Wind and Fire

　　　　　— Дай руку. 　Бриз одуванчика, парящее спокойствие — Дилюк сжимает руку Джинн, и даже сквозь перчатку аромат прохлады затмевает лёгкие — запах свободы, верности и долга. Терпко и сладко — как корица. 　Она всё рвётся к дереву, просить совета, помолиться, и Дилюк знает: это важно. Он подождёт, спокойно будет созерцать, как Рыцарь-Одуванчик шепчет тихие слова, как их разносит ветер. Дилюк не слышит их. Но, кажется, прекрасно знает содержание. 　　　　　— Пойдём. 　Они идут, ловя порывы ветра — спокойствие, идиллия, Джинн нравится, что её понимают — стремления и ценности, её мечтательную душу, тягу к бездонной нежности, к любви. 　Дилюк — лицо Мондштадта. До безупречного отточены манеры, взгляд и осанка — всё при нём. Заворожённо смотрят на его фигуру, Джинн мягко выдыхает — нет, не ревнует. 　　　　　— Завтра будет так же. 　Она краснеет — времени на отдых нет у Джинн, но отказать ему чрезвычайно трудно. За ним, как за стеной, так безопасно, кажется, что все проблемы — мелочь, дела Мондштадта подождут... вернее, нет! 　　　　　— Твоими поручениями займётся кто-нибудь другой. Я прослежу. 　Стирает с щёк её смущение — скользит перчатка, и прикосновение даёт магистру новый вдох. Он прав, как и всегда. Ей нужен отдых... Или кофе. Джинн борется с порывом оказаться на его груди, прижаться, чувствам волю наконец-то дать, как вдруг на шею его падает её короткий взгляд. 　　　　　— А это что? 　Отодвигает воротник, на коже — рана, свежая ещё, недавняя совсем, Джинн смотрит на него — спокоен, будто ни царапины. Буквально вспыхивает — и как таким беспечным можно быть? 　　　　　— Я помогу. 　　　　　— Не стоит. 　Ну да. Она не слушает, волнуется, пытается помочь — он столько раз спасал её, вытаскивал из омута рутины, теперь она должна стараться. И, к счастью, в этом Рыцарь-Одуванчик тоже хороша. 　　

Бриз одуванчиков благословлён силой Архонта Ветра.

　　　　　— Так лучше? 　　　　　— Да. Благодарю. 　И вновь порыв её сбивает с ног — она не сводит взгляд, внутри, как будто в вальсе, бабочки с безумной нежностью сжимают лёгкие. Джинн сильная. Не нужно отстраняться. Ведь тебя примет он любой. 　Она сжимает плечи, прижимается — теплее, укрываясь от прохлады, ища спасения и нежности, нуждаясь в этом пламени, что согревает её даже просто взглядом. Он рядом. Он не против. 　　　　　　　　　　　　　　　　　　И эта близость, это тонкое единство — 　　　　　　　　　　　　бесспорно, лучший отдых для неё.