Поверх барьеров

Алине страшно. Дарклинг — кажется, так его зовут. Старкова не понимает, зачем она ему, но он настойчиво заставляет её содрогаться от страха и с осколком в груди, где-то между рёбер, озираться по сторонам. Каждый клятый раз она боится остаться одна и стоять у окна в рассвете солнца или луны, боится малейшего шороха и отголосков затихающих шагов. Дарклинг сидит у неё кинжалом в лёгких. Заставляет нервно теребить заплетенные Женей косы и вздрагивать, когда Николай прикасается к её ладони, испачканной в красках. Иногда Алина замирает, если видит в дверях человеческий силуэт, неосвещенный ликом лампочек, но спокойно выдыхает, когда Мал или Давид выходят из-под покрова тьмы коридора. Дарклинг, кажется, даже снится ей. Но подтвердить или опровергнуть она не может, ибо совершенно не знает его лица. Хотя можно предположить, что роста он высокого, а телосложения крепкого. — Он не тронет тебя, — сказала Женя и плавно обвела стрелку, нарисованную на лице Алины. — Он не причинит тебе вреда, — утверждал Николай Ланцов, поглядывая на неё взглядом, полным озорства и веселья. — Или поймёт, что связался не с тем человеком. — Если он повязался за тобой, значит, ему что-то от тебя нужно, Алина, — тихо проговорил Давид и, отдав записи, ретировался, оставив Старкову на попечение Сафиной. И сейчас Алина размышляет, что ему, преступнику, нужно от неё. Она не отличается от обычного человека ничем: разве что имеет свою художественную студию, а подписанный контракт с галереей, где чёрным по белому различима её подпись, мозолит сетчатку глаз. Она не понимает. Старкова всю свою жизнь выживала, как могла, а сейчас, наконец, выбилась в люди. Смогла устроить свое безбедное будущее, нашла призвание, которое не пронизано гнилью общества. Всё, что она когда-либо делала, было лишь для достойного существования. Так что же Алина сделала Дарклингу, раз он вёл на неё охоту? Николай не может ответить на этот вопрос, также как и глуповатый Василий Ланцов, который слишком увлечён лошадьми и конным спортом, не замечая, как Алина, его милая художница, грызёт локти и не смыкает век, становясь подозрительнее с каждой прожитой минутой. Он мало ею интересуется, судя по равнодушию, с которым он смотрит на её картины. «Не лошади», так и кривятся его губы в подобие улыбки, когда замечает вновь пропитанную лёгкой акварелью картину, увенчанную кроваво-алым закатом. Младший Ланцов всегда приторно улыбается, видя презрение своего брата, и мило отвечает: — Лошади будут в другой раз. Если ты соизволишь окунуться в семейный бизнес. Василий всегда строит гримасу и уходит, напоследок напоминая, на кого именно работает Алина. И вряд ли вскоре она забудет об этом. — Он всего лишь выскочка, — ободряюще говорит Николай. — В ближайшее время его будут беспокоить только коняшки и их наездницы. Алина всегда закатывает глаза и отвлекается от насущных проблем, позволяя весёлому Николаю увести её в поток разговора. Только сейчас Старковой совсем не до разговоров. Она, сгорбившись, сидит на стуле и меланхолично водит по палитре кисточкой, измазывая её краской. Не замечает мелькнувшей тени за окном, которая всколыхает светлые шторы, и не хочет поднимать голову на вновь раздавшийся стук стекла. Алина пытается нарисовать луг, солнце и деревья. Свое счастье, которого она лишилась всего лишь за пару дней, когда Мал чёртов Оретцев не понял её постоянного напряжения. И сейчас она рисует угли, наполненные жалостью к себе и в которые превратилась её жизнь за эти жалкие три месяца, когда было совершенно первое покушение. Вряд ли можно было сказать, что именно на неё — скорее, на её святые картины — но записка, горящая в пламени, чтобы она не увидела это имя, говорила сама за себя. «Алина Старкова» Алина вздыхает и с разочарованием меняет кисточку на более тоненькую, чтобы прочертить ветки дерева, которое украшено пышной кроной. Когда рука касается тонкого инструмента, она пораженно переводит взгляд на него и щурится, припоминая, когда это она успела положить бумажки на стол, который напоминает сейчас сплошной хаос. Старкова осторожно кладёт палитру и испачканными, тонкими пальцами берет кусочек бумаги в ладони, раскрывая его и читая всего лишь несколько слов, которые вводят её в состояние паники, нервозности и заставляют испытывать первобытный ужас. «Скоро, Алина Старкова» Дарклинг известен своими записками потенциальным жертвам, которые заставляют испытывать тех страх перед неизбежным. Он манипулирует сознанием и изворачивает чувства себе в угоду, заставляя жертв совершать ошибки, которыми он потом пользуется. Конечно же, нельзя сказать, что это всегда срабатывает, но сейчас Алине плевать на размышления полиции, которая никак не может поймать его вот уже столько лет, позволяя ходить на твёрдой земле среди мирных граждан. Старкова дрожит, пытаясь понять, как он смог проникнуть в её дом. Святые, он был в её доме. Он ходил по плитке, которая уж точно должна была выдать его поступь, пропитывал атмосферу дома своим запахом, тьмой. Святые! Алина вздрагивает, когда слышит шевеление штор, и смотрит на открытый просторный балкон, который находится на втором этаже. Её быстро осеняет. Но в то же время приходит страх и чёртово осознание того, что он был по близости, и она не заметила его, хотя с покушения каждую секунду тревожно оглядывалась. Сейчас это не столь важно. Сейчас нужно успокоить колотящееся сердце, которое надумало танцевать чечетку, и позвонить Николаю. Сейчас главное, взять себя в руки и начать мыслить рационально, а не метаться в бессмысленном потоке отрицательных эмоций, задыхаться от беспомощности. Николай решит всё, что угодно. Он пойдёт на всё, лишь бы дать немного успокоения подруге, поэтому Алина, не колеблясь, набирает его. Через пару минут, когда гудки оканчивают пищать, Старкова может лишь выдавить сухой факт, наполненный склизкими когтями неверия. — Дарклинг был здесь. Николай приезжает как можно скорее, и Алина встречает его у ворот, через которые, наверняка, проникал и уходил Дарклинг. Паника вновь захлестывает всё нутро, заставляет органы сжаться в комочки и трепещать. — Где? Уточнений не требуется. Алина дёргает рукавом, распрямляя руку, и протягивает смятый комок бумаги, который Ланцов поскорее разворачивает и напряжённо начинает читать всего три слова, пропитанные странным предупреждением, заставляющее трепетать над посланием. — Я всё улажу, Алина. То, как он говорит это, вынуждает неверяще покачать головой, что Старкова и делает, сжавшись чуть ли не пополам, расстроенная тем, что не знает, что и предпринять в этом случае. Она устало прикрывает глаза и вздыхает, будучи на последней стадии отрицания. Горечь, наполняющая её лёгкие и перекрывающая подачу кислорода, мешается своим существованием. — Перестань, Николай, — твёрдо отвечает Алина и сердится на саму себя. Её голос звучит жалко и надрывно. — Перестань обещать. Выполни, наконец, хоть что-то! Дарклинг проник в мой дом! Он мог убить меня! — Но не убил же, — пытается сгладить наступающую истерику Алины Ланцов и придерживает её за локоть, ведя обратно домой, в тепло. — Я разберусь с этим, клянусь. — Не клянись, — бросает Старкова и позволяет увести себя. — Ты всё равно не выполнишь то, что говоришь. Николай выглядит виновато, хоть за это ему благодарность. Алина сглатывает и качает головой, когда Ланцов пытается повести её через двери. — Боюсь, теперь мне не будет покоя в этом доме, — шепчет она, словно боится, что её слова кто-то услышит и воспользуется её слабостью. — Пожалуйста, уведи меня куда-нибудь в безопасное место, куда Дарклинг не сможет проникнуть. Николай вздыхает, смотрит внутрь дома, будто бы хочет что-то увидеть в таинственном полумраке коридора, и подводит Старкову к скамейке, стоящей наподалеку. Спокойно осматривает территорию и, не замечая ничего опасного или угрожающего, кивает сам себе. — Посидишь здесь? Пока сбегаю за твоими вещами. Алина кивает и вздрагивает, когда пальцы Ланцова прикасаются к её лбу и щеке в жесте приободрения и лавируют по всему лицу, очерчивая каждую линию и неровность, легонько пройдясь по белоснежным волосам, выглядящим как нечто волшебное. Николай распрямляется и, поведя плечом, снимает свое несомненно дорогое пальто, накрывая плечи Алины им, чтобы удержать тело в тепле. На улице бушует начало весны, так что лучше не испытывать судьбу и одеться. — Я недолго, — и уходит в темноту дома, словно тьма пожирает его, лакомый кусочек. Старкова вся сжимается, локтями упираясь в голые коленки, все испещренные красными отметинами краски, будто кровью отмеченная, и прикрывает ладошками глаза, усталые и блёклые, что истратили свой прежний блеск за эти месяцы. Вздыхая полной грудью, которая скована страхом и осколками ужаса, поселенными благодаря записке, предупреждением от Дарклинга, который прижился в истерзанном от напряжения сердце, Алина вглядывается в решетчатые ворота и понимает, что такой дизайн сыграл свою роль в проникновении. Морозный воздух заставляет кожу стянуться и заледенеть, а щёки — заалеть. Весна в этом году не благосклона и скупа на теплоту. Алина дёргается, когда тело ощущает иллюзорное прикосновение к плечу, и поджимает губы от осознания полной беспомощности и жалости к себе, что пропитала каждую клеточку тела, каждый сосуд, каждую артерию. Тучи скрывают звезды, и небо иногда в эту весну называют беззвездным. И опять-таки на ум приходит лишь культ Беззвездного Святого, как прозвали простой люд Дарклинга. Ужас. Почитать убийцу и преступника — высота, до которой теперь никому не добраться, верх тупости и непонимания. И теперь Алине остаётся только подтирать слезы, капающие из глазниц по пунцовым щекам навстречу губам, что с лёгкостью принимают их, чувствуя соленость. Ведь немногие, но наберутся такие люди, которые будут выгораживать Дарклинга, который заслуживает пожизненного срока за содеянное. Николай выходит из дома с рюкзаком, с которым Алина некогда путешествовала по Европе, и курткой, которая всё ещё носит на капюшоне мех. Он кладёт рюкзак на колени Старковой, забирает свое пальто, надевая на себя, и укутывает её в куртку, так безопасно накрывая мехом, скользящим по мокрым щекам. Алина благодарно кивает и силится подняться, но от пережитого шока её ноги трясутся и не могут устоять в одной позиции дольше, чем пару-тройку секунд. — А ну-ка, сядь, — приказным тоном говорит Ланцов и шутливо, видимо, дабы разбавить атмосферу напряжённости, стучит пальцем по её носу. Затем надевает рюкзак на плечо и поднимает Алину на руки, на что она издаёт вздох, но никак не протестующий звук. — Поедем ко мне. Думаю, матушка обрадуется твоему присутствию. Алина стонет. Нет, это будет истинным испытанием. Встретиться с Татьяной Ланцовой, значит, побывать на приёме у чертенка, который своими претензиями и подозрительностью вызовут тошноту и желание поскорее уйти из дома Ланцовых. — Моя мама — ангел во плоти, — пытается повысить градус веселья между ними Николай. — Она определённо мечтает с тобой вновь встретиться. — Только не после того, как я разбила её дорогой сервиз, привезенный из самой Италии. — Испании, милая, — легко поправляет её Ланцов и открывает двери автомобиля, сажая Алину на переднее пассажирское сидение и отдавая рюкзак ей в руки. — Пристегнись, а то меня оштрафуют. — Смешно, — ей было бы смешно, если бы он говорил это в серьез, ибо Николай — любитель побесить всех и вся, даже камеры слежения. — Но ты не останавливайся. Быть может, к тридцати годам ты сможешь развеселить меня. — Держу пари, я смогу поднять тебе настроение за пару часов, — улыбается Ланцов и заводит мотор. Он протягивает Старковой ключи. — От чёрного входа. Мало ли. Алина забирает связку и напряжённо смотрит на дорогу, словно пули автомата Дарклинга полетят прямо в лобовое стекло автомобиля Николая, который бодро поворачивает колёсико магнитолы и включает музыку, состоящую сплошь из криков и бессмысленных слов. Heavy metal. Но Старкова не морщится, хотя всегда так делает, и лишь аккуратно пристегивается, видимо, желая немного побесить доставучего Ланцова, что плавно выезжает на трассу после нескольких секунд проезда домов. Трасса мелькает разводами тьмы и света: некоторые фонари горят, освещая путникам дорогу, а другие дышат на ладан, едва-едва догорая. Сейчас всё кажется таким спокойным и умиротворенным, что Алина позволяет себе на секунду прикрыть глаза, прежде чем услышать далёкий шум и нецензуру от Николая. Машину резко поводит в сторону, отчего голова Старковой встречается со стеклом дверцы и ощущает все прелести удара о твёрдый предмет. В глазах темнеет, но не столь критично; висок начинает нещадно пульстровать, и вдруг становится пусто и морозно, словно кто-то пытается засунуть Алину в двадцатиградусный мороз. — Эй, эй, не отключайся, — с паническими нотками в голосе ошалело говорит Ланцов, высвободившись из-за руля. — Алина! Не закрывай глаза! — Да я не закрываю их, Николай! — Фух, я думал, придётся откачивать тебя. — Ты банально искусственное дыхание не можешь сделать, что уж говорить об откачивании, — мягко ворчит Старкова и со стоном приподнимается, наблюдая, как Николай расстегивает на ней ремень безопасности. — Что произошло? Ланцов морщится и передергивает плечами, на мгновение задерживая дыхание. Видимо, грудная клетка у него в хлам, раз ему тяжело дышать. — На встречку кто-то выехал, — тяжело отвечает он и со смешком дёргает волосы Алины, которые запутались в ремне. — Но, думаю, этот кто-то заснул. — Мы бы тоже заснули, — едко говорит Алина и распрямляется, вздрагивая, когда шевелит повреждённой правой рукой. — Навсегда. — Тебе нужно больше оптимизма, — фыркает Ланцов. — А ты, я погляжу, королева веселья, — хмыкает Старкова и осторожно двигает пальцами ручку двери; та поддаётся, но с трудом. — Ты как вообще? — Ну, в груди что-то хрустуло, но это не столь важно: заживёт, — отмахивается Николай и открывает дверь со своей стороны, спрыгивая на помятую траву. — Воу, куда нас так занесло, милая. Алина оглядывается и присвистывает: они съехали с трассы прямо в небольшое углубление земли, наполненное высокой травой и одуванчиками. Она дёргает плечами и слышит характерный хруст, отчего всё тело мгновенно напрягается и натягивается, словно тетива. Ланцов пытается найти связь на телефоне, чтобы позвонить, но заветные палочки не хотят появляться; он тяжко вздыхает и кривится от дискомфорта. В небо уходят облачка белого дыма. — Н-да, дела. — Что, наконец твой оптимизм ушёл? — саркастично интересуется у поникшего Николая Алина и идёт к нему, будучи неспокойной, когда заглядывает во мрак горизонта. — О! Появилась! Ланцов сразу же, как умалишенный, начинает тыкать в сенсорный экран и наконец-таки набирает кого-то, прикладывая трубку к уху, которое испещренно маленькими шрамиками и запекшейся кровью. — Назяленская! Какая неожиданность… — он спотыкается на фамилии Зои, но продолжает, как ни в чем ни бывало: — У нас тут с Алиной беда: авария небольшая… — Небольшая? — шипит Старкова и готовится дать Ланцову пощёчину, но его потерянный и побитый вид вселяет лишь жалость, поэтому она сдерживается. — За нами скоро приедут, не волнуйся, Алина, — важно говорит Николай и получает лёгкий тычок в плечо. — Эй, ты чего? — Как ты можешь так легко о случившемся говорить? — резко спрашивает Алина, будучи на взводе. — Нас пытались убить! И только посмей сказать, что «не убили же» — я тебе язык вырву! Ланцов наконец теряет вид весёлого оптимиста и начинает источать тревогу и печаль. — Лучше нам поверить, что это был несчастный случай, милая. — Что? — Чем меньше народу знает, тем лучше вычислить Дарклинга — вдруг он среди нас? — он пожимает плечами и дёргает уголком губ, которые расчерчиваются царапиной. — Так что нам пока ничего не надо предпринимать, Алина. Я сделаю так, чтобы тебя не тронули. Веришь мне? Алина со скептицизмом смотрит на серьёзное лицо Ланцова и, вздыхая, кивает: что-что, а обещания Николай старается выполнять с душой. Только его вид то ли пирата, то ли контрабандиста не внушает доверия, но Старкова знает, что его внешность и напускная весёлость бывают обманчивы. — Я помогу тебе справиться со всем этим, хорошо? Алина кивает и идёт в крепкие объятия друга.

***

— Это агент Кириган. Алина, не отрываясь, смотрит на него и смотрит, смотрит и смотрит. — Он твой телохранитель, — улыбается Ланцов и похлопывает Киригана по плечу, отчего он неодобрительно поглядывает на его перебинтованную руку. Но Николай, как бронепоезд, ничего не замечает — или игнорирует — и подходит к Старковой. — Ну как? Будешь с ним, как за каменной стеной. Алина смущённо глядит на Ланцова и Киригана, а потом кивает, зная, что слова прозвучат сухо и несколько безжизненно. — Агент Кириган проведёт тебя до машины, — весело продолжает вещать Николай. — Правда, агент? Кириган кивает и почтительно подаёт свой локоть, чтобы Алина смогла опереться на него. Старкова готова разрыдаться. Он, что, её защитит?