Смерть — не скелет кошмарный
С длинной косой в росе.
Смерть — это тот кустарник,
В котором стоим мы все.
Это не плач похоронный,
А также не черный бант.
Смерть — это крик вороний,
Черный — на красный банк.
И. А. Бродский.
Проходили годы совместной жизни с Эреном. Марил не могла назвать это время счастливым, она больше не могла это сделать. Йегер слишком часто стал проявлять агрессию, которая была связана с неприятным коллективном на работе. Сегодня шатен вновь вернулся в плохом настроении, что сразу заставило брюнетку немного взволноваться. Девушка переживала в большей степени ни за себя, она боялась, что Эрен перейдет рамки, подняв руку на Кушель. — Марил, я дома, — уже с привычной агрессией в голосе произнес шатен, скидывая пиджак куда-то в сторону, — Ты не слышала что ли? — Тише ты, Кушель спит, разорался он, — девочка сладко спала в своей комнате, лежа рядом с матерью, парень прошел вглубь дома, оказавшись рядом с семьей. — Как же она выросла, — Эрен погладил дочь по голове, проводя рукой по всей длине ее волос, — Красавица... Марил, нам нужно поговорить, пойдем. Девушка уже не знала чего ожидать от своего мужа. Брюнетка автоматически стала вспоминать, какие проступки она могла совершить. Ведь последний раз ей влетело за то, что она просто не подогрела чайник, налив Йегеру прохладный напиток. Последнее время, Марил не надевала юбок, скрывая свои ноги, что были заполнены синяками и шрамами. Эрен мог позволить себе ударить ее любым предметом, не задумываясь о том, какие последствия это понесет. Кушель часто приходилось видеть, как отец избивает маму, поэтому у девочки сложилось впечатление, что так и должно быть. Однажды, девочка даже спросила у него, почему он не трогает ее мамочку сегодня, неужели она была такая хорошая. Марил замечала, как на ее глазах растет маленькая копия Йегера, чего девушка очень боялась. Если бы у нее была возможность сейчас все изменить, то она бы с радостью в тот день сказала «Нет». — Сегодня твой день рождения, Марил, — шатен говорил это с такой грубостью, что весь праздничный настрой просто исчез, — Я не успел купить подарок, потому, — Эрен чуть ближе подошел к жене, от чего та невольно вздрогнула, — Неужели ты так боишься меня? — Нет, ты чего... Конечно же нет, я никогда тебя не боялась, Эрен, — брюнетка старалась как можно сильней угодить возлюбленному, — Я только и делаю, что люблю тебя. — Правильно. но звучит как-то неправдоподобно... Но так уж и быть, — парень нежно поцеловал возлюбленную в лоб, — С праздником, любимая. — Спасибо, — девушка прошла на кухню, дабы разогреть что-нибудь для мужа, но тот вновь окликнул ее в более грубой форме: — Эй, сюда подойди. Марил вернулась в комнату из которой недавно удалилась, — Что это такое? — парень пальцем указал на книжку, что лежала на полу, — Я вроде бы разрешал тебе читать не эту книгу, — Йегер поднял литературу с поля, кидая ей в девушку. Угол на деревянном переплете ударил брюнетку в бок, от чего та невольно всхлипнула, — Тихо ты, ребенка разбудишь, — Эрен ближе подошел к девушке, хватая ее за горло, чуть сжимая, — Я отношусь к тебе я уважением, а ты... Словно тварь последняя, — шатен оглядел Марил взглядом полным гордости и разочарования. — П-п-прости, Кушель хотела именно эту книгу, — Йегер подняла книжку, что валялась под ее ногами. Эрен любил жену, но всегда противился чувствам, он боялся потерять ее. Столь выраженная забота за своей любовью переросла в нечто более серьезное, опасное. Йегер стал причинять ей боль, считая, что таким образом он удержит Марил рядом с собой. Парень не рассчитывал на то, что таким образом лишь заставляет любимую противоречить своему выбору. Как бы Эрен не издевался над возлюбленной, он никогда не оставлял ее наедине со своими слезами, парень всегда поддерживал свою избранницу. Это было его лучшим качеством, которое могла выделить девушка.***
— Эрен,— брюнетка подошла к мужу с опущенными глазами в пол, — Кушель, кажется заболела... Девочка лежала на кровати, не имея возможности подняться на ноги, температура ее тела повысилась до 39,4 градусов. Громкий кашель раздавался по всему дому, отражаясь от стен притупленным эхом. Парень подошел к дочке, что спокойно спала на кровати, он огладил ее волосы, нежно целуя ту в лоб, — Солнышко мое, — Эрен не чаял души в ребенке, поэтому любое ее желание было для него законом. На тумбочке, возле койки, стояла огромная чашка с лекарствами, которые подавались маленькой Йегер каждый раз, стоило той только закашлять. Проходили недели, но Кушель так и не выздоравливала, что ужасно волновало родителей, врачи не могли поставить точный диагноз. Каждый раз говоря, что случай редкий, они никогда не встречали подобных симптомов. — Органы ребенка очень увеличены, что мешает нам прописать определенные препараты, леча одно, мы испортим ей другое, — усредненный ответ каждого педиатра. Марил, как и Эрен ни на шаг не отходили от дочери, которая медленно чахла на их глазах. Они понимали, что если не предпринять никаких мер, то Кушель протянет не долго. — Ты не думала, что стоит позвонить отцу? — Йегер обратился к возлюбленной, приобнимая ту за плечи. Когда дочка заболела, Эрен перестал поднимать руку на жену, скорее всего это было вызвано тем, что парень боялся потерять их обеих. — Я думаю это лишнее, папа очень любит Кушель, — брюнетка произнесла эту фразу, уткнувшись в крепкую, мужскую грудь. — Марил, — Эрен поглаживал девушку по голове, — Он заслуживает знать правду. Проведя длинный диалог, мужчина все-таки убедил невесту позвонить Леви и сообщить о том, что Кушель смертельно больна. Через несколько минут Аккерман уже был в доме Йегеров, сидя около внучки. Глаза, наполненные грустью смотрели на девочку, что закашливалась. Брюнет перевел взгляд на Марил, которая нервно покусывала губы. — Вы обращались в поликлинику? — Да, пап, они все говорят одно и тоже.. — по щекам матери полились слезы, стоило этому действию произойти, как Эрен тут же оказался около возлюбленной, прижимая ее к себе. — Может дело в деньгах? Какая сумма необходима, чтобы поддержать работоспособность ее организма? — Леви верил, что деньги - всему решение, но в этой ситуации все было намного иначе. — Господин Леви, не в деньгах дело, вы бы лучше с Кушель поговорили, а не с нами, — Эрен подошел к дочке, немного стягивая одеяло с ее маленького тело. Вид открылся на истощенное, детское тело. Кожа обтягивала кости, которые можно было пересчитать по пальцам, на руках ребенка было огромное количество синяков, которые образовывались из-за любого прикосновения к ней. Обыденный, слегка бежевый цвет тела приобрел иссиня-желтый оттенок. Волосы, что всегда были невероятно густыми и блестящими, потеряли свои свойства, они приобрели достаточно матовую структуру. Увидев это перед собой, Аккерман невольно выругнулся, по лицу потекла скупая, мужская слеза, мужчина поднял взгляд на Марил, что со скрещенными на груди руками, жалостливо смотрела на дочь. Девушка молча понимала, что вот так и закончится то, что так хорошо начиналось. — Марил, — отец позвал к себе брюнетку, хлопая по полу, рядом с собой, — Присядь немного. Девушка послушно подошла к Леви, усевшись рядом с ним, — Обещай, что сделаешь все, чтобы она была счастлива. — Обещаю, — Марил опустила голову вниз, сжимая в кулаках ткань своих брюк.***
Прошло несколько дней, на полу, в середине комнаты стоял маленький розовый гроб. Внутри которого навечно заснула девочка. Народ заходил и прощался с ребенком, что прожил совсем короткую жизнь. Меленькое платьице зеленого цвета все также прекрасно подчеркивало ее темно-каштановые волосы, которые были прекрасно уложены по небольшой подушке. Эрен и Марил стояли сбоку, смотря на всех тех людей, что обходили вокруг. Девушка еле сдерживала слезы, вспоминая те моменты, когда маленькая Кушель бегала по дому, громко топая ножками. Мать винила себя в произошедшем, винила себя в том, что не заметила первые симптомы, не обратила внимания, когда дочка начала слегка подкашливать: «прости, дорогая». Эрен, молча, приобнимал жену, что неподвижно стояла рядом. В голове мужчины творился беспорядок, он понятия не имел, что теперь делать. Самое главное чудо и счастье его жизни сейчас безжизненно лежит перед ним. Йегер боялся будущего, он словно потерял не просто часть себя, он просто потерял всю свою жизнь. Парень никогда даже не задумывался о том, что такое может произойти. Он настолько был увлечен собой, своими интересами, что в какой-то момент обесценил то, что было так важно. «Кушель, прости меня», произносил в своей голове Йегер, но было уже поздно. Леви проходил около гроба, останавливаясь возле тела ребенка, мужчина губами коснулся ледяного лба Кушель, оставляя на них последнее, свое прикосновение. Аккерман через силу смог признать, что это конец. Мужчина понимал, что никогда не встретит это сокровище, она больше никогда не произнесет своим голоском «дедушка». Настала очередь родителей в последний раз увидеть дочку. Марил через силу подошла к девочке, ласково касаясь ее ручки, что была выставлена из-под белой ткани. Мать переплела свои пальцы с детскими, обваливаясь на гроб, громко рыдая. Женщина просила прощения у дочери, что не слышала всех ее слов. Эрен в последний раз смог коснуться ее волос, он больше никогда не сможет сделать этого снова. Парень поступил как и его любимая, он тоже опустился на колени перед гробиком, оглаживая тело дочки. По щекам мужчины текли горькие слезы полные горя и скорби. — Прости, — последнее, что произнес Йегер перед тем, как крышка гроба была закрыта. Девочку захоронили на самом приличном кладбище, что считалось самым лучшим в городе. На могилке скопилась кучка игрушек и цветов, кто-то приходил и клал книжки, кто-то просто угощал ушедшую конфетами. Эрен все также крепко обнимал Марил, шепча ей на ухо о том, что Кушель теперь счастлива, она наконец-то не мучается. Но девушке не становилось легче от этих слов, она просто продолжала плакать, не переставая. Их идиллию нарушил Леви, который встал перед парой, — Я уверен, что последнее о чем она думала, это были вы, — серьезные глаза бизнесмена были наполнены слезами и болью. Аккерман приобнял Эрена и Марил. Пережить такое испытание, как смерть родного человека, – непросто. Кажется, что земля уходит из-под ног, когда осознаешь, что уже ничем не сможешь помочь. Ещё больней становится, когда понимаешь, что больше никогда не увидишь столь драгоценных глаз, не сможешь почувствовать тепло этих рук, не услышишь родной голос. Заполнить пустоту в душе кажется совершенно невозможным. Боль даже если и утихает со временем, окончательно она не пройдет никогда, лишь заболит сильнее.