The Lesson of You

      Гарри Поттер сказал бы, что, в общем-то, он любит детей. Они довольно милы, когда они маленькие, все такие мягонькие с широкими улыбками, и интересны, когда становятся старше, задавая вопросы с молниеносной скоростью. По крайней мере, именно таким был опыт Гарри с Тедди. Андромеда неоднократно говорила ему, чтобы он не воспринимал Тедди как пример для подражания всем детям в мире; он, безусловно, необыкновенно хороший, прекрасно себя ведет, вежлив и в целом, он рад находиться рядом с ним. Иногда, когда Тедди сворачивался калачиком на коленях у Гарри, уткнувшись лицом ему в плечо, когда спал, Гарри посещали мысли о том, чтобы завести своего собственного. Было бы неплохо иметь кого-то, когда приходишь домой, и кто всегда до смешного рад тебя видеть, и кто захочет услышать каждую деталь твоего дня, в то же время бросаясь описывать свой собственный. В эти моменты Андромеда говорит, что он становится «задумчивым». Гарри не может с ней не согласиться.       Так что Гарри в общем-то любит детей, но это не значит, что он хочет их прямо сейчас. Возможно, лет через пять или десять, когда у него действительно появится партнер, о котором можно будет рассказать, а не череда перепихонов, которые часто не доходят дальше промозглого переулка за тем баром, в котором он их подцепил. Возможно, было бы неплохо, рассуждал он, полюбить кого-то так сильно, что захотелось бы создать комбинированную миниатюрную версию самого себя.       Однажды, после того, как последние кратковременные отношения Гарри — крайне кратковременные, поскольку он не думал, что у него хватит сил на отношения, длящиеся больше месяца — закончились, его одурманенный алкоголем мозг счел блестящей идеей спьяну спросить Гермиону, смогут ли они вместе завести ребенка. По-видимому, он пьяно болтал об этом целых пять минут, прежде чем скривить лицо и заявить, что, несмотря на его внезапные отцовские желания, он не будет заниматься с ней сексом, потому что это было бы все равно, что трахнуть свою сестру. Рону тогда было не до смеха, но ему доставляло удовольствие дразнить Гарри по этому поводу при каждом удобном случае, теперь, когда он понял, что Гарри не собирался пытаться увести его девушку той глубокой ночью.       Луна предложила Гарри взять на воспитание ребенка, осиротевшего во время войны, но Гарри сомневался, что это сработает. Даже несмотря на то, что он был тем, кем стал, Министерство, скорее всего, засуетилось бы и постаралось бы отвернуться от этого, если бы он подал заявку на участие на их программу. Несмотря на то, что он спас этот чертов мир, люди, очевидно, не считали его жизнь — да и вообще его самого, если уж на то пошло, — таким уж стабильным. Не то чтобы он был не согласен с ними, если бы его спросили об этом. Он не был неуравновешенным, но отсутствие текущей карьеры не пошло ему на пользу на суде общественного мнения.       Дальнейшее решение Рона заключалось в том, чтобы Гарри купил себе шишугу*. Эта идея пришлась Гарри по душе, и на следующий же день он купил Тодда у лучшего заводчика в Уилтшире. Он хотел взять собаку из спасительного центра, что-то вроде тех, что есть в маггловском мире, и был очень удивлен, услышав, что в волшебной Британии их просто не существует. По всей видимости, в волшебном мире шишуг разводили в определенных количествах избранными заводчиками, и таких приютов не существовало. Поэтому Гарри купил Тодда за большие деньги у старого, чопорного волшебника в синей мантии, который все время называл его «юным Генри».       Рон чуть не описался от смеха, когда Гарри привел Тодда в Нору через неделю после того, как купил его. Он бы привел его и раньше, но абсолютно все, что он прочитал об этой породе, когда он готовился к приезду своего питомца, говорилось, что нужно дать шишуге «акклиматизироваться», так что именно это он и сделал. В книгах, скорее всего, подразумевалось, что хозяин должен заниматься своими делами и предоставить шишуге освоиться, пока его нет, но Гарри было очень жаль Тодда, когда он захотел выйти купить продукты на второй день своего пребывания в роли владельца животного. Тодд уселся в прихожей и со скорбью уставился на Гарри, когда он схватил свое пальто, и заскулил, когда рука Гарри коснулась дверной ручки. Поэтому Гарри остался с ним в тот день, как и во все остальные в течение недели. Они с Тоддом тогда отлично провели время, сидя на диване и смотря старые маггловские фильмы на специально изготовленном Гарри телевизоре. Тодду очень понравилось, когда Гарри включил «Лесси»; фильм, который Гарри купил специально для Тодда из-за использования персонажа маггловской собаки. Тодд тогда бегал по комнате, прыгал, тявкал и пытался заставить собаку с телевизора выйти и поиграть с ним. Гарри все это показалось довольно милым.       «Милый» было не совсем первой реакцией Рона на встречу с Тоддом.       Когда Гарри вышел через камин в комнату с Тоддом в пальто, он объявил его имя всем Уизли которые находились в комнате, вытащив Тодда и подняв его в воздух. У Рона по лицу текли слезы, когда он спросил Гарри, действительно ли он назвал своего шишугу Тоддом.       — Я считаю, что это хорошее имя, — возмущенно ответил Гарри, — Знаешь, сложновато называть питомцев по именам. Он же не может высказать мне свое мнение по этому поводу.       — Но Тодд? — Рон судорожно вздохнул, — Это не совсем имя для шишуги.       Он замолчал после того, как Джинни ударила его по спине, а Гермиона забрала Тодда у Гарри и посадила его на колени к Рону. Рон сразу же после этого привязался к Тодду, носил его по комнате и пытался вовлечь в разговор, говоря странно низким голосом, потому что «как еще может говорить Тодд, Гарри?»       Стремление Гарри отгородиться от своих размышлений с помощью Тодда сработало исключительно хорошо; на днях он даже не пошел смотреть на детей в Косой переулок. Конечно, его присутствие рядом с этими детьми обычно заканчивалось тем, что их матери подталкивали детей к Гарри в попытке сделать…что-то. Гарри не совсем понимал, что именно, но, казалось, женщинам нравилось, когда он стоял, держа на руках их отпрысков, большинство из которых обычно были рады, что он их держит, что значительно облегчало его странный опыт. Гермиона говорила, что матери хотели, чтобы его удача перешла к их детям, или что-то столь же странное, что не имело ни малейшего смысла, если об этом задуматься. Это не было похоже на то, что кто-то мог потереть ему лоб и иметь невероятно удачный день или какую-то ерунду, но Гермиона всегда шикала на него, когда он рассказывал подобные вещи. Она тогда сказала, что это заставляет людей чувствовать себя лучше, находясь рядом с ним, что он был символом безопасности или что-то в этом роде. Гарри не сильно возражал против этой части, поэтому он, как правило, мирился с этим. Кроме того, ему нравилось ощущать тепло в груди, когда малыши улыбались ему, так что это не было похоже на большое испытание.       Таким образом, операция «Тодд» удалась на славу. В данный момент Гарри не чувствовал необходимости спонтанно устраивать детскую в одной из свободных комнат на площади Гриммо, поэтому он назвал это успехом. Нет, он был вполне доволен, сидя на диване с Тоддом, когда тот клал свою мордочку на бедро Гарри, и в этот момент не было необходимости ни в каких детях.       Гарри сначала не совсем понял, что происходит, когда Тодд спрыгнул с дивана и, громко тявкая, бросился к входной двери. Гарри услышал, как он резко остановился в холле, все еще продолжая тявкать, когда его остриженные коготки скользили по половицам.       Гарри уже открыл рот, чтобы позвать Тодда обратно, когда из парадного холла раздался удар. Гарри мгновенно вскочил на ноги, ожидая увидеть, что Тодд с разбегу умудрился впечататься в чертову стену или во что-то другое, когда он завернул за угол. К счастью, стены были целы и Тодд все еще твердо стоял на земле, когда он лаял на дверь.       Гарри подскочил, когда раздался еще один удар. Нет, не удар — стук. Кто-то стучался в дверь. Кто стучался, Гарри не знал, потому что в дверь никто не мог стучаться. К нему могли придти по каминной сети, или вызвать через огонь, или же послать ему сову. Даже Рон с Гермионой не приходили и не стучались в его дверь, не предупредив предварительно, что собираются аппарировать к нему домой, а они никогда не приходили в такой поздний час. Гарри должен был быть в постели уже несколько часов назад.       Он уставился на дверь с некоторым сомнением, честно говоря, немного нервничая. Мерлин знал, кто это. На улице стояла чертовски ужасная погода, последние два дня Темза практически вылилась на прилегающую территорию. Человек должен быть определен. В голове Гарри мелькнула мысль о возрождении группы Пожирателей Смерти, но он решительно покачал головой. Вероятно, если кто-то, кто хочет его убить, не будет таким наглым, чтобы стучать в его входную дверь и проклинать его, когда он ее откроет. Они были бы немного изобретательнее в этом вопросе.       Еще один стук вернул Гарри в реальность, и он подходя к двери, ногой оттолкнул Тодда с дороги. Тодд возмущенно чихнул, но замолчал, усевшись за ногой Гарри.       Гарри достал свою палочку и держал ее наготове, открывая дверь и заглядывая в щель.       Но там никого не было.       Он нахмурился и открыл дверь чуть шире, вглядываясь в дождь, который шел ливнем, уже слегка намочив его даже через небольшую щель в двери. Гарри уже собирался закрыть дверь и списать это на шутку одного из своих друзей, который решил так подшутить, когда его остановил тихий визг.       — Папочка, — закричал тоненький голосок, и внезапно дверь была отодвинута с того места, где к ней прижималась нога Гарри. Он удивленно вскрикнул и, посмотрев вниз, увидел темную макушку. Маленький человечек пытался просунуть себя в щель в двери, отталкивая его ногу от дерева в попытке пролезть.       — Что… — начал Гарри. Его первой мыслью было, что одна из групп возродившихся Пожирателей Смерти действительно собрала все свои мозги с пола и стала более изобретательной, уменьшившись, чтобы они смогли просто пробежать через его ноги и ворваться в его дом, свободно причиняя весь хаос, который они хотели. Но нет, даже самый отбитый Пожиратель Смерти не мог бы с невозмутимым видом назвать Гарри «Папочка». Этого не могло быть. Гарри готов поставить на это весь свой счет в Гринготтсе.       Маленький человечек посмотрел на него и широко улыбнулся, и в его маленьком рту заметно не хватало нескольких зубов.       — Перестань играть в игры, папочка. Там холодно, — маленький человечек обхватил себя руками и притворился, что дрожит, издавая при этом преувеличенный звук «бррр».       Пока Гарри смотрел, его хватка на двери ослабла, и он открыл ее, чтобы пропустить ребенка. Ребенок еще раз улыбнулся ему и вприпрыжку бросился в холл, и несколько случайных капель воды скатились с его одежды на половицы.       — Тодд, назад, — сказал Гарри, подталкивая шушигу ногой, когда он издал небольшой счастливый звук при виде еще одного человека.       — Бобби! — завизжал ребенок, падая на пол и пытаясь обнять Тодда. Тодду, предателю, явно нравилось внимание, если судить по преувеличенному вилянию его маленького тельца.       В свете коридора Гарри разглядел, что ребенок, скорее всего, был маленьким мальчиком, его темные волосы прилипли ко лбу слипшимися от дождя прядями. На нем было ярко-зеленое пальто и красные ботинки с желтыми крапинками, а из кармана пальто наполовину свисала синяя шерстяная шапочка.       Поскольку охранные чары дома Гриммо не начали срабатывать, как только мальчик переступил порог, Гарри не стал сразу же связывать его по рукам и ногам. Дом, похоже, не считал его опасным, так что Гарри немного расслабился. Он отчасти ожидал, что прозвучит сигнал тревоги и ребенок будет выброшен обратно на улицу, превратившись в сбежавшего Пожирателя Смерти или в кого-то еще. Теперь, глядя на мальчика, обнимающего Тодда, на Тодда, который восторженно облизывал его лицо, Гарри не мог представить, что ребенок был какой-то пешкой Пожирателя Смерти. Но он был кем-то. Кем-то, очевидно же, не опасным, но все же кем-то. Гарри придется быть осторожным. Если площадь Гриммо не признавала что-либо опасным, то это не обязательно означает, что это не так. Боггарты, которые были в комнатах наверху, когда Гарри переехал, могли это подтвердить.       С другой стороны, мальчик мог просто забрести не в тот дом. Ребенок не мог быть магглом, иначе он вообще не смог бы увидеть площадь Гриммо. Гарри не стремился держать дом скрытым, так как это было очень хлопотно, но магглы все равно не могли его видеть. Скорее всего, ребенок-волшебник просто потерялся.       — Эмм, извини? — сказал Гарри, опускаясь на колени, — Ты знаешь, где твои родители?       Ребенок повернулся от Тодда к Гарри, и его широко раскрытые глаза прищурились, когда он улыбнулся.       — Ты прямо передо мной, глупый. О, папа снова играет в прятки? Давай найдем его, папочка, — ребенок взял Гарри за руку и потащил его по коридору, заглядывая в другие комнаты.       — Папочка? — пробормотал себе под нос Гарри. Вот это была настоящая шутка.       Мальчик с громким смехом распахнул шкаф, нахмурился и закусил губу, когда там никого не оказалось.       — Где папа, папочка? — спросил ребенок, поворачиваясь к Гарри. С такого близкого расстояния Гарри мог видеть, что у ребенка были очень светлые глаза странного бледного серо-зеленого цвета.       — Я не уверен, приятель, — сказал Гарри, присаживаясь на корточки перед мальчиком. Он изо всех сил попытался ободряюще улыбнуться, пытаясь включить то, что обычно заставляло детей собираться вокруг него, — Его здесь нет. Не хочешь пройти на кухню? Если ты голоден, у меня найдется что-нибудь перекусить.       — Хорошо, — улыбнулся ребенок, явно успокоенный предложением Гарри.       Гарри привел мальчика на кухню, усадив его на стул, который был трансфигурирован так, чтобы быть ближе к столу, чтобы мальчик мог дотянуться до него. Он порылся в одном из шкафов, пока не нашел коробку с печеньем в форме животных, которое очень любил Тедди. Насыпав немного в миску, он поставил ее перед ребенком, ободряюще улыбаясь ему.       К его удивлению, маленький мальчик сморщил нос и посмотрел на миску с таким уровнем явного презрения, что Гарри даже не был уверен, что ребенок способен на такое.       — Не нравятся? — спросил Гарри, слегка фыркнув при виде лица мальчика.       — Папа говорит, что они не имеют никакой питательной ценности, — сказал мальчик, кивая сам себе.       — Никакой питательной ценности? — спросил Гарри, — Черт возьми. — он взял миску, высыпал печенье обратно в коробку, открыл холодильник и достал манго, — Как насчет этого?       — Фрукты, — воскликнул мальчик, улыбаясь. — Папочка, ты можешь порезать его на звезды? Они вкуснее всего, когда ты так делаешь.       — Гм, хорошо, — сказал Гарри, все еще немного нервничая из-за того, как мальчик называл его. Он действительно нарезал манго и трансформировал кусочки в маленькие звездочки, к большому восторгу мальчика.       — Папа говорит, что я должен есть все фрукты, — сказал мальчик с набитым манго ртом, — Чтобы я мог быть таким же большим и сильным, как ты.       — Звучит неплохо, — рассмеялся Гарри. Он некоторое время смотрел, как ребенок ест, прежде чем продолжить, — Не хочешь поиграть в игру?       — Хочу, — воскликнул он, одарив Гарри улыбкой, в которой блеснули его отсутствующие зубы.       — Вот как мы играем: я задаю тебе вопрос, и ты должен на него ответить. Потом, если хочешь, можешь задать вопрос и мне, хорошо?       — Хорошо.       — Как тебя зовут?       — Глупо, папочка, — воскликнул мальчик, улыбаясь сквозь кусочек манго.       — Мы играем, помнишь? Это означает, что ты должен ответить. — Гарри одарил мальчика, как он надеялся, ободряющей улыбкой.       — Отлично, — сказал он, театрально закатывая глаза. — Меня зовут Олли.       — Олли? — уточнил Гарри, кивнув головой.       — Нет, Олли, — сказал мальчик, пытаясь произнести это сквозь набитый манго рот.       — Именно это я и сказал, — засмеялся Гарри.       — Хорошо, папочка, как скажешь, — Олли снова закатил глаза, — Значит ли это, что теперь я могу задать тебе вопрос?       — Если хочешь.       — Почему ты называешь Бобби Тог?       — Ты имеешь в виду Тодда? Так зовут моего шишугу, — сказал Гарри, взглянув на Тодда, который в данный момент свернулся калачиком под стулом Олли.       — Его зовут Бобби, — невозмутимо ответил Олли.       — Тогда, думаю, ты можешь называть его Бобби, если хочешь, — отступил Гарри, послав молчаливое извинение Тодду, — Следующий вопрос: сколько тебе лет?       Олли поднял пять пальцев.       — Мне пять и два месяца. Папа говорит, что месяцы тоже важны.       — Действительно, так и есть, — сказал Гарри.       — Можешь задать еще один вопрос, раз уж твой оказался таким легким, — сказал Олли. Он бросил на Гарри взгляд, в котором читалась жалость. Гарри захотелось рассмеяться, увидев взрослые эмоции на маленьком лице ребенка.       — Олли, как ты сюда попал? Тебя кто-то подбросил или сказали постучать в дверь?       — Нет, — сказал Олли, слегка нахмурившись, — Я действительно не помню. Я был с тобой в большой комнате, куда мне нельзя заходить, но ты сказал, что мне можно, потому что я был с тобой, и я случайно упал, а потом оказался на улице. Пожалуйста, не сердись, папочка, я не хотел ничего трогать.       — Я не сержусь, — сказал Гарри, — Но почему ты постучал в дверь? Ты бывал здесь раньше?       — Да, мы приезжали летом, разве ты не помнишь? — Олли сделал паузу, продолжив, когда Гарри слегка кивнул ему, — Я не знал, где нахожусь, потому что было темно и шел дождь, но я видел парк, в который папа водил меня, когда мы были здесь, поэтому я искал вывеску с надписью Грим. Я действительно не умею произносить это хорошо, но папа говорит, что все в порядке, если я знаю только первую часть.       — Как зовут твоего папу?       — Его зовут папа, — сказал Олли.       — Ты знаешь его фамилию? — спросил Гарри, вынимая из коробки одно из брошенных раннее звериного печенья и отправляя себе в рот.       — Поттер, — сказал Олли, произнося слово медленно, словно считая, что Гарри может его неправильно понять, — Как твоя, моя и Кэсси.       — Кэсси, это имя твоей матери? — спросил Гарри.       — У меня ее нет, — сказал Олли, в очередной раз закатывая глаза, — Ты опять ударился головой, папочка? Папа говорит, что ты иногда так делаешь, поэтому ты немного глупый.       — Может, и так, — сказал Гарри, обращаясь в основном к самому себе. Какова вероятность, что весь этот вечер был всего лишь галлюцинацией, которую вызвал разум Гарри, когда он жалел себя? Он улыбнулся, когда Олли зевнул, — Ты устал?       — Уже так поздно. Папа говорит, что мне нужно ложиться спать в приемлемое время.       — Положенное время, — поправил Гарри, — Похоже, он очень умный, твой папа.       — Ему нравится, когда ты так говоришь, — сказал Олли, отодвигая миску, — Он придет сюда сегодня вечером, папочка?       — Я так не думаю, приятель, — сказал Гарри, помогая ему спуститься со стула. — Но мы можем пойти и попытаться найти его завтра, если хочешь?       — Хорошо, — сказал Олли, зевая.       Гарри уменьшил свою собственную пижаму, чтобы она соответствовала размеру Олли, заставив ребенка смеяться, когда он переоделся в идентичную пару, которая все еще была в своем первоначальном размере.       — Папочка, можно мне сказку? — спросил Олли. Он свернулся калачиком в одной из свободных комнат Гриммо, подложив под себя подушки.       — Конечно, — сказал Гарри, присаживаясь на край кровати, — Что ты…       — Ты можешь рассказать о том, как принцесса потеряла туфельку? — спросил Олли. Его глаза постепенно закрывались, пока он говорил.       — Золушка? Твой папа рассказывает тебе маггловские сказки?       — Нет, глупый. Это делаешь ты. Ты рассказываешь их лучше, чем папа, но не говори ему об этом.       — Не буду, — согласился Гарри. После небольшой паузы он начал рассказывать сказку о Золушке, копаясь в своих воспоминаниях, чтобы вспомнить как можно больше из этой истории. Это не имело значения, потому что Олли уснул еще до того, как Золушка попала на бал. Гарри подоткнул одеяло вокруг ребенка и выключил свет, заглянув в комнату один раз, прежде чем закрыть дверь.       Гарри плохо спал в ту ночь. Он ворочался с боку на бок, думая о маленьком мальчике, который был в комнате дальше по коридору. Он надеялся, что Олли не испугается. Гарри помнил, что его первая ночь в одиночестве на площади Гриммо заставляла его вздрагивать каждый раз, когда дом издавал хоть какой-то тихий скрип, а он же был взрослым. Никто бы ему не поверил, если бы он сказал об этом, ведь он был — как это ни стыдно — самым храбрым и могущественным из ныне живущих волшебников, по мнению читательской аудитории «Ежедневного пророка». Гарри знал, что они подумали бы иначе, если бы увидели, как он закричал, когда жук заполз ему на ногу в тот день, когда он гулял в саду с Тоддом, но все же.       Мысли об Олли привели его к мыслям о его родителях. Видит Мерлин, что они, вероятно, сходят с ума от беспокойства, но было уже слишком поздно куда-либо везти мальчика. Министерство было закрыто на ночь, но утром Гарри первым делом отвезет туда Олли. Если повезет, к обеду тот вернется к родителям и сможет перестать называть Гарри чертовым «папочкой».       Гарри не стал бы лгать; его сердце действительно наполнилось радостью, когда он услышал, как искренне-восхитительный ребенок назвал его так, хотя он знал, что это не совсем правильно, и настоящий отец Олли, вероятно, не оценил бы этого. Гарри нахмурился и улегся рядом с Тоддом, которому он позволил спать в кровати только этой ночью.       Засыпая, Гарри представил себе лицо Олли. Его мучило то, что он, казалось, откуда-то его знал. Без сомнения, мальчик был похож на одного из своих родителей, и Гарри видимо встречался с ними в какой-то момент, вероятно, на одном из чудовищно ужасных приемов Министерства, на которые его заставляли ходить во имя единства после окончания войны. Выражение лица Олли, прежде всего, царапало какую-то часть глубоких тайников его памяти, пытаясь вызвать образ, который просто не мог прийти. Когда Олли сморщил нос или попытался изобразить ту крошечную ухмылку, которую он делал, когда смотрел на печенье с животными, Гарри знал, что видел это раньше. Кто-то, кого он знал, делал эти выражения перед ним, но он просто не мог вспомнить, кто.