Я дам тебе имя

Спускаясь по лестнице на нужный этаж Башни, Даламар думал не о письме, не о Карамоне Маджере и даже не том, что скажет Рейстлину, если тот волею случая застанет его в библиотеке. Мысли его занимала Крисания. Крисания, Рейстлин и странный тройной союз, в который они все оказались вовлечены. Как смущенно жрица ответила на вопрос о том, отправился ли Рейстлин спать. Хотя еще недавно никакой неловкости подобные вопросы не вызывали. Она появилась между ними троими недавно, вскоре после помолвки. Оказавшись в таких необычных отношениях, никто из них не был до конца уверен, как должен себя вести. Даламар, будь они с Рейстлином вдвоем, не преминул бы проводить большую часть ночей (если не все) в одной постели с ним. Даже не ради плотской страсти — ради душевной потребности находиться рядом с любимым человеком, чувствовать тепло его тела, слышать тихий звук сонного дыхания. Рейстлин, возможно, тоже. По крайней мере, ночь после сражения за Палантас давала Даламару повод так думать. Но была еще Крисания. Любую женщину правила приличия обязывали не ночевать с мужчиной до замужества, и, хоть Крисания уже была близка с Рейстлином, переступить через свое воспитание ей было трудно. Жрица пребывала в явном смятении, хоть и прекрасно держала лицо, когда они все стесненно желали друг другу спокойной ночи и расходились — каждый в свою спальню. Лезть к шалафи в обход нее, при том, что она была законной невестой Рейстлина, Даламару совесть не позволяла. Что думал о ситуации сам Рейстлин — оставалось загадкой; лицо его было неизменно бесстрастно, глаза производили впечатление двух золотых зеркал, надежно скрывающих за собой все чувства мага. Днем все было замечательно, они спокойно общались, обменивались легкими поцелуями и прикосновениями, все трое. Но с наступлением ночи, когда приходило время ложиться спать, появлялось это напряжение. И поскольку никто из них не говорил о своих желаниях или страхах, исчезать оно не спешило. Даламар однажды попытался разбить стену молчания вокруг скользкой темы, предложив Рейстлину и Крисании после свадьбы занять те комнаты, в которых в данный момент жил он сам. Покои, более удобные и роскошные, чем те, которые занимал Рейстлин, и более подходящие для Хозяина Башни и Верховной Жрицы. Они согласились, а Рейстлин даже «с одним уточнением: тебя никто не собирается выгонять из собственной постели». И хотя Крисания его поддержала, а Даламар испытал облегчение от этих слов, сразу после этого (весьма короткого) разговора напряжение вернулось едва ли не с большей силой и уходить, похоже, не собиралось. С поисками чар ему повезло. Даламар нашел нужное заклинание достаточно быстро и еще некоторое время просидел над книгой, заучивая слова, запоминая интонацию и нужные акценты. Низшая магия — магия, доступная членам всех трех Лож и даже не прошедшим Испытание, — была достаточно легка в обращении, но так же требовательна к нюансам и сосредоточению, как и любая другая. Следующим утром он, улучив минуту уединения, сообщил Крисании, что нашел чары и может выполнить ее просьбу. Весь день жрица, как обычно, провела в Храме, а вечером снова постучалась в комнаты эльфа. Белой тенью скользнула в приоткрывшуюся дверь. «Тайное свидание за спиной жениха», — хмыкнул про себя Даламар, принимая из ее рук запечатанное письмо. Положил его на столик и, сосредоточившись, прочел заклинание, полностью концентрируясь на мысли о том, как послание оказывается на крепком деревянном столе в доме Карамона. Брошенное с последними словами голубиное перо опустилось на пергамент — и в следующий миг исчезло вместе с письмом. — Вот и все, — произнес эльф, переводя взгляд на Крисанию. — Остается надеяться, что письмо переместилось, куда надо, и будет найдено адресатом. Как я предупреждал — мы не можем этого знать наверняка. — Все равно спасибо тебе, — ответила жрица. — Если через неделю не будет никакого ответа, мы проведем церемонию, не говоря Рейстлину ничего об этом письме. Ты согласен? — А ты умеешь плести интриги, Праведная дочь, — улыбнулся Даламар, привлекая ее к себе. — Конечно, согласен. И в этом случае, и если тебе придет ответ с отказом. Мне страшно подумать, как шалафи может нам отомстить за такое самоуправство. Крисания немного нервно рассмеялась и обняла Даламара в ответ. Прижалась, положив голову ему на плечо. — Знаешь, я… волнуюсь, — тихо призналась она. — Не только из-за письма и того, что Карамон приедет и придется объяснять все Рейстлину. — Что тебя тревожит? — спросил эльф, поглаживая жрицу по волосам. — Это, возможно, прозвучит глупо, но… — Крисания помедлила, комкая пальцами мантию Даламара. Он терпеливо ждал, повернув голову к ней и почти касаясь губами ее лба. — Мне иногда кажется, что Рейстлин уже пожалел о своем предложении. — Я так не думаю, — мягко ответил Даламар и все же позволил себе прикоснуться губами к ее волосам. — Не думаешь, что это глупо, или не думаешь, что пожалел? — уточнила Крисания, поднимая голову с плеча эльфа. — И то, и другое. Мы все просто взволнованы предстоящим событием. Возможно, немного смущены ситуацией. Мы с тобой можем признаться в этом друг другу, но Рейстлин… ты же знаешь — он не покажет своей слабости. Даже нам. — Пожалуй, ты прав, — согласилась жрица. Какое-то мгновение они оба молчали, глядя друг другу в глаза, а затем потянулись навстречу, нашли губами губы. Спустя некоторое время, закрывая за Крисанией дверь, Даламар думал о том, что не хотел бы, чтобы она уходила. Но он не чувствовал себя вправе предложить ей остаться. Оставалось утешать себя мыслью, что буквально через неделю неловкая ситуация так или иначе разрешится. Шесть дней спустя Крисания по секрету шепнула Даламару, что ее платье уже готово, и проведению церемонии ничего не препятствует, кроме ожидаемого ответа или приезда Карамона. На седьмой она снова пришла к нему вечером и без слов протянула эльфу смятый лист пергамента. Это было письмо Крисании к Карамону, которое, судя по всему, сначала в сердцах смяли в комок, а затем разгладили снова и наспех набросали на обороте ответ. «Госпожа Крисания!» — говорилось в письме. «Возможно, вы помните меня, я — Тика Маджере, жена Карамона. Поздравляю вас с грядущей свадьбой, но прошу меня извинить — я не показала Карамону это письмо и собираюсь молчать о нем. Карамон едва пришел в себя после всех неурядиц прошлого, и предыдущее письмо Рейстлина изрядно выбило его из колеи. Скажу прямо — ничего хорошего он не видел от своего брата в жизни, и сомневаюсь, что увидит. Я не желаю вам с Рейстлином зла, напротив — будьте счастливы и здоровы, но нас не тревожьте. Хватит с Карамона подвигов, магии и путешествий. К тому же я жду ребенка, и ему нужен будет отец. Потому возвращаю ваше письмо и настоятельно прошу его сжечь и больше нам не писать. Тика» Пламя свечи лизнуло тонкий пергамент, побежало вверх по листу. — Жаль, что так, — произнесла Крисания, наблюдая, как огонь танцует на словах, уничтожая послание. — Но я выполню ее просьбу. — Шалафи и сам не горел желанием писать брату, — тихо сказал Даламар, поворачивая лист в пальцах, и бросил его на металлический поддон подсвечника, чтобы огонь добрался до последнего целого угла. — Может, это и к лучшему. На что ты смотришь? — Здесь ужасные шторы. Нужно будет перевесить сюда те, что в моих комнатах. Даламар рассмеялся. Замечание жрицы развеяло немного гнетущее впечатление от письма Тики и заставило мысли вернуться в прежнее русло. Больше ничто не мешало им устроить свадьбу в любой момент, как они того пожелают. Это волновало и будоражило кровь предвкушением. Даламар надеялся, что не только его.