***
Чонвон останавливается на пороге здания, борется с самим собой, со своими мыслями, в итоге приходя к тому, что он не готов. Совсем. Не готов встретиться лицом к лицу, даже после того, как весь вчерашний день потратил на разборку полётов в своих мыслях. Мысли о Чонсоне въелись в кожу, их хочется вырезать, выкинуть подальше, лишь бы больше ни за что и никогда не вспоминать о том, как он влип и как тяжело будет выбраться. Но даже если он сможет не думать о нём, это всё ещё не поможет ему, никак не облегчит сдавливающие грудь тиски. Чонвону кажется, что он разбит на осколки после всех событий прошедших дней. Его чувства бесконечно летали вверх-вниз, точно на американских горках, а закончилось всё жестоким падением. Он пытается собрать себя по частям, понимает, что не сможет справиться с этим в одиночку, но и помощи просить не у кого теперь. Вчера вечером Сону звонил ему, эмоционально, слишком эмоционально и громко рассказывал о своей победе. Ян гулко сглотнул, как можно тише вздохнул и: "Я же говорил, хён! Ты самый лучший, эта победа была изначально твоя! Ты вне конкуренции." В то время, как слёзы снова и снова душили его. Ему бы зарыться в одеяло, остаться в гордом больном одиночестве до конца... Чего? До того момента, пока не отпустит? Но его никогда не отпустит, если он продолжит лежать в коконе один на один со всеми своими беспокойствами. Он вообще из этого бесконечного круга сожалений и ошибок едва ли видит выход. И у него с каждой минутой всё больше причин сжиматься в полумёртвый комок безысходности. Его друг... Теперь ничего не будет как раньше. Он ждал целый год, он верил, что всё встанет на места, но теперь надежды разрушены. И человек, которого он любит... Может он просто придумывает трагедию на пустом месте? Если смотреть исключительно на факты, то выходило, что Джей всего-навсего представился ему другим именем. Ничего катастрофичного, кажется. Но почему-то его ложь всё равно била слишком сильно. Возможно потому что он не ожидал такого ножа в спину. Только не от этого человека, который казался от и до идеальным. Теперь-то он знает, что нельзя идеализировать никого, даже если этот человек обладает миллионами прекрасных качеств, он всё ещё может разочаровать. И это разочарование будет куда более глубоким, чем если бы он изначально знал, о том, что Пак способен на такое. Едва ли он был бы также сломлен ложью Джея, имея в виду всё то, что говорили о нём. И эти слова о том, что он хотел бы быть другим, защитить его, Чонвона от чужих ядовитых слов, что он боится сделать ему больно, что не хочет и другим позволять его ранить. Что боится его потерять, произойдёт это случайно или он сам признается - ему не нравился любой расклад. И совершенно непонятно было Чонвону поведение Сонхуна во всей этой ситуации. Разве не он сам решил показать Яну правду? Разозлился ли он за что-то на Чонсона или ещё что произошло между этими двумя, но он словно пытался искупить свою вину перед другом. Сонхун был крайне странным персонажем. Но Чонвону сейчас явно не до него и его личных мотивов. Он понимает, что уже слишком долго стоит на входе, мимо него проносятся другие ученики Академии, кто-то здоровается и убегает, не дожидаясь ответа, а его ноги точно приросли к этому месту. И как он оказался здесь, в этом отчаянии? Всё ведь было так хорошо, почему в один момент вся его жизнь полетела в безобразно тёмный омут? Но он ведь все ещё может сделать вид, что всё в порядке, он этим занимается всё время. Одно из главных правил - никогда не показывать слабости. Близким - потому что они будут волноваться и начнут отбирать кислород ещё и своей заботой. Незнакомцам - потому что важно, чтобы с ним считались и имели самое что ни на есть ложное представление о его жизни, им незачем знать о его переживаниях. Поэтому Ян снова натягивает маску, скрывающую все трещины, и проходит в знакомый до мелочей зал, что встречает его холодом и неприязнью, словно дальнего нелюбимого родственника. Он не обращает на это ни малейшего внимания, продолжая разыгрывать собственный театр одного зрителя. Все ребята уже собрались, дожидаются лишь Тэёна и, судя по всему, Джея. Сонхун держится как-то отстранённо, стоит у окна, пока остальные расположились на полу, создавая иллюзию уюта, которой, стоит признать, на деле и не пахнет. Все они здесь пытаются создать иллюзию чего-то, почему-то сейчас Чонвон видит это так чётко и явно, что не может сдержать усмешки от осознания того, что они все - актёры своих судеб. Фальшивки. Пак смотрит в раскрытое окно, делая вид, что ему жарко, но Ян знает, что на самом деле он просто ни с кем из присутствующих не близок, вот и держится всегда особняком. Он здесь так долго, но на него всё равно смотрят как на чужого. И он в ответ делает то же. Парень глубоко вдыхает свежий осенний воздух, его чёрные как смоль волосы слегка развеваются с каждым новым порывом, но всегда неизменно возвращаются на свои места, нисколько не портя идеальную укладку. Наверное сложно поддерживать образ ледяного безразличия, но Пак уже вжился в эту роль настолько, что не умеет иначе. Сонхун, не меняя выражения лица, скользит взглядом по лицу Яна, и в этот момент он вдруг замечает в чужих глазах уже знакомый надлом. Тот же, что прослеживается и в его собственных. И это невозможно скрыть. Можно сколько угодно учиться актёрству, работать над выражениями лица, над жестами, но глаза - зеркало души. И их спрятать за маской не получится. Чонвон вдруг с отвращением отворачивается ото всех, достаёт телефон, лишь бы не видеть больше чужих попыток оставаться целым и казаться кем-то другим, более выгодным и правильным по их мнению. Листает без цели ленту инстаграмма, ощущая на себе чужие взгляды, но даже не думает поднимать голову. Он не винит этих людей ни в чём, они, в конце концов, с самого начала относились к нему хорошо, было это искренне или также наигранно - неважно. Они могут быть сплочённой командой, когда это необходимо, но если рассматривать поодиночке, то становилось неоправданно противно. Чонвон не мог объяснить чем это вызвано. Ему кажется, что они все одиноки. Каждый из них по-своему. В зал наконец заходят Тэён с Чонсоном, и ему становится легче дышать, и в то же время наоборот, снова, уже знакомая сталь, стискивает грудную клетку. Он на Пака не смотрит, не может даже заставить себя повернуться в его сторону, лишь молится о том, чтобы поскорее это закончилось. Он даст ему шанс объясниться. Выслушает всё до последнего и примет решение. Это, наверное, неправильно - брать всё на себя, не оставляя парню даже права выбора, но он уже и так достаточно сделал. Чонвон вспоминает, что обещал не врать себе и честно признаётся, что он уже простил Пака. И черт бы побрал эти иррационально моральному состоянию цветущие внутри чувства. Первым танцует Джей, выглядит, конечно, впечатляюще, но на этот раз он ничем, кроме идеальной точности и пластики, не удивляет. И все это чувствуют и все понимают, что тут что-то не так, но никто даже не думает о том, чтобы задавать вопросы. У них наверняка и вопрос-то правильно поставить не получится. Тэён сжимает чужое плечо, когда Пак садится на своё место. Тот выглядит отстранённым и чужую поддержку явно не оценивает, но Ли и не зацикливается на нём долго - у него своя задача и свои заботы. Не до чужого ментального состояния. Чонвон выходит седьмым по счёту, и до него уже четверо не прошли в команду. И это заставляло нервничать сильнее, глаза Яна бегали по знакомым лицам в поиске поддержки, которой он так и не смог найти. Лишь Хёнджун, что уже попал в состав, улыбнулся успокаивающе и так искренне, что Чонвон почувствовал, как ему протянули руку, впервые с того времени, как он оказался на краю пропасти. Он прикрывает глаза, но хвататься за руку помощи не спешит. Хёнджун не тот человек, который должен ему помочь. Такой талантливый человек, как ты, просто обязан быть в команде Чонсон. Именно Пак тот, кто теперь обязан стать его спасительным кругом. Он открывает глаза, наконец не чувствуя себя в опасности чужого взгляда. Джей смотрит на него также, как и всегда - внимательно, изучающе с чем-то особенным на дне тёмных зрачков. Тем, чего он не мог понять, но теперь знает и уверен - это любовь. Это не просто чувство, это миллионы эмоций, это нежность, преданность, поддержка, сожаление и тепло. Это вера. И вот - тот самый двигатель процесса, благодаря которому Чонвон вновь вспоминает, как дышать полной грудью. Потому что дышать рядом с Паком должно быть легко, а не так, как это было всегда. Ян вспоминает оживлённый танец старшего в гараже и выбирает этот подход. Он покажет, что может веселиться, что он счастлив танцевать, кто и как бы при этом на него не смотрел. Вот так, просто и легко, его ноги и руки двигаются сами, он отпускает что-то тяжёлое от сердца, чтобы показать, как он может на самом деле. И как должно быть, потому что музыка, под которую поставлена их хореография такая же лёгкая и живая. Он допускает небольшую ошибку в конце, но при этом всё равно выглядит так, словно сделал самую правильную вещь в своей жизни. Тэён оценивает его артистизм и страсть по высшим баллам, и делает это. Берёт его в команду. Чонвон, тяжело дыша, благодарит хореографа и принимает поздравления других ребят, почему-то не замечая среди них Чонсона. Ушёл? Снова смылся, испугавшись обязательства расставить всё по местам? Ян понимает, что на самом деле тяжесть никуда не ушла, лишь спряталась за ощущениями танца, чтобы потом снова навалиться на его плечи. Он подхватывает свой рюкзак, закидывая его на плечо, и прощается с ребятами - сегодня его тут больше ничего не держит. Выходит в коридор, пугаясь тому, как ясно ощущается теперь осадок, что до сих пор никуда не делся, а после мгновений свободы начал давить лишь сильнее. И снова он не знает, что делать, у него больше нет ничего и близко похожего на план спасения. У него нет никого, кто бы с этим ему помог. Это должен был быть Чонсон, но его снова нет. Как это по-мужски - оставлять любимого человека наедине с его болью. Чонвон усмехается криво, маска даёт трещину. Он не уверен, что протянет и дальше один. Вспоминается Сону, который приедет сегодня поздним вечером. Конечно, он друга встретит, но ему не кажется хорошей идеей представать перед ним в таком виде. Ким его всего на месяц оставил, а Ян уже завёл себя в тупик и нагрёб полный кузов проблем. Это не то, что хотелось бы показывать счастливому другу, возвращающемуся с первым местом и сияющим надеждами взглядом. Чонвон выглядит, наверное, невероятно жалким, с потрёпанными влажными волосами, тяжёлым шагом и поломанной усмешкой на лице - не лучшее зрелище, но Чонсон на лестничном пролёте встречает его именно такого. И совершенно теряется, ломает пальцы, мнётся с ноги на ногу, не решаясь подойти. Чонвон готов разреветься от того, какими побитыми они оба кажутся со стороны. — Поздравляю, Чонвони, — тихо проговаривает, напрочь убивая все твёрдые установки и границы в душе Яна таким ласковым обращением. Та стена, которую он возвёл, чтобы отгородить себя от всего мира, сидя в кафе с Хисыном и Джейком, тоже даёт ощутимый крен. — Спасибо, — также тихо отвечает, не двигаясь с места ни на шаг. Ему кажется, что если он приблизится к этому парню, то его маска сотрётся ко всем чертям. Чонсон молчит, собирая что-то внутри себя, выстраивая предложения из слов, что роем крутятся в головах обоих. Им нужно сказать многое, и в то же время они уже всё знают. Что дальше будет легче, нужно лишь пережить это сейчас. Пак, наконец, приближается, явно не собираясь больше удерживать в себе ни одной эмоции, когда дело касается Чонвона. Это ведь так и должно работать? Они должны показывать друг другу то, что они чувствуют, стереть рамки до конца. Он обнимает Яна, прижимая к своей груди так отчаянно, так трепетно и нежно. Так, чтобы он наконец почувствовал ту самую необходимую опору, что всё это время была рядом, в одном только шаге. Чонвон не двигается, не обнимает в ответ, но дышит глубоко и закрывает глаза, пытаясь впитать как можно больше***
— Мы куда-то поедем? — Чонвон удивлённо смотрит на уже знакомый чёрный байк, переводит взгляд на Джея, занимающего водительское место, но сам не торопится садиться. По крайней мере пока не узнает, что на этот раз задумал Пак. — Если хочешь, мы загоним его в гараж и прогуляемся, но если у тебя дела, то я просто отвезу тебя домой. Обещаю довезти в целости и сохранности. Ян молча достаёт телефон. Сону прилетит в девять вечера, а сейчас только четыре, так что он вполне может позволить себе провести ещё немного времени в компании Чонсона. И он всё же хочет поговорить с ним о некоторых вещах. Например о том, кто они друг другу теперь и как будут складываться их дальнейшие отношения. — Поехали, — проговаривает наконец, убирая телефон в карман и приближается к парню, садясь сзади и параллельно отвечая на немой вопрос в чужих глазах, — Оставишь байк. Но в девять мне надо быть в аэропорту. Пак довольно улыбается, что не ускользает от взгляда Чонвона, и заводит железного коня. Под мерный рёв мотора Ян крепко обнимает чужой торс, прижимаясь телом к крепкой спине, а щекой к лопаткам, и прикрывает глаза. Тепло и спокойно, несмотря на ускоренно бьющееся в груди сердце. Чонсон отчего-то замирает, глубоко вдыхая. Его грудь тяжело поднимается под ладонями младшего. Чонвон прижимается ближе. — Крепче? — спрашивает с лёгкой насмешкой, вспоминая первую поездку. Пак также усмехается, отчего его плечи вздрагивают. Он молчит несколько секунд, Яну кажется, что он также закрывает глаза. — Можешь держаться так крепко, как тебе нужно, — Чонвон замирает, улавливая в этих словах другой, более глубокий смысл. Он может держаться за него, может опереться на Чонсона и рассчитывать на его поддержку - вот что пытался сказать этим парень. И Ян говорит себе, что доверится ему снова. Ведь это не повторится? На этот раз всё будет по-другому, они оба постараются исправить ошибки и открыться друг другу. Чонвон правда готов попробовать снова. В лицо бьёт прохладный ветер, пока они несутся по оживлённым улицам Сеула, обгоняя проезжающие автомобили. Ян всё ещё чувствует приятный трепет чужого тела под своими ладонями, и поднимает голову, беззаботно выставляя лицо навстречу холодным потокам. Страха как такового больше нет, а вера в Пака как водителя крепнет всё сильнее с каждой поездкой. И он поддаётся лёгкости, что охватывает тело, теперь уже точно уверенный в том, что это чувство не пройдёт так быстро. Кажется, настало время отпустить всё то, что сжимало горло, заставляя уже знакомые одиночество и тревогу охватывать его с ног до головы.***
— Сонхун-хён отправлял мне твои сообщения, — Чонвон смотрит на фонтан, у которого носятся дети, брызгая друг в дружку водой, громко и счастливо смеются. Они с Чонсоном сидят на лавочке в парке, Пак пьёт айс американо, а Ян потягивает через трубочку какой-то сильногазированный фруктовый напиток. Лицо парня после его слов принимает удивлённо-заинтересованное выражение, он поворачивается на Чонвона, отрываясь от разглядывания увядающей осенней природы. — Сообщения? Я вроде одно только написал? — тянет задумчиво, отводя взгляд в сторону, словно пытаясь вспомнить, в итоге просто качает головой, делая глоток горького, почти остывшего кофе, из стаканчика. — Много, — проговаривает в ответ, никак не желая отрываться от зрелища, что возвращает в детство, навевая прекрасную ностальгию о прошедших временах. Он напрочь забывает о том, что вообще хотел поговорить, его слишком захватывает атмосфера парка. Какая-то несчастная мамочка успокаивает ревущего сына, что продолжает кричать, смешно по-детски коверкая слова, просит, кажется, мороженное. Ян опускает взгляд на свою полупустую баночку с соком и неосознанно хмурится, думая о том, что его живот вскоре тоже начнёт подавать капризные признаки жизни. Кажется, он за последние несколько дней ни разу не ел так, чтобы это можно было назвать нормальным приёмом пищи, особенно в Корее с её гурманскими замашками. Пока он жил дома, мама не выпускала его из-за стола, пока он не съедал хотя бы половину той порции, что она готовила ему, называя правильным сбалансированным питанием. Теперь же ему оставалось только мечтать о тех моментах заботы, которые раньше он не особо-то и ценил. Если честно, он скучал. По родителям, по бабушке, по некоторым друзьям, которые остались жить на Чеджу. Но это всё ещё не отменяло его желания выучиться в большом продвинутом городе, как бы тяжело ни было примоститься к новинкам оживлённой жизни. — Подожди, как это много, я же только одно ему отправил? — голос Пака пробирается сквозь дебри увлечённого собственными мыслями сознания, заставляя уделить должное внимание разговору, а не привычному и одному из самых частых собеседников - самому себе. — Там было не только позавчерашнее, но и много других... С самого нашего знакомства. — Вот же Сонхун... Идиот. — Зря ты так. Я благодаря ему в том числе сейчас тут сижу. — Ян наконец поворачивается лицом к Чонсону, прикусывая губы, при воспоминании о содержании тех сообщений. Он тогда по сто раз перечитывал их, переживая все прошедшие события их знакомства по-новой, но уже с другой стороны, так, как видел это всё Джей. И ведь он влюбился в него даже раньше, чем сам Ян, и долго сдерживал свои эмоции, чтобы не спугнуть его, не сделать, не сказать лишнего, пока они не были оба готовы к этому. Прошло достаточно времени, прежде чем он позволил эмоциям взять верх над собой. И всегда из них более собранным и терпеливым оказывался Пак. Наверное потому что он, сдерживаемый мыслью об уже совершённой ошибке, не позволял себе сделать очередной неправильный выбор. Он дал время Чонвону, он всё ещё пытался сделать так, как надо, несмотря на незаметно витающую в воздухе ложь. — Я мог и сам всё объяснить. У меня просто не было возможности. — Но если бы я не знал некоторых обстоятельств, то мог и вовсе больше не подпустить тебя к себе, — Ян тут же корит себя за резкие, пусть и справедливые слова. Чонсон выглядит подавленным, поджимает губы, опуская глаза. — Я знаю, что поступил ужасно, но мне правда хотелось просто побыть с тобой рядом ещё... Хотя бы немного. — И сколько теперь ты хочешь быть со мной рядом? Насколько долго? — Столько, сколько ты позволишь, — без раздумий отвечает Пак, ловит взгляд Яна в цепкий плен, точно приковывая к своим глубоким тёмным глазам взволнованные карие чонвоновы. И всё по-новой, всё происходит точно также, как и всегда: Чонвон тонет, не находя, да и не пытаясь собственно, искать выход из этого бесконечно прекрасного утягивающего в свою глубину омута. И он уже почти не в силах найти иной ответ на эти слова, кроме как вечно. Ян ненавидит обещать то, чего не может выполнить, ненавидит завышенные ожидания, но он не может представить, чтобы было хоть как-то иначе. — Всегда, — шепчет, практически беззвучно, одними только губами, на которые красноречиво падает взгляд Пака, и случайно, совершенно неосознанно, точно также опускает глаза на уровень чужих бледных покусанных губ. Его ноги в этот момент что-то касается, он наконец находит в себе силы отвернуться, чтобы хотя бы посмотреть на то, что помешало их идиллии. Или же наоборот спасло их от ошибки? Как бы там ни было, но какой-то мальчик подбегает к ним, неловко поклонившись здоровается, и просит подать мяч, что успел закатиться под их лавочку. Ян пинает вещь разрушителю атмосферы, на что тот громко и шепеляво благодарит их, скрываясь в толпе таких же мальчишек. Чонвон думает о том, что в детстве был таким же, но теперь никого - ни одного из этих друзей - нет с ним рядом. И Сону тоже скоро не будет. — Может прогуляемся немного? У тебя, кажется, ещё есть немного времени в запасе? — Я хочу стать чем-то значимым для тебя, Джей-хён. Мне кажется, что я знаю о тебе так мало, практически ничего, мне катастрофически мало того, что есть сейчас между нами и я очень надеюсь, что теперь тебе будет незачем от меня скрываться, как ты делал всё это время. Я хочу стать частью твоей жизни, понимаешь, а не просто коротким сном. Ты даже не представляешь, как отвратительно я себя чувствовал, когда ты отправлял мне селфи со всех этих вечеринок, потому что мне просто нереально одиноко в этом городе. И я постоянно чувствую себя чужим. Все имеют кого-то рядом, все проводят время с друзьями и веселятся, но я не могу себе этого позволить, потому что я совсем один. И скоро мой единственный близкий друг... Он приедет, но всё станет ещё хуже, пусть сейчас мы оба и пытаемся молчать, но прекрасно понимаем, что, стоит ему только стать трейни, как наша дружба сама собой, без чьей-либо вины станет совершенно другой. И он больше не будет всегда рядом. Никто не будет, поэтому мне не на кого рассчитывать. Чонвон поднимает глаза к небу, заставляя себя забыть о слезах. Просто не думать о том, правильно ли он поступает, но он знает, что нет. Что нельзя взваливать все свои переживания на чужие плечи, что это может оттолкнуть кого угодно, как бы сильно он его не любил и не ценил. Он надеется выдохнуть с облегчением, но ком в горле не позволяет ему этого сделать и непрошенная влага всё же бежит по его щеке. Он краснеет, представляя, как глупо, наверное, сейчас выглядит. И знает, что Пак не уйдёт сейчас, но беспокойство внутри оказывается сильнее, заставляя руки дрожать. Слишком долго и слишком многое он пытался держать внутри. Быть сильным? Он уже не может, как бы ни хотел и ни старался. Вся самовыдержка летит куда-то на дно, где только ярким Фениксом горит одиночество. Не проходит и нескольких секунд, как Чонсон обнимает его, так трепетно и нежно, точно самое родное на Земле, и Чонвон поддаётся этой иллюзии, в глубине души понимая, что они на самом деле почти чужие. У них такие разные жизни, и они оба ищут друг в друге что-то помимо окружающей со всех сторон тревоги. У Чонсона тоже есть свои беспокойства и страхи, о которых он молчит, крепко держит в себе, в то время как Ян не может или не хочет заглянуть немного глубже. Он хочет спастись сам и эгоистично пользуется чужим теплом, обнимает крепче, прячет лицо в изгибе шеи, а Пак прижимает к себе за плечи, поглаживая ладонью его волосы и шепчет на ухо, почти касаясь губами мочки: — Я рядом, Чонвон-а. Всегда и несмотря ни на что... Я обещаю, — повторяет несколько раз, десятки, может и сотни, пока Чонвон продолжает ронять слёзы, от которых намокает чужая толстовка. Он шмыгает ещё несколько раз, прежде чем окончательно приказать себе успокоиться и начать медленно приходить в себя. Ладони Чонсона пару раз проходятся по его спине, прежде чем остановиться где-то на середине, замирая в неожиданно воцарившейся тишине. У Яна гудит в ушах, он всё ещё стыдится своей случайной слабости, но не видит в этом катастрофы. Ему наконец спокойно и бьющие ключом эмоции более-менее устаканиваются. Где-то недалеко всё же слышатся крики мальчишек, мимо них проходит женщина, стуча по плитке дорожки каблуками. Город продолжает жить сам по себе, по-прежнему чужой и неприветливый для Яна. Но он словно находит укромный уголок, где его примут. Как в детстве домик на дереве или построенное из подушек и одеял убежище, которое казалось меньше, оттого и уютнее целой квартиры. Он на своём месте, неважно где, но если это будет Чонсон, то его место именно там, где этот парень, что принял его в свои объятия и впустил в своё сердце, стараясь ради него, среди кучи корыстных и эгоистичных людей. Чонвон знает, что он всё ещё тот самый Пак Джей, которого ненавидят его друзья, которого точно не примет Сону - ему страшно даже представить реакцию друга - Пак Джей, о котором любят говорить все, кому не лень, но никто не пытается найти хорошие слова. И Ян искренне не понимает почему. Да, он совершал ошибки, но насколько это всё можно сравнить с тем, что на самом деле держит в себе Пак? Он и не знает-то толком, чем тот живёт и как появляется всё плохое о нём, потому что всё это время он видел перед собой лишь того человека, которого он хотел ему показать. И что изменится, если он увидит все стороны его многогранной личности? Станет ли он хуже в его глазах? Будет ли он смотреть на него так, как посторонние или же примет любым, как те же Хисын и Сонхун? И сможет ли он оставаться преданным этому человеку? Чонвон не знал. Ему только предстоит узнать о Джее, а пока что он может полагаться лишь на то, что знает и на свои чувства. — Хён, — Ян, вспомнив о самом важном, внезапно отстраняется, раскрывая глаза, и ловит взглядом расстилающийся за спиной Чонсона закат. И вокруг них почти никого нет, кроме редких прохожих, — Скажи, что между нами теперь? Чонвон густо смущается, но вопрос всё же задаёт, переступая через неловкость. Ему просто важно услышать это, пусть ответ и так очевиден. — А ты как думаешь? — Пак хитро улыбается, и Ян крепко жмурится, откидывая голову назад, чтобы хотя бы немного скрыть краснеющие щёки, которыми старший явно наслаждается. О боги, почему говорить о таком так тяжело? Что такого особенного в том, чтобы говорить с парнем, с которым у него между прочим всё взаимно, об их чувствах? — Хё-ен, — страдальчески тянет Ян, натягивая на голову капюшон и показательно затягивает шнурки так, чтобы от его лица видимым остался один лишь нос. Чонсон лишь смеётся над такими баррикадами против него, за что парень ударяет его кулаком в плечо, совсем не ожидая получить после этого лёгкий поцелуй в нос. И это очень хорошо, что большая часть его лица всё ещё скрыта под тканью, потому что ещё одной порции смущения его горящие щёки и уши не особо выносят. Пак неожиданно тянет его на себя за запястья, в которых он по-прежнему сжимает шнуровку, и мягко заставляет отпустить её, ослабляя хватку. Чонвон пытается сопротивляться, но выходит слабо и бесполезно, так что вскоре его лицо оказывается лишено своеобразной защиты, и прямо перед глазами предстаёт чужой нежный взгляд. — Мы вместе, котёнок. Если ты, конечно, согласен, — Чонвон раскрывает рот, но все слова напрочь вылетают из головы от интимности момента. От чужого тёплого дыхания на его щеках, от мягкого шёпота. От этих простых и опасных своей долгожданностью слов. Ян качает головой, потом думает о том, что этот знак будет понят неправильно и кивает, чувствуя себя глупым, но бесконечно счастливым и - о нет, только не снова - смущённым. Пак внимательно рассматривает его лицо, особое внимание уделяя розовым щекам и мучительно долго смотрит на губы. Чонвон отстраняется за секунду до того, как Чонсон касается его алых губ, отчего тот растерянно раскрывает глаза, а Ян неожиданно выпаливает: — Я хочу с тобой на вечеринку. В клуб, или куда ты там ходишь. — Чего? — удивляется парень, удивлённо вскидывая брови, — Как ты себе это представляешь, ребёнок? Ты ведь несовершеннолетний. — В сопровождении совершеннолетних можно, вообще-то, — обиженно дует губы Ян. — И что ты там забыл, интересно мне знать? — Тебя, — просто отвечает Чонвон. Пак усиленно думает, вероятно, пытаясь найти новые отговорки, но Чонвон уже точно решил, что обязан посетить подобное мероприятие с Чонсоном хотя бы раз, чтобы хотя бы примерно знать, что оно из себя представляет. И просто для того, чтобы быть ближе как можно больше, так часто, как это позволяют всевозможные обстоятельства. — Мне придётся взять ответственность за тебя, — наконец проговаривает Пак. — А ты не готов, — кивает каким-то своим мыслям Чонвон, оставаясь в высшей степени разочарованным. Это то, о чём он думал уже много раз прежде - Чонсон может просто не захотеть возиться с ним, и это будет целиком и полностью его право. Пусть такой расклад и не нравился самому Яну, но что он мог с этим сделать? Он садится ровно на скамейке, вспоминая об оставленной в одиночестве полупустой баночке сока, и берёт её в руки, делая пару глотков. Это просто одна из тех вещей, с которой он должен, но не хочет мириться. Не во все уголки жизни Чонсона у него есть проход, как бы досадно для него это ни было. Пак всё также продолжает молчать, смотря прямо перед собой, но Ян уже и не ждёт какого-то иного решения от него. Нет значит нет, ему просто нужно это принять. — Что ты думаешь там увидеть? — внезапно спрашивает парень. И правда, что? Но раз есть то, чего ему не хотят показывать - значит есть что скрывать, так? Он, конечно, не думает о том, что Чонсон творит что-то незаконное или клеится ко всем подряд, но ему и правда очень хотелось бы успокоить собственное любопытство. — Я не знаю, — честно отвечает Чонвон, — есть что-то плохое, чего мне не стоило бы знать, да? — Что? нет, проблема совсем не в этом, чего ты там уже себе надумал, а? Я просто волнуюсь о том, чтобы с тобой ничего не случилось, потому что знаешь, походы в такие сомнительные места иногда заканчиваются... Так себе, — опровергает опасения Чонвона парень, не ожидая, что тем самым создаст новый повод для беспокойства. — Сомнительные, но ты-то туда ходишь. — Я привык и знаю как вести себя в любой ситуации, а вот ты - нет. Я беспокоюсь. — Так и я тоже, — стоит на своём Ян. Он не собирается сдаваться без боя, и Пак это ясно видит, поэтому сдаётся: — Хорошо, — Чонвон ликующе улыбается, — но ты должен пообещать, что будешь оставаться рядом и чуть что обращаться ко мне. — Я и не собирался от тебя отходить, — честно признаётся Чонвон. Он не хочет повеселиться и расслабиться в клубе, он хочет отдохнуть и провести время с Чонсоном. — Теперь я могу тебя поцеловать? — слова точно выбивают воздух из лёгких, Пак внезапно оказывается в опасной близости его лица, отчего Чонвон дёргается и пытается отстраниться, но крепкие руки притягивают только ближе, пока между ними не остаётся даже жалких миллиметров. — А мне не нужно торопиться в аэропорт? — обеспокоенно спрашивает Чонвон, оглядываясь по сторонам, но вокруг совершенно пусто и не то, чтобы он не хотел, но давало о себе знать желание отомстить за то, что Пак заставляет его краснеть так часто и так густо. — Он в любом случае подождёт. — Чонсон не хочет даже слышать его отговорки, гораздо интереснее сейчас - Чонвон, который наконец так близко, и у них наконец-то есть возможность сделать то, чего они оба так долго хотели. Тем более, что до девяти ещё целых полтора часа.