***
[27 марта 1945г.] Я писала, что стала бояться тишины, помнишь? Теперь я вновь ее полюбила. Или нет, не так. Я снова влюбилась в чистое небо, которое ночами больше не разрезает гул приближающейся смерти. Да и в доме теперь все больше веселого шума и людей, а улыбки более не кажутся такими уж натянутыми и вымученными. А несколько дней назад Билл вернулся: как и мой отец, он просто зашел в дом и развел руками. Теперь он, правда, выглядит, как после встречи с волками, зато Джинни снова шутить и смеяться начала. Сперва ее, конечно, в чувство приводить пришлось – не одна я такая, оказывается, связь с реальностью теряю, когда счастье обещает незамедлительно вернуться. И даже в городе лишь об этом и речь: скоро все закончится, скоро обязательно лучше станет. После стольких лет наконец-то вернется все то, что у нас отняли. Не за день, конечно, но ты ведь поможешь мне наверстать упущенное? Я столько всего хочу… настоящую сказку с тобой создать хочу, чтобы там кто нам не говорил. У нас все красиво будет и по-настоящему – не только в моих снах и фантазиях, а в реальном мире, вновь отстроенном, наполненным радостью. В мире, где мечты больше не будут казаться такими аж далекими. Так что ты возвращайся поскорее, мое потерянное в пылу войны счастье, а я буду ждать тебя, сколько бы ни потребовалось.***
[9 мая 1945г.] И вот у меня снова руки дрожат, и я, кажется, ничего не слышу, кроме все того же трещащего голоса из радио, что скандирует о победе. Неужели все и вправду закончилось? Я, кажется, снова не верю и не могу ни единого верного слова выцепить из этого бешеного калейдоскопа эмоций в голове. Конец. Конец. Конец. И больше ничего другого. Ад наконец-то снова вернулся под землю и позволил нам дышать на полную грудь. Почти позволил. Осталось дождаться всех вас и не сгореть в этом ожидании. Но в меня будто новую жизнь вдохнули, я отчего-то до этого момента и не замечала, насколько же устала, а теперь… теперь по-настоящему легко стало, словно все те разы, когда я сидела у цветов, у окна, у реки и безостановочно мечтала, лишь бы не думать о реальном, – я обманывала себя все это время, ведь мне, оказывается, нисколько легче не становилось. И все наши улыбки и смех – они тоже ненастоящими были, а лишь для того, чтобы хоть немножечко еще продержаться. День за днем, неделя за неделей – и так почти пять пролетело. И лишь сейчас я могу честно сказать, что весь этот защитный лед, каким я, незаметно даже для себя самой, свою душу от всего этого оградила, наконец-то начал таять. Только вот из-за этого я теперь совершенно внезапно и неожиданно могу расплакаться. Так что ты поторопись, пожалуйста, пока я целый Лондон не затопила. Ведь теперь-то уже все закончилось – ты должна найти меня, как и обещала, вернуться и теперь навсегда. Ты же помнишь, о чем я писала тебе? Абрикосы, яблоки, цветочное вино и буйный сад, глициния на стенах нашего дома, пикник на самом краю Лендс-Энда* и альбом с гербарием, маковый венок, букеты флокс, парные платья и жемчужное ожерелье – столько всего, что нам еще надо успеть. И ведь это только мои мечты, а твои же я до сих пор даже не слышала! Поэтому ты просто знай: для меня победа настанет лишь в тот день, когда ты вернешься.***
[2 июня 1945г.] Джинни меня уже больше недели после работы на вокзал водит: там каждый вечер поезда с солдатами приходят. И людей всегда так много: ждут, ждут, они все ждут и верят. Встречают и уходят, чтобы вернуться снова. И мы так с ней ходили, все знакомые лица искали. День за днем так продолжалось. И вчера она уже чуть ли не силой меня за собой тащила: невыносимо было покидать перрон в толпе тех, кто так и не дождался, оборачиваться каждый второй шаг и тщетно вглядываться в лица незнакомцев. А потом я услышала – не видела еще, но уже слышала их. До этого я абсолютно не понимала тех людей, что бежали куда-то сквозь толпу, расталкивая встречных локтями и спотыкаясь о чемоданы, но прошлым вечером и сама хотела так сделать, да трость мешала. Я пока доковыляла, Джинни уже пыталась Гарри в своих объятиях задушить, а Рон все причитал, что он здесь брат и как его могли так бесцеремонно проигнорировать. Представляешь, столько времени прошло, но так ничего и не изменилась. Они из самого Берлина вернулись, но все те же шумные мальчишки, какими я их и знала. У них лишь взгляд потяжелел, а так они прежние. Не знаю, сколько я вообще так простояла, просто глядя на них издалека. Да, я снова забыла, как шевелиться и, кажется, даже дышать. Глупо, не правда ли? И ненадолго вновь вернулось ощущения сна: сейчас будильник прозвенит и… но он так и не прозвенел – и вот уже мальчики меня душить принялись. И мир словно завертелся заново, да так быстро, что я даже трость свою где-то на вокзале посеяла, а заметила пропажу, лишь когда мы домой уже пришли. А ночью мне снилось, что я тебя встречаю. И даже перрон опустел, когда я в толпе твои черные кудри заметила. Лишь мы вдвоем на том вокзале остались и еще голос из громкоговорителя, чтобы люди не забывали о правилах безопасности. Это больно почему-то было: неотрывно смотреть на тебя и шаг за шагом, выстукивая тростью ускоренное биение сердца, приближаться к тебе. Ты ведь обещала мне! Обещала, что найдешь, когда эта чертова война закончится. И она закончилась! А тебя все нет – лишь тебя еще нет! Где же ты? Я теперь каждый вечер на вокзал ходить буду, искать тебя в толпе, пока все вокруг смеются и плачут, ждут и бегут навстречу… И я до последнего вздоха ждать тебя буду, ведь ты всегда свои обещания сдерживаешь, всегда.***
[8 сентября 1945г.] И вот я вновь одна нашу годовщину встречаю, за школьной партой ее встречаю. Мне ведь лишь год осталось отучиться, да и я все еще в колледж хочу поступить, поэтому снова за учебники взялась. Оказывается, я многое забыла за это время, вот и приходится теперь наверстывать, поэтому… ты прости, я перестала на вокзал ходить каждый день – лишь в выходные сейчас получается. И с каждым днем там людей все меньше, а вот в городе все больше, и все больше зданий принимают свой прежний – довоенный – вид. Наверное, уже через пару лет внешне и следа не останется, а так... Я… прости меня, Белла, я все еще жду тебя, просто не успеваю и… тяжело снова и снова уходить с вокзала в одиночестве. И тяжело просыпаться по утрам, когда ночью я вновь видела тебя в своих снах. Во все тех же, где мы на пустом перроне стоим, а я все никак дотянуться не могу до тебя – лишь несколько дюймов остается между нами, и ты всегда улыбаешься так слабо, прослеживаешь за каждым моим движением, но по-прежнему не шевелишься. Почему так? Где ты сейчас, Белла? Я даже несколько раз к твоему дому приходила. Его нет уже давно – только несколько стен да камин, а я все расстраивать тебя не хотела, вот и не писала об этом. Но я почему-то все равно прихожу туда, ведь вдруг ты вернулась, пока я на уроках была или в библиотеке, или еще где. Столько времени уже прошло – так почему тебя все еще нет? И я не хочу думать ни о чем абсолютно – лишь ждать, чтобы наконец-то дождаться. Я верю, Белла, ты жива. Жива. Прошу, скажи, что ты жива… * Лендс-Энд — скалистый мыс на юго-западе Великобритании.