укрыл её хрупкие плечи своим пиджаком, когда впервые в жизни не мог подобрать слов. Ещё не понимал, когда обнимал Молли в гостиной, ощущая её близость всем телом, искренне стараясь её успокоить. В тот момент истинная ненависть к Шерлоку вспыхнула в груди. Не интерес, не безумное влечение, именно ненависть. Пусть она быстро исчезла, но уже пустила свои чёрные корни. Когда Ирэн предлагала спор, Джим был уверен, что выиграет. Он никогда не поддавался чувствам, его масок хватит на всех. Он манипулятор, гений, безумец. Он не умеет чувствовать. Уже давно под горой масок скрылось истинное лицо. Только Ирэн Джим любил, как сестру, как самого дорогого человека, искренне и нежно, слишком по-настоящему, даже для самого себя. Он просто знал, что не проиграет каким-то чёртовым сантиментам, считал себя сильнее Ирэн, Шерлока, Майкрофта. Выше простой человеческой ерунды, выше любых слабостей. Как же он ошибался… Джим видел в Молли очередную игрушку, которой слишком легко управлять. Он боялся, что станет скучно, что эта заранее сломанная девчонка надоест ему. Молли была лишь средством, оружием в его игре с Шерлоком, оружием в игре, в которую ввязалась сама. За Джимом бегали многие поклонницы, может, они и любили его, кто знает? Но, скорее, им нравилась мысль быть влюблёнными в знаменитого Джима Мориарти. Скучно, обычно. Джим уже не раз играл на струнах чужого сердца, завоёвывал любовь и доверие, чтобы легко управлять человеком. Только после этого всегда становилось скучно. Когда исчезает сложность, уже неинтересно. Только с Джулией вышло по-другому. Джулия стала второй, рядом с кем Джим становился человеком. Он не любил её, нет, просто уважал. Да, Джулия была его подругой в той степени, в которой вообще можно быть подругой криминального гения. Но даже рядом с ней Джим лишь однажды снял все маски. Наверное, тогда он вообще впервые понял, что истинное лицо вообще ещё есть. В мысленном списке людей, которые хоть что-то значат в его жизни, на первом месте всегда был Шерлок. С самого первого дня их знакомства, когда Холмс был лишь одиннадцатилетним мальчишкой. Майкрофт не привлекал Джима так, как его младший братишка. Шерлок был слабостью Мориарти, его смыслом. Иногда враги значат больше, чем друзья и близкие. Джим был из таких людей. Шерлок — настоящий соперник, единственный, кто не даёт скучать в этом обыденном сером мире, единственный, кто составлял ему конкуренцию. Все шесть лет никто не мог переиграть Холмса. Да, за ним в списке появились Ирэн, Джулия, Себ, Майкрофт, ещё пара людей. Но лидерство всегда принадлежало Шерлоку. Джим был уверен, что Молли не войдёт в этот список, а если и войдет, то на пару недель, до того, как наскучит. Манипулировать ей стало легко, когда Джулия заселила жизнь в израненную душу. Молли была неосознанной жертвой Шерлока и теперь в руках Джима могла стать своеобразным мостом между ними. Только всё зашло гораздо дальше. Всего через пару дней Молли заставила Джима впервые снять все маски. Тогда ещё он уверял себя, что делает это специально, путает её, заставляет верить. Он думал, что достаточно хорош, как актёр, для того, чтобы обмануть самого себя и собственные чувства. Сначала получалось… Рождественский бал стал пиком, последней точкой. Джим видел танец Ирэн с Шерлоком, видел её горящие глаза. Ирэн поддалась, его сестрёнка теперь влюблена в его врага. Это было больно. Но ещё больнее было увидеть Молли, разбитую, уничтоженную. Жизнь покинула её снова, стоило ей заметить Шерлока в зале. Джим должен был развернуться и уйти или снова обнять, стараясь показать ей свое расположение. Он планировал вести двойную игру, перед Молли это было бы легко. Но слишком искренней была та боль, которую он впитывал в себя, чувствовал каждой клеточкой... Джим понял всё, когда кружил с Молли по залу Выручай-комнаты, когда трещал в камине огонь, когда в наушниках звучала Love of my live. Тогда все остатки театральности и наигранности, все маски исчезли. Тогда Джим понял, что проиграл. Проиграл чувствам, проиграл в споре с Ирэн. Сердце билось с бешеной скоростью, тепло заполнило каждую клеточку, время застыло в едином моменте. Тогда Джим перестал уверять себя, что ведёт игру, впервые понял, что такое любовь. Пусть не та светлая, пусть безумная любовь убийцы и криминального гения, зато настоящая, искренняя. Позже он ненавидел себя за это, ненавидел за то, что поддался чувствам. Но потом смирился. Может, Ирэн права, и все проиграют… Джим, правда, хотел понять, каково это — проверить свою любовь на прочность, когда коснулся её губ, вдыхая едва заметный аромат корицы. Это был не первый поцелуй в его жизни, но первый, когда он хоть что-то чувствовал, когда закипала кровь в жилах, когда сердце гулко билось о рёбра, когда все мысли исчезли из головы и ничего больше не мешало наслаждаться моментом. Джим боялся переборщить, не поддавался страсти. И пусть движения его были размеренны, эксперимент давно перестал быть таковым. Молли больше не подопытная мышь. Джим проиграл. Всё это время Молли медленно продвигалась по списку важных для Мориарти людей, обгоняя уже и Себа, и Джулию. Твёрдое второе место её имя занимало уже спустя несколько дней после знакомства. Танец поднял её на первую строчку. Шерлок остался где-то внизу, он больше не мог с ней сравниться. Теперь у Джима была слабость. И почему это так приятно, от кого-то зависеть? Грег был единственным, кто мог помешать. Джим выбрал его жертвой, как только Джулия вдохнула в Молли жизнь. Грег был ближе всех к Хупер. Единственный вызывал у неё чувства, единственный поддерживал раньше. Грег был ей словно брат. Слишком добрый и наивный, он никогда не сделал бы ничего плохого или неправильного. Безумно светлый, особенно на фоне Шерлока. Грег мог вернуть Молли в прошлое, испортить тщательно спланированную игру. Теперь, когда все схемы рассыпались, а Молли перестала быть марионеткой, когда она превратилась в нечто большее, убийство Грега не потеряло своей важности. Джим знал, что разрушил связь между ней и Шерлоком. Но Лестрейд всё ещё оставался единственной связью с прошлым. Джим уверял себя, что это нужно для игры, что он думает лишь о себе, называя имя Грега, решая очередную судьбу. Только это было уже не так. Джим не смог бы снова увидеть прошлую Молли, разбитую, уничтоженную, сломанную. Слишком много плохого было в её прошлом. Джим поклялся закрыть эти двери, сжечь все мосты, вырвать исписанные страницы и начать заново. Он не рассчитал одного. Он, читающий людей, как раскрытые книги, не увидел, насколько важен Грег для Молли до сих пор. Она не справилась. Джим понял это, когда увидел прежнюю Молли на пороге своей спальни, когда русые волосы растрепались, дорожки от слёз горели на щеках, когда дрожал уверенный полный ненависти голос. Хлопнула дверь. Молли исчезла, словно вовсе не было её здесь. А воображение уже рисовало новые ужасные картины. Однажды он спас от неверного шага Джулию. Сможет ли теперь спасти Молли, снова вытащить её со дна, на которое сам и закинул? Она поняла изначальный мотив Джима, раскусила его игру, его сущность. Она думала, что убийство Грега было попыткой сломать надоевшую игрушку. Молли ненавидела его, жалела, что поверила. И Джим понимал её. Он и сам себя ненавидел, стоя напротив закрытой двери, когда под веки въедался новый образ Молли, когда в голове набатом звучали её слова. Ты чёртов эгоист, манипулятор. Ты не способен чувствовать. Ты разрушаешь чужие жизни. Джим и сам так думал. Молли доказала обратное. Он просто не мог не прийти, не мог оставить её теперь. Он допустил ошибку, возможно, последнюю в их истории, возможно, роковую. Но теперь он готов был на всё, чтобы исправиться, чтобы снова увидеть Молли такой же, как на Астрономической башне. Боль смешалось с теплом. Странное сочетание. Может, и правы магловские писатели романов, и любовь неотделима от боли. Но люди всё равно раз за разом возвращаются, даже если больно, потому что не могут не любить. Джим тоже не мог. Он наклонился над лицом Молли, нежно убрал со лба прядь мягких русых волос и аккуратно коснулся её губ. Совсем невесомый едва заметный поцелуй. Молли не вспомнит этого, никогда не узнает, что Джим был здесь… — Прости, ты была права. Я разрушаю чужие жизни… Едва заметной тенью Джим выскользнул из спальни, на вопросы Азалии только молча кивнул, говорить не хотелось, ничего хотелось. Хотелось выпить чёртово зелье, и просто ни о чем не думать, и ничего не чувствовать. Но Джим не мог позволить себе слабости. В эту ночь он так и не заснул, даже не лёг, сидел в гостиной, глядя в пустоту горящего в камине огня. Тихо, но совсем не уютно пощёлкивали поленья. И вместе с ними горело что-то внутри, оставляя за собой пепел уничтоженной, но все ещё живой любви.***
— Нам стоит поговорить. Молли не успела даже шагнуть в пустую спальню, когда из-за кровати появился Джим. — Я всё поняла, нам не о чем говорить, — голос предательски дрогнул. Молли гордо вздёрнула подбородок, стараясь не выдать боли и волнения. — Ты неверно поняла. В его голосе больше не было холода, он звучал словно эхо её собственного, так же слабо и неуверенно в такой же попытке скрыть истину. Джим шагнул к ней, взял за руку. Тепло снова волной разлилось под кожей, напитало каждую клеточку. Его руки были такими неправильно горячими, прикосновения такими нужными… Только Молли больше не поддастся. Лёгкий толчок в грудь. Джим отступил, не от удара, от неожиданности. Молли отпрянула назад, стараясь нащупать за спиной дверную ручку. Просто сбежать, куда угодно, лишь бы дальше от него… — Ты боишься, — не вопрос, утверждение. — Я тебя ненавижу. Нет, это была неправда. Молли понимала, что искусственно разожжённый огонь ненависти погаснет, оставив пепел любви. Она не умела ненавидеть. Даже Шерлока за всю ту боль, которую он причинил. Ненависть лишь ненадолго вспыхнула в её душе и снова погасла. Люди либо были ничем для Молли, либо значили слишком много. Джим относился ко вторым… Он должен был покачать головой и усмехнуться, должен был собственнически обнять её, создавая красивую иллюзию. Но он не двигался, только пронзал её взглядом почти чёрных глаз. Впервые слова причиняли боль. Джим всегда мог закрыться, не обращать внимания. Он умел защищаться не хуже, чем ранить. Молли обезоружила одним только своим присутствием. — Ты неверно поняла. Это всё не было игрой. Молли тихо хмыкнула, стараясь за усмешкой скрыть подступающие слёзы. Она хотела поверить, так судорожно хотела, но больше не могла. — Почему тогда ты не уходишь? — вопрос сорвался с губ прежде, чем Джим успел понять, что говорит. Впервые эмоции перестали контролироваться разумом. Обстановка накалилась до предела. Напряжение повисло в воздухе, которого теперь судорожно не хватало. Молли до боли прикусила губу, стараясь скрыть подступающие к глазам слёзы. Джим молчал, но продолжал наступать. Его снова колючие издевательски холодные взгляды били даже больнее слов. Джим ждал ответа. — Да потому что я люблю тебя! — казалось, силы покинули Молли, как только слова эхом отдались от стен и повисли в пустоте. Последняя баррикада рухнула. Молли развернулась, дернула ручку, но горячее прикосновение снова обожгло ладонь. Силы окончательно оставили её. Она хотела оттолкнуть Джима, выбежать из спальни, навсегда стереть из памяти этот разговор. Но ноги вдруг резко перестали держать, колени подогнулись. Молли приснилась затылком к холодной стене. — Оставь меня, Джим… Слёзы текли по щекам, Молли закрыла глаза, просто чтобы не видеть ничего вокруг, погрузиться в пустоту. Но запястье всё ещё жгло от соприкосновения с горячей кожей чужих пальцев. Джим не мог видеть её такой, ещё более разбитой, чем в их первую встречу. Словно вся её боль передавалась сквозь кожу, заполняла его до краёв. В Молли было слишком много боли, она больше не могла держаться в её всё ещё хрупкой, пусть и тёмной, душе. И Джим готов был забрать эту боль, все её страдания, если бы только мог, если бы только умел чувствовать настолько сильно и искренне. Он притянул её к себе, и она поддалась, не оттолкнула, даже не открыла глаза. Он обнимал её, такую сильную и беззащитную одновременно, чувствуя себя её покровителем, её последним спасением, ответственным за неё. Так он обнимал Ирэн, ещё совсем девчонку, которая казалась лишней в идеальной устоявшейся жизни семьи Мориарти. Молли должна была оттолкнуть его, не позволить ему снова захватить власть, снова управлять ей. Но руки безвольно опустились, не хватало сил даже открыть глаза. Это было приятно, безумно тепло и уютно, даже теперь, даже когда Молли всё понимала. И самое ужасное, что стоило Джиму оправдаться, и она поверит до нового предательства, и так до бесконечности, пока великому Мориарти не надоест возиться с очередной игрушкой. — Я сказал, что проиграл. Это правда, Молли. Я проиграл войну с чувствами. Она едва слышала его голос, совсем тихий, мягкий, успокаивающий, слишком нежный для Джима. Словно это был вовсе не он. Но только от его прикосновений могла разжигаться в душе та бешеная буря эмоций. Молли просто слушала и верила, верила больше его голосу, той непритворной искренности, которая в нём сквозила, чем самим словам. Джим хороший актёр. Но невозможно сыграть любовь, невозможно сыграть жизнь. — Просто скажи это, — совсем тихо прошептала Молли, приподнимаясь на носочки, почти касаясь губами его уха. — Я тебя люблю. И этого хватило. Едва слышный выдох, сорвавшийся с его губ, будто случайно, против его воли. Молли открыла глаза, и серый мир снова обрёл краски. Мраморная лестница уносила ввысь, оставляя позади в бесконечной пропасти прошлого всю боль и все страхи. Слишком быстро темнота сменилась светом. И Молли почему-то была уверена, что теперь уже навечно. Возможно, так выглядит счастье. Счастье после стольких лет мечтаний и боли, как долгожданный глоток воздуха, первый луч света, как открывшийся внезапно путь в новый мир и в новое будущее. Наверное, такое счастье даже слаще, дороже, такое не упустишь и не потеряешь. Именно то счастье, о котором мечтала Молли, теперь открыло перед ней свои двери, осталось довериться и шагнуть. И Молли доверилась. Огромные чёрные глаза, до краёв наполненные безумной гаммой чувств… Молли утонула в них, снова поддалась. Кто бы мог подумать, что именно Джим Мооиарти даст ей ключ от счастья?.. Он не сдержался. Рваный выдох вырвался из груди. Ладонь чуть крепче сжала тоненькое запястье, передавая всё тепло и всю нежность. Он аккуратно поглаживал кончиками пальцев её бледную кожу, стараясь запомнить каждую секунду, каждое ощущение, проводя незримый эксперимент, который давно вышел из-под контроля. Он наклонился к её лицу, ощущая на щеках горячее порывистое дыхание, и припал к её губам. Запах корицы сводил с ума. Её совершенно неумелые и несмелые, но настолько искренние попытки перехватить инициативу… Джим скинул с плеч пиджак, не разрывая поцелуя. Жёсткая ткань мешала чувствовать. На Астрономической башне Джим рассчитывал, вымерял, фиксировал, изучал, как и всегда со всеми. Запоминал чужую реакцию, словно поцелуи были каким-то искусством, чёртовым спортом, где он всегда одерживал победу. Теперь страсть захватила его… Молли хваталась за его рубашку, словно иллюзии могли разрушиться, стоит ей отпустить. Всё вокруг слилось в единый совершенно ничего не значащий фон. Молли видела только глаза, огромные чёрные, горящие безумием и страстью. Теплу уже не хватало места в груди, оно выплескивалось наружу в слишком резких и необдуманных прикосновениях. И снова время застыло, снова давало им последний шанс, чтобы всё исправить, чтобы уничтожить, стереть в порошок все сомнения. Пусть это не та любовь, чистая и невинная, как в мечтах девочек, как в красивых сериалах. Но что значат идеально продуманные свидания, дорогие подарки и вся эта романтическая ерунда, когда для истинной любви достаточно просто быть рядом? Да, сломать просто, а построить куда сложнее. Но разве не проверка чувствам испытания? Ведь чтобы возродить истинную любовь, достаточно всего пары слов.***
Молли только раз заглянула в больничное крыло и сразу сбежала. Она не могла видеть Грега таким. Бледная кожа выглядела слишком безжизненно, бинты по всему телу и едва заметные бордовые пятна уже застывшей крови… Его сердце ещё билось, но совсем тихо, едва заметно, словно вот-вот могло остановиться. Молли знала, что жизнь Грега вне опасности, но всё равно боялась и бешено ненавидела саму себя. Нет, разрушить мраморную лестницу не могло больше ничего, но ступени покрылись мелкими трещинами и вылезли шипы на нежных стебельках роз.***
— Угощайтесь. — Себ с громким стуком поставил на столик бутылку огневиски. Никто даже не стал спрашивать, откуда. Слизеринцы давно привыкли к подобным сюрпризам. Бокалы наполнились пенящейся жидкостью. Джулия нарочно опустила глаза, когда Себ намеренно предложил ей напиток, почему-то без привычной уверенности в голосе, но бокал приняла. Молли едва скрыла улыбку. Эти двое всё ещё не могли признаться друг другу, хотя все вокруг уже прекрасно знали об их чувствах… Джим одним жестом оттолкнул ладонь какой-то семикурсницы, которая на это лишь пожала плечами и сама прижала к губам бокал с огневиски. Молли хотела выпить. Впервые в жизни алкоголь не вызывал отвращения. Говорят, он стирает боль, помогает забыться… Молли протянула ладонь к бокалу, чем заслужила едва заметный кивок и полуулыбку Джулии. Пенящаяся жидкость обожгла нёбо. Молли несмело сделала первый глоток, чувствуя, как тепло растекается по телу, а скованные мышцы расслабляются. Только образ Грега лишь крепче въелся в сознание, в горле встал комок, но Молли только рвано выдохнула. Бокал в руке словно притягивал. Молли не слушала разговоров слизеринцев, рассматривая сквозь пузырьки огневиски в бокале зелёную стену, которая каждую секунду меняла очертания. Губы снова коснулись прохладного стекла. Молли уже хотела сделать второй глоток, когда чужая рука сжала ткань рубашки на плече. — Отойдём. Этот голос нельзя было не узнать. Молли поставила бокал, на автомате заправила за ухо выбившуюся прядь и только тогда встала. Джим схватил её за руку и первым потянул к стене. Его движения вовсе не были нежными и ласковым. Ладонь больно сжимала запястья, оставляя красные следы на тонкой коже. Молли постаралась выдернуть руку, но Джим сам выпустил её. Не успела Хупер опомниться, как его пальцы скользнули по подбородку, слегка приподнимая голову, не оставляя возможности для побега. Джим стоял прямо между ней и столом, за спиной только холодный камень всё той же зелёной стены… Молли не боялась, пусть её едва не прижимал к стене криминальный гений, только возмущение вскипело в груди. Ладони ударились в грудь Джима, но на этот раз он не отступил. — Ну и что ты хочешь? Молли мотнула головой, высвобождаясь из хватки Мориарти, и скрестила руки на груди. — Алкоголь тебе не поможет. Ты должна всё сама сделать. Забыть на время — не выход. Если бы Джим разрешил, Молли наверняка сама поняла бы свою ошибку, но закон противоречия никто не отменял. Джим запрещал ей пить огневиски, как родители запрещают детям. С чего он возомнил, что имеет на это право? Странная смелость зародилась в ожившей снова душе. Окончательно умерла та наивная неуверенная девчонка, уступив место новой Молли Хупер, сильной, готовой на всё, умеющей постоять за себя. Теперь в ней говорила злость, злость не на Джима, на саму себя… Молли тихо хмыкнула и нахмурилась, но возмутиться так и не успела. Джим снова схватил её за руку и потянул к двери. Молли не заметила, как они поднялись на восьмой этаж. Спина Джима, как ориентир, маячила впереди. Она не смогла бы сказать, о чём думала все это время. Мысли связались в огромный клубок, распутывать который не было ни смысла, ни сил. На этот раз не уютный зальчик скрывался за дверью Выручай-комнаты, простая гостиная с диваном, креслами и окном, с едва заметным освещением, которое составляла небольшая тусклая лампочка на потолке. Джим наверняка не загадывал, что хочет увидеть, просто думал об уединении. Молли ожидала чего угодно, объяснений, уверений, даже криков. Но Джим не сказал ни слова. Стук каблуков оборвался, когда он ступил на мягкий ковёр, уверенно пересёк комнату и опустился на низкий подоконник, устремив взгляд вдаль тёмного ночного неба. Молли не решалась пойти за ним, замерла у входа, не с силах пошевелиться. Она одновременно хотела и боялась разрушить напряжённую таинственную тишину, тёмную притягательную магию момента. За окном луна освещала поляну перед Хогвартсом и отражалась в чёрном озере, мягким светом обволакивала всё вокруг. Совсем тоненький серп только оживающей луны… Молли больше всего любила именно такие ночи. Аккуратно ступая по ковру, она приблизилась к Джиму и встала рядом. Но он, казалось, ничего не заметил. В тусклом свете луны его идеальные ровные черты казались выделанными из мрамора. Молли уже забыла, что произошло в гостиной, клубок мыслей неожиданно растворился в тревожном спокойствии ночи. — Алкоголь и сигареты — дурацкие магловские привычки… И почему волшебники перенимают самое худшее? В такой обстановке нужно было говорить о чувствах, о чем-то возвышенном и вечном, но никак не о плохих привычках современного поколения. Только магия момента не пропала, когда слова Джима повисли в воздухе, когда он повернул голову, ожидая ответа, хоть вопроса и не было. — Ты никогда не пробовал? Молли мысленно хлопнула себя по лбу. Вопрос сам вырвался, она не хотела этого говорить. Но Джим спокойно пожал плечами и продолжил: — Пробовал. Это затуманивает разум, а он моё главное оружие. Что бы ни происходило с телом, разум всегда должен оставаться чистым. — Джим на секунду задумался, сомневаясь, что его доводы смогут убедить Молли. — Это не приносит удовольствия, ни капли. Молли кивнула. Отвращение снова зашевелилось в ней, когда сознание любезно подкинуло воспоминания. Джим прав. Снова. Как всегда. — Нужно уметь бороться с болью, малышка, отпускать прошлое. Выбирай то, что тебе действительно важно именно сейчас. И не ищи свою жизнь в других, ты делаешь её сама. Люди приходят и уходят, роль каждого, значимая она или нет, в конце концов закончится. Лишь ты одна пройдёшь этот путь от начала и до финала. А значит, ты выбираешь, каким он будет… Если бы Молли услышала эти слова и этот голос, не глядя на тёмный силуэт, слегка освещённый лучом света, она не поверила бы, что это Джим. Мориарти не говорил так, спокойно размеренно, задумчиво и безумно красиво… Философия Джима всегда была издевательской, жуткой, может, и верной, но насквозь пропитанной безумием. Но она всегда понимала. Он псих, она тоже. Только теперь в словах Джима сквозила странная боль. Молли хотела спросить, что это значит, почему он так говорит, но мысли так и остались лишь мыслями. Джим не ответит. Он слишком привык скрывать, слишком привык быть сильным. — Поверь, я знаю это лучше многих. Молли никогда не думала, почему Джим стал таким, что произошло в детстве парня, который в свои шестнадцать едва ли не управляет всей преступностью Британии. Люди не рождаются маньяками, убийцами и криминальными гениями, безумцами с извращённой логикой и совершенно специфичным видением мира. Молли знала, что никогда не разгадает этой тайны. Никто и никогда не разгадает Джима Мориарти. Молли аккуратно коснулась его ладони. Он не обернулся, всё так же смотрел в пустоту невидящим взглядом не чёрных, чисто карих глаз. Он был прав. Всегда прав. И в безумных тирадах о жизни, и сейчас в этом тихом монологе под лунным светом…***
— И что дальше? — начала Молли, не успел Джим переступить порог спальни Джулии. И всё равно, что они не наедине. Этот вопрос мучил Молли с того момента, как вспышка Сектусемпры ударила в плечо Грега. Сначала будущее просто казалось туманной глубиной обрыва. Но теперь, когда сердце успокоилась, в игру снова вступил разум. Грег остался жив, скоро придёт в себя. Значит, стоит вызвать парочку менталистов, и дело будет раскрыто. Эта игра подходит к своему финалу… — Не бойся, малышка, всё под контролем. Когда Шерлок раскроет дело, тебя уже здесь не будет. — Джим говорил совершенно спокойно, слегка растягивая гласные в своём стиле. Нет, он никогда не изменится. Молли не могла ждать, сердце бешено билось в груди. Теперь, когда жизнь снова вернулась к ней, Хупер готова была цепляться за свободу до конца. Джулия стояла совсем рядом, пронзая взглядом Джима. И Молли вдруг не совсем вовремя, но вспомнила её слова. Джулия видела всё, видела взаимоотношения Хупер и Мориарти, но всё равно не до конца верила. Ведь Джим ломает надоевшие игрушки. — Джулика, даже не думай об этом, — Мориарти усмехнулся. Его ладонь скользнула в карман пиджака. — Уже завтра нас не будет в Хогвартсе. Нет, Молли ожидала чего-то подобного. Но когда в руке Джима появились четыре билета на магловский самолёт в бизнес класс, да ещё и в Париж. В чёртову Францию! Как в последнем прочтённом ей романе, где герои улетели в самолёте на закате навстречу новой жизни. Молли не верила, что это может стать её реальностью. — Но билетов ведь четыре. — Джулия совсем не удивилась подобному трюку. — Вы с Себом тоже летите. Вот так просто, без вопросов, без возможности отказаться. Но для Джулии не было ничего лучше этих слов. Радость за саму себя и за Молли кипела в груди. Наверное, это и есть счастье… В такие моменты радость перерастает в счастье. — Но Себ… Как он полетит? У него ведь есть семья, — Молли всё ещё с удивлением рассматривала билеты, стараясь даже не думать об их стоимости. — Семья, — Джим усмехнулся. — Сложно назвать его родителей семьёй. Мать давно переключилась на младшую. Себ живёт с отцом, который вечно занят и даже не интересуется делами сына. Поищет немного и успокоится. Звучало жестоко. Но Молли только кивнула. Если сам Себ согласится, а она была уверена, что согласится, значит, Джим прав. И в ту же секунду раздался тихий стук, дверь почти сразу открылась. Джим, не оборачиваясь, бросил: — Ты летишь во Францию? Себ прикрыл за собой дверь и подошёл к остальной компании. А Молли вдруг заметила, что на его лице нет ни капли удивления. — Конечно, — и никаких вопросов. Ещё ничего не зная, Себ согласился. Но Молли показалось, что смотрел он в эту секунду совсем не на Джима… — Завтра утром через проход у статуи одноглазой ведьмы пробираемся в Хогсмид. По камину попадаем в особняк моего отца. Его дома уже не будет, так что лишних вопросов не задаст. Напишу ему из Парижа. Переодеваемся в магловскую одежду и едем в аэропорт… Джим совершенно спокойно рассказывал об этом, словно уже сотню раз сбегал из Хогвартса и улетал в другие страны. Его план казался идеально продуманным, нельзя было даже допустить, что он не сработает. — На сбор вещей в доме мне хватит десяти минут. Улучшенное зелье невидимости есть, утром нас никто не заметит. С магловскими вещами проблем не будет, с деньгами тоже. В аэропорту всё спланировано. Наши вещи никто не будет осматривать. Деньги в мире маглов творят волшебство… Бумажки могут подчинять людей. Иронично. Молли хотела спросить, как детей могут пустить в самолёт одних без сопровождения. Но последняя фраза Джима всё объяснила. Она крутила в пальцах билет, чёртов кусочек бумаги, который теперь имел слишком большую ценность. Это был не билет в Париж, во Францию, это был билет в новую жизнь. Совсем скоро Хогвартс останется в прошлом, перевернётся страница, открывая новый чистый лист. Пусть уже не идеально белый, пусть обложка её книги жизни давно окрасилась пятнами чужой крови и почернела. Молли могла дальше писать свою историю, её руки снова были свободны от оков.