Я и демон внутри меня

      Чу Ваньнин пришел в себя в их доме на горе Лимин. Рядом с ним в постели, осунувшийся, с темными кругами под глазами и потрескавшимися губами, спал Мо Жань.       В груди, там, где раньше бурлила леденящая ненависть, стало пусто, и на ее место хлынули новые чувства. Такие горячие, что Чу Ваньнин сжал тонкий халат на груди.       Как он мог забыть доброту своего ученика?       "Я куплю вам много конфет, моя мама учила меня отвечать на добро".       Таким ли мощным было проклятье, или он сам хотел забыть? Чтобы без стыда подчинить, подмять и поработить того, кого любил?       Сон Мо Жаня был таким крепким, что его не разбудили ни прохладные руки, ни горячие слезы.       — Мо Жань, Мо Жань... Что я сотворил с тобой?       Чу Ваньнин погладил темные полосы на его шее, там, где ошейник впивался в кожу.       — Учитель подвел тебя. Ты свободен, я больше не обижу тебя, — уже зная, что нужно уходить, Чу Ваньнин все гладил смуглую кожу и шептал извинения.       Чу Ваньнин только хотел, чтобы Мо Жань не прошел путь Тасянь-Цзюня, а в итоге своими руками… Чу Ваньнин пророс в сердце Мо Жаня вместо демонического цветка. А все потому, что он был жадным и мечтал заполучить любовь своего ученика.       Мысль, что Мо Жань в последний момент не отдал его на растерзание заклинателям, была слишком обжигающей, слишком нереальной. Не стоило обманываться…       Не оборачиваясь, Чу Ваньнин вышел из комнаты, спустился по ступеням, прямо так, без верхнего одеяния, босой. И когда он готов был вызвать дракона, его окликнул низкий голос, такой, который привык повелевать.       — Ваньнин, — и все.       Он обернулся.       Постарался скрыть жажду во взгляде, но его глаза распахнулись и губы приоткрылись, словно Чу Ваньнин готов был спросить: “Это правда? Это ты? Ты вернулся?”       На ступенях стоял Мо Жань, но смотрел на него Император.       — Щенок наконец-то счастлив, — поморщился Тасянь-Цзюнь и сделал шаг, не обращая внимания на разошедшиеся полы его наряда. — Хозяин свободен. Он не перенесет, если ты сбежишь.       — А ты? — спросил Чу Ваньнин, и в голосе, к его досаде, было больше волнения, чем он готов был показать.       — От меня не скроешься. Хочешь ты или нет, но твое место рядом со мной, — он говорил уверенно и продолжал подбираться к нему, как хищник, готовящийся к броску.       Он подошел вплотную, и Чу Ваньнин запрокинул голову, не желая отступать.       — Я даже вернулся из ада за тобой.       У Чу Ваньнина не было слов. Ад?!       — Не смей убегать. Ты не трус, и я не позволю остальным заклинателям смотреть на тебя свысока.       — Невозможно вернуться. Тяжесть моих преступлений… — почему ему вообще есть дело до его невиновности?       — Ты был судьей и палачом, но не убийцей. Поверь мне, — усмехнулся Тасянь-Цзюнь.       — Ты не убийца, — он не договорил, губы Чу Ваньнина запечатала горячая ладонь.       — Не надо оправданий. Многое я сделал и без цветка ненависти. А ты спас весь их паршивый мир от вторжения Хуа Бинаня. Им стоит возносить молитвы и воздвигать тебе памятники.       Тасянь-Цзюнь схватился за скользкую ткань одежд Чу Ваньнина, и слабо затянутый пояс тут же развязался, а потом упал к их ногам. Смуглые ладони прижались к прохладной коже.       — Я вот готов молиться, — он притянул его к себе и поцеловал.       — Мо Жань, — позвал Чу Ваньнин между касаниями языка и губ. Он даже не собирался сопротивляться. Не успело солнце взойти, как он обрел опору под ногами. Император выжил. Его готовы простить. Слишком много счастья — как бы это все не оказалось сном. Но если раньше Чу Ваньнин постарался бы поскорее проснуться, то теперь он хотел взять от этого чудесного видения все, до чего сможет дотянуться.       — Хочу тебя, — шепот проник в его ухо, и Чу Ваньнин резко выдохнул, — прямо сейчас. — Император стиснул его в своих объятиях и сделал глубокий вдох. — Как ты пахнешь, Ваньнин. Один твой запах, и у меня все затвердело, — пальцы сжали тонкие запястья, но Чу Ваньнин не вырывался, когда его руки опустили на обжигающую даже через ткань плоть. — Не верю, что снова могу… — сбивчиво прошептал он. — Ты ведь помнишь все? Теперь я знаю, что за чувство заставляло меня бросать своих любовников, презренную Императрицу, и раз за разом возвращаться к тебе.       Тасянь-Цзюнь улыбнулся, почувствовав хватку на своей шее.       — Посмей тронуть кого-то еще, — в глаза Чу Ваньнина вернулся безумный блеск.       Ему нестерпимо захотелось причинить боль этому человеку. За те ночи, когда он не знал, чего в нем больше: радости, что сегодня Император не будет терзать его тело, или ядовитого беспокойства. Весь мир готов был лечь в постель к Тасянь-Цзюню. К его Мо Жаню.       — Тогда люби меня крепко, — прохрипел тот, а в глазах его горел восторг.       — Ты и представить не можешь, как я буду тебя любить, — пригрозил Чу Ваньнин и разжал пальцы, толкая Тасянь-Цзюня.       Император упал на колени, не отрывая взгляда от мужчины, восхитительного в своей неукротимой ревности.       Чу Ваньнин едва успел подумать, как его босая ступня оказалась на чужом плече.       — Поставил меня на колени, чтобы я вылизывал твои ноги? — усмехаясь, спросил Тасянь-Цзюнь. — А еще сильнее хочешь, чтобы я подмял тебя под себя, так? Со мной можешь не стесняться своих желаний. Мои потроха, кости и кровь — все твое.       — Забыл про душу, — с оттенком злости добавил Чу Ваньнин. Слова о бесчисленных связях этого Мо Жаня стекали по горлу, будто он и правда выпил уксус.       — Ты и есть моя душа. И весь ты — мой.       Тасянь-Цзюнь потерся щекой об изящную ногу, а потом его язык скользнул по тонкой лодыжке широко и легко. Зубы то и дело смыкались на фарфоровой коже.       — В той жизни или этой... Ты все тот же Ваньнин, и больше всего на свете желаешь оказаться на моем члене.       Не успел Чу Ваньнин охнуть, как Тасянь-Цзюнь поднялся, подхватывая его под ягодицы. Он обвил его ногами, чтобы удержаться, и тут же получил горячий и влажный поцелуй. Язык дразнил, толкался вглубь его рта, и Чу Ваньнин едва осознавал, что так же бесстыдно отвечает. Их дыхание смешалось, но они все не могли оторваться друг от друга.       Чу Ваньнин вскрикнул, когда Тасянь-Цзюнь без церемоний скинул его на нагретую постель.       — Ваньнин, сокровище мое, — он оторвался от его губ, только чтобы стащить раздражающие тряпки. — Десять лет... — он огладил стройные ноги, поднялся до бедер, развел их так, что Чу Ваньнин дернулся от боли. А потом застонал от настойчивых рук, которые ласкали, проникали, стискивали его так, что он не успевал понять, что делает Тасянь-Цзюнь.       — Не могу терпеть, — прошептал тот.       Он навис над Чу Ваньнином и приставил обжигающий член к едва растянутому входу. Толкнулся и тут же прижался грудью к любовнику. Чу Ваньнин выгнулся ему навстречу и застонал от заполненности, от жестких пальцев, которые стискивали его ягодицы.       Тасянь-Цзюнь вогнал член до конца и начал двигаться мощно и глубоко, так, будто и правда хотел затрахать его за годы одиночества.       Пускай.       Чу Ваньнин еще возьмет свое. Потом, когда наберётся сил, когда ядро станет крепче. Свяжет Тяньвэнем и отымеет без пощады. Этот ещё не знал члена в себе. Мысль о том, что он будет обладать Императором Мира Бессмертных, сводила с ума.