Дрянной мальчишка

1704 год – Марья, ты не понимаешь! Даже Всевышний пытается донести это до твоей дурной головы!!! – Ты не ведаешь, что молвишь, Петр. Эта война и твои дурацкие амбиции окончательно сведут тебя с ума. - чеканила столица, не сводя грозного взгляда с царя, почти вырывающего свои волосы в порыве эмоций.     Пока двое неугомонных взрослых яростно спорили, причина спора спокойно спала в большой корзинке с одеялами и подушкой, стоящей на крепком дубовом столе, и мирно посапывала. И как этот малыш мог спокойно спать, когда под ухом разворачивается столкновение двух титанов, хоть и моральное?      Последний месяц на Заячьем острове был особенно суетным, и стройка, продолжающаяся сутками,  была здесь совсем не при чем.     В один ясный день, ранним утром, у ворот крепости была обнаружена корзина. И все бы ничего, да вот только в корзине этой лежал совершенно грудной младенец, укутанный в теплые одеялка. Никаких намеков на принадлежность ребенка к кому-либо найти не удалось. Никто не мог даже предположить, откуда взялся этот малыш, ибо женщин в округе почти не было, тем более на сносях. Сразу же было отправлено письмо в Москву и самой столице в частности, и только ответ белокаменной наконец смог пролить свет на Петропавловское чудо.     Петр, опьяненный идеей создания нового форпоста на Балтике, был вне себя от радости и ликования, когда ему сообщили, что его парадиз получил свое физическое воплощение в таком даже крохотном создании. Он нарек мальчика в честь апостола Петра, и так на свет появился Петр Петрович Романов, более известный как Санкт-Петербург. Не тратя времени на раздумья, он послал еще одно письмо к той, которую хотелось видеть меньше всего, но к той, что была просто необходима в данный момент. Это был первый визит Москвы в Петербург. – Боже правый, кончай уже с этим... – Ты просто не хочешь признавать будущее могущество моего парадиза! – Да! Что за дурость! Ты можешь сколько угодно твердить, что твой Петенька станет сильнейшим градом Европы, но я тебя уверяю, Швеция рано или поздно отвоюет эти земли, а ты,  как слепой котенок, будешь метаться по всей Руси без гроша в казне, не зная как одолеть гадину! - всплеснула руками Москва, все время старающаяся держать себя в руках.     Гневно надув ноздри, она отошла к окну и попыталась восстановить сбившееся дыхание.     Новоиспеченный же отец оперся о стол руками и склонился над своим "сыном", вглядываясь в тоненькие губки и пухлые щечки, за которыми все же прослеживались в какой-то мере аристократичные черты лица или просто намеки на них. – Боишься... - словно змей прошипел царь. – Что? – Боишься, что сместит тебя мой Питербурх... Сама ведь тоже казалась лишь забавой князя, а сейчас! – Петр резко зашагал к Москве, - Посмотри на себя, опора Русского государства!     Он приближался к девушке с ужасающим оскалом и безумным взглядом, до неузнаваемости извратившими его лицо. Наряду с его недюжинной комплекцией царь выглядел поистине пугающим и пробуждающим страх, потаенный где-то в глубине сознания. Петр остановился, нависая над Москвой, и был готов схватить ее, но... – А?!     Внезапно раздались оглушительный плач и визг только только проснувшегося младенца. Юный Петр требовал к себе незамедлительного внимания. Крик подействовал на царя благотворно, и тот сразу забыл о Москве и подскочил к своему чаду.     Прильнув к корзинке, Петр наконец вспомнил для чего он вообще приглашал Москву в Петербург. Ему нужно было заверить факт рождения нового города, а Москва выступала в роли заверителя из-за своего статуса столицы. – Боже... Марья! Прошу, подпиши это...     Девушка наскоро пробежалась по бумажке глазами и подписалась в правом нижнем углу. Ей хотелось поскорее покинуть душную крепость и направиться домой, так что она решила крайний раз взглянуть на ребенка.     Мальчик уже не плакал, но все еще капризничал, успокаеваемый улюлюкиваниями своего отца. Тут он перевел взгляд на величественную тетю с бордовой косой и замолк. Он уставился на нее своими большущими серыми глазами и через пару секунд улыбнулся. Москва, не ожидавшая таких милостей от петровского чада, смущенная, решила поскорее удалиться, лишь презрительно прыснув на прощанье. – Москва Юрьевна, просыпайтесь. Мы уже около Петербурга...     Марья открыла слипшиеся ото сна глаза и увидела Василису, которая предпринимала уже не первую попытку разбудить хозяйку. Москва настолько погрузилась в сон, что проспала целых 14 часов сряду, чем обеспокоила своих людей. Находясь в постоянном стрессе, столица не могла отдохнуть даже во сне: ей снились то расплывчатые жуткие образы, то четкие воспоминания минувших дней, тоже особо не помогавшие положению.     Зевнув, она выглянула в окно своей кареты, посмотреть, как же изменился молодой город за 8 лет. Погода была хороша, май благоухал красками и почти летними ароматами. За полями и густыми лесами показались дома. Все еще множество деревянных изб смотрели на девушку с толикой уныния. Жизнь здесь была по-прежнему нелегка из-за сырости и ветра, а основным занятаем жителей оставалась стройка, что тоже не приносила радости. Дело все-таки тяжелое. По мере приближения к Заячьему острову город становился все цивильнее: виднелись чьи-то миленькие усадьбы, каменные дома, гранитные мостовые и первые улицы. Хоть город и стал походить на западные аналоги, но Москва все также была уврена, что в России, тем более на болоте, европейца не взрастишь, сколько ресурсов в это не вливай.     Наконец карета въехала на территорию Петропавловской крепости.     Выйдя из своего транспорта, Москва наконец ощутила себя живой после такого долгого сна и недели переживаний в пути. С нее как будто спала мутная пелена, не дававшая девушке, по ее ощущениям, нормально существовать. – Москва Юрьевна! - послышался голос одного из слуг Петра, - Царь желает немедленно видеть вас у себя. – Боже, ну что за человек! Не успела выйти - сразу к делам! Вова, ты где там? – Да, барыня? - отозвался парень. – Распорядись о карете, а я пока отлучусь... Веди уж. - обратилась столица к царскому крепостному.