Кофе, дождь и слезы

Муза подавилась воздухом, и только что придуманные извинения застряли у нее в горле. То, что вытворяли на траве ее однокурсница Флора и какой-то незнакомый парень с длинными черными волосами, было бы похоже на лесбийскую оргию, если бы девушка не скакала с таким… громким удовольствием на ясно разлечимом члене своего партнера. Тот тоже не лежал без дела и вколачивался в нее снизу, стиснув ее ягодицы мощными руками. Парочка была так увлечена своим, без сомнения, приятным занятием, что так и не заметили стояющую в полном ахуе девушку, беззвучно открывающую и закрывающую рот. Муза хотела пробормотать извинения и удалиться, как воздух резанул ее горло, словно наждаком, и она закашлялась. От резких движений глубокий порез на боку, который только-только покрылся коркой, снова открылся, в глазах потемнело от боли в ноге, на которую она неосторожно наступила, ее замутило, и земля стала наклоняться. Муза ударилась головой, и сквозь искры отстраненно констатировала, что сладкая парочка ее все же заметила. Они, прямо как были, неслись к ней, и как сквозь вату до девушки донеслось взволнованное «Вот же ж блять!» незнакомца и изумленное «Ох!» Флоры — видимо, узнала свою однокурсницу. Но после очередной вспышки боли в ноге, когда кто-то из них ее задел, Муза провалилась в темноту.

***

Первой мыслью после того, как девушка снова осознала себя в этом греховном мире, было «Блять.» Второй, когда она открыла глаза, — «Сука, че как ярко?!» Третьей, когда она приспособилась к освещению, — «Какого, блять, хуя?!» Короче, ничего утешительного. Она лежала в палате, ее поврежденная нога оказалась уже в гипсе, что не могло не радовать. Но стоило только взгляду переместиться немного в сторону, то Муза едва не заорала, и то только потому, что с трубкой аппарата ИВЛ* в дыхательных путях не очень-то орать получается. Конечно, училась она на фармацевта, а не реаниматолога или травматолога, но опознать, так сказать, «набор для коматозников» она могла. Где-то на переферии сознания девушка знала, что лучше лежать и не двигаться, но на мозг нахлынула паника. Большне всего пугала абсолютная тишина, в которой не было слышно даже писка приборов, которые должны были люто заверещать аккурат в момент ее пробуждения. В палату, все так же беззвучно, вбежала медсестра. Ее губы шевелились, было ясно, что она пытается что-то не то сказать, не то спросить, но при этом не было слышно не звука. Все вокруг поплыло, и ее снова обхватила темнота. Очнулась она от теплого прикосновения мягкой ладони к своей макушке. Попытка резко открыть глаза и дернуться в сторону оказалась не шибко удачной, так что получилось только шевельнуть головой, старясь, чтобы непонятно чья рука соскользнула. — Ну вот, я же говорил, а вы переживали, — будто бы сквозь толщу воды донесся до Музы голос… кажется, доктора, в котором явно было слышно недюжинное самодовольство. Вместо слов «Что происходит?» из горла вырвалось непонятное клокотание, больше похожее на кашель птицы. — Вы что?! Вам нельзя и рта раскрывать, не говоря о том, чтобы говорить! «Не говоря о том, чтобы говорить…» — зацепился мозг за странную тавтологию. — А как же она ест? — по мягкости голоса можно было судить о наличии Флоры в палате. Неужели ей, студентке медицинской академии, неизвестно, что вообще-то коматозников через нос кормят, так, для общего сведения? Хотя незнанию столь обыкновенной для любого студента вещи Муза была не особо удивлена, потому что природа, одарив Флору добротой и мягкостью, позабыла о трезвом взгляде на жизнь, из-за чего на парах она часто витала в облаках, да и внимательности отсыпано ей было не больно много. — Осмотр на сегодня закончен, я рад, что пациентка пришла наконец в себя, но это не значит, что мы еще не увидимся, — врач-шатен, явно ненамного старше девушки и со смутно знакомыми чертами лица, проигнорировал вопрос и попытался шутливо откланяться, в надежде развеселить больную. «Заебал, кретин, сгинь, пожалуйста.» — Врач раздражал своими уберпозитивными повадками. Следующий час Музу отключали от приборов, но не ото всех. Приятного мало, но хотелось побыстрее свалить, и она терпела. Однако сразу после пыток ее огорошили новостью о том, что отсюда ее не выпустят, и девушка переключилась в режим разъяренной драконицы, твердо решив испортить жизнь всем окружающим. В итоге к концу дня проблемную пациентку перевели в самую дальнюю палату, и запустили туда Флору. Чтобы успокоила психованную. Или упокоила, неважно, только бы та замолчала. Смуглая девушка неловко переминалась с ноги на ногу под требовательным взглядом однокурсницы. Затянувшееся молчание прервала Муза. — Какого хуя… — Инсульт, — коротко ответила Флора. — Ты в группе риска по гипертонии плюс из-за своего пристрастия к курению, и да, не смотри на меня так, иногда я лекции слушаю. Они замолчали. — Какое сегодня число? — Двенадцатое октября, четверг. Четверг, значит… Муза помнила, что выпала из окна во вторник. Два дня… — И сколько мне тут еще? — Месяц минимум. Снова пауза. — Почему именно сейчас? Флора закатила глаза. — У меня ощущение, что это ты на парах ничего не делаешь, — ее собеседница недобро прищурилась, и девушка продолжила: — Так-то ты могла и без инсульта прожить, но, насколько я могу судить по синякам, ты долго не спала, а значит выпила очень много кофе. Давление повысилось еще сильнее — это при твоей-то гипертонии — и все. —Блять… — Муза бессильно закрыла глаза. Как она могла забыть про запрет на кофе? Такими темпами она до тридцати не доживет. Флора тут же оказалась рядом и погладила ее по плечу. В палате снова наступила тишина. Муза понимала, что ее гипертония не так запущена, чтобы быть первопричиной. Дело было не в ней, а в аневризме — врожденной аномалии, повышающей риск инсульта. Аневризма — что-то вроде тонкого пузыря на стенке сосуда, как будто кто-то растянул ее, надавив пальцем. Давление действительно повысилось из-за кофе, эти пузырьки лопнули, и вуаля — получите геморрагический инсульт. Хорошо еще, что случилось все на виду у Флоры с ее парнем — больнице она оказалась вовремя и прооперировать ее успели, а то бы подохла как пить дать. Кстати… — Что такое? — настороженно спросила Флора, с опаской поглядывая на ехидно прищурившуюся однокурсницу. — Скажи-ка мне, дорогуша, а кто этот длинноволосый красавец, с которым вы так еба… — Заткнись! — красная как рак девушка резко закрыла рот Музы обеими руками. Получилось больно. — Это тебя не касается! Та только усмехнулась, и, как только ее рот оказался свободен, повторила вопрос: — И все же? — Гелия. Гелия Клиффорд. Муза заинтересованно посмотрела на ее, сложив руки на животе. — Из наших? Или в другом месте учится? Флора почему-то замялась. — Нет, он учится в Академии Исскуств*. В основном живописи и истории. Ты бы видела его наброски! — Девушка приложила ладони к порозовевшим щекам и мечтательно вздохнула. — О, ну, у вас все серьезно. И как часто вы… кхм… занимаетесь рисованием? — Ну, он еще работает, так что… Так, стоп, что за пошлые намеки?! — дошло до Флоры. — И почему тебя вообще это заинтересовало? Твоя интуиция развита настолько, что когда Блум сообщила о расставании со Скаем ты лишь хмыкнула и хиленько выругалась, так что додумай сама, я ничего говорить не буду. — Все равно они потом опять встречаться начали, — Муза предприняла попытку оправдать свое тогдашнее поведение. — и вообще, причем тут моя интуиция? Наступила неловкая пауза, и лишь асинхронный писк различных приборов кое-как скрашивал тишину. — И… когда у нас сессия? — Муза попыталась нелепым вопросом заглушить гнетущее молчание. А нелепым потому, что она ясно понимала, на экзамены она не попадает, да и на пересдачу вроде как тоже, поэтому стоило подумать о более высокооплачиваемой работе. — Даже не пытайся. Не загружай свой напичканный препаратами мозг новыми проблемами. Как только отменят основной курс медикаментов и ты сможешь нормально соображать, я буду приносить конспекты. Все будет хорошо, — теплые слова подруги поселили в больной светлую надежду. — Мисс Муза Лонгарт, я буду за вами присматривать, — безэмоциональный голос без стука вошедшей медсестры прервал зарождающуюся домашнюю атмосферу на самом корню. — Ох, ладно, я засиделась что-то, до встречи! — Флора неловко подхватила с пола свою бежевую потрепанную сумку и вылетела в коридор. Оставшись в одиночестве (медсестру Муза за человека предпочитала не считать, тем более, что безразличие было обоюдным), девушка закрыла глаза и попыталась связать все предшествующие больнице события в одну нить. Вот квартира… Ривен кинулся с кулаками… Или нет?.. «Бесполезно», — решила для себя она. — Ох, мисс Лонгарт, не хотел мешать вашему отдыху, но надо прояснить еще парочку моментов, — порядком подзаебавший доктор словно светился изнутри благодаря энергии собственного долбоебизма. — Что? — вместо этого хотелось пожелать ему сдохнуть в муках. — Вам придется привести причины вашего состояния, в котором вы попали в больницу, — он буквально излучал позитив, что неимоверно бесило. — Я не очень хорошо помню порядок событий. Может, после реабилитации и выписки я и смогу что-то сказать, но не сейчас, — вежливость, конечно же, наше все. Не стоит портить отношения с лечащим врачом, тем более, его слащавую рожу придется регулярно наблюдать в течение всего следующего месяца. Пидор, блять. Муза, конечно, подозревала, что от него легко не отделаться, но он, на удивление, отстал. И уже почти вышел за дверь, как вдруг обенулся и сообщил: — Меня, кстати, можете звать Брендон Барнз. Он вышел, а Муза немного удивленно хмыкнула. Она поняла, почему он показался ей знакомым — она видела его пару раз раньше, когда ее однокурсница Стелла представила его, как своего парня. Мир оказался тесен. Брендон был на семь лет старше и заканчивал государственный медицинский университет. А еще он иногда приходил в общежитие и очень громко трахался со своей девушкой, мешая спать остальным. После первого курса, к счастью, он увез ее в свою квартиру, а после второго Муза и сама стала жить с Ривеном, и была не в курсе дел в общаге. Кстати, вот и новая проблема — где теперь жить и как забрать вещи из квартиры. Соваться обратно однозначно не вариант — парень (теперь уже однозначно бывший бывший, решила Муза) убьет, как пить дать. В общежитие — нужно платить, а все ее деньги остались в тайнике под половицей, который, она надеялась, Ривен не нашел. К кому-то из друзей или подселиться можно было бы, но из них своя квартира была только у Стеллы, точнее, у Брендона, а его Муза терпеть не могла. А ведь решить вопрос как-то надо. Конечно, она могла бы добраться до тайника, но для этого, во-первых, нужны были ключи, во-вторых — отсутствие Ривена дома, чего можно было и не дождаться. Идей не было. Муза прикрыла глаза. В принципе, у нее есть еще месяц, чтобы что-то придумать. Успеет. С этими мыслями она уснула.